Полная версия
Дочь аспида
К нам снова подошёл официант и принёс тарелки с едой, практически ничем не отличающейся от гистофской. Даже запах был схож.
– Ешь, нам нужно успеть доехать до домика дотемна, – сказал Люцио и принялся хлебать суп, не скупясь на звук удовольствия.
Я поковырялась в белых мягких зёрнах.
– Похоже на рис, – пробормотала я. – А это на рыбный суп.
– Так и есть, – улыбнулся Люцио и показал рукой, чтобы я приступала к трапезе.
Вкус был обычный, я даже разочаровалась. А вот напиток впечатлил, было в нём что-то необычное, словно сожгли печали и из их пепла, добавляя сладость радости, приготовили питьё.
– О-о-о, – протянула я и отпила ещё. – А вот это теперь моя слабость.
– Не стоит, – посмеялся соратник.
После сытного полдника Люцио подошёл к стойке, забрал пластиковый пакет с контейнерами, где потел наш ужин, и показал на мопед с коляской.
– Поехали, – сказал он и засунул в боковой прицеп передвижного средства наши походные сумки и еду.
Дальше мы поехали между ветхих домиков, ангаров, где делают памятники в виде колонн с узорной крышей и деревянные украшения для интерьера, а также ярко-зелёных стен из джунглей. Совсем скоро мы свернули налево, минуя статую мужчины, занёсшего меч для удара, а рядом с его ногами суетилась собака, готовая броситься в бой вместе с хозяином. Но в следующее мгновение эта статуя испарилась, и там возвысился рекламный щит, который я толком не рассмотрела.
– Что это было? – крикнула я, чтобы Люцио услышал.
– Ты про статую? – слегка повернул он голову, отвлекаясь от дороги и сбавляя скорость. – У многих из общины Тарохо есть дополнительные колбочки на сетчатке, которые фиксируют энергетический отпечаток. Удивительно, что у тебя, полукровки, есть такая особенность.
– Я же дочь своего отца, – проявляя наглость, я нарушила основное правило: никогда не называть царя своим отцом.
На это Люцио никак не ответил, но напрягся и даже, как мне показалось, ощетинился. Под кожей у него заиграла чешуя. Ему нельзя сбрасывать обличье, пока мы на виду у людей. Как и мне – болтать лишнего.
– Энергетический отпечаток занимает места с сильной концентрацией психоэмоциональных сил, – сказал Люцио, останавливаясь в нескольких метрах от пока что не существующего памятника на обочине. – Зачастую он не имеет чёткую форму и выглядит как вспышка. Однако, когда у строителей или архитекторов появляется план, они формируют из энергии замысел, а затем по велению вихревой силы претворяют идею в жизнь. Совсем скоро, года через два или три, там появится памятник или даже строение с мужчиной в центре.
– Пещера, где мы возникли, тоже имеет подобный сгусток… э-э-э… психоэмоциональных сил? – спросила я, слезая с сиденья и снимая шлем.
– Да, но в пределах физического строения, которое является его собирательным центром. В подобных местах мы и будем искать чашу. Нам нужен определённый след с очень низкими колебаниями, недоступными для считывания человеком или ящером, но способствующими созданию высокочастотных отпечатков. Доставай приёмник частиц, сейчас зафиксируем первую аномалию.
– Он сломан, – быстро ответила я.
– Что?
Люцио подпрыгнул от ярости.
– Что? – ещё раз повторил он. – Но как?
Я пожала плечами и достала из коляски сумку, откуда извлекла футляр.
– Его украли и повредили, – аккуратно держа на ладони пластину с линзой, ответила я.
Люцио выхватил её и стал осматривать.
– Лопнувшая линза не сможет считывать след. Теперь в нашем распоряжении только одно устройство, и оно останется при мне. Раз ты такая у нас глазастая, но неуклюжая, будешь сообщать мне о каждой вспышке, чтобы я мог её просканировать.
Неожиданно Люцио замешкался. Его будто наполнило стыдом за неудачное выступление. В глазах заиграли змеиные искорки. Народ ящеров, который безукоризненно следовал за Тарохо словно рабы, был нечист на обещания. Всё, что ими делалось, должно оправдывать только их ожидания.
