Китовая пристань. Наследие атамана Пугачёва

– А ты что? – хмурясь уточнил «император».

– Я ему отвечаю: «Желаю, отчего не послужить за прощенье. Тем более за деньги, а что сделать нужно?»

Он мне говорит: «Возьми четыре моих указа и следуй в толпу Пугачёва. Один отдашь яицким казакам, второй – илецким, третий – оренбургским, а четвёртый – самому Пугачёву. При встрече с казаками расскажи им, что Пугачёв, этот человечишка, – не истинный государь, а самозванец. Порох сожги, лошадей потрави и убей или порань Пугачёва. Тогда и прощенье тебе, и деньги будут».

Я ему отвечаю: «Согласен, давайте указы, отпускайте меня, всё выполню в лучшем виде. Послужу вашей милости. Спасу оренбургский народец, себя не пожалею. Верьте мне как себе. В тюрьмах и на каторгах исправился я, стал правильным, честным и праведным. Обязательно пушки испорчу, коней потравлю и другие сказочные и геройские подвиги совершу! Дайте только возможность показать свою натуру».

Хлопуша сделал паузу. Глаза его загорелись лукавством и озорством. Пугачёв, внимательно слушая каторжного, сердито насупился. На его лице отразился гнев. Казаки охраны «императора» начали тихо роптать. Кто-то взялся за сабли.

– Что далее? Не томи душу, Афанасий. Докладывай императору побыстрее, а то повесит, устав слушать твою сказку. Да не наглей, а то перестараешься! – подбодрил каторжного Максим Шигаев, еле-еле сдерживая смех.

– Дальше было так. Дал он команду, и меня из города Оренбурга вывезли и выпустили в чистое поле. Начал я искать ваш стан. Встретил по дороге знакомого кузнеца из Берд. Он мне и подсказал, что стоите вы на самом берегу Сакмары, что возле городка. Знаком для дороги в вашу сторону являются три виселицы с покойниками. Я и пошёл к Сакмарскому городку, увидел виселицы и нашёл вас. Вот они, эти указы, ваше величество. Никому я их не показывал, да и не собирался. Душа моя с вами, за праведное дело желаю голову сложить! Возьмите губернаторские записки, а за шутливость мою не держите обиды, таким уродился, – с этими словами каторжник достал из-за пазухи бумаги и передал Пугачёву с поклоном.

– Ишь каков! Смел ты, лапотник! Язык твой – как помело. Когда-нибудь за брехню твою повесят тебя. А что, тебе имя Хлопуша отец при рождении дал? – уточнил «император», передав указы ближнему казаку из охраны.

На лице бывшего сидельца отразилась лукавая улыбка.

– Нет, ваше величество, народ пожаловал. По отцу я Соколов Афанасий Тимофеевич. Тверской бывший крестьянин. Только уж забыл я, как по отцу меня кличут. Всё больше к тюремному привык, к каторжному, – ответил, кланяясь, каторжник.

– То-то и оно. А на Урале как говорят? Хлопуша – это пустомеля, врун, балагурный человечек. Посмотрим, может, и ты таков. Может, заговорить меня решил? А потом дело своё чёрное исполнишь. Ну расскажи, как раньше жил. Чем знаменит твоей жизни путь? Только не ври, всё одно узнаю правду, а соврёшь – повешу, – заявил, ухмыльнувшись, Пугачёв, буравя пронзительными глазами незваного гостя.

– Да мало что хорошего в моей жизни. Хотя не жалею, погулял вдоволь. Почти сорок пять лет с царями-императорами враждую. Не понимают они мыслей моей души. Правда ли, государь, послушать жизнь мою хочется?

– Говори, коль приказано! – строго прикрикнул один из ближних атаманов.

Мужичонка почесал затылок, ухмыльнулся беззубым ртом и заявил: «Тогда слушайте, ваше величество. Расскажу, как всё было. Жизнь я начал в вотчине архиерея Митрофана, что в тверских краях. До пятнадцати лет отцу да матери помогал по хозяйству. Потом по оброку в Москву меня отправили, извозом заниматься.

