Глава государства

Организация переговоров глав государств происходит по той же схеме, что и организация беседы. Изменяются только место проведения переговоров и состав участников.

Перед началом пленарных переговоров участники встречаются в центре зала, в котором проводятся переговоры. При этом главы государств обмениваются рукопожатиями, фотографируются.

Главы государств и другие участники переговоров занимают обозначенные места за столом переговоров, а переводчики садятся по левую руку от глав делегаций.

Если в ходе переговоров принимается решение о немедленном подписании какого-либо совместного рабочего документа, обе стороны занимают кресла за столом в помещении, специально подготовленном для данной цели. При этом участники переговоров встают справа и слева от стола на стороне флагов своих государств.

Подписание крупных итоговых документов по результатам переговоров обычно проводится в более торжественной обстановке в присутствии широкого круга приглашенных лиц и многочисленных представителей прессы.

При подписании совместных документов главы государств встречаются за 3–5 минут до начала церемонии. К этому времени в помещении, отведенном для подписания, собираются лица, приглашенные на церемонию подписания документов. Участники переговоров встают справа и слева от стола на стороне флагов своих государств.

В назначенное время главы государств проходят в зал к столу, за которым будет проходить подписание, и занимают места в креслах.

После подписания совместных документов и их альтернатив главы государств обмениваются документами и пожимают друг другу руки. Подается шампанское.

В отдельных случаях после подписания документов могут предусматриваться краткие выступления у микрофонов, расположенных по обе стороны от стола, а также подход к прессе и ответы на два-три вопроса журналистов[48].

Некоторые главы государств не только заключают, но и ратифицируют международные договоры и соглашения.

Глава государства может сноситься с главами других государств по международным вопросам.

Для реализации многих функций главы государства, связанных с международной деятельностью, важное значение имеет соблюдение дипломатического протокола, т. е. определенных правил, традиций, условностей. В соответствии с этим протоколом ведется официальная переписка, осуществляются назначения, аккредитование и отзыв дипломатических представителей, определяется их старшинство, устанавливаются церемониалы в связи с разного рода событиями и проведением мероприятий, созываются международные конференции и совещания, ведутся переговоры, наносятся официальные визиты, организуются приемы, определяются форма одежды, поведение.

Иначе говоря, ни одна из внешних форм в международном общении не осуществляется без соблюдения общепринятых правил, которые и называются протоколом.

Таким образом, протокол – это совокупность правил, традиций и условностей, соблюдаемых государственными учреждениями и официальными лицами в международном общении. Протокол является международным, поскольку его основные правила общепризнаны и во всех странах соблюдаются более или менее одинаково. Но каждая страна, соблюдая основные правила международного протокола, вносит в них свои поправки и дополнения, вытекающие из национальных особенностей, традиций и обычаев.

Основы дипломатического протокола начали складываться в далеком прошлом. Еще в Древнем Риме заключение мира, например, проводилось по соответствующей форме: член коллегии фециалов (жрецов) со скипетром Юпитера, приносящего победу, в руке и в сопровождении другого фециала, несшего ростки священной вербены из сада с Капитолийского холма, приказывал зачитать договор послам другой договаривающейся стороны, проклинал того, кто в будущем осмелится нарушить условия этого договора, а затем совершал жертвоприношение, каменным ножом перерезав горло свинье.

В Древней Византии, чтобы подчеркнуть ее военную мощь, обязывали иностранные делегации и послов присутствовать на нескончаемых парадах, во время которых войска, появлявшиеся в одних воротах и уходившие в другие, передвигались по кругу, меняя лишь вооружение. Встречи императора с иноземными гостями в целях поднятия престижа главы Византии обставлялись рядом обязательных церемоний. Например, при приближении делегации к трону императора устрашающе ревели золоченые механические львы, а сам императорский трон поднимался наподобие лифта[49].

Правила протокола возникли в результате постоянного и однообразного применения в международном общении обычаев и условностей в одинаковых по существу условиях. Они отражают состояние отношений с той или иной страной и подчинены целям и задачам внешней политики. Протокол является политическим инструментом демократии. «Протокол, – писал Ж. Серре, – это правила взаимоотношений между нациями»[50].

Во многих странах глава государства объявляет начало войны и заключение мира, хотя, как правило, для этого требуется санкция парламента.