Если кому-то что-то не нравилось, легче было устроить сладкую месть, чем уладить конфликт и расстаться с миром в душе и ссорой в реальности. Люцио теперь будет ждать от меня ответного шага, когда я размажу его словесно или физически. Верит, что проглочу его хамство, а потом подставлю подножку. И мне бы стоило исподтишка применить смертельные три удара, которым меня научил сам Люцио, чем решать всё по горячим следам.
Однако…
– Я заметила, что с приходом на Землю ты стал много себе позволять.
Люцио ощетинился и выпучил глаза. За дурной эмоцией последовали оправдания:
– Ты должна бережнее относиться к вещам, которые…
– Если бы Тарохо посчитал меня недостойной этой поездки, он бы ни за что не позволил мне сюда переместиться.
– Но… – попытался перебить меня тот, однако я лишь повысила голос, чем привлекла единственного человека, собирающего какие-то жестянки на другой стороне улицы.
– Но я не та, кому он доверяет однозначно. Иначе тебя бы здесь не было.
Люцио отчего-то опустил глаза.
– Вероятно, ты знаешь эти края лучше меня, но я нужна для определённой цели. Без меня тебе не добыть эту реликвию. Поэтому я знаю свою ценность. Не вынуждай меня уподобляться мести ящеров. Иначе и эта миссия провалится. Меня это тяготит.
Непривычно было видеть вместо змеиной кожи человеческую. От подобной перемены замещался и сложенный образ существа. Передо мной уже стоял не Люцио, а его тёмная сторона. Придётся познать и её, остаётся только быть к этому готовой.
– Хах, – выдохнул он. – Хорошо рассудила. Жаль, только время зря потратила. Пошли, я покажу тебе, как работает эта штука.
Стоило ему нажать на кнопку устройства, чья линза направлялась на пустое место, как на экране с задней стороны стали выступать частицы. Они состояли из цветных пикселей, помещённых в пределах излучаемого экраном прозрачного купола. Объёмная фотография точно передала то, что я видела.
– А теперь смотри, – голос Люцио стал ровным, прежние эмоции сошли на нет.
Он подошёл к щиту, на месте которого скоро будет стоять памятник, и поднёс к нему считывающее устройство, замеряя вибрацию.
– Высокие частоты с этой стороны, а низкие с этой.
На экране постоянно пульсировали столбцы, указывая на присутствие той или иной энергии в объекте.
– Вначале считываешь вибрации, потом фотографируешь. Сейчас мы изучили только формирующийся энергетический сгусток с высокими частотами, а нам нужен разрушающийся с самыми низкими. Искать его будем в основном в храмах и пещерах, где с этой чашей могли проводиться обряды. Подобное стирается очень долго. Найдём след и приступим к поискам.
– Таких низкочастотных сгустков будет много, – возразила я. – Не одна только эта чаша древняя и ритуальная. Могут быть и другие, верно?
Люцио кивнул и спрятал все предметы в сумку.
– Поэтому нам и дали на поиски два года. Надеюсь, успеем. – Он сел на мопед и завёл двигатель.
Я терпеливо поместилась сзади, и мы отправились к побережью. Сели в лодку и к глубокой ночи добрались до острова Борнео. Спрятав от ненужных глаз средство водного передвижения, пешком отправились в хижину, сокрытую в джунглях. Она была маленькой, но приспособленной для изучений. Нам пришлось сменить много таких убежищ, поскольку на определённом острове мы надолго не задерживались. Всё время меняли обстановку.
На протяжении этих почти двух лет я успела выучить индонезийский и обследовать практически все острова Индонезии. Приходилось порой тратить очень много времени на лодочные переезды и ночёвки вдали от хижин. Такая отшельническая жизнь успела надоесть, к тому же Люцио не переставал вести себя странным образом. Его отношение становилось всё хуже, будто он всегда меня терпеть не мог, а сейчас в подобных тесных обстоятельствах настолько проникся злобой, что уже был не в состоянии её контролировать.
Мне ничего не оставалось, как проявлять силу воли и сводить любые конфликты на нет. Меньше всего хотелось тратить силы на выяснения отношений с ящером, который даже не заслуживает находиться в одной комнате без личного дозволения с дочерью царя. Однако я всегда была и буду ею лишь наполовину, ведь даже красящий пигмент уже иссяк и не мог скрывать фиолетовый оттенок. Что в очередной раз напоминало, почему Тарохо относится ко мне как к доверенному лицу, но не дочери.