Там я и сошёл с крестьянской дорожки. Нашли меня люди лихие и приучили к лёгким деньгам. Обучили новые друзья-товарищи грабить по ночам. Я пьяненьких бар, богатых да упитанных, к себе приглашал в колясочку, потом куда надо и подвозил. Там друзья-товарищи удавочку на шейку купцу какому или другому богатею накинут – и в воду. Всё, что было при нём, – всё наше. Жили хорошо и сытно. Пьяненькие богатеи не заканчивались, одного удавим – другой подвернётся.

Охота долго продолжалась, нагулялись и наохотились вдоволь. Жаль, поймали со временем. Когда изловили меня, назвался я беглым солдатиком, чтобы на каторгу не идти, и мне вначале поверили. Потом, опосля, правда нашла дырочку, просочилась, пусть неладно ей будет. За придуманный побег с солдатской службы я был бит много, жестоко и сильно. Но всё лучше, чем за убийства на каторгу по этапу идти на верную погибель.

После исправления такого отправили меня в настоящие солдаты, дослуживать. Только я же не солдат, зачем мне служба, я волю люблю. Опять сбежал я, спрятался в родных краях.

Жил где придётся вначале, года три власти за нос водил. Все забыли про меня, вроде бы, к нормальной жизни вернулся, лошадкой обзавёлся. Да только не повезло мне опять, воровская натура подвела.

Лошадку решил выменять на пожитки на рынке, да покупатели обвинили меня в краже животины этой, в чём были, конечно, правы. Я её украл, со двора увёл у раззявы одного.

Кнутом опять били меня много и сильно, но, не зная моей прошлой зловещей жизни, по ошибке правосудия отправили в местные края на вечное житьё.

Поселился я в Бердской слободе, что рядом с Оренбургом. Вновь потянуло меня на праведную жизнь, женился на хорошей бабе, Анне Ивановне. С ней и сына прижил. На всех заводах в округе работал по найму.

Да только знамо же, что трудом счастливую жизнь не заработать. Графья да бароны, всякие вельможи и сами когда-то грабили, а теперь праведные. Решил и я потрудиться как они.

Опять по дорогам деньги начал собирать у богатого люда. В пятьдесят четыре года поймали меня на очередном деле. Опять кнутом били, но того зверства мало судебным показалось. Ноздри мне вырвали и клеймили лицо. Сделав это, судейские направили меня сначала в Тобольск, потом в Омскую крепость, в каторгу. Оттудова бежал я, но пойман был казаками возле Сакмары, в этих местах, где сейчас стою.

Опять меня били кнутом, много и жестоко. Исходя из того что всё, что можно, уже было вырвано из моего тела давным-давно, судебные чиновники постановили оставить меня в оренбургском остроге на вечные работы, до моей смерти. С прошлого года сижу, с крысами тюремными милуюсь и дружу!

– А чего бежал? Чего не хватало в каторге? Зачем губернатора обманул? – спросил Пугачёв, улыбнувшись и поглаживая седеющую бороду.

– Так жена любимая у меня здесь, в Бердах, и сын родной. Десять лет пареньку малому будет. Как я без родимых сгину? Так бы не сбежал. А зачем? В остальном в каторге всё хорошо. Бьют вовремя, мордуют как положено, нары имеются, лохмотья с дырами для воздуха у каждого колодника. Это для жизни в помощь. Если жрать не дают, так это же ради людей. А то вдруг затолстеет кто из сидельцев ненароком, двигаться перестанет. Кандалы таскать не сможет, – смело ответил каторжный старик.

– Балагур! Накормите его покуда. Письмена эти на столе оставьте до моего возвращения. А я пока в степь, на лошадях побегаю, с молодыми казаками поспорю. Прибуду – призову к себе опять. Желаю поговорить с тобой, Афанасий. Интересная у тебя жизнь, а сейчас дела есть, – подвёл итог «император».

После этого, шепнув на ухо одному из казаков что-то тайное, направился к табуну коней, которые паслись недалеко от лагеря.

