Методология социального познания. Монография

Но задачу выяснить с общих позиций закономерности процессов самоорганизации и образования структур ставит перед собой не только синергетика. Важную роль в понимании многих существенных особенностей этих процессов сыграл, например, кибернетический подход, который противопоставляется не только детерминистскому, но и синергетическому, поскольку абстрагируется «от конкретных материальных форм», учитывающих физические основы формирования и развития (саморазвития) структур.

В связи с этим небезынтересно отметить, что создатели кибернетики и современной теории автоматов Винер и Розенблют рассмотрели задачу о радиально несимметричном распределении концентрации в сфере. А. Тьюринг в известной работе предложил одну из основных базовых моделей структурообразования и морфогенеза, породившую масштабную и продуктивную полемику, результаты которой нашли отражение в многочисленной литературе, в которой обосновывались общенаучные основания социального управления.

В русле тех же идей – изучения реакционно-диффузионных систем – мыслил найти решение проблемы самоорганизации и управления сложными системами Дж. фон Нейман. Он предполагал построить непрерывную модель самовоспроизведения, основанную на нелинейных дифференциальных уравнениях в частных производных, описывающих диффузионные процессы.

Необходимо отметить, что кибернетика возникла на стыке многих областей знания: математики, логики, семиотики, биологии и социологии. Явления, которые отображаются в таких фундаментальных ее понятиях, как информация и управление, имеют место в органической природе и общественной жизни. Таким образом, кибернетику можно определить как науку об управлении и связи с живой природой в социальных системах и их порождениях – системах технических и технологических.

Само же управление представляет процесс взаимодействия компонентов системы, который осуществляется избирательно и направлен на получение фокусированного результата. Последний в силу его физического несуществования до момента достижения задается функционально, а процесс его достижения обеспечивается получением переработкой и использованием информации. Предполагается, что результат задан действием какой-либо закономерности, относящейся к соответствующей предметной области. Если результат не изменяется во времени, имеет место частный случай управления – регулирование, а такая система управления называется гомеостатической.

Но понятно, что в социальном мозаичном мире и человеческом «духе» гомеостаз нам только «снится». Поэтому реальные стратегии социального управления ориентированы на взаимодействия с неравновесными системами, динамика которых обусловлена синергетическими эффектами. В силу этого при всем стремлении классической теории управления к строгим постановкам задач, формализации используемых методов и подходов разработка реальных систем социального управления в огромной степени базируется на эвристической основе. По сути эвристическим остается главный выбор разработчика этой системы – между содержательной точностью постановки задачи (сложность описания объекта) и возможностями ее формализации и строгого решения. Дилемма «простое описание – точное решение» или «сложное описание – неформализуемая постановка задачи и приближенное решение» в теории управления всегда была принципиальной, хотя часто и оставалась за рамками дискуссий.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть и то, что социальное управление всегда связано с теми или иными преференциями субъектов власти. Однако в случае с инновациями управленческие действия власти бессмысленны, если отсутствует обратная связь с последствиями их введения. Чтобы иметь представление об этих последствиях, необходимо стратегическое видение, которое является прерогативой не властных субъектов, а экспертного сообщества.

Инновации вносят структурные изменения в социальные системы, меняя тем самым функциональное их содержание и схему управления. Структурные изменения, как правило, ведут к изменению существующих системных эффектов или к появлению новых. Стихийное внедрение инноваций, таким образом, приводит к непредсказуемым результатам. В качестве очевидного примера такого поворота событий предстает разрастающийся глобальный конфликт цивилизации с природой. Цивилизация является структурой системы, называемой биосферой. Бурная неуправляемая инновационная деятельность, развивающаяся благодаря науке, удовлетворяющая стремление ко все возрастающему потреблению, породила в итоге мультипликационный эффект, выраженный в форме глобального конфликта человека с природой, а в рамках самой биосферной системы – деградацию экосистем.

Из сказанного вновь логически вытекает тезис о значимости стратегического управления инновациями. Известный футуролог О. Тоффлер в свое время писал: «Если мы хотим предотвратить шок от столкновения с будущим… мы не можем позволить, чтобы сотрясающие землю решения принимались бездумно, небрежно, беспланово. Пустить все на самотек – значит совершить коллективное самоубийство»38.

Механизм стратегического управления инновациями чрезвычайно сложен, носит эвристический характер, и, строго говоря, его пока еще нет как механизма, управляющего внедрением инноваций в планетарном масштабе. Реально существует локальное стратегическое планирование при создании каких-либо проектов, связанных с различными изменениями социальной среды. Общее определение этого планирования – экспертиза.

