Огненная кровь. Том 1

Половина сосны упала поперёк склона, упёрлась макушкой в противоположный берег, а сверху рухнула вторая половина, накрест, образовав над водой небольшой мост. И Альберт, соскользнув вниз, упёрся в него ногами.

– Рита! Отпускай! Я тебя поймаю! – крикнул он.

– Да быть этого не может! – воскликнул Цинта, судорожно вытирая с лица воду и размазывая ладонями грязь, пытаясь разглядеть то, что происходило внизу. – Владычица степей!

До этого момента все, что творил князь, было невинными шутками: зажигание свечей пальцами, летающие перья, светляки и пускание горлом огня. Все это ни шло ни в какое сравнение с тем, чтобы управлять молниями. А вот у него на глазах, а Цинта готов был поклясться в этом, Альберт только что притянул молнию и направил её в дерево. И как это он, Цинта, пропустил тот момент, и не заметил, что сила князя вдруг так выросла?

Рита разжала занемевшие пальцы, заскользила вниз, и Альберт поймал её, подхватив за талию, а затем втащил на хрупкий мост и прижал к себе. Мутный поток ревел, подбрасывая к их ногам хлопья пены, хлестал по сосновым веткам, слизывая с берегов глину и сорванные листья. Альберт и Рита стояли над ним некоторое время, не двигаясь, прижавшись друг к другу, удерживая равновесие и едва осознавая чудесное спасение, чувствовали только, как дождь смывает грязь с их лиц.

– Кажется… у меня уже входит в привычку спасать тебя, – наконец, произнёс Альберт, глядя ей в лицо и убирая с её лба прилипшую травинку, – сильно испугалась? Держись за меня, сейчас выберемся отсюда.

– Мы такие грязные, – растерянно ответила Рита и принялась разглядывать сосну, ручей и склон, и всеми силами стараясь не смотреть ему в глаза.

А затем мягко освободилась от руки Альберта, которой он продолжал её удерживать.

– Эй! Вы там живы? Ловите! – раздался сверху голос Цинты, и конец верёвки упал к ногам князя.

– Что это было? – спросила Рита. – Это же молния ударила в дерево? Да? Но… как?

– Что это было? Я бы и сам хотел знать! Но, думаю, что у тебя, Рита Миора, сегодня просто невероятно удачный день, – ответил Альберт и добавил, – ничего, что я перешёл на «ты»? Мне кажется, момент очень подходящий.

Она была так близко. Такая испуганная, бледная и такая хрупкая в его руках. Мокрые волосы, капли на ресницах, вся перепачканная глиной, только глаза огромные, как два озера. Она смотрела с опаской на бурлящую воду, но, казалось, что эта вода пугает её гораздо меньше, чем он, всё ещё поддерживающий её за локоть.

Почему она так его боится?

– Н-ничего, я н-не против, – только и смогла она ответить.

Гром ещё гремел, но уже глухо, молнии чертили небо, хотя гроза быстро перебиралась куда-то на другую сторону озера и уходила недовольно ворча. Не стало ветра, и дождь все ещё лил стеной, но внезапно стихло, словно вода впитала в себя все звуки, и только ручей ревел недовольно, как будто сетуя на то, что не дождался своей добычи. По дороге неслись мутные потоки, а на юге, над озером между сосен, уже голубело чистое небо. Как-то сразу потянуло холодом и стало зябко.

– Ну что, будем выбираться? – Альберт нехотя отпустил Риту и взялся за верёвку.

Пока Цинта цокал и посвистывал, зазывая обратно взбесившуюся Мадж, Рита переоделась в уцелевшие сухие вещи – кожаные мешки Цинты, на удивление, не промокли – и привела себя в порядок, насколько это вообще было возможно. Перепуганная Мадж, наконец, вернулась, виновато пофыркивая, но князь сам на неё сел, а своего коня отдал Рите. Задерживаться не стали и снова двинулись в путь.