Вслед ему раздался весёлый хохот казаков, которые продолжали слушать байки вечного сидельца Хлопуши.

Глава 7 Марьина роща. Мастер Чан

С некоторых пор Евграф Михайлович увлёкся китайскими боевыми искусствами и в определённые дни принимал уроки науки побед над противником без оружия у китайца по имени Чан.

По-китайски эта наука называлась необычным словом – «уи», впрочем, как говорил мастер Чан, так назывались все боевые искусства в этой далёкой восточной стране.

Чан был не только мастером единоборств, но и дельцом чёрного рынка по продаже золота и прекрасно знал все тайны ювелиров города Москвы.

Тулин покинул место преступления и незамедлительно направился к мастеру Чану, который был для него не только учителем, но и в некотором роде приятелем. Сыщик решил кое-что узнать по своему расследованию. Евграф подумал, что мастер Чан дома и не обидится, если он появится неожиданно, без приглашения. До вечера, когда должны были прибыть помощники с информацией по расследованию, было достаточно времени.

Вот уже больше года сыщик занимался у мастера, изучая китайские премудрости. Более того, немного изучил родной язык Чана и традиции его народа.

Китаец появился в Москве недавно, в прошлом году. Знакомство с ним было случайным. Год назад по делам службы Евграф отправился в Марьину рощу для встречи с агентом из постоянных обитателей этого криминального района Москвы. Надо отметить, что район был особым ещё со времён Божедомских кладбищ при убогих домах. Каждый такой «Божий дом» был приписан к какой-то церкви, имел при своих строениях холодную постройку с ямой для складирования найденных трупов бездомных людей, умерших неправильной смертью. К такому виду смерти народ относил самоубийц, утопленников, замерзших на улице, пропойц, младенцев, убитых родителями и брошенных на улице, всяких некрещёных людей и других умерших, от которых отказались близкие. Два раза в год, в четверг седьмой недели после Пасхи и на Покров, проводились отпевания усопших, после чего их хоронили в общей могиле на кладбище.

Такая божедомка-скудельница имелась до 1771 года и в Марьиной роще, на Лазаревском кладбище. На этом месте был отведён целый большой участок для самоубийц. Со времён императрицы Екатерины II там собирался отчаянный народ для празднования всяких тёмных праздников. Например, празднества русалок.

В простонародье существовало поверье, что девушки-самоубийцы превращаются по какой-то непонятной причине именно в них. Неизвестно, верила ли публика всерьёз или нет, только эта округа стала со временем излюбленным местом всяких шумных пьяных компаний и шалопаев, решивших бравировать своей смелостью. Хватало здесь и доходных домов, и «убогих домов». Имелись и ночлежки для нищих, бродяг и всякого криминального населения империи. Не брезговали этим местом и цыгане, беглые каторжные, проститутки и всякие пропавшие для общества люди.

Проведя встречу с агентом в тёмном переулке и узнав всё, что было нужно, сыщик уже собрался уходить к экипажу, в котором сидел трясущийся от страха дешёвый кучер-«ванька».

Этот ездовой ни за какие деньги вначале не соглашался везти сыщика в эту опасную часть Москвы. Только служебный документ полицейского, двойной тариф и обещание барина, то есть Евграфа, находиться в видимости кучера удерживали того, чтобы не рвануть немедленно с этого шального места.

Вдруг сыщик увидел интересную картину. Из глубины тёмной улицы быстро бежал низкорослый сухощавый человек в приличной европейской одежде. По внешнему виду он был несколько старше самого Евграфа, однако бежал так резво, что Тулин позавидовал его физической форме.

К нему с разных сторон бросились несколько местных обитателей с явными намерениями не только вытрясти из него деньги, но и по меньшей мере позабавиться избиением несчастного. Нападавшие перекрыли все пути отхода.

Поняв, что убежать не удастся, этот маленький сухенький человек остановился, скинул верхнюю одежду – пальто – и аккуратно положил на землю. Взял трость в правую руку и начал очень быстро крутить вокруг своего тела. Евграф решил остаться и с интересом стал наблюдать из-за угла покосившегося нежилого дома за развивающимися перед ним событиями. Преследователям, видимо, забава понравилась. Восемь босяков с хохотом и криками окружили несчастного.

