Методология социального познания. Монография

Мы полагаем, что именно по такому сценарию в процессе информатизации происходит прогрессивно нарастающее использование в социальной практике информационных технологий и собственно информации. Последняя рассматривается не только в качестве цели и средства деятельности субъекта, но и как ее (деятельности) результат. На этой основе и формируются принципиально новые технологии осуществления социальной деятельности, а также устанавливаются новые критерии оценки ее результативности.

Ниже мы рассмотрим, как эти процессы информационной технологизации социального пространства обусловили кардинальные изменения в характере развития социохозяйственной сферы общественного бытия.

Итак, совсем недавно стал рельефно проявлять себя новый социально-онтологический и одновременно гносеологический феномен, получивший название «новая макроэкономическая среда», сформировавшаяся под влиянием новых технологий и инструментальной информации, которой овладел во всех ее прагматических импликациях субъект хозяйственной деятельности.

Эта новая среда стала рассматриваться как особый экономический строй, который базируется на трансформации знаний в финансово-экономические и управленческие инновации. Но информация (знание) как экономический фактор и ресурс принципиально отличается от всех остальных: труда, капитала, природных ресурсов, даже самого человека, производящего новую информацию и знание в процессе своей деятельности.

В научной литературе отмечаются следующие ключевые особенности информации (знания): универсальная делимость, потенциальная неисчерпаемость, воспроизводимость, отсутствие ограничений рамками территории (в том числе национальной), инвариантность при делении и потреблении. Именно эти качества информации (знания) как экономического ресурса в первую очередь и определяют специфику новой экономической реальности, ибо знание, информация экстерриториальны, они могут находиться одновременно в различных частях пространства, не препятствуя возможности их использования.

Сама же информация – очень специфический «товар». Если говорить об обмене информационными продуктами, то проданные знания (и иную информацию) нельзя забрать назад, выкупить, но при этом одну и ту же информацию можно продавать неоднократно, если это не идет вразрез с законом, что формирует феномен интеллектуальной ренты, в том числе в виртуальной форме. Проданная информация остается также в собственности продавца, который не расстается с ней, продав ее даже неоднократно. То есть товар-знание – иной по своей природе тип товара, и соответственно продажа информации – иная форма акта купли-продажи, при котором не происходит привычного отчуждения блага от продавца.

В то же время знания, информация резко обесцениваются во времени. При этом информационный продукт, в отличие от материального, подвержен только одному виду износа – моральному.

Кроме того, структура издержек при производстве наукоемких благ отличается от обычных. Основная их часть приходится на начальный период производства – на изготовление первого экземпляра, себестоимость которого несоизмеримо выше по отношению к издержкам последующих серий. Одновременно наблюдается резкое снижение издержек тиражирования, что является важнейшей чертой, позволяющей товару-знанию и всем видам товаров, которые включают его, распространяться гигантскими темпами по регионам планеты и социальным слоям. В связи с этим свойством и одновременно функцией товара-знания происходит изменение характера и структуры социально-экономической жизни в тех социальных нишах, которые соприкасаются с ним. Так, если в традиционной экономике деятельность нерегулируемых монополий приводит к завышению цен и снижению качества производимой продукции, то в новой экономике мы сталкиваемся с такими монопольными субъектами, которые увеличивают объемы производства и снижают цены (например, ситуация с тарифами на услуги мобильной связи). Это становится возможным благодаря существенному снижению издержек вследствие использования новых технологий, которые дешевеют гораздо быстрее, чем это наблюдалось во время предыдущих технологических революций. Такое принципиальное различие традиционных и новых социохозяйственных монополий вызывает особый восторг идеологов капитализма, но налицо слабая изученность этого нового феномена наряду с широтой его практического использования, что создает множество рисков и угроз.

В новой социохозяйственной среде возникает еще одна разновидность внешних эффектов. Если в экономике традиционных товаров увеличение количества потребителей уменьшает полезность, получаемую каждым, ибо один и тот же объем благ приходится на все большее количество потребителей, то в случае с товаром-знанием человек сталкивается с таким явлением, как сетевые внешние эффекты. В этом случае полезность блага для одного человека зависит от количества других людей, участвующих в процессе его потребления. Это приводит к тому, что возникает новая структура приоритетов монополий, которые в современных условиях заинтересованы не в сохранении монопольно высоких цен, а в максимальном, с тенденцией к монополизации рынка, их удешевлении. Сам рынок в данном случае становится предметом монополизации как конструкция обращения товара, а не как какой-то конкретный товар.