– Простите, мэтр Гарэйл, – произнесла Рита, поравнявшись с ним, – я не поблагодарила вас за моё спасение. Моё уже второе спасение! Спасибо! Я даже не знаю, что сказать – вы рисковали жизнью, вы… Спасибо! И эта… молния… что это было? Как это? Как нас не убило?

Альберт обернулся к ней и спросил:

– Скажи, чем ты так прогневила Богов, что они дважды за полдня пытались тебя утопить? Да ещё и убить молнией? Не может же тебе так не везти в дороге?

– Я не знаю, – покачала она головой, – я бы и сама хотела это знать.

– Ладно, пришпорим лошадей. Не хватало, чтобы после двух чудесных спасений ты схватила воспаление лёгких, – воскликнул Альберт с усмешкой и стегнул лошадь, – выедем к озеру и разложим костёр.

Они спустились вниз по раскисшей дороге, лес внезапно закончился, и за поворотом открылась чудесная картина. Чуть ниже и вправо по склону холма от озера и до самого горизонта стройными рядами разбегались дорожки виноградников, расположившихся на каменных террасах. Дорога спускалась вниз, и у кромки воды показались черепичные крыши небольшой деревни.

– Слава Богам! Сдаётся мне, что это и есть треклятое Заозёрье, или как там назвал его тот болтливый мужик!

– Это же знаменитые террасные виноградники Фесса! – воскликнула Рита, приподнимаясь на стременах. – О, Боги! Я давно хотела их увидеть! Как же красиво! Между прочим, это самые северные виноградники в Коринтии! А всё благодаря вот этим каменным склонам на южной стороне озера они хорошо прогреваются, и этого хватает, чтобы виноград созрел.

Она приложила ладонь ко лбу, закрываясь от низко висящего солнца, и принялась с восхищением разглядывать бесконечные зелёные поля. А князь смотрел на неё…

Боги милосердные! Любой женщине сегодняшних испытаний было бы достаточно, чтобы слечь на неделю с нервным срывом и лихорадкой, а она восхищается виноградниками!

– Да, действительно, красиво, – усмехнулся он.

Они спустились к деревне, и оказалось, что здесь никакой грозы не было – между кустов проглядывала сухая земля и даже пыль летела из-под копыт. И лишь обернувшись назад и посмотрев на клубящиеся над горами тучи, можно было вспомнить о том, что с ними со всеми недавно произошло.

Маленькая деревенька – две улицы с белёными домами под красной черепицей крыш, несколько амбаров и площадь, мощённая камнем – встретила их суетой. На площади громоздился большой деревянный чан, в который сборщики из корзин сгружали виноград. Вокруг сновали нарядные женщины, мужчины ставили столы, а судя по тому, что местный умелец настраивал дзуну, в деревне намечался праздник.

– Мой кня… мэтр Гарэйл, ведь сегодня первое полнолуние осени! Я вспомнил! – воскликнул Цинта. – Это же праздник вина! Сегодня давят первый виноград! Всю ночь пьют, гуляют и славят Богов! Вот ведь повезло нам!

– Нам бы всем и правда не помешало выпить, – произнёс Альберт, останавливая лошадь и оборачиваясь, но лицо его при этом было серьёзным, – а теперь слушайте. Я так полагаю, заночевать нам придётся здесь, и хоть отсюда до Фесса недалеко, но в ночь мы туда не поедем. И поскольку мы не знаем, кто стрелял в Риту и где эти люди сейчас, то будет лучше нам всем… немного соврать.

