
Полная версия
Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже
На камуфляжной форме Свиридов никогда не прикреплял планки или ордена – ему хватало полевых генеральских погон.
А в шкафу в его теперешнем кабинете висели и штатские и военные костюмы, а также его большая фотография в парадной форме со всеми регалиями и даже с лентой ордена Святого апостола Андрея Первозванного с мечами через плечо. В таком виде Свиридов нигде и никогда не появлялся – пока. Без ленты, но со звездой этого ордена и со всеми остальными орденами и Звездами он появлялся на людях в отдельных исключительных случаях, например, провожая новобранцев в армию или в праздничные дни начала мая.
Кроме обычного штатского костюма в шкафу висели смокинг, клубный пиджак и сюртук – все это на особые случаи, которые случались чрезвычайно редко.
Ну, а все остальное было обычным – трусы, «боксеры», плавки, майки и любимые им тельняшки (с рукавами и без), рубашки белые, цветные, полосатые и защитные, галстуки всех видов и мод, в том числе бабочки разных цветов, в коробочке лежали запонки – простые и не простые с искусственными алмазами, бериллами, агатами и рубинами.
Целый ящик занимали носки и носовые платки – на этом изобилии настояла Тоня, которая тщательно следила за состоянием гардероба мужа.
И он признавал ее безусловный авторитет в этом вопросе, и если Тоня говорила, что в данном случае необходимо надеть именно это и это, то Свиридов даже не пытался возражать ей …
НОВЫЙ ДИРЕКТОР ШКОЛЫ
Свиридов встретился с Викториной Ивановной Стригуновой с подачи Веры Грачевой и убедился с одной стороны, что эта женщина кому-то в районном и городском отделах народного образования встала поперек горла, а с другой стороны увидел, что человек это стоящий. Поэтому вторая встреча состоялась уже в городе около института, в кабинете директора самой старой школы в городе.
Викторина Ивановна выделила для посещения города недалеко от Москвы воскресение и отправилась в гости вместе с мужем, инженером Борисом Константиновичем. В воскресение пробок было поменьше и их доставили на автомобиле – на машине со спецсигналом это было довольно быстро. Поворот с трассы в лес, контрольно-пропускной пункт, снова лес, недолгая городская застройка, опять участок леса, несколько высоких зданий и современное здание школы.
Стригуновых встретили Свиридов, Грачева и Дементьев.
Сперва общий разговор шел в просторной учительской, затем Бориса Константиновича увел к себе Дементьев, а беседу с Викториной Ивановной продолжили Свиридов и Грачева.
Викторина Ивановна с помощью Свиридова разговорилась и довольно откровенно рассказала о своих конфликтах с руководством.
И оказалось, что у Стригуновой очень много точек соприкосновения с Грачевой, в особенности в сфере современного образования, в области оценки современных учебников и министерских разработок и методичек, в области оценки экзаменов и ЕГЕ, и по отношению к современным ученикам.
Потом разговор пошел более общий – о жилье, о трудоустройстве мужа, о перспективах дальнейшей учебы детей.
К ним присоединился Костя Грачев, муж Грачевой, сотрудник завода Дементьева, куда отправился муж Стригуновой. И они вчетвером зашли Нике и Владику, познакомились с их сыном Егорушкой.
Викторина Ивановна сперва удивлялась, наблюдая за этой семьей, за отношениями между тещей и Владиком, за отношениями между Грачевым и внуком, за отношениями между Никой и матерью, за отношениями между Никой и Свиридовым, между Владиком и Свиридовым.
Поудивлялась и вдруг почувствовала, насколько все эти люди любят и ценят друг друга несмотря на разницу в возрасте и в интеллектуальных способностях …
ХОСПИС
Агент АНБ Дайяна Уайттеккер, которую теперь звали Дина Егоровна Утечкина, далеко от Москвы работала в тамошней больнице с трудными больными, пострадавшими от экспериментов некоторых нечистых на руку деятелей.
Лев Вонифатьевич Худобин, сотрудник СРВ, был заброшен в США с целью внедрения в структуры ЦРУ, и там, в США они – Леопольд Капницер и Дайяна Уайттеккер встретились и полюбили друг друга.