В мой последний день рождения на Земле Люцио неожиданно вспылил и сказал странную вещь, что я должна отмечать эту значимую дату не в январе, как следовало, а на полгода позже, хотя в это время на Гистофисе праздновал июль. При попытке узнать больше о его предложениях он фыркнул и сказал, что я живу на другой планете, поэтому должна следовать её временным рамкам, а не приносить с собой чужие правила. Потом всё же пояснил, что существуют планетарные календари, которые в случае двойников повторяют друг друга, но с разницей в половину оборота по орбите, и вселенские, когда все планеты без исключения подчиняются одной вселенской хронологии времени, о которой осведомлены астрономы.
– Например, твой день рождения, – принялся рассуждать Люцио. – Он в июле на Гистофисе. А когда ты прибываешь на Землю, то на полгода молодеешь, тебе ещё шесть месяцев ждать июля, чтобы отпраздновать ту же дату. Возьмём теперь вселенский новый год, который будет в июле по земному и в январе по гистофскому календарю. На родной планете ты уже будешь находиться на границе двадцати шести и двадцати семи лет, а здесь, на планете-двойнике, едва успеешь захватить свои двадцать шесть. Поняла теперь?
– Поняла, что образно вернулась во времени, прибыв на Землю, – кивнула я.
– Надо же, какая смышлёная, – еле слышно пробормотал тот.
Это было очередным примером придирчивости с его стороны, на которую легче было наплевать и заниматься собственными делами, чем разбирать её и уж тем более принимать близко к сердцу.
Ну, это так… мимолётные воспоминания. А прямо сейчас я и Люцио едем на остров Бали, где всегда круглый год множество туристов. Там будет полно энергии, на исследование которой может уйти до полугода, а то и больше. У нас же до назначенного возвращения осталось около пяти или четырёх месяцев. Оставив это место на потом, мы очень рисковали. Хотя на то была причина. Обычно в таких людных местах ничего, кроме людских желаний, не возникает. Энергия здесь упорядоченная, симметричная и смешанная. Что-то найти очень просто, поскольку люди подстраивают место под себя, а не наоборот. Все отпечатки уже давно подвержены влиянию множества со средней и высокой частотой. Прятать здесь низкочастотную реликвию сущий бред. Её найдёт любой, если будет желание.
Наша лодка под покровом ночи въехала в узкий залив. Обмелело, и её нос врезался в песок. Воды по-прежнему было по щиколотку. Впереди стеной встали джунгли, островком протестующие против людской эволюции и урбанизации.
– Иди прямо, там будет указатель «Не сорить». Прямо под ним есть ручка. Дёрни за неё, откроется люк. В этом месте нам лучше жить под землёй, – сказал Люцио и, выпрыгнув из лодки, принялся толкать её дальше от берега.
– Где мы? – спросила я, пытаясь поймать сигнал геолокации на земном смартфоне, который мы приобрели для связи и поисков информации.
– Мы сейчас недалеко от храма Пура Сегара Рупек и причала Гилиманук. Завтра я встречусь с доверенным человеком и получу ключи от мопеда.
Он уплыл, наверняка к причалу или в место, где мог незаметно укрыть лодку от чужих глаз. Я же отправилась на поиски люка, под которым оказался настоящий бункер. Кто-то жил здесь раньше. Возможно, сам Люцио. Среди огромного количества пыли удалось отыскать покрывала. Свет тянулся тусклыми полосами по углам, лампочек не было. Каменные стены, подобные пещерным, давили со всех сторон. Воздух был приближен к гистофскому. Это единственное, что оставалось комфортным здесь.
– Ну и берлога, – сказала я и прошла в арку слева.
Там была спальная комната без кровати и матраца. Придётся снова довольствоваться спальным мешком. Всяко лучше, чем клопы, клещи и блохи. Я пошла дальше осматривать подземелье. В самой большой комнате удалось отыскать приборные панели, широкие и длинные столы с заплесневевшими книгами. Техника наверняка неисправна из-за повышенной влажности, однако она нам и не потребуется. Эти месяцы мы справлялись без дорогого оборудования.
В самом маленьком помещении я нашла пыльную тряпку и щётку. Ими прибралась в спальне, затем расстелила мешок и села проверять свой счётчик частот. Он показывал средние вибрации. Здесь было тихо и спокойно, словно никого и не было никогда. Неожиданно послышался скрип люка и глухой шум шагов с тянущимся шлейфом треска. Наверняка это Люцио, который что-то принёс, тяжёлое и… Стойте!