Из сказанного следует, что директивное управление процессом инновационной деятельности невозможно. В основе любой формы такого управления лежит экстраполяционная схема. Эвристический характер управления инновациями предполагает применение принципов самоорганизации в процессе инновационной деятельности, в частности принципа нелинейности.

В современном естествознании, как, впрочем, и в философии, понятие «нелинейность» начинает использоваться все шире, приобретая мировоззренческий смысл. Идея нелинейности включает многовариантность, альтернативность выбора путей эволюции и ее необратимость. Нелинейные системы испытывают влияние случайных, малых воздействий, порождаемых неравновесностью, нестабильностью, выражающихся в накоплениях флуктуаций, бифуркациях (ветвлениях эволюционных траекторий), фазовых и самопроизвольных переходах. В таких системах возникают и поддерживаются локализованные процессы (структуры), в которых имеют место интеграция, архитектурное объединение структур по некоторым законам построения эволюционного целого. Кроме этого, наблюдается вероятностный (хаотический) распад этих структур на этапе нарастания их сложности. Эти процессы невозможно надежно прогнозировать, так как их развитие совершается через случайность выбора пути в момент бифуркации, а сама случайность не повторяется вновь.

Взгляд на процесс самоорганизации цивилизационных форм из-нутри – как раз ситуация, в которой мы и находимся. В фокусе такого рассмотрения оказывается человеческая деятельность в целом и одна из ее базовых форм – инновационная. Последняя характерна выраженными антропными признаками и представляется в статусе неравновесного процесса, к которому бессмысленно применять традиционные средства регулятивного прессинга. Но управление инновациями возможно в ином формате – оно может быть реализовано через человеческие ценности.

Экспертный взгляд на процесс самоорганизации метаморфозно изменяющейся российской социальности чрезвычайно актуален именно сегодня. Он в первом приближении показывает, что под осцилляторами следует понимать различные формы и порядки не всегда четко структурированных современных социальных практик; под аттракторами – инновационную деятельность. В этой системе детерминированного хаоса аттракторы неизбежно ведут к целям – инновациям39. Спектр последних чрезвычайно разнообразен в силу отсутствия базовой социальной идеологии, что и обусловливает безграничный горизонт целей. Поэтому российская социальность обречена на хаотичные инновационные изменения и в этом смысле неуправляема. Но управление инновациями в данной ситуации возможно в ином формате – оно может быть реализовано через социальные ценности. При этом аксиологические установки будут действовать как модуляторы, «разрешая» те инновации, которые соответствуют наличным социальным приоритетам, и «запрещая» иные. Если, например, базовым ценностным параметром является «потребление», то соответственно будут реализовываться те инновации, которые соответствуют этой социальной преференции.

Все изложенное в этом разделе представляет достаточно сложную драматургию современных инновационных процессов, большинство из которых завязаны на соперничестве и противоборстве партикулярного обмена деятельностью, который без управленческой оснастки невозможен. В действительности «в духе и мире» человечество поляризовано, ценностно разобщено, консолидировано не истиной (В. Соловьев), а выработкой баланса сил в получении выгод. При этом главная задача философской методологии управления инновациями состоит в обобщении и ревизии приемов и навыков навигации в метаморфозно изменяющемся мире, в обозначении противоречий, стимулов и отработке гарантий в достижении оптимумов социальных изменений. Именно поэтому современное общество с очевидностью, не может развиваться без наличия различных систем и уровней управления, поскольку оно состоит из индивидов, каждый из которых обладает своими интересами, потребностями и возможностями, опытом и умением действовать. Проблема состоит в том, чтобы научится жить вместе достойным образом: разрешать возникающие противоречия средствами согласования разнонаправленных интересов людей, поиска консенсуса в процессе инновационного преобразования социального мира. По сути это проблема «индивидуальных действий и пределов их объединения»40. К этому следует добавить, что данное объединение должно быть достаточно устойчивым и одновременно потенциально гибким, что необходимо для развития порядков социальности и упреждающего управления этим процессом на разных уровнях организации современного социального бытия.

В конечном счете происходящее вокруг есть проекция внутренней природы человека как существа способного преобразовывать мир. Инновационная деятельность и инновации становятся орудиями этого преобразования реальности. Надо в то же время ясно понимать, что, изменяя реальность, человек изменяет и себя. И если судьба нам не безразлична, то мы должны прилагать максимум усилий к планированию инноваций и эффективному управлению наличной инновационной деятельностью.