Как отмечалось ранее, в процессе своей деятельности глава государства издает различные акты (указы, ордонансы и т. д.). Однако любой акт, исходящий от главы государства, во многих государствах приобретает юридическую силу только в том случае, если он получает подпись (скрепу) соответствующего министра, к ведению которого акт относится. В результате ответственность за этот акт несет не глава государства, а подписавший его министр. Таким образом, ни один акт главы парламентской республики или монархии не получит юридической силы, если он не будет соответствовать воле правительства. В результате глава государства во всех парламентарных странах низведен до положения некоего символа, поскольку реальных возможностей на проведение государственной политики он лишен.

Анализ фактической роли главы государства, – отмечал А. А. Мишин, – свидетельствует о том, что он является резервным политическим учреждением, пассивным в обычных условиях, но могущим быть использованным правящими кругами всякий раз, когда они ощутят потребность в дополнительной защите своих экономических и политических позиций[51].

Рассмотренный стандартный перечень функций главы государства не исключает, однако, разнообразия их содержания и состава в разных странах, поскольку эти функции во многих случаях названным перечнем не исчерпываются.

В президентских республиках (а также при других формах правления с «сильным» президентом) они включают функции главы исполнительной власти, обеспечивающие управление страной. В таких государствах имеется как бы дуализм функций президента, но он мнимый, поскольку эти функции сосредоточены в одном государственном институте, в руках одного лица, хотя эти две составные части выделяются довольно отчетливо. В парламентарных странах статус главы государства и реальные полномочия главы исполнительной власти разъединены, они принадлежат двум разным лицам. Однако между этими группами прав существует внутренняя связь, требующая определенного единства в их осуществлении, выражением которой является институт контрасигнатуры. Он обеспечивает единство действий главы государства и правительства, исполнительной власти[52].

ГЛАВА II

ГЛАВА ГОСУДАРСТВА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

§ 1. Монарх – глава государства

Сущность монархического правления составляет сосредоточение государственной власти в руках одной человеческой личности и вместе с тем выпадающая на долю этой личности задача совершать все обусловливаемое целями этого государственного рода. Так монархию характеризовал Р. Моль[53].

Говоря о достоинствах монархии, он писал: «Частое осуществление государства, основанного на идее права, в форме монархии, легко объясняется тем, что эта форма правления фактически может иметь различные точки отправления. Именно, во-первых, верховная власть может быть приобретена путем историческим, может сделаться достоянием известной личности, занимающей важное положение в государстве иного рода при превращении его в монархическое; далее, обладание властью может быть результатом славы и деятельности великого человека, стоящего, по общему признанию, высоко над другими и умеющего начать и выполнить всякое предприятие; – потом, даже у народов, созревших для государства, основанного на идее права, фактическое обладание большою силою весьма часто было достаточным основанием для беспрекословного подчинения этой силе и для чаяния от нее защиты и помощи; наконец, ясное сознание преимуществ единодержавия может побудить к добровольному введению такой формы правления. – Что же касается до причин, вследствие которых монархия дает относительно лучшие результаты, то они заключаются в господствующей здесь сильной централизации государственной власти; в единстве и постоянстве правительственных планов, исходящих от единой личности; в возможной быстроте решений и приказаний; в возможности перемещения и личного присутствия главы государства там, где он нужен; наконец, в положении монарха, возвышающемся над интересами и страстями отдельных лиц и партий»[54].

Р. Моль различал три вида монархии: неограниченную (абсолютную), ограниченную сословным представительством и монархию с народным представительством.

Монтескье, различая государства «по принципу правления», отмечал, что природа правления есть то, что делает правление таким, каково оно есть; а принцип – это то, что заставляет его действовать. Применительно к монархии таким принципом Монтескье считал честь. Природа чести требует предпочтений и отличий и находит себе место в этом образе правления.

П. И. Лазаревский, говоря о различии монархий и республик, полагал, что это различие «надо усматривать в трех отличительных правах монархов, отсутствующих у президентов: бессрочности (пожизненности) полномочий, безответственности и в том, что законы, изменяющие права монарха, не могут быть изданы без его согласия. Совокупность этих прав создает для монарха совершенно своеобразное, вполне независимое и самостоятельное положение»[55].

Он полагал, что монархии делятся на неограниченные (абсолютные, самодержавные) и конституционные (представительные). Б. Н. Чичерин называл чистой монархией образ правления, в котором верховная власть принадлежит одному монарху[56].