Худобин «попал» в поле зрения ЦРУ, окончил одну из разведшкол и был направлен в СССР для обнаружения секретного института по глубокой физической модификации вещества и для внедрения в этот институт. После возвращения в СССР Лев Вонифатьевич работал в сибирском филиале этого института по своей прежней специальности – математическое планирование экспериментов в недостаточно детерминированных системах – и ждал связника.
Перед отъездом из США ему показали фотографии нескольких человек, которые могли выйти на связь с ним, и среди этих фотографий он с удивлением увидел Дайяну.
Дайяна под именем Нелли Шистер шла на связь к Леопольду, была задержана и разоблачена Свиридовым в ходе его борьбы с наркомафией там, далеко от Москвы. Она чистосердечно и сознательно перешла под «крылышко» полковника, а затем генерала Свиридова, они с Львом Вонифатьевичем соединились – хотя Дайяна не знала, к кому она шла на связь.
После выполнения ряда заданий Свиридова Худобин и Утечкина, не представляющие своей жизни друг без друга, оказались недалеко от Москвы, и работали тут – Лев Вонифатьевич руководил группой математического планирования экспериментов в отделе Потаповича, а Дина Егоровна – стала главным врачом во вновь построенном хосписе.
Оба были увлечены друг другом и своей работой.
Со Львом Вонифатьевичем работала его подчиненная – по работе в Сибири – Валентина Суковицина, его секретные отчеты по работе там, в Сибири, высоко ценились сотрудниками здесь, недалеко от Москвы, и работы у него было что называется выше головы.
И он был этому очень рад.
Дина Егоровна железной рукой взялась за хоспис, мгновенно заработала непререкаемый авторитет у руководства и уважение всех «своих старичков и старушек», и сохранила преклонение перед Свиридовым. Свиридов был непререкаемым авторитетом для Дианы, которая обращалась к нему не иначе, как «генерал, сэр».
И его она слушалась так, что Худобин даже ревновал ее к нему.
Дина Егоровна каждый день обходила всех пациентов хосписа, находила время для разговора с каждым, и все пациенты шли к ней со всеми и всякими своими бедами и вопросами. На 25 мест в хосписе – 10 двухместных 5 одноместных палат – там находились всего 12 пациентов, но все попытки начальства занять пустующие места Дина спокойно и жестко отбивала.
Нередко, извинившись перед своим Лео по телефону, Дина Егоровна задерживалась в хосписе, беседовала с какой-нибудь старушкой – мужчин в хосписе было мало, и обсуждала все ее домашние заботы.
Уходя домой, часто довольно поздно, Дина Егоровна всегда обходила посты в коридоре и прощалась с дежурными сестрами …
ЗОВ ЧУЛПАН
Свиридов уловил мысленный зов и долго не мог определить, кто же так жалобно мог мысленно обратиться к нему. Он пытался уловить хоть какие-нибудь индивидуальные особенности того, кто обращался к нему, и сперва он уловил причастность к благотворительному фонду «Подари жизнь», а затем подробности поездки к детям и одного ночного разговора.
– Чулпан Хаматова! – догадался Свиридов. – Что же там могло случиться?
Была поздняя ночь и он не стал звонить, а попробовал переместиться на еле ощутимый пеленг зова.
Невидимкой в «коконе» он пронесся над знакомым ему с детства зданием театра «Современник» и уже совсем медленно стал перемещаться на мыленный зов Хаматовой.
И проник внутрь здания и, наконец, в квартиру и в комнату.
Хаматова плакала, скорчившись в кресле, замотанная в какой-то необъятный вязанный платок.
Свиридов понял, что в квартире кроме маленьких детей и Чулпан никого нет, и вышел из невидимости. Он не шумел, и Хаматова не сразу обратила на него внимания.
Тогда он положил руку ей на голову и сказал:
– Ты чего плачешь, Чула?
Так Хаматову никто, кроме Свиридова не называл, и она вскинула голову.
– Анатолий Иванович? Это вы … это ты? Как? Откуда? Как … как ты попал в квартиру?
– Успокойся, Чула, успокойся.
Хаматова вылезла из кресла и освободила для Свиридова другое кресло, сняв с него кучу папок.
