Китовая пристань. Наследие атамана Пугачёва

Адъютант громко и медленно зачитал эстафету с трагическими сообщениями. После озвучивания тревожных новостей в зале совещаний присутствия воцарилась гробовая тишина. Военные и гражданские чины управления губернией задумались.

Многие прятали глаза от губернатора, никто не желал высказываться первым. Обеспокоенность за свою личную жизнь, жизнь общественных семей и город была в мыслях каждого, но ответственность брать на себя мало кто желал.

– Что делать будем? – прервал тихое сидение высоких чинов губернии Иоганн Генрих Рейнсдорп, он же Иван Андреевич.

Начали поочерёдно высказываться. Вначале робко, но затем всё активнее.

В ходе совета выработали многие решения. Разломать мосты через реку Сакмару и пустить вниз по реке, чтобы остановить скорое движение бунтовщиков. Привлечь обывателей для защиты города, поправить старые оборонительные сооружения, построить новые. Собрать артиллерию в единый кулак для лучшего применения.

Были приняты и многие другие решения, имеющие своей целью обезопасить город от захвата самозванцем и его шайками.

Когда большинство присутствия покинуло зал совещания, по собственной воле остались двое из близких к губернатору гражданских чинов управления, коллежские советники Мясоедов и Тимашев.

– Вы что не покинули собрание? Неужели есть ещё предложения? – удивлённо уточнил губернатор.

Оба кивнули головами в знак согласия.

После некоторых раздумий один из них робко предложил:

– Есть у нас мыслишки. Не знаем, умные или нет, но смелости набрались донести их до вас. Может быть, ваше высокопревосходительство, направить в шайку Пугачёва увещевательные манифесты. Письма специальные.

Объявить народу правду надо. Многие и не знают, что Емелька самозванец. Никак не государь Пётр III, а беглый донской казак. Авось и поможет, чем чёрт не шутит, отколем от него народец. Всё проще будет справиться с ним! По частям к закону привести и обуздать».

– Мысль в этом есть, но кого пошлём? Кто сможет пробраться и распространить правду? Да сам при этом не попасться? За какие награды? Говорят, что самозванец крут, за малейшую провинность жёстко карает, жизнь людишек не жалеет, – уточнил губернатор, досадно махнув рукой.

– Есть у нас каторжный один, пропащая душа, безмозговая голова, солдатскими прикладами все мозги выбиты, двадцатый год законы государевы нарушает. В оренбургском остроге сейчас, в оковах сидит под надзором, на вечные работы определён. Он сможет пробраться, а вы ему прощенье и хороших денег пообещаете! А там дальше видно будет, дать прощение, отдать деньги или нет.

– Кто таков? – вяло уточнил генерал.

– Каторжный и клеймёный, сиделец Афанасий Соколов по прозвищу Хлопуша. Бывший крестьянин Тверского уезда. Промышлял с шайкой в Москве, там был пойман, бит и отправлен в солдаты. С военной службы самовольно бежал, занимался конокрадством. Вновь был пойман, бит неоднократно кнутом, сослан на житьё в город Оренбург.

Тут женился, проживал в Бердской слободе, что недалече от Оренбурга. Пять лет назад опять попался на грабеже богатого местного татарина. После этого был опять бит кнутом, ноздри за преступления вырваны, на лице клеймёные знаки поставлены. Трижды бежал с сибирской каторги, из Тобольска.

Был пойман и опять бит кнутом. Сейчас приговорён к оренбургскому острогу навечно. Сын у него здесь прижит, в Бердской слободе. И жена там же проживает. Заложниками будут его усердия и верности слову.

Хлопуша окрестности города и дороги хорошо знает, не заблудится. Ему есть о чём думать, для кого стараться. Если не заслужит прощенья, то сгниёт в остроге. А ему уже почти шестьдесят лет, последний шанс ему Господь Бог даёт прощенье заработать. Думаем, он это оценит и перечить не будет, – наперебой заявили коллежские советники Мясоедов и Тимашев.

– Ну что же, есть в этом мысль! Готовьте письма и манифест. Сами его и научите, как и что делать. Если и пропадёт, то невелика потеря. А если и предаст нас, перейдёт на сторону бунтовщика, то польза от него самозванцу Пугачёву невелика. Дрянь и грязь, а не человечишка, вечный каторжник без судьбы и счастья. В шестьдесят лет какая от него польза? Изрезан, поломан жизнью и каторгой. На ладан, небось, дышит после стольких темниц и каторг. Сам потом посмотрю на него. Действуйте, одобряю! – устало ответил губернатор.

– Подготовим и вам доложим, – ответил коллежский советник Мясоедов.

– Всё исполним в лучшем виде и вам доложим, – ответил коллежский советник Тимашев.