Российская монархия просуществовала много веков, и почти все это время во главе России стоял неограниченный монарх, именуемый государем. Барон С. А. Корф указывал, что в условиях неограниченной (абсолютной) власти монарх стоял выше государства, над ним и вне его. Без него государство как бы не существовало[57]. Сначала это был великий князь, затем царь – титул византийского происхождения (сокращенное «цезарь» – «цесарь»)[58] и, наконец, император[59].

Говоря о происхождении современной ему монархии, Ю. Гачек считал ее формами самодержавную, конституционную и парламентарную. При этом он полагал, что все они представляют стадии одного и того же процесса развития: из самодержавной монархии вырастает конституционная, а из конституционной – парламентарная.

Он считал, что в России развитие автократии или самодержавной монархии проходит через определенные стадии: сперва государственный дуализм, существующий между князем и народным собранием (вече), затем в силу изменившихся хозяйственных отношений – образование крупных латифундий, дающее в лице сословий равнородных с монархом соперников (Боярская дума и Земский собор), и, наконец, замена сословий царской властью и установление абсолютизма.

Особенно сильно от абсолютного режима отличается парламентарная монархия, под которой Ю. Гачек понимал такую монархию, в которой „министры намечаются для монарха парламентским большинством и где сам парламент осуществляет административную деятельность“. Под конституционной монархией Ю. Гачек понимал полную независимость монарха от парламента при осуществлении им управления и выборе министров. Таким образом, в отличие от парламентской монархии в конституционной государственная власть не распределяется между парламентом и монархом, который в своем лице соединяет все отрасли государственной власти, а бюрократия ограничена законодательной властью, а также административной юстицией и самоуправлением[60]. По мнению С. А. Корфа, положение монарха в конституционном государстве правильнее определять как главы государства, в руках которого соединяются нити всех трех государственных властей[61].

Касаясь классификации форм правления, встречающейся еще у Геродота в его рассказе о переговорах Отанеса, Мегабиза и Дария, о том, какую форму правления установить в Персии после убийства лже-Смердиса, и основанной на различии числа правящих лиц (принадлежность власти одному – это монархия, многим – это истократия, а всем – демократия), Н. М. Коркунов считал необходимым определить, что надо понимать под правлением. «Если тех, – писал он, – в чьих руках сосредоточено все распоряжение государственной властью, так, что все другие учреждения являются лишь содействующими или действующими по их полномочию, то под определение монархии, как правления одного, подойдет только неограниченная, абсолютная монархия. В конституционной монархии парламент не содействует только монарху и не от него получает свои полномочия, а, напротив, является самостоятельным органом, ограничивающим монарха и опирающимся на полномочия, данные ему от народа. Если же под правящими разумеют тех, в чьих руках сосредоточено не все распоряжение властью, а только функции так называемой исполнительной власти, тогда большинство современных республик, имеющих единоличного главу исполнительной власти, президента, окажутся также подходящими под определение монархии»[62].

Н. М. Коркунов полагал, что по форме устройства все государства могут быть разделены на монархии и республики, но различие их не только в числе правящих лиц, но и в их юридическом положении. В республике все лица, участвующие в распоряжении властью, ответственны от последнего избирателя до президента, стоящего во главе республики и призванного действовать от ее имени. В монархии, напротив, имеется и безответственный орган власти – монарх. «Именно в этом различии ответственности и безответственности, – считал Н. М. Коркунов, – заключается различие президента республики и монарха, а не в объеме или характере их функций»[63].

Лучшим обоснованием идеи самодержавной монархии был, по словам Н. А. Бердяева[64], труд Л. А. Тихомирова «Монархическая государственность».

Самодержавная монархия, по мнению Л. А. Тихомирова, не может существовать без двух основ: религиозного идеала и прочного, корпоративно организованного «социального строя», имеющего тесную связь с верховной властью, которая в совокупности с подданными образует государство и правительство, подчиненное верховной власти и ею организуемое в целях государственного управления. Свою задачу Л. А. Тихомиров видел в том, чтобы указать российской монархии путь творческой реставрации этих ее главных основ.

Он считал, что вследствие различий во влиянии религиозного мировоззрения и социального строя, а также по различному нравственно-психологическому состоянию нации можно выделить несколько неодинаковых типов монархий. В основе их три: деспотичная, абсолютистская и чистая монархия, или самодержавная.