– Садитесь … садись, Толя … Мне так плохо … Я думала, что уже ко всему привыкла, к любому предательству … И опять …
Свиридов долго беседовал с Чулпан, вникая в ее переживания и успокаивая ее.
Она уже не плакала, а только всхлипывала и с горечью рассказывала об очередном предательстве – ей везло на нечестных людей, пользующихся ее доверчивостью.
Успокоив Чулпан и уложив ее в кровать Свиридов вернулся домой.
Тоня ждала его.
– Спи, милая. Дай, я тебя укрою.
– Я уже сплю, Толенька …
ДЕТИ и БРАК
Количество приемных детей в семьях жителей города стремительно росло, и, соответственно, уменьшалось количество сирот, проживающих постоянно в лесной школе-интернате и в общежитии. И это уменьшение количества воспитанников вызвало такое непривычное для органов опеки и попечительства явление, как пополнение в середине года.
Но там быстро привыкли к этому и смирились к приездам сурового и непреклонного руководителя ЗАТО – генерала Свиридова. И спорить с ним даже не пытались.
И теперь новые ребятишки приезжали в лесную школу не один раз в году, а два, и оба раза за ними приезжал сам Свиридов.
И снова новички быстро осваивались в сложившемся коллективе, и снова …
Количество приемных детей в семьях жителей города стремительно росло, и, естественно это не обходилось без накладок.
Но серьезные неприятные случаи происходили редко, но случаи несовместимости или непонимания все же случались. И Свиридову приходилось вмешиваться и разрешать эти неприятные ситуации, которые в просторечии называли «браком».
В большинстве случаев ему приходилось сталкиваться с тем, что приемные родители плохо представляли себе все сложности усыновления и были к этому не готовы.
Подавляющее число этих случаев Свиридову удавалось разрешить в самом начале, при истоках начинающегося конфликта, и его вмешательство практически всегда приводило к положительным результатам. Не сразу, но отношения в таких семьях налаживались – иногда медленно.
Значительно реже встречались случаи, основой которых являлись психологическая несовместимость характеров родителей и приемных детей.
Тут иногда возможностей Свиридова не хватало для изменения ситуации или он не считал возможным столь серьезное вмешательство.
Таких случаев было всего два, но пришлось серьезно наказать приемных родителей и лишить их приемных детей.
Основная трудность заключалась именно в детях – для них все происшедшее могло стать неисправимым ударом на всю оставшуюся жизнь. Могло – но Свиридов находил выход и из такой, как казалось безвыходной ситуации.
Он смог найти других, новых приемных родителей в колхозе, где нравы были попроще и в то же время пожестче. И это все вместе при серьезном вмешательстве Свиридова в психику детей помогало смягчить ситуацию и дети стали приживаться в деревенских условиях.
А прежние приемные родители кроме жесткого психологического воздействия от Свиридова получили весьма ощутимую общественную реакцию в виде обструкции и бойкота.
Свиридов тщательно анализировал все происходящие случаи и делал выводы – выбор перспективных приемных родителей становился строже …
Но и при этом в городе появлялись все новые и новые приемные дети, к которым отношение было абсолютно таким же, как и к родным …
ГРИША
Глава семейства Григорий Свиридов при вей своей занятости никогда не забывал своих любимых женщин – мать Тоню, жену Улю, дочку Верочку. С недавних пор к любимым женщинам прибавился любимый сын – Коленька.
А его любимые женщины обожали сына, мужа и папу, радовались его вниманию и ценили каждую минуту общения с Гришей – кроме его работы в Студии военных художников имени Грекова художник Свиридов много работал дома.
И когда он удалялся в свою студию, да и просто садился с листом бумаги и карандашами, никто старался не помешать ему. С одинаковым самозабвением он работал в своей небольшой студии в городе и в своей загородной студии.
Тут, на третьем этаже дачного дома, его студия занимала весь этаж, всегда была полна света, и тут часто ему позировали те, кого он выбирал для этого.
Быть выбранным объектом творчества Гриши считалось почетным, и к его натурщикам – и натурщицам! – относились с уважением.
Свои работы Гриша обязательно показывал своим домашним, но избирательно.
Практически все он показывал Уле, советовался с ней по поводу иллюстраций к переводам книг и рисунков для рекламы в венских изданиях.