В коридоре со стороны входа раздалось хлюпанье, а затем шипение. Я быстро перекатилась к сумке и выхватила оттуда два ножа. Словно зубы змеи, мои руки были готовы впиться в жертву и лишить её жизни. Звук исчез. Чужак притаился, услышав шум из комнаты. Его мысли не слышны.
Я выбежала в коридор и встала в оборонительную стойку. Было светло от ламп и пусто. Только ветер задувал в открытый люк. На полу я увидела блестящую рыбью чешую. Но стоило приблизиться к ней, она тут же рассыпалась в пыль, которую я так тщательно выметала из комнат. Это существо приходило сюда не раз. Значит ли это, что бункер принадлежит ему? Может ли быть так, что среди жителей Бали есть монстр, который вполне может знать о чаше, принадлежащей скорее его миру, чем нашему? У него есть сгорающая чешуя, он может шипеть, подобно сквозняку. Конечно, он чудовище низких частот. И я его сейчас поймаю!
В ту же секунду люк в конце коридора захлопнулся. Но рыба-монстр не мог далеко уйти. Я побежала за ним, быстро взбираясь по лестнице и проталкивая себя наружу через железное препятствие. Чешуя была повсюду, но на глазах превращалась в подобие пепла. Сгорала и рассыпалась. Сложно было уследить за мимолётными отблесками. Я не раздумывала ни секунды и ринулась по следу, который привёл к песчаному пляжу. Среди пыли, которую уже разнесло ветром, мне удалось разглядеть следы людских ног.
Внезапно боковым зрением я увидела над водной гладью глаза. Встретившись с ними, я будто оцепенела. Они смотрели вглубь сознания и чертили там ровные линии. Отвлекая себя от мимолётного помутнения, опускаясь и копаясь в песке с целью насобирать больше пепла и разглядеть следы, я продолжала чувствовать на себе взгляд чудовища, которого отчего-то испугалась. Одно мешало пуститься в бегство – оно бы меня давно сожрало, если бы могло. Значит, существует нечто, что способно воспрепятствовать его нападению. И когда я вновь решилась поднять глаза, в тот же момент часть морды скрылась под спокойным слоем моря.
Возвращаться пришлось в полной темноте, без фонарика и без сил. А когда я достигла укрытия, то столкнулась с недовольным и таким очеловеченным выражением лица Люцио. Думала, что мне будет просто строить из себя людское создание, но с каждым месяцем всё лучше понимала, что мой соратник преуспел в этом гораздо больше.
– Эй! – рявкнул он, бросая спальный мешок на подметённый мною пол комнаты. – Где ты была?
– В бункер кто-то проник, – начала я взвинчиваться и тоже повысила голос. – Некто использует это место в качестве ночлега. Он скрылся под водой, словно морское существо, хотя оставил после себя человечьи следы.
Люцио ахнул:
– Морской змей!
– Кто это? – спросила я, расправляя спальный мешок и постепенно приходя в себя.
Впервые за всё время, проведённое здесь, Люцио показал мне книгу на гистофском диалекте. В ней говорилось о легендах и мифах двух планет-двойников: Земли и Гистофиса. Проводился детальный анализ существ, их сходств и отличий. Оказалось, что большинство информации пересекается или даже дублируется. История же про подводного змея была одной из уникальных. В море Банда существовало чудовище, которое питается особой кровью полулюдей, рождённых от человека и ящера. Такое смешение приводит змея в состояние лютого голода, и он не может сдержать желания, осушая тело жертвы до пыли.
– Хочешь сказать, что он почуял запах моей крови и захотел её выпить? – сдерживая улыбку, спросила я. – Тогда почему он убежал, как последний трус?
Люцио пожал плечами.
– Мы не знаем наверняка. Поэтому не отходи от меня далеко.
Забота так и хлещет… Только не этого змея ты боишься, а моего безрассудства и наказания Тарохо за невыполнение задания. Свою рептильную кожу спасаешь, а не мою человеческую.