Л. А. Тихомиров утверждал, что признание верховной государственной власти одного человека над сотнями тысяч и миллионами подобных ему человеческих существ не может иметь места иначе, как при факте или презумпции, что в данной личности – царе – действует некоторая высшая сверхчеловеческая сила, которой нация желает подчиняться или не может не подчиняться.

«Но каким образом один человек может стать верховной властью для того народа, – писал Л. И. Тихомиров, – к которому он сам принадлежит и который во столько же раз сильнее всякой отдельной личности, во сколько миллионы больше единицы?

Это может быть произведено только влиянием религиозного начала, – тем фактом или презумпцией, что монарх является представителем какой-то высшей силы, против которой ничтожны миллионы человеческих существ. Участие религиозного начала безусловно необходимо для существования монархии, как государственной Верховной власти. Без религиозного начала единоличная власть, хотя бы и самого гениального человека, может быть только диктатурой, властью безграничной, но не верховной, а управительной, получившей все права лишь в качестве представительства народной власти.

Таково и было историческое возникновение монархий»[65].

Л. А. Тихомиров полагал, что абсолютная монархия имеет больше видимость монархии, нежели ее сущность. Условия чисто социальные и политические вообще способны создать только этот единоличный, избирательный или даже наследственный абсолютизм, который держится явным или предполагаемым избранием народной воли. Но это не есть еще признанная верховная, самородная власть, это не есть власть выше народной воли. Для довершения монархического дела на помощь социальным условиям должны явиться религиозные верования, и только тогда абсолютизм превратится в настоящий монархизм. Точно так же в истинной монархии при отнятии религиозного верования останется только абсолютизм, который затем может легко уступить место демократии или аристократии.

Влияния религиозные и социальные Тихомиров называл органическими, наиболее глубокими и основными. Помимо них он рассматривал и влияние внешней и внутренней политики, считая это влияние очень сильным.

Кроме того, на государственное строение как в хорошем, так и в дурном смысле огромное влияние имеет все, что относится к области разума: состояние наших знаний, логическая развитость, способность критической оценки и т. д. Потому для государственности народа огромное значение представляют глубина и характер развития образованного класса, степень его образования, степень развития и самостоятельности науки страны.

Л. А. Тихомиров считал, что монархия имеет три главные формы:

1) монархия истинная, составляющая верховенство народной веры и духа в лице монарха. Это монархия самодержавная;

2) монархия деспотическая, самовластие, дающая монарху власть верховную, но без обязательного для него и народа известного содержания;

3) монархия абсолютная, в которой монарх по существу имеет только все власти управления, но не имеет верховной власти, остающейся у народа, хотя без употребления, но в полной потенциальной силе своей.

В исторической действительности эти формы монархической власти смешиваются в различных комбинациях.

Л. А. Тихомиров рассматривал Россию как страну с особо благоприятными условиями для выработки монархической верховной власти.

В числе этих условий он рассматривал условия религиозные, социально-бытовые и условия внешней политики. Вместе с тем он полагал,

что все условия политической сознательности были в России за все тысячелетие ее существования крайне слабы и по своей спутанности и противоречивости едва ли не хуже, чем где бы то ни было.

Анализируя развитие русской государственности, Л. А. Тихомиров приходит в выводу, что русский по характеру своей души может быть только монархистом или анархистом. Если он почему-нибудь утратил веру в монархию, то делается или политическим индифферентистом, или анархистом.

«Может быть, – писал он, – наша интеллигенция, или даже вообще русские, этого сами не понимают. Но психология руководит нами независимого от нашего понимания, и русского она ведет ни к чему иному, как к монархии, по той причине, что он не способен честно и охотно подчиниться никакой другой власти, кроме единоличной»[66].

Представляет интерес своеобразное исследование монархии, имеющееся у известного русского философа И. А. Ильина. Он считал, что задача установить сущность монархического строя в отличие от республиканского является весьма трудной.

Она трудна, во-первых, потому, что монархическая форма правления – «персональное единовластие» – есть форма весьма древняя. Она стара, как человеческое общество.

Эта задача трудна, во-вторых, потому, что ее разрешение встречается с одной из сложнейших проблем науки права – с проблемой методологической.

Эта задача трудна, в-третьих, потому, что сущность монархии, как и сама сущность права, имеет природу сверхюридическую. Это означает, что для разрешения вопроса об отличии монархии от республики необходимо, не выходя из пределов науки, выйти за пределы юриспруденции. Надо, не порывая с научным материалом государственных законов, политических явлений и исторических фактов, проникнуть в их философский, религиозный, нравственный и художественный смысл и постигнуть их как состояния человеческой души и человеческого духа.