Также почти все он показывал отцу, за исключением тех рисунков, которые он создавал для некоторых своих заказчиц в стиле «ню».
Зато Тоне он показывал все эти «ню» – все без исключения, в том числе рисунки жены, самой Тони, и других знакомых женщин.
Показывал не бескорыстно – он спрашивал у Тони о впечатлении, которое производили эти рисунки у женщины, мнением которой он дорожил.
Иногда свои рисунки к переводным книгам Гриша показывал Маргарите Антиповой и Дине Утечкиной, проверяя соответствие изображения реальному национальному колориту и верности деталей.
В этом эти женщины, как и Тоня, имеющие опыт жизни за рубежом, частенько давали Грише поистине бесценные советы. А иногда он прибегал к помощи Мари Козловой, знающей страны на северном побережье Балтийского моря.
И хотя Гриша не использовал фотографии в качестве основы для своих рисунков, но внимательно изучал фотографии Парижа, Рима, Вены, и затем мелкие детали обстановки в этих городах появлялись на его рисунках, удивляя заказчиков из венского издательства.
А его зарисовки армейских будней постоянно вызывали одобрение в войсковых частях, в студии и на выставках.
Но все это были рисунки в черно-белой гамме, а небольшие миниатюры с разделением цветовых полей – уроки Даффи не прошли без следа! – Гриша пока складывал в папку.
Эти миниатюры становились все выразительнее и интереснее, но пока Гриша никому их не показывал, кроме своих домашних …
СТИЛЯГИ
– Папа Толя, ты смотрел фильм «Стиляги»? Как ты считаешь, там похоже на то, что было на самом деле?
– Видишь ли, Уля, это все-таки кино. Некое … обобщение. А у нас было по разному …
– Но насколько похоже на то, что тогда было?
– Чтобы ответит на твой вопрос лучше нам позвать Виктора, Костю или Карена. Они тоже могли в некоторой мере себя считать стилягами … Тем более, что я не видел фильма целиком …
– Так позовем их? – спросила Тоня, – Позовем с женами, те тоже что-нибудь добавят …
И в один из выходных дней вечером у Свиридовых собралась тесная компания – Виктор Скворцов с Леной и Виолеттой, Карен Варданян с Маргаритой Антиповой и Костя Докукин с Людмилой.
Свиридов обозначил тему, все пригубили бокалы с пивом и потянулись за рыбкой.
– По Броду шаталась совершенно различная публика …
– Папа, поясни терминологию для непосвященных, – попросила Уля.
– По ходу дела … Брод или Бродвей – это улица Горького, но не вся, а от Охотного до Моссовета, – прожевав кусок рыбы ответил Виктор. – Чувиха или герла – девушка, мен – парень, молодой человек, хилять по Броду – гулять по улице Горького, да мало ли какие словечки тогда были в ходу …
– Не засоряй детям мозги! – прервал его Костя Докукин. – И те, кого теперь называют стилягами, отличались довольно сильно. Тем более, что подобная безголовая и малоприятная молодежь была не только в центре, на Броде – в других местах Москвы тоже были свои «стиляги».
– Но там чаще была просто шпана. – добавил Виктор, – или почти шпана, то есть стиляги с уголовным уклоном.
– Еще стиляги были из обеспеченных семей – это своя статья. Дети Михалкова, дети членов ЦК, министров – и тут была своя довольно четкая градация …
– По количеству денег в кармане …
– Или по безнаказанности …
– А девушки? – странно, но это спросила Тоня.
– Милая Тонечка, – обернулся к ней Виктор, – По моему непросвещенному мнению ты к этому племени отношения не имела …
– И не забывайте, что в историческом плане можно рассматривать первые послевоенные годы, когда мальчики учились отдельно, а девочки – отдельно. И это тоже накладывало свой отпечаток на их взаимоотношения, – заметил Карен. – Раздельное обучение только обостряло интерес и тягу друг к другу …
– Итак, кто расскажет про Брод? – спросила Марго.