Глава четвёртая. Одна голова лучше
В течение следующих двух недель я озиралась по сторонам в поисках подозрительных людей. Однако все пребывали в эйфории и особого интереса не вызывали. Я и Люцио обследовали половину острова – везде было пусто. Создавалось впечатление, что храмы или другие памятники являлись пустышками, которые не несли в себе никакой энергетической информации. Или же туристы настолько опустошили эти места, получая заряд бодрости и вдохновения после посещения, что величественные храмы превратились в сараи, а глубокие пещеры – в обычные ямы. Джунгли мы тоже обходили, как и городские улицы.
Однажды вечером я ослушалась просьбы Люцио и отправилась гулять по лесу обезьян в одиночку. Мы сегодня должны были ночевать в гостинице, а я туда не спешила. Стало необратимо грустно из-за того, что мы облазили каждый закуток половины острова, а так ничего и не нашли. Был бы хотя бы небольшой результат, но каждый низкочастотный сигнал приводит к старинному жертвенному камню. Служило бы это оружием для ритуалов, я бы больше радовалась, но и этого нет.
Гуляя под высокими деревьями, с которых свисали корни, я наблюдала за обезьянами и наслаждалась атмосферой. В таких местах было намного меньше мусора, чем вообще в Индонезии. Однако встречались кое-где из-за обезьяньих нападок кучки пластика или полиэтилена. Неожиданно меня дёрнули за рукав как раз в том месте, где было мало народу и располагался квадратный водоём, огороженный для безопасности.
– Ты не должна идти этим путём, – сказала женщина на индонезийском.
У неё были большие полукруглые чёрные глаза, отливающие коричневым. Лицо вытянутое, зубы кривые, но белоснежные. От одежды пахло гвоздикой и кокосом. Вместе с незамысловатым образом присутствовала шепелявость, донимающая острый слух.
– Я иду к выходу, – спокойно ответила я и вывернула руку из её захвата.
В голове её закружились разные мысли. Одна из них пыталась вырваться из бешеного плена и быть мной услышана. Женщина страдала психическим расстройством, поэтому в голове творился бардак. Она снова приблизилась и обхватила плечи влажными ладонями. Было и так жарко, а стало невыносимо.
– Пути к выходу бывают разными, твой слишком прост.
– Какой же тогда мой, если не этот? – посмеялась я и смахнула её руки с себя.
Женщина отошла и улыбнулась. «Смерть – твой путь», – проскользнула здравая мысль в брешь бреда её сознания. Глаза женщины широко раскрылись, а зубы засияли.
– Ответ найдёшь у вулкана, где трупы гниют под небом.
Затем она ловко развернулась и прыгнула в заросли. Послышался крик обезьян и разговоры людей, которые вскоре появились на тропе. Кто-то убегал от безумной хвостатой, унюхавшей что-то вкусненькое в пакете туриста.
Я улыбнулась, даже посмеялась, а потом снова стала серьёзной, наведя глаза на ту с виду сумасшедшую женщину. Я знаю то место, о котором она говорила. И там мы с Люцио ещё не были. Кто же она? Ведунья? Шаманка? Одна из нас? А может быть, это всего лишь ловушка противников, которые хотят прекратить наши поиски, поскольку мы подобрались слишком близко?
Этим вечером Люцио попытался снова сыграть роль опекуна и стал вычитывать мораль. Я заткнула ему рот в очередной раз и поведала о плане:
– Предлагаю исследовать все места, а к этому перейти в последнюю очередь, если в других ничего не найдём.
– Это потратит наше время, – опуская плечи и громко выдыхая, пробормотал тот.
– А если нас заманивают таким образом в место нашей казни? Ты же тоже понимаешь, что есть мы, кто ищет для благих целей, и те, кто пытается нам помешать…
– Эй, – перебил меня Люцио, – за эти два года нас никто и пальцем не тронул. Ни одна живая человеческая или рептилоидная душа не подозревает о нашем плане.
Я пыталась перебороть негодование. Впервые в жизни приходилось отстаивать сторону благоразумия. Обычно все дурные идеи выдвигались мной. Теперь же я в замешательстве. Хотя… чем чёрт не шутит.
– Тогда едем в ту деревню завтра же, – твёрдо сказала я.
На следующий день спустя два часа мы добрались на арендованном мопеде до перекрёстка в центре деревни, где и оставили транспортное средство. Как жаль, что на сознании Люцио стоит печать, не дающая прочитать его мысли. Общаться с ним стало бы проще, да и непредсказуемых стычек – меньше. У меня такой не было, но я знала технику маскировки мыслей в белый шум. Зачем же мне это, если Люцио не то что читать мысли – он даже многое произнесённое вслух плохо различает? Не для него. Для тех, кто на Земле мог научиться слышать немое.