Таковы, на наш взгляд, перспективы инновационного развития форм человеческой деятельности, порождающей не только очередные метаморфозы нашего бытия, но и способы конструктивного управления инновационными процессами, призванные снизить фон неопределенности и конфликтности в глобальных и локальных взаимодействиях на уровнях человек – природа, человек – человек и человек – общество.

§ 4. Самоменеджмент как базовая стратегия деятельности современного Homo Cognoscens

В настоящее время сложилась парадоксальная по своей неоднозначности ситуация в области менеджмента знаний. С одной стороны, налицо тот факт, что принципы централизованного управления познавательным процессом и научными изысканиями различного уровня показали свою неэффективность в силу ярко выраженной антропной (субъектной) доминанты, которая и обусловливает возможность кристаллизации новых знаний на основе использования потенциалов интеллектуально-знаниевой, информационной и профессиональной культуры конкретной личности – субъекта познания. С другой стороны, субъектная самость, присутствующая в результатах научных изысканий, требует порой определенной нивелировки, необходимой для включения этого массива новых знаний в структуру существующей конвенции научных представлений. Здесь неминуем лакатосовский конфликт между укорененной традицией суждений об объекте исследований и новыми научными аргументами, расшатывающими связи в привычной аксиоматической системе представлений. Но эти противоречия не исчерпывают сути указанного конфликта. Здесь обнаруживается и противостояние векторов направленной (организационной) регуляции познавательного процесса и субъектного самоменеджмента знаний. По сути это конфликт socio- и ego- начал, который требует своего разрешения не только средствами научных аргументов, но и путем корректного согласования преференций субъекта познания и представителей экспертного сообщества. К сожалению, достичь оптимального консенсуса в этом процессе удается далеко не всегда в силу доминантности внешнего организационного управления, задающего регламент познавательной деятельности, который не учитывает ни эффектов самоорганизации когнитивного процесса, ни уровня интеллектуально-знаниевой культуры его субъекта. Именно по этим причинам современные структуры, разрабатывающие нормативы для различных форм и уровней познавательной и научной деятельности, все в большей степени превращаются в паразитарные социальные конгломерации, душащие творческий потенциал Homo Cognoscens.

Попытаемся более детально разобраться в этих проблемах.

Итак, термин «менеджмент знаний» (knowledge management) в последнее время стал довольно широко использоваться в научной литературе. Это понятие чаще всего фиксирует особенности процесса идентификации, использования и передачи новой информации и знаний, которые люди могут создавать, совершенствовать и применять. При этом акцентируется внимание на некоей стратеги управления, которая якобы трансформирует все виды интеллектуальных активов в высокую производительность и эффективность, новую стоимость, повышенную конкурентоспособность и т. д. Как видно, апологеты этого менеджмента стоят на позициях классического позитивизма, кульминируя лишь сугубо прагматический эффект нового знания. Но, если отвлечься от банальностей, укоренившихся в структуре современного менеджмента под названиями «научающая» и «научающаяся» организация, то становится очевидным, что концептуальные основания, необходимые для разработки указанных стратегий, просто отсутствуют.

Более того, известно, что отечественный академический менеджмент, породивший имитации (симулякры) многих техник управления процессом познания, до сих пор функционирует в рамках следующего идеологического посыла: «знание возникает как надстройка над системой деятельности» (?). Между тем очевидна ущербность этого идеологизма, ибо, во-первых, он превращает менеджмент в одну из самых интеллектуально разгруженных сфер деятельности. Во-вторых, ограничивает его область лишь порой только ситуационным реагированием, практически нивелируя его главную функцию – упреждающее управление проблемами.

Очевидно и то, что знания должны предшествовать деятельности и объективироваться в ее рамках. В этом и заключается смысл не только инструментального знания и его динамики, но и предметно-деятельностного бытия любого познающего субъекта.

В связи с этим вопреки устоявшимся понятийным штампам следует подчеркнуть, что основная проблема управления знаниями состоит в формировании навыков стратегического мышления и алгоритмизации процесса познания, необходимых для продуктивного «вычерпывания» информации из объекта, ее удостоверения с последующей концептуализацией с использованием определенного арсенала методов научного познания.