– Наверное, я. – сказал Свиридов. – Но я не могу отнести себя к обеспеченному классу, и денег на дорогие рестораны у меня и у моих товарищей не было. Мы просто иногда гуляли по улице Горького в ее начале, взяв девушек под ручку … Или точнее, девушка брала тебя под руку и прижимала твою руку к себе. Прижимала по-разному, в зависимости от степени близости и дальнейших планов. Могла прижать твою руку к своей полной груди, и тогда ты млел, ощущая эту теплоту и мягкость …
– Толя! – укоризненно сказала Марго.
– И ничего особенного! И такая прогулка порой завершалась всего лишь парой поцелуев перед ее парадным!
– Правильно, Костя. Другое дело, когда компания собиралась на чьей-то квартире, вскладчину. Редко платил кто-нибудь один – сын или дочь хозяев …
– Пили дешевое вино, портвейн «Три семерки» или более дорогой «Черные глаза» или водку … Иногда бывал спирт, танцевали под патефон – редко под радиолу. Пластинки – обменный фонд или трофейные …
– Опять термины!
– Обменный фонд – это дефицитные грампластинки, выпускаемые во время войны в обмен на грампластинки, изготовленные из шеллачной пластмассы. Шеллак – стратегическое импортное сырье, необходимой для радиоэлектронной промышленности. Поэтому старые пластинки шли на изготовление изоляции, а для их изъятия у населения выпускали пластинки с дефицитными записями …
– Иногда даже с запрещенными!
– Трофейные пластинки – это привезенные из европейских стран возвращающимися солдатами, выпущенные знаменитыми фирмами, с произведениями, запрещенными у нас – Петр Лещенко, Вертинский, эмигранты …
– Они были тяжелые, из хорошей пластмассы, но чаще всего с заигранным насмерть первыми дорожками.
– Почему с заигранными дорожками?
– Пластинки при покупке на рынке проверяли, чтобы не купить с переклеенными этикетками. А еще были пластинки «на ребрах» – доморощенные записи на рентгенопленке, их тоже было немало …
– Папа, а что танцевали?
– В основном фокстрот и танго. Мало кто умел новые тогда танцы – буги, твист, рок. А под оставшиеся пластинки с вальсами и мазурками тоже умудрялись танцевать танго или слоу-фокс …
– Па-де-патинер!
– Да мало ли какие танцы были на старых пластинках! А названия фокстрот и танго были запрещены – были медленный танец и быстрый танец!
– А еще иногда на квартире в прихожей среди пальто и шуб кто-нибудь обнимался, целовался, и так далее …
– И как далее? – спросила Марго.
– А по разному … Иногда между шуб можно было так прижать девочку, что …
– Ладно, Костя. И так тоже бывало … А еще бывало, что после такой вечеринки компания выходила на воздух и развлекалась тем, что девушку брали за ноги и заставляли ее пройтись на руках …
– Неужели правда?
– И какой-нибудь милиционер свистел, увидев это безобразие! И вообще на квартирах бывало всякое, читайте современников …
– А шмотки? Помнишь, как охотились за фирмой?
– Фирма? Это что? Ударение на последнем слоге?
– Фирма – с ударением на последний слог – это нечто иностранного производства, наимоднейшие вещи, одежда, обувь. У девчонок – косметика и украшения. Это у богатеев, которые выезжали за границу или было много денег, все было тип-топ, а остальные брали обноски … или паслись возле гостиниц с иностранцами …
Воспоминания о том далеком времени растянулись допоздна, и пары расходились, размягченные воспоминаниями …
ПАРНОЕ МОЛОКО
На первом этаже дачи за лестницей на второй этаж скрывалась незаметная дверь – там находилась небольшая комнатка с диванчиком.
Когда Свиридов возвращался из своих «путешествий» под утро, то он ложился поспать пару часов в этой комнате, чтобы не беспокоить Тоню.
Солнечный лучик постепенно смещался и когда он достигал угла, то это означало, что время «натикало» примерно начало седьмого.
Свиридов потянулся и встал. Надев кроссовки и сняв тельняшку он неслышно вышел на улицу.
Погода была прекрасная и Свиридов сделал несколько гимнастических упражнений.
Битон для молока был подготовлен и стоял рядом с дверью.
Прихватив битон и банку для сметаны Свиридов легкой иноходью отправился к въезду на участки – там рано утром появлялась молочная цистерна с парным молоком, отдельный прицеп с банками со сметаной, пакетами творога, и туда рано утром стекались любители молочных продуктов.