– Там впереди есть ещё один храм, – сказал неожиданно тот, словно почувствовав, что я размышляю о нём. – Зайдём в него по пути. А потом пойдём к лодочникам, чтобы нас доставили на кладбище. И ещё…
Он подошёл ко мне ближе и слегка наклонился. Что-то не так!
– За нами кто-то ехал всё это время, – беспокойство так и слышалось в его голосе. – Будь начеку и помни три удара смерти, которым я тебя научил.
Я опустила глаза и попыталась сконцентрироваться на ощущениях. Чей-то взгляд был прикован к нам. Если начну оглядываться в поисках источника, заставлю следящего прятаться лучше и действовать непредсказуемо. Кто же это и действительно ли «кладбище с гниющими под небом трупами» ловушка? Среди бесконечного потока людских мыслей я не могла найти принадлежащий преследователю.
– Пошли, – буркнул Люцио, чувствуя нерешительность. – Нужно успеть вернуться в отель до заката.
Мы дошли до ворот храма и сделали несколько замеров. Фотографии показали лишь то, что видели глаза людей. Однако жители деревни знали больше, чем мы. Они мысленно постоянно упоминали головы и кладбище. Знали, что мы преследуем определённую цель, и пытались предотвратить наше там появление, однако дальше раздумий дело не дошло. Никто не рискнул подойти и попросить исчезнуть из деревни. Эти люди пытались нас спасти, но боялись. Чего?
Какой-то мужчина шептался с другим рядом с огромным глиняным горшком. Они постоянно бросали на нас торопливый взгляд и вжимали голову в плечи, чтобы скрыть покрасневшие мочки от волнения.
«Это они», – подумал один.
«Сегодня будет жатва», – подумал другой.
– Давай уедем отсюда, – сказала я Люцио, когда мы уже подходили к лодочникам.
– Нет! – рыкнул тот на гистофском диалекте и уверенно направился прямо к воде. – Разве ты не видишь, что они нервничают. Чаша на кладбище.
– Я слышу их мысли, – продолжила я уговаривать его. – Они хотят спасти нас от ловушки.
Люцио резко остановился и развернулся.
– Тарохо предупреждал меня, что ты труслива и слаба. Но за эти два года, я думал, ты изменилась. Ошибся?
Внутри вспыхнуло пламя. Оскорбительнее этого ничего и не могло быть сказано. Это безумие – проявлять трусость, когда цель близка. Тарохо был прав, я бесполезна в такие моменты. Но я также достаточно вынослива, чтобы перебороть свои страхи и проявить волю. Слова Люцио отрезвили.
– Доставьте нас на кладбище, – сказал он, протягивая пару купюр лодочнику, который безразлично взял их и стал отшвартовываться. После чего Люцио обратился ко мне: – Если ты не готова сейчас, то тебе не место в плане отца.
Даже в мыслях было запрещено называть его так. Отчего же соратник решился на подобный шаг? Чтобы надавить на больное место, сломить, ослабить хватку безволия.
Наконец мы причалили к началу кладбища, где царила странная атмосфера. Солнце отчего-то стало меркнуть, и я оказалась на большой площади. Что-то скрежетало, опустился на землю мрак. Дальше я ничего не помню…
Глава пятая. Нёбо чешется
Бывают такие странные ощущения, когда снятся сны, что ты являешься кем-то другим, но не осознаёшь этого. Моё тело было гибким и длинным, словно упругий канат, покрытый толстой кожей. Свёрнутая в несколько колец, я лежала в тени. А окружение казалось чёткой картинкой, окрашенной градиентом от синего к красному. Тарохо снова загнал меня в ловушку мучительных пыток, где я смею лишь подчиняться. Сейчас это ощущалось таким простым делом – взглянуть на мир совсем иначе. И в то же время в подобном виделось нечто чужое.
Что-то шевелилось надо мной и сбоку. Отовсюду доносились мерзкие звуки утробного урчания. Подняв голову, я увидела высокие стены полой башни с живыми кирпичами. Моё существование было заключено в чей-то мощный удушающий хват. Меня не ограничивали, но удерживали. Мне дали жизнь, но не позволили её использовать. Покорно я уткнулась носом в кольца и смирилась. Такова моя собственная воля.