Следующим результатом информационной технологизации современного социально-экономического пространства, начинающим играть ключевую роль в развитии хозяйственных отношений, является появление и все большее распространение сетевых организационных технологий. Они изменяют логику организации участников рынка. Благодаря им происходит переход от вертикально интегрированных хозяйственных и сопровождающих их финансовых структур к пространственно интегрированным. Эти изменения обусловливают перевод формальной возможности создания невиданного ранее феномена виртуальных корпораций в разряд реальных. При этом новые информационные технологии меняют не только экономические параметры, но и влияют на политические, социальные и правовые аспекты жизни общества. Достаточно упомянуть о появлении идеи и версий реализации электронного правительства, о законодательном оформлении электронной подписи хозяйствующих и управляющих субъектов и др. Таким образом, в современных условиях новая идеология развития социохозяйственных систем меняет традиционные представления об источниках экономического роста и побуждает все большее количество исследователей обращаться к социально-экономическим последствиям использования информационных технологий.

Вместе с тем инновационные и информационные процессы нельзя воспринимать абстрактно, поскольку понятно, что информация несет на себе глубокий след общественных отношений, отпечаток потребностей, интересов и ментальных черт тех общностей, преференции которых она отражает. В этом и состоит сущность социальной информации и, вероятно, всякого нового знания.

Нужно говорить также и о том, что информация и новое знание, не соответствующие внутренним закономерностям функционирования общества, его ментальной и культурной традициям, несут по отношению к нему массу деструктивных последствий. Поэтому, рассматривая данное проблемное поле, необходимо хотя бы кратко остановиться на социально-культурных последствиях и проблемах становления и развития новой высокотехнологичной социоэкономической реальности.

Итак, важнейшим результатом информационной технологизации социохозяйственной сферы и одновременно главным аргументом приверженцев данного концепта является ее мощное влияние на экономический рост. Однако сам этот рост в различных его понятийных импликациях оказывается первым вопросом на пути обсуждения поставленной проблемы.

Кажущаяся очевидность объективной потребности всякого общества и человечества в целом в непрерывном экономическом росте подкрепляется целым рядом весомых аргументов. В первую очередь это расширение возможностей человека по освоению планеты и ее ресурсов, обеспечению все большей части населения продовольствием, другими необходимыми для жизнеобеспечения средствами существования и т. д. Если Томас Мальтус в конце XVIII в. полагал, что проблема перенаселения плане-ты – это вопрос времени, ибо существует объективный закон роста населения в геометрической прогрессии, за которым не успевает рост средств жизнеобеспечения (растущих в арифметической прогрессии). В связи с этим он призывал к жесткому регулированию народонаселения. В условиях, когда общая его численность составляла менее 1 млрд. человек, то теперь специалисты достаточно спокойно воспринимают цифру 10 млрд. и более, в первую очередь апеллируя к качественно изменившимся темпам экономического роста и появлению все более совершенных технологий, способных решать этот спектр проблем.

Но необходимо подчеркнуть, что проблема экономического роста не является столь одномерной. В связи с этим не всякая современная культура демонстрирует высокие темпы экономического роста. Наиболее высокими они оказываются в развитых странах, в связи с чем их отрыв от менее развитых не сокращается, а возрастает. Это с очевидностью обостряет множество планетарных социальных проблем, в первую очередь проблем взаимоотношения между богатым севером и бедным югом. При этом корни нарастания этой диспропорции скрываются глубже – отнюдь не все культуры являются носителями самой идеологии роста, в том числе экономического, который потому и оказывается для них не органическим, а внешне обусловленным, навязанным европоцентричными культурами. Большинству неевропейских культур, как показывает история, не присуща сама парадигма развития и роста, внутренняя система мотивации и ценностей, ориентированных на рост.