Он прищурился и добавил тише:

– Представить Риту моей…

Он хотел сказать «женой». И он знал, что скажи он так, она, конечно же, снова смутится, будет прятать взгляд, покраснеет и примется теребить пальцами край жакета. Зато Цинта выпучит глаза, ляпнет какую-нибудь глупость и будет потом всю дорогу попрекать его тем, что он поставил даму в неловкое положение. И… не будь здесь Цинты, он бы так и сказал, чтобы насладиться тем, как дрогнут её ресницы, как губы чуть приоткроются, ловя судорожный вдох, как она отведёт глаза и будет думать о том, что он имел ввиду, покрываясь лёгким румянцем… И мысль эта была возбуждающе приятной. Вот только сейчас ему почему-то не захотелось делить её смущение ни с кем, и уж точно не хотелось, чтобы Цинта испортил этот момент каким-нибудь дурацким вопросом. И, сдержав свой порыв, Альберт произнёс, как ни в чём не бывало:

– …сестрой. Надеюсь, ты не против, Рита?

Он посмотрел на неё пристально, и она тут же кивнула согласно:

– Да, конечно, это разумно. Спасибо вам!

– И уж я надеюсь, что ты Цинта, не сболтнёшь здесь чего-нибудь лишнего. Никому ни слова о том, что произошло с Ритой, о стрелах, карете и прочем. Мы просто попали в грозу. А ты – Рита Гарэйл, моя сестра, и мы едем из Индагара в Фесс, потому что там мы живём, а были на свадьбе у родственника. И ты Цинта – наш слуга. Всем понятно?

Рита кивнула.

– А утром мы уедем, как только встанет солнце.

Глава 8. Праздник вина

Золотая луна медленно вставала над горами. Гроза ушла, и озеро застыло, как тёмное зеркало, лишь блестящая дорожка лунного света дрожала на его поверхности. Медленно спустилась ночь, рассыпав неяркие звезды по краю неба, и на площади собралась почти вся деревня. Ночь придала нехитрому убранству праздника особенной красоты – масляные лампы в слюдяных колпаках зажглись на старых абрикосах словно огромные светляки. На длинных столах, украшенных цветами и гирляндами виноградных лоз, девушки расставили свечи. Появились блюда с жареным мясом и куропатками, бутылки вина, сыр и лепёшки с травами. Запылали факелы – праздник начался.

Где-то неспешно наигрывала дзуна, а ей отвечала протяжная горская дудка. Все женщины пришли в широких цветастых юбках, с обнажёнными плечами и в лёгких блузках, подхваченных короткими корсажами. И это, как объяснил один из стариков, сидевших за столом рядом с Альбертом, всё ради танца. В разгар праздника, по местному обычаю, все женщины забираются в огромную бочку и танцуют – давят виноград ногами, вознося хвалу Богам за хороший урожай. Завтра, конечно, принесут большое колесо, приведут лошадь и соорудят пресс. И лошадь будет ходить по кругу, давя сизые ягоды, а из тонкого желоба потечёт отжатый виноградный сок. Но сегодняшний танец и сегодняшний сок из ягод – для особого, самого первого вина, которое преподнесут в дар Богам.

Среди женщин Альберт увидел и Риту. Она шла рядом с хозяйкой дома, в котором они остановились, и на ней была такая же широкая цветастая юбка. Она улыбнулась ему и села за стол, напротив, а рядом примостился Цинта.

Вот же прохвост! Он же на шаг от неё не отходит!

Цинта и вправду, увязался за Ритой, всё расспрашивал её о чём-то, а она ему охотно отвечала, и Альберт даже забеспокоился, как бы этот прохвост не болтнул чего лишнего. Говорить правду, когда не надо – такой грешок за ним водился.

Все собрались, расселись за столами, дзуна умолкла, и староста деревни встал, велев наполнить кубки. Он произнёс торжественную речь – благодарил хороший год, землю, урожай и милость Богов, говорил о том, что земля – это мать, солнце – отец, а вино – это их дитя, которое дарит всем радость, а потом кубки радостно стукнулись друг о друга, расплёскивая половину содержимого, все выпили и принялись за еду. Разговор за столом потёк плавно, в основном о погоде, урожае, предстоящей осени, приметах и будущей зиме. Альберт ел молча, наблюдая за тем, как Рита разговаривает с хозяином одного из домов – пожилым виноградарем по имени Йола.