Первые двое бродяг бросились на него с весёлыми криками и смехом в надежде учинить скорую и лёгкую расправу. Однако этот маленький сухощавый человек не испугался, а сделал несколько непонятных движений руками и ногами в сторону нападавших, подпрыгивая и подскакивая. После его ударов и подножек нападающие оказались на земле с недоумёнными выражениями лиц, но это только раззадорило остальных. Уже трое бродяг, разразившись громким матом, в котором они отразили всё свое отношение к роду человеческому, бросились к нему. Однако опять, применяя свою трость, неизвестный смог уложить их на землю, нанеся им нешуточные удары тростью по голове и телу.

Видимо, привлечённое интересным зрелищем, к нападавшим прибыло пополнение в лице ещё десятка бродяг разного возраста, от мала до велика.

Что сейчас должно было произойти, Евграфу было понятно. Бродяги будут прибывать и прибывать, не давая чужаку уйти, пока не успокоятся, убив его. Пока не насладятся его предсмертной агонией. И неважно, сколько их, местных бродяг, останется умирающими на земле, главное – победить этот мир в лице непонятного человека, рискнувшего тягаться со знаменитой Марьиной рощей. Этим людям было наплевать на то, чем жило сытое общество, как равно сытому обществу было наплевать на то, как умирали от голода и болезней они.

«Надо спасать, а то забьют насмерть!» – подумал Евграф и достал револьверы.

В такие криминальные места он обязательно брал два. Первый, Смита и Вессона, шестизарядный с укороченным стволом. Этот револьвер сыщик предпочитал применять в местах, где было много обывателей и публики, а значит, мало маневра для действий при задержании. Благодаря укороченному стволу возрастала возможность применения револьвера и уменьшался риск поражения невинного человека. Второй – французский револьвер системы Шарль-Франсуа Галана: «Tue Tuе». В переводе – «убить-убить».

Сыщик вышел из тени и произвёл выстрелы вверх, держа револьверы в двух вытянутых руках. Это образумило нападавших и привело их в некоторое замешательство. Пользуясь ситуацией, Евграф громко крикнул неизвестному, чтобы тот немедля бежал к нему, а сам нацелился в толпу из обоих револьверов.

Человек хотел подхватил пальто, но его уже не оказалось на месте. Кто-то позаимствовал без гарантии возврата.

Поняв, что его вещь украли, он махнул рукой и бросился бегом к неожиданному защитнику. В сопровождении толпы оборванцев, держащихся на некотором отдалении, Евграф и неизвестный человек быстрым шагом дошли до экипажа, прыгнули в него и немедля укатили. Так он познакомился с китайцем по имени Чан.

Как он оказался в таком криминальном месте, китаец говорить отказался, несмотря на любопытство сыщика. Он очень долго благодарил его за спасение и предложил свои услуги, которые Тулин принял.

Со следующего дня китаец Чан начал обучать сыщика искусству китайского боя без оружия. Чан долгое время прожил в Приамурье и достаточно сносно разговаривал на русском. Каждый год господин Чан платил пошлину – один рубль тридцать копеек – государству и имел полное право целый год жить в России.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Река на Урале. В переводе с башкирского – «лунная река».

2

Коллежский советник – гражданский чин 6-го класса в Российской империи. Был равен полковнику армии или капитану 1-го ранга военно-морского флота.

3

Коллежский асессор – гражданский чин VIII класса в «Табели о рангах». Соответствовал чину армейского майора.

4

Пётр III Фёдорович – император всероссийский. После полугодового царствования свергнут в результате дворцового переворота, возведшего на престол его жену Екатерину II. Вскоре, в 1762 году, лишился жизни.

5

Максим Григорьевич Шигаев – яицкий казак, участник Крестьянской войны. Член «военной коллегии», судья войска бунтовщиков. После задержания вместе с Е. Пугачёвым был осуждён на смертную казнь. Повешен 10 января 1775 года в городе Москве.