Так, традиционные культуры Востока больше тяготеют к консервации сущего, а не к его трансформации, поэтому их развитие является лишь ответом на вызовы эпохи, способом самосохранения на фоне евроатлантической экспансии. Эти тенденции подтверждаются следующим очевидным фактом: большинство центрально-азиастких республик бывшего СССР, несмотря на достаточно большой исторический период приобщения к европейской культуре благодаря влиянию России, встав на путь самостоятельного развития, буквально за несколько лет вновь вернулись в допросвещенческую эпоху, все более дрейфуя в направлении исламского фундаментализма без каких-либо иллюзий самостоятельного возвращения в просвещенное культурное пространство.

В связи с этим можно уверенно утверждать, что не только разработка всеохватывающей теории экономического роста, но и само всеобщее распространение идеологии роста является невыполнимой задачей. Следовательно, экономический рост и все определяющие его факторы являются как минимум культурной принадлежностью лишь части человечества, что и является одной из крупнейших социальных проблем14.

Завершая фрагмент анализа, посвященный рассмотрению результатов информационной технологизации современного пространства экономической деятельности, подчеркнем, что новые реалии развития социохозяйственных систем, базируясь на знании и информации, науке, инновациях, имеют природу и производимый продукт, существенно отличающие этот высокотехнологичный цивилизационный тип от природы и продукта предшествующих экономических форм. При этом новая экономика предстает как реальность, включенная и взаимодействующая с иными культурными подсистемами, играя все более активную роль в эволюции социальности человеческого сообщества.

Эта новая реальность должна рассматриваться как целостный комплекс, который включает производство нового инструментального знания (информации), его внедрение в социохозяйственную практику (производство, распределение, обмен и потребление благ), специальные формы организации и управления. Являясь порождением европейской и подобной по стилю рациональности российской культуры, идеи просвещения составили актуальные основания феномена новых социохозяйственных систем. Однако они (идеи) постепенно трансформировались в Европе под воздействием буржуазной реформации, а распространяясь в страны Азии, приобрели ряд специфических черт, отразившись во всех аспектах организации и управления жизнью общества, породив спектр новых перспектив и одновременно глобальных проблем в плане развития цивилизационных процессов и человечества в целом.

Резюмируя содержание этого раздела, отметим еще и следующие, на наш взгляд, весьма актуальные аспекты рассматриваемых здесь проблем.

Во-первых, как уже было показано выше, информационная технологизация социального пространства обеспечила мощный толчок к его трансформации на базе новых целевых приоритетов, кардинально изменивших характер субъектной и ассоциированной деятельности современного человека. Эти изменения настоятельно потребовали объективного снятия неопределенности в осмыслении природы, функций, содержательной структуры социальной информации и принципов ее циркуляции и воспроизводства в обществе. Благодаря этому сформировалась и стала быстро развиваться новая интенциональность в рамках практической философии, а также и в сферах прикладного научного знания, что обусловило становление таких методологических конструктов, как теория социальной информации и коммуникации, информология, теории маркетинга, Public Relations, рекламы и др. Мощный импульс к развитию получил и интегративный инструментарий информационно-аналитической деятельности15, которая в этих условиях стала все в большей степени востребована во всех сферах общественного производства.

Во-вторых, наряду с отмеченными выше последствиями информационной технологизации современного социального пространства нельзя не заметить и то обстоятельство, что рассматриваемое нами общество знания далеко не всегда оправдывает свое название. Так, Д. Белл констатирует тот факт, что резкий рост информационных потоков не привел к соответствующему росту знаний, что вызывает серьезную тревогу16.

Разделяя эти тревожные ожидания, мы обращаем внимание также на процессы дегуманизации, столь характерные, как это было показано выше, для данного социума. Следует заметить, что такая ситуация чревата разрушением социокультурной преемственности трансляции знаний, ценностей, образцов, составляющих мировую сокровищницу культуры. При этом индивид, утопая в информационном шуме, все больше привязывается к насущной ситуации, пытаясь адаптироваться к ней. Благодаря этому формируется новый социальный тип, во многом отрешенный от интеллектуально-знаниевых ценностей, исповедующий принципы прямой рефлексии и линейного мышления, не дающих ничего, кроме ощущений включенности в тот или иной локальный коммуникационный акт.

Этому активно способствуют и различные структуры информационного общества, продуцирующие в массовом объеме мощную индустрию развлечений, построенную всецело на примитивных линейных коммуникациях, кульминирующих определенные психологические состояния субъекта, но не более того. В итоге консьюмеристские формы и механизмы коммуникации, осуществляя интеграцию субъектов в современном обществе, воссоздают уникальную по своим жизненным признакам масштабную социальную когорту – «пролетариат знания» – людей, отлученных от интеллектуальной культуры, не способных к объективному познанию мира и его гармонизации информационно-знаниевыми средствами.