– Так, значит, это вы делаете знаменитое фесское золотое? Скажите, а в чём же его секрет? Эта сладость и вкус! Этот бесподобный и такой насыщенный аромат! – донёсся до него обрывок её вопроса, и Альберт прислушался.

– Ах, найрэ, боюсь, если я отрою секрет, после этого вы не сможете пить золотое фесское с тем же наслаждением! – усмехнулся Йола.

– Нет! Нет! Ну что вы, меня трудно испугать! – рассмеялась она. – Если только вы не поите землю кровью младенцев!

– Нет, найрэ, дело тут совсем в другом.

– Ну расскажите же! И обещаю, я никому не открою ваш секрет, – лукаво произнесла Рита.

– Да это вовсе и не секрет, – ответил он, улыбаясь в ответ щербатым ртом, – всё дело в плесени и туманах.

– В плесени? – удивилась она.

– В плесени.

– И туманах! О Боги! Расскажите подробнее, это так интересно!

Альберт видел, как загорелись глаза старого виноградаря, неподдельный интерес и внимание со стороны красивой женщины будто стёрли с его лица несколько десятков лет. Альберт уже заметил, как Рита умела зажечь в людях огонь – ей всё было интересно, её искренние вопросы заставляли собеседников идти навстречу, и она улыбалась им так, будто душу открывала. Немудрено, что все тянулись к ней, как цветы к солнцу. И, непонятно почему, Альберт вдруг почувствовал странное раздражение, в чём-то похожее на ревность.

Почему она одаривает всех этим лучистым взглядом, а от него прячет глаза? Будто всё время его боится.

– …и влага в воздухе, которую даёт озеро, – говорил Йола напевно, – осень длинная, туманная и тёплая, мы оставляем жёлтый мускат висеть на лозе до поздней осени, и он усыхает, покрываясь плесенью от туманов, и от этого становится очень сладким, а уж потом мы делаем вино из этих ягод. Это и есть фесское золотое.

– А что делает плесень? – спросила Рита с интересом. – Зачем она?

– От неё ягода становится во много раз слаще и ароматнее.

– Как удивительно! Значит, во всём виноваты туманы?

– Выходит, что так, найрэ, – ответил Йола и налил ей в кубок, – да благословят их Боги!

– Красное вино у вас тоже очень хорошее, хотя, пожалуй, слишком терпкое, на мой вкус. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что самые лучше красные вина делают всё-таки в Шербе? – сказала Рита лукаво.

– Ах, найрэ Рита, если бы у нас было столько солнца, сколько в Шербе, мы бы делали не просто золотое, мы бы делали солнечное вино из любого винограда! – воскликнул Йола.

И все подхватили его слова, снова стукнули кубки, и за столом стало шумно.

– Я погляжу, ваша сестра разбирается в винах не хуже нашего старосты, – произнёс сидящий рядом с Альбертом старик.

– Моя э-э-э… сестра разбирается во многих вещах, – хмыкнул он в ответ, не сводя с Риты глаз.

– И она у вас красавица!

– И не говорите! – он посмотрел на неё снова, уже поверх кубка, и увидел, как она снова смутилась и сделала вид, что не слышит их разговора.

– Замужем?

– Пока нет.

– Отчего же? Будь я помоложе, эх, я бы не пропустил такой случай!

– Разборчива.

– И то правда, не всякий совладает с умной и красивой женщиной, – вздохнул старик.