Наконец, в-четвертых, эта задача трудна потому, что ныне монархический строй и сама идея монархии вовлечены в тот общий мировой кризис, который разразился в XX веке с небывалой еще в истории бурностью и остротой.

Монархическое начало, стоящее по природе своей в скрещении государственности, религии и нравственности, не могло не быть захвачено общим духовным кризисом, когда духовно ослепшие люди начинают слепо ненавидеть и слепо преклоняться, а их сила суждения, и без того небольшая, слабеет и разлагается окончательно.

«Я вижу не только духовные преимущества монархии, – писал И. А. Ильин, – но и ее своеобразные трудности и опасности и не считаю возможным что-нибудь замалчивать или идеализировать. Однако я вижу и все опасности республики, а также и положительные основы республиканского образа мыслей, пытающегося высказать некоторые основные аксиомы здорового правосознания, которые в истории нередко забываются монархистами»[67].

И. А. Ильин отмечал, что конституционные нормы определяют иногда права монарха совсем иначе, чем они осуществляются в политической жизни. «Иметь право» – не значит фактически быть в состоянии сделать что-нибудь. «Монарх по закону «может» многое, – писал он, – чего он не может в действительности; и наоборот. Это означает, что методологически следует изучить законы и их состав – отдельно и сначала; это создает так называемую «догму права», в силу которой отличие монархии от республики будет одно. А потом надо изучать отдельно политический состав исторических фактов; это даст политическую историю, историю государственных учреждений; и тогда быстро окажется, что отличие монархии от республики совсем другое. Ясность и строгость ученой мысли будут осуществлены, но единый критерий отличия будет утрачен»[68].

И. А. Ильин указывал, что писаные конституции, трактующие права монарха, суть явление сравнительно позднего времени. В Средние века государственный строй слагался и держался гораздо более религиозной санкцией, политическим импонированием, традицией, естественностью сана, обычным правом.

И. А. Ильин отмечал, что обычно считается, что верховный орган государства есть тот, который имеет право принимать решающее участие в законодательстве и в управлении, а до известной степени – и в организации правосудия. И в монархии, и в республике этот орган является единоличным[69]: единственная персона монарха и единственная персона президента. И вот, если права этой персоны наследственны, длятся бессрочно или пожизненно и сама эта персона не подлежит за свои действия ни ответственности, ни санкции, то это есть монарх, а строй, возглавляемый им, есть монархический. Если же права этой персоны приобретаются на основании избрания, если они ограничены определенным, заранее установленным сроком и сама эта персона за свои действия формально ответственна, то перед нами президент и республика.

Правда, И. А. Ильин признавал, что при тщательном историческом изучении отличие монархии от республики растворяется в целом множестве неуловимых переходов, и нахождение единого и определенного формального критерия представляется неосуществимым.

Так, нельзя признать единоличность верховного государственного органа как черту, присущую всем республикам и всем монархиям. Монарх вступает на престол не всегда по праву наследия, а президент не всегда избирается.

Не является постоянным признаком и верховенство царской власти. История изобилует царями, королями и императорами – зависимыми, ограниченными, политически бессильными, юридически подчиненными, завоеванными, покоренными, приравненными к государственным чиновникам или управителям.

Наконец, подчеркивал И. А. Ильин, нельзя сказать о монархе, что полномочия его бывают всегда бессрочны и пожизненны. Он отмечал, что «бессрочность монарших полномочий слишком часто прерывается внеправовым и противогосударственным способом, ибо история насчитывает такое число удаленных, свергнутых, бежавших, убитых и растерзанных государей, что поименовать этих мучеников, по-видимому, невозможно»[70].

И. А. Ильин отмечал, что монарх по конституционным законам считается свободным от политической ответственности: отвечает не он, а его советники. Но едва ли можно говорить о «безответственности» монарха, когда каждый миг его жизни грозит ему бессудной расправой, насильственным свержением или нападением заговорщиков. Правда, пока соблюдаются конституционные «приличия», монарха нельзя ни сместить, ни отдать по суд, ни лишить трона. Но эти «приличия» нарушаются слишком часто. Недаром Альфонс XIII, пережив покушение на свою жизнь, говорил об «опасностях своего ремесла».