В-третьих, аналогичная интеллектуальная пролетаризация, как это ни парадоксально, характерна и для современного научного сообщества. В его структуре всегда было достаточно много «шлака», но именно сегодня эти субъекты быстро размножаются, используя различные коммуникационные практики самопрезентации, имитирующие «потенциал» их социальности. Правда, эти индивиды легко фильтруются благодаря их особому поведению в процессе осуществления названных практик. Дело в том, что прожекты и преференции, о которых они вещают, адаптируясь к конъюнктуре тех или иных направлений научных изысканий, бытийствуют лишь в форме симулякров, ибо презентуют только процесс, но не результат; создавая мнимый образ научной компетенции, без каких-либо перспектив ее развития.

Такие представители околонаучной общественности, не имея возможности самоутвердиться на фоне научного Логоса, активно коммуницируют по поводу решения вопросов организации научной деятельности, определения ее направлений и выработки критериев оценки получаемых результатов. В таком коммуникативном процессе опустевшее место научной истины занимает конвенция, благодаря которой и сохраняется видимость усилий, направленных на развитие научных изысканий. В этих условиях гибнет не только научная истина, а сама возможность ее проявления. Трагизм этой ситуации отмечал еще Гассет, подчеркивая, что «…особенность нашего времени в том, что заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду»17.

И, наконец, все представленные в этом параграфе положения отражают структуру проблемного поля современного познания. Очевидно, что рассмотренные здесь направления процесса информационной технологизации социальной среды и соответствующие им проявления новой масштабной социальности выступают в качестве чрезвычайно актуальных направлений социальных исследований, результаты которых должны обеспечить возможность создания новых технологий преобразования этой действительности, с учетом постоянно обновляемых преференций человека познающего и действующего.

§ 2. Социальная информация как источник инструментального знания

Понятие «информация», довольно часто употребляемое в современной речи, восходит к глаголу in-formare – «преобразовывать, изображать, представлять». В контексте наших изысканий, информация – это прежде всего «представление». Но сегодня особенно важным является осмысление сути этого феномена в контексте анализа его содержания, через призму понимания общей природы и социальной специфики, чтобы затем перейти к осмыслению инструментальной функции, позволяющей превратить информацию в главное средство социального управления.

Начнем с того, что в современной отечественной философской и научной традиции информация определяется как нечто объективное, выражаемое субъективными средствами. Есть и множество других форм раскрытия существа этого феномена. Но в ряду различных аспектов понимания информации и возможных ракурсов ее видения нам представляется важным выделить два подхода к рассмотрению этого феномена, которые позволяют раскрыть данное явление как социальное, вскрывая, как будет показано ниже, сущностные моменты информационных взаимодействий в обществе.

В онтологическом подходе информация рассматривается как самостоятельная сущность и особое качество бытия. Она может выделяться и как самостоятельные объект и предмет исследования, что, безусловно, предполагает множество ракурсов его научного рассмотрения. С этих же позиций можно рассматривать и современные типы функционирования информации как самостоятельной данности, позволяющей говорить об автономных информационных сущностях, которые предстают в виде предельного типа природного объекта, лишенного своего тела.

С позиций коммуникативного подхода информация выступает не столько как самостоятельный объект, сколько как способ осуществления коммуникации между различными материальными и идеальными объектами, а также их состояниями во времени. Полагается, что информации вне коммуникации не существует: то, что имманентно лишь данному объекту вне его отношений и взаимодействий с другими объектами, информацией в собственном смысле этого слова не является, а становится таковой только в процессе коммуникации объектов или объекта и субъекта (в познании и управлении).

Исследования данных процессов показали, что наиболее содержательные характеристики информации связаны с главным значением этого термина – осведомлением как формой информационного (коммуникативного) взаимодействия18. Причем участники информационного взаимодействия в процессе его осуществления могут выступать и как получатели информации, и как ее создатели, поскольку поступающее сообщение – это не просто «контейнер с готовыми данными», но еще и стимул для порождения адресатом новой информации на основе прошлого опыта и модели ситуации (а также способ управления субъектом на основе информационного воздействия).