Староста встал, снова поднял кубок, восславил Богов и пригласил всех к чану начать ритуал. Взметнулись факелы, окружая чан кольцом света, и женщины бросились к нему радостной стайкой. К высокому борту приставили деревянные ступени и помост, чтобы идти босыми ногами. Девочки принялись раздавать всем венки из виноградных листьев, а мужчины начали поднимать женщин на руки и под визг и хохот опускать в чан. И откуда-то появился палмеро с бубном, отстукивая ритм. Подтянулась дзуна, полилась плавная мелодия, и дудки подхватили её, а поверх зазвучала скрипка. Скрипач – кудрявый коротышка – пошёл вокруг чана, и рядом с ним заскользила женщина с чёрной косой, уложенной на голове короной и украшенной кистями винограда. В руках у неё заиграли, щёлкая, деревянные браслеты, и её бархатный плавный голос затянул старинную песню.

– Ну и что ты стоишь? Подсади свою сестрёнку, пока наш Марко на неё не набросился, вон как глазами зыркает, – старик толкнул Альберта в бок.

Марко?

Альберт увидел высокого парня в тёмной рубахе с закатанными рукавами, который смотрел на Риту, и взгляд его был совершенно недвусмысленным. И то ли от выпитого вина, то ли неизвестно от чего, на Альберта внезапно накатила злость, он усмехнулся и, похлопав старика по плечу, произнёс негромко:

– Марко, значит! Хм. Я ему шею сверну, как котёнку, если этот ваш Марко хоть пальцем до неё дотронется.

Он вышел из-за стола и подошёл к Рите, которая стояла босиком на помосте поодаль от взбирающихся по ступеням женщин, и легко подхватил её на руки.

– Ну что, сестрёнка, танцуешь ты также хорошо, как и пишешь стихи? – спросил он насмешливо и, прежде чем она успела что-то ответить, опустил в чан к остальным.

А сам прислонился к стене, скрестил руки на груди и стал смотреть. Пламя факелов трепетало, и музыка плыла над площадью. Люди вокруг принялись хлопать, вторя в такт ритму, отбиваемому на бубне. Женщины приподняли юбки и танец начался…

Они кружились, обходя друг друга, спина к спине и плечо к плечу, то склоняя, то вскидывая голову, и капли виноградного сока падали на их обнажённые плечи. Рита нашла его взглядом. Вскинула голову, усмехнулась, и в одно мгновенье преобразилась. То ли это вино изгнало сегодняшние страхи, то ли хмельной воздух этого праздника, то ли музыка стёрла вуаль смущения, но она больше не отводила глаз, и взгляд этот был другим.

Не взгляд – вызов. Дерзкий. Манящий. Огненный.

Венок из виноградных листьев слетел с её головы, и волосы рассыпались по плечам. И сама она была такая же гибкая и стройная, как виноградная лоза. Руки удерживали юбку, ноги отбивали такт, и брызги летели во все стороны.

Она смеялась. И эта улыбка…

…теперь она предназначалась ему. И Альберт улыбался в ответ, потому что она будила в нём что-то такое, до сих пор для него неизвестное. Какое-то новое томление в груди, сладкое и пьянящее совсем, как местное вино.

Так ли уж ему нужно в Эддар сейчас? Может, задержаться в Фессе? Пожить некоторое время… Он найдёт практику, не вопрос. А что дальше? Да ничего! Просто… узнать её поближе. Хотя она ведь не замужем, наверняка её отец будет беречь свою дочь, как зеницу ока. Ну, конечно! Берёг бы – не отпускал одну без охраны к Дуарху на рога в Мадверу, да ещё горной дорогой! Но всё равно вряд ли её отец обрадуется появлению лекаря-голодранца среди ухажёров. И он, как назло, ничего не понимает в овцах и шерсти! А если она замужем? Он ведь не спрашивал… Нет, точно нет, колец на пальцах не было, ничего кроме обычного перстня с сапфиром, да он бы сразу понял. Замужних женщин он повидал немало на своём веку, и если они и прячут смущённо взгляд, то только для того, чтобы он подошёл поближе. И что ему с ней делать? Держаться за руки? Пить чай на веранде? Не жениться же на ней! Но ведь завтра…

…завтра она останется в Фессе, а он уедет в Эддар. И мысль эта была до боли неприятной.