Свиридову пришлось сделать кружок по площадке перед мостом, дожидаясь приезда цистерны, и в очереди с битончиками он был первым.
Уютная тетушка в белом халате уселась около цистерны, откинула крышку и приготовила коробку для денег, поздоровалась с очередью.
Струя молока, пенясь, полилась в битон, Свиридов обменял пустую банку на полную, передал тетушке деньги.
Обратно он отправился такой же иноходью, несмотря на увесистый пятилитровый битон.
Вбегая на участок он увидел открывающуюся входную дверь и Тоню, сбегавшую с низкого крылечка ему навстречу …
А потом все вместе в гостиной за столом пили еще теплое молоко, заедая его свежим хлебом, и даже Николенька старательно пил сам из маленькой кружечки, а ему помогала Верочка.
А на них с такой любовью смотрели взрослые: отец и мать – Гриша и Уля – и дед и бабушка – Свиридов и Тоня.
А потом Тоня дала Свиридову посмотреть сюжет о многодетной семье, записанный на видеорекордер. Видеорекордер был необычный – он постоянно записывал сигнал на «кольцо» длительностью 5 минут. Поэтому можно было, начав смотреть сюжет и оценив его, записать его с начала.
Свиридов просматривал записанные для него сюжеты, а этому сюжету, посвященному нелегкой жизни многодетной семьи, он уделил особое внимание …
ИЗ записей ЖЕНИ КУЛЬЧЕНКОВОЙ
ВЛАДИК
Среди записей Жени Кульченковой с недавних пор значительное место стали занимать замечания по поводу материалов Владислава Антоновича Медякова.
Так его величала Женя до тех пор, пока не познакомилась с ним лично – и тогда он стал для нее просто Владиком, веселым и живым молодым отцом очаровательного сына Егора и мужем удивительно выразительной и тоже молодой жены Вероники.
Побывав у молодых один раз Женя стала наведываться туда чаще – ей очень понравились все трое. А что касается «литературного» творчества Владика, то Жене приходилось редактировать его небольшие статьи, которые он направлял в газету – они всегда были неожиданны и интересны.
Так и сейчас Женя сидела над очередным материалом Владика и мучилась, придумывая заголовок – заголовок автора ей казался слишком смелым. Материал назывался «Идентификация по пятой точке», и начинался он так:
«Все привыкли, что преступника отыскивают по отпечаткам пальцев. Правда, этот способ устарел – отпечатки пальцев уже давно научились подделывать. После этого обратились к роговице человеческого глаза, обладающей столь же уникальной индивидуальностью, как и отпечатки пальцев. Но как научить автомобиль объективно определять своего владельца? Фирмы, производящие автомобили, пробовали различные системы, но все они оказывались слишком сложными, дорогими и малонадежными.
Зато теперь хитроумные японцы придумали, как идентифицировать хозяина автомобиля по пятой точке – вот до чего додумались!»
Прочтя это в первый раз, Женя рассмеялась. Потом позвонила Владику, чтобы убедиться, что это не шутка. Потом ей показалось заглавие слишком … претенциозным. И лишь через пару часов она оставила попытки придумывать новое заглавие, предвидя реакцию на это заглавие главного редактора – дамы строгой, но справедливой.
И все население, получив очередной выпуск газеты, смеялось и даже хохотало над статьей Владика …
КУЛЬТУРА
Это была отдельная толстенная тетрадь – у Жени Кульченковой она называлась «Культура». Здесь было все – от описания концертов в Доме культуры с перечнем артистов, певцов, музыкантов, авторов-исполнителей до статей, посвященных путешествиям по Волге, в Кижи, на Валаам, в Соловки, в Санкт-Петербург …
Муж, который очень внимательно наблюдал за работой Жени, отругал ее и помог в создании систематизированного перечня всех выступавших в Доме культуры, хотя чаще всего выступление не ограничивалось одним центральным Домом культуры.
Желающих побывать на концерте было много, зал Дома культуры не мог вместить всех, и концерты дублировались в залах «города умников», как по старинке называли город, где жила Женя, в залах города машиностроительного завода, в колхозе и даже в лесной школе.