Обобщая конструктив содержания этих методологических систем, подчеркнем, что онтологический подход представляет информацию в статусе иерархически организованной, многоуровневой целостности, причем каждый из этих уровней имеет собственную структуру.

Коммуникативный подход обосновывает двойственную природу информации. С одной стороны, она есть мера упорядоченности материальных и идеальных структур. Но, с другой стороны, на поверхность выходит и второй существенный аспект – информация, присутствуя в самом объекте, становится таковой лишь в обменном процессе. Такой подход не позволяет считать информацию ни чистым свойством объектов, ни чистым отражением. Она представляет собой синтез имманентных свойств объекта и отражения данных свойств в ином объекте. Отсюда следует, что информация рождается и существует лишь в процессе коммуникации.

Последнее утверждение может показаться слишком смелым, поскольку совершенно очевидно, что информация, будучи однажды полученной, уже отрывается от своего носителя и может существовать вне и без него. Однако это не только не опровергает, но, на наш взгляд, и подтверждает сделанный вывод, так как любая информация становится таковой только тогда, когда несет в себе сведения о каком-либо явлении (пусть уже исчезнувшем). Просто связь с объектом не утрачивается, а переходит в иное – ретроспективное – измерение.

Таким образом, мы считаем достаточно обоснованным утверждение о том, что информация, порождаясь объектом, отражая его свойства, становится и остается таковой лишь в процессе осуществления коммуникации между элементами некоей среды, актуальной или исторической. Более того, информацию можно рассматривать в статусе самой среды коммуникационного взаимодействия, которая, в свою очередь, является основой для реализации индивидом своих субъектных качеств в процессе жизнедеятельности. Аргумент, подтверждающий этот посыл, очень прост: субъект вынужден быть погруженным в сферу информационных взаимодействий, ибо только благодаря им поддерживается процесс реализации его социальности и жизнедеятельность в целом.

Вместе с тем полагаем, что последний методологический инструментарий при всей его эвристической ценности требует определенного развития и уточнения с целью его актуализации как средства понимания сути социальности современного субъекта, общности и общества в целом. Здесь необходимо отметить, что информацией является не всякое сообщение, а лишь такое, которое пробуждает критическое отношение к его содержанию, заставляя человека размышлять над его смыслом. Апеллируя к интеллекту, информация не только будирует мысль, но также пробуждает тягу к самостоятельному поиску и сбору дополнительной информации, ее систематизации, ведущей к собственным выводам и на этой основе к личному ответственному выбору. Так информация инициирует ряд сознательных действий субъекта: от формирования мотива к деятельности до реализации цели. Такая фундирующая потенция заложена в самой структуре социальной информации, включающей собственно текст, ценностный контекст и нравственный подтекст.

При этом только внешний слой информации, представленный текстом, имеет знаковое наполнение. Совокупность этих знаков дает субъекту представление о сути транслируемого сообщения. При этом знак ответственен только за презентацию идеи некоей вещи, но не более того. Поэтому чистый текст (системное средоточие знаков) не способен активировать мысль и порождать в сознании человека мотивы целедостижения. Такая возможность проявляется только тогда, когда текст обогащается контекстом, который находит свое выражение в отношении субъекта передачи информации к ее носителю, и подтекстом, фиксирующим нравственное обоснование позиции индивида.

В рамках этого процесса (обогащения текста) и осуществляется важнейший фазовый переход от системы знаков к системе символов – от презентации к репрезентации с последующим реальным или потенциальным воплощением транслируемой идеи. В силу этого и формируется будирующая интенция, подкрепленная субъектными мотивами достижения той или иной цели.

Но необходимо понимать, что одна и та же информация может восприниматься как способствующая удовлетворению определенных потребностей субъекта, так и как препятствующая их реализации. Это свойство социальной информации вытекает из природы субъект-объектных отношений, а именно из того, что на их формирование существенное влияние оказывает случайность, выступающая в форме либо частного – индивидуального, либо группового – профессионального, национального и т. д. – интереса. В связи с этим одна и та же информация может оцениваться по-разному. С другой стороны, наличие частного интереса приводит к избирательному выделению из общего информационного потока той информации, которая соответствует интересам субъекта.