Альберт взял со стола бутылку и выпил прямо из горлышка, не сводя горящего взгляда с танцующей Риты. Приподнятая по бокам юбка показывала слишком много…

Ещё сегодня утром он ехал в Эддар, одержимый мыслями о Красном троне, и что? Всего-то один день! Скоро полночь, а он уже думает о том, как осесть в Фессе и снова начать драть зубы? Боги милосердные, что вдруг с ним стряслось за этот день? Что за наваждение? Что с ним сотворила эта женщина своими стихами и этой улыбкой? Он с ума сошёл? Нет, ему нужно выбросить её из головы!

Только как это сделать, если он глаз не может оторвать от её гибкого тела? От этого танца, её лица и этих губ. От этих рук, поддерживающих цветастую юбку, от шеи, забрызганной каплями виноградного сока, и мокрой блузки, прилипшей к груди…

И все мысли у него только о том, какая она, должно быть, сейчас одуряюще сладкая на вкус…

Если коснуться губами её шеи…

Спуститься вниз дорожкой поцелуев…

Провести языком по груди от одной сладкой капли к другой…

Распустить завязки корсажа…

– Послушай, Альберт, – Цинта грубо вырвал его из этих грёз, незаметно появившись за плечом, как тень, – я вот тут сказать хотел, хм, ты же не обидишь эту девочку?

– Ты говоришь так, будто я только тем и занимаюсь, что обижаю девочек! – рявкнул Альберт, оборачиваясь, и снова приложился к бутылке. – С чего тебе только эта дурь в башку лезет?

Дуарх бы подрал Цинту! Подкрался, как вор!

– Просто, когда ты вот так смотришь на кого-то, то…

– То… что?

– Жди беды.

– И как же я на неё смотрю? – фыркнул Альберт.

– Будто съесть её хочешь.

Альберт усмехнулся, снова отхлебнул из бутылки, но промолчал.

Хочет. Только он и сам не знает, чего именно хочет, будто всего и сразу.

– Послушай, Альберт, это, конечно, не моё дело…

Но князь не дал ему договорить. Он повернулся резко, впечатав кулак в шершавое дерево открытой ставни и, глядя прямо в глаза, ответил:

– Цинта, ты же понимаешь, что всё, что ты начинаешь со слов «это не моё дело» – действительно не твоё дело? – и взгляд его, полный огня, испугал Цинту не на шутку. – А теперь сгинь живо, и чтоб я тебя не видел! И не вздумай ко мне лезть сегодня со своими дурацкими советами!

И ставня жалобно скрипнула под его кулаком.

– Охохошечки! – пробормотал Цинта, отступая в тень.

Альберт повернулся и продолжил смотреть на танец, с каким-то странным исступлением, и Цинта поклялся бы всеми таврачьими Богами, что даже когда он собирался укокошить сына главы Тайной Стражи, в нём не было столько огня.

– Чую, всё это плохо закончится! – пробормотал он.

Альберт пил и смотрел, возвращаясь мыслями к завтрашнему утру. И злился на себя за то, что не может принять решения – он не знал, что ему делать. Вернее, знал…

В нём сейчас боролись два Альберта. Один – рациональный, тот, который мыслил трезво, совершая точные обдуманные шаги к своей цели. Тот самый, благодаря которому он стал хорошим лекарем, который слушал советы Цинты – хотел взойти на Красный трон, стать джартом и доказать всем, что Альберт Драго – бастард, ничем не хуже законных холёных детей Салавара.

И этот Альберт понимал, что нужно оставить в покое эту женщину, перестать пить и смотреть на неё, сейчас же пойти лечь спать, и завтра утром гнать коней в Фесс так быстро, как только сможет. Найти дом Миора, отдать Риту из рук в руки папаше-купцу, получить награду и ехать в Эддар. Его ждут дела поважнее купеческих дочек, пусть даже и очень красивых. В мире полно красивых женщин, и на ней свет клином не сошёлся.