Последнее предполагает как минимум наличие следующих навыков и потенций субъекта познания:

– владение инструментарием методологии познания в целом (инструменты гносеологии) и когнитивными средствами в сфере своей специализации (средства прикладной эпистемологии);

– включение основных топосов теории информационной аналитики в арсенал собственных средств познавательной деятельности41;

– владение основными принципами удостоверения (валидации, репрезентации) и аргументации получаемых знаний.

Очевидно, что указанные потенции Homo Cognoscens могут быть сформированы только на основе указанного выше согласования socio и ego начал. Причем этот процесс (согласования) не укладывается ни в один из внешнезаданных регламентов, а реализуется на основе личностных когнитивных, социокультурных, морально-нравственных и других преференций самого субъекта познания. Поэтому основания самоменеджмента закономерно могут быть представлены через призму концептуальных обобщений теории самоорганизации. Здесь сам объект управления знаниями —научная проблема – представляет собой не только результат актуализации некоего явления, включенного в различные порядки социальной динамики, но и необходимый стартовый капитал обобщенных знаний, которые субъект пытается адаптировать к решаемому спектру когнитивных задач, кристаллизуя новые предметные представления. Именно так происходит упорядочение, изначально размытого и многомерного познавательного пространства.

Этот процесс формирования знаниевой системы из их (знаний) изначальной конгломерации характерен выраженным двуединством. Он развертывается на фоне познанных закономерностей, вошедших в структуру социальности научного сообщества и самого субъекта познания, и одновременно сугубо личностных императивов когнитивной культуры.

Первый уровень указанной дихотомии позволяет адаптировать имеющиеся в социопрофессиональном багаже субъекта знания к решению поставленной проблемы. Здесь происходит движение «вниз» – от обобщенных социализированных знаний, облеченных печатью «истинности», к конкретному, чаще прагматическому результату, который оценивается через призму критериев социальной эффективности. Но эти критерии не есть когитальные продукты. Они представляют собой различные формы конвенции, установленные субъектами внешнего управления знаниями. Думается, что именно так могут быть созданы образы и образцы социальной действительности, воспроизводящие организационный порядок и регламенты не только познавательной, научной, но и любой другой деятельности. Речь идет о социальной платформе знания (истины), которая представляется Дюркгеймом, утверждающим: «…концепты черпают свой авторитет далеко не из одной объективной ценности своей… Если они не согласованы с совокупностью коллективных представлений, они будут упорно отрицаться»42.

В силу этих причин далеко не случайно, что именно сейчас, в период доминирования в социогуманитарной науке различного рода функционеров, все чаще звучат призывы к установлению «аксиоматического конвенционализма». Причем звучат они на вполне серьезных научных площадках из уст ранее уважаемых специалистов. Их мотивы вполне прозрачны: не имея возможности что-либо сделать в науке, они хотят еще какое то время продержаться в ее лоно, разделив всех на своих и чужих. Ими предлагается выделить в качестве объективных ограниченное число фаций и методологических ресурсов, остальные считать неликвидными (!). Не правда ли, попахивает лысенковщиной?

Вместе с тем я не склонен к абсолютизации означенного выше фатального сценария развития когитального процесса. Здесь представлен лишь один из крайних вариантов использования интеллектуально-знаниевого потенциала субъекта, который с легкостью «прогибается под изменчивый мир» и его конъюнктуру.

Второй из рассматриваемых уровней использования познавательных стратегий предполагает обратное: движение «снизу вверх» – от субъекта познания, его культуры и потенциала к объективной актуализации научной проблемы, ее решению с использованием адекватных методологических инструментов и, наконец, удостоверению результатов авторских изысканий средствами создания системы научных аргументов (концептуализации).

В условиях указанного двуединства главной проблемой самоменеджмента знаний как раз и является установление некоего оптимального баланса между socio- и ego-началами субъектной познавательной деятельности. Синергетический эффект, как следствие достигнутого оптимума в соотношении этих начал, может обеспечить как существенное приращение в массиве имеющихся инструментальных знаний, без изменения его структуры, так и его (массива) коррекцию в случае аргументированного обновления базовых предметных представлений и связей между ними в теле того или иного научного конструкта. Вместе с тем движение в этом направлении может дать и обратный эффект в виде дисбаланса. В этом случае опустевшее место научной истины неминуемо занимает конвенция, о чем уже шла речь выше.

Кроме того, рассматриваемый самоменеджмент когнитивного субъекта функционально ориентирован и на согласование двух других оснований познавательного процесса – ratio и empirical.

Известно, что практически все концепции социогуманитарной сферы, построенные на результатах анализа фактологического материала и в силу специфики этого научного жанра, вынуждены так или иначе реагировать на реальность бытия человека с улицы, порой дистанцируясь от эпистемных построений предметных фаций, сулящих кристаллизацию обобщенных форм понимания социальной действительности в модусе ratio. В силу этого полагаются актуальными апелляции к эпистемному инструментарию в процессе социального познания, результаты которого обозначат не только эйдосы, объективно раскрывающие существо предмета, но и контуры последующего исследования в формате empirical.

Средством достижения этого оптимума на уровне указанного баланса выступает система знаний – внутренне согласованная целостности представлений субъекта, которые соединяют его с предметом познания. Достижение этого оптимума – задача далеко не простая, ибо субъект постоянно находится в состоянии выбора из множества методологических альтернатив решения поставленной задачи, ощущая выраженную избыточность возможностей целедостижения. Это обстоятельство и превращает когнитивный процесс в неравновесную динамическую систему. Любые ошибки, которые допускает субъект, еще в большей степени разбалансируют пространство этой деятельности, препятствуя выработке ее дериватов. Следовательно, синергетический эффект в позитивных его последствиях может быть проявлен, как и в предыдущем случае, лишь средствами управления знаниями самим субъектом – упорядочения когнитивного пространства, презентуя технологии научных изысканий, результаты которых могут быть использованы в сфере последующего социального конструирования. Так, посредством данного инструментария обеспечивается диалектический синтез ratio и empirical в структуре процесса познания.

Благодаря такой его (процесса) оптимизации появляется возможность преодоления неопределенности в выборе когитальных средств и постепенное снятие противоречий, обусловленных движением к более развернутому и аргументированному знанию. Тем не менее полное преодоление указанной неопределенности невозможно, как невозможно достижение абсолютной истины. В силу этого познавательный процесс всегда будет обличен статусом неравновесной динамической системы, которая выраженно проявляет свои потенции к саморегуляции и самоуправлению.

Именно по этим причинам современное понимание сути knowledge management существенно отличается от первоначальных представлений о нем как о совокупности директив, выстраиваемых по принципам линейных причинно-следственных связей, лишенных какой-либо казуальности. Но при всем стремлении субъекта управления знаниями к строгим постановкам задач, формализации используемых методов и подходов разработка реальных стратегий менеджмента в огромной степени базируется на эвристической основе. По сути эвристическим остается и главный выбор Homo Cognoscens – между содержательной точностью постановки задачи и возможностями ее формализации. Это обстоятельство с очевидностью требует нового осмысления феномена управления знаниями, которое учитывает череду разнообразных нелинейных форм равновесия когнитивного процесса.

Теперь непосредственно обратимся вопросу: возможно ли вообще управление когнитивным процессом, результатом которого являются инновационные знания? Очевидно, ответ на этот вопрос зависит от того, стихийны эти инновации или их проявления предсказуемы. Если их возникновение стохастично, то управлять ими невозможно, но если их развитие в большей или меньшей степени регулятивно, то процесс кристаллизации инновационного знания вполне управляем, ибо появляется возможность изменения факторов его фундации средствами направленной регуляции.

Однако не все так просто. Дело в том, что возможным новое знание делает субъектное творчество, а оно, по сути, процесс стихийный. Поэтому традиционное экстраполяционное прогнозирование или планирование когнитивного процесса в этом случае оказывается неэффективным в силу того, что мы не можем предсказать возможные качественные изменения знаниевой системы, которые порой задают совершенно новые порядки в представлениях об объекте познания.

В то же время было бы неправильно абсолютизировать стихийность в творчестве и переносить ее на все формы познавательного процесса. На самом деле, прежде чем субъектное творчество даст результат в виде инновационного знания об объекте, т. е. превратит его в «вещь для нас», оно претерпевает некоторые метаморфозы. Результатом творчества является открытие, которое никогда не раскрывает всех форм и проявлений объекта познания, ибо он неисчерпаем. Это всего лишь абстрактное, обобщенное знание, существующее в модусе ratio, несущее в себе потенцию дальнейшего познания объектов данной природы, но не претендующие на статус средства их преобразовании, управления ими. Последние существуют лишь в качестве прикладных аспектов открытия, которые рождаются существенно позже благодаря пролонгациям познавательного процесса в формате empirical. Таким образом, любое научное открытие обладает собственной ценностью, так как углубляет наше понимание мира. В то же время любая форма его эпистемной технологизации значима постольку, поскольку способствует созданию стратегий инновационного изменения этого мира43.