Но был и другой Альберт, которого он ненавидел в себе, каждое утро, просыпаясь после очередных неистовых безумств, и каким он быть не хотел, но с которым ничего не мог поделать. Он ненавидел его потому, что этот Альберт был так похож на его собственного отца – горячий и буйный, с кровью, полной дикого огня, не способный спокойно пройти мимо красивой женщины или драки, и принимающий решения сердцем, а не головой. Деливший мир на белое и чёрное и умевший с одинаковой силой ненавидеть и любить. Тот, которому нужно было непременно вываляться в грязи и всё испортить. И этот Альберт не мог оторвать глаз от танца, и единственное, чего он хотел сейчас – узнать, какие же на вкус губы у Риты Миора, и, может быть, снова испытать то сумасшедшее чувство, что накрыло его на озере у обрыва, когда он лечил её ногу. И желание слиться с ней не только губами стало совершенно непреодолимым.

И что дальше?

…спрашивал он себя.

А дальше – гори оно всё огнём!

– Хех, я так погляжу, парень, никакая она тебе не сестра, – рядом с ним снова оказался старик, тот самый, что сказал ему про Марко.

Он стоял, опираясь на трость, и тоже смотрел на танец.

– Это почему же? – Альберт допил вино и поставил бутылку у стены дома.

– Да потому как вы смотрите друг на друга, – старик махнул рукой в сторону чана, – нравишься ты ей, парень, чего стоишь? Сегодня ночь, благословлённая Богами! Будь я на тридцать лет моложе – не стал бы терять времени!

И в этот момент второй Альберт окончательно победил первого.

Вскоре танец переместился на площадь – женщины выбирались из чана, но останавливаться уже никто не собирался. И когда Рита взобралась на ступени, Альберт оттолкнулся от стены и подхватил её за талию обеими руками, поставил на помост и произнёс, чуть наклонившись к её уху и не отпуская рук:

– Потанцуем?

* * *

Рита ускользнула в самый разгар веселья, и Альберт нашёл её в конце улицы, упиравшейся в старый деревянный пирс. Она стояла, прислонившись к дереву, обняв себя за плечи, и смотрела на воду. Альберт подошёл, отшвырнул бутылку, которую держал в руке, и остановился совсем рядом. Несколько танцев посреди площади, и Рита, такая горячая и гибкая в его руках, её улыбка, которая заставляла его улыбаться в ответ просто так, потому что он не мог её удержать, и желание, что обрушилось на него так внезапно, всё смешалось, и он не знал, что делать. Хотелось просто дышать рядом с ней и ощущать её, и это было какое-то безумие, которому Альберт не мог найти объяснения.

– Я устала. Пойду спать, – ответила Рита на его молчание и собралась уходить.

– Рита, подожди…

Голос его внезапно стал хриплым. Он поймал её руку и положил себе на грудь, накрыв другой рукой. Этот день и эта ночь, танец, вино, луна, дрожащая в озере огромным золотым блюдом – все казалось нереальным. Что-то изменилось сегодня, что-то произошло, и он не понимал, что. Какие-то неведомые желания проснулись в нём и теперь будоражили кровь, и, если она сейчас уйдёт, вместе с ней исчезнет странное волшебство этой ночи, а ему очень хотелось его продлить.

Он был пьян, слишком пьян и от вина, и от этого танца, и от этой девушки. И даже, наверное, это именно Рита породила какое-то безумие в его крови, и лучше было бы её отпустить. Но рядом с ней ему хотелось раскинуть руки и вдохнуть в себя весь мир разом, и казалось, что это ему по силам. А больше всего хотелось вновь коснуться её и почувствовать то, что было у обрыва на озере. Но она испугалась и захотела высвободить руку.