– Да, вот что ещё. Если сможет, пусть подожжёт порох и пушки из полезного боя выведет, коней потравит. Если сделает, тогда не только прощение заслужит, но денежное вознаграждение хорошее получит. А если самого самозванца Емельку покалечит, отравит или убьёт, тогда денег втройне ему достанется, – добавил губернатор и махнул рукой, показывая, что аудиенция закончена.

Оба чиновника поклонились и, довольные тем, что угодили начальству, вышли из кабинета. Высокомерно осмотрев адъютанта, гордо направились по домам. Им уже в мыслях представились награды и благоволения за столь удачную мысль по пресечению бунта и смуты.

Глава 5 Фальшивые деньги

Прибыв на Малую Бронную, сыщик остановил извозчика, не доезжая до дома Финагенова. Вместе с надзирателем Плашкиным Евграф дальше пошёл пешком, чтобы осмотреть улицу и прилегающие дома.

Возле дома убитого стояла небольшая толпа обывателей. Медленно подойдя к ним, сыщик подал секретный знак надзирателю вести себя тихо и незаметно, чтобы не мешать досужей болтовне собравшихся. Полицейские пополнили группу зевак и прислушались к разговору.

– Подхожу я утром к дому, осмотрел, как обычно, ювелирную лавку. Смотрю, все замки на месте. Убрался возле неё и пошёл к следующему крыльцу. Подхожу и вижу, что дверь вроде как приоткрыта. Я стучать начал, вначале потихоньку, затем сильнее.

Однако на стук никто не отозвался. Тогда я дверь толкнул и в прихожую вошёл, кричать начал, хозяев звать. Что, думаю, за чертовщина, не может быть, чтобы никого не было. Набрался смелости и вошёл в гостиную. Ба, а там два трупа лежат! Сам ювелир и его приказчик, бедняги! Я бегом к околоточному надзирателю, рассказал ему про беду. А дальше уже и полиция приехала. Грозный такой дядька, Егором Егоровичем зовут. Строгий, жуть. Как меня допрашивал, страх один. Думал, не отпустит, в тюрьму отправит.

Жаль Илью Прокопьевича, какой редкой души был человек. Курицу обидеть не мог, на каждый большой праздник подарок жаловал, и приказчика, Мишку, жаль! – делился своими мыслями, вздыхая, дворник.

– Так и есть. Добрый был человек, порядочный, всегда вовремя расплачивался за молоко, – добавил один из горожан, по виду молочник. Вывод о том, что этот человек именно молочник, можно было сделать по тому, что рядом с ним стояла телега с тарой для молока.

Все присутствующие обыватели закивали головами в знак согласия, горестно вздыхая.

– Одна моя знакомая, Анастасия, кухарка у господ, что через два дома живут, видела убийц. Сказывала мне, что ночью заприметила она издали трёх мужиков, больно быстро проходивших по улице, только лиц из окна не разглядела, – поделилась своей новостью одна из стоящих бабёнок.

– Вот и свидетель появился. Это хорошо, а то обычно попридумывают, кто во что горазд. Было или не было, всё в одну кучу. Народ у нас такой, балабольный.

Полиция обязательно найдёт преступников. Что думаете, никто ничего не видел? Так не бывает! Кто-нибудь да что-то расскажет. Зови Анастасию, соседка. Пусть правдой поделится, ей зачтётся. Вот полицейские с самого раннего утра чего-то ищут. Никого не допускают, лавка так и осталась закрытая. Надо им помочь.

Я уже на допросе был и страху натерпелся. После меня сторожа вызвали, потом и вас всех допросят. Анастасию, кухарку, надо в первую очередь допросить. Ежели она видела чего, пусть обязательно сообщит. Полчаса назад брат его прибыл, Афанасий Прокопьевич, ему тоже всё надо рассказать, чтобы повлиял на полицию. Такого человека убили! – заявил дворник.

Но зеваки уже не слушали дворника, после предложения о допросе кухарки многие решили разойтись. Связываться с полицией у горожан желания не было.

Евграф кивнул надзирателю Плашкину, они, незаметно отделившись от оставшейся кучки людей, последовали на место преступления.

Войдя в дом Финагенова, Евграф увидел следующую картину.

Тела покойников лежали на полу и были накрыты простынями. У стены за высоким круглым чайным столиком сидел надзиратель Кротов, подчинённый Тулина и хороший товарищ по службе. Напротив него с испуганным видом расположился человек, щеголевато, по последней городской моде одетый, невысокого роста, с круглым животиком и кудрявыми волосами на голове.

Рядом, недалеко от чайного столика, стояли двое – полицейский в форменном обмундировании, по-видимому, околоточный надзиратель, и доктор, вызванный Кротовым для констатации смерти.

– Ну, что тут у нас? – уточнил сыщик, войдя в помещение.

– Доброе утро, ваше высокоблагородие! Вернее, здравия желаю. Утро-то совсем и не доброе. Допрашиваю уважаемого Афанасия Прокопьевича, брата убиенного. Рад, что именно вы прибыли на расследование, поэтому позвольте доложить кое-что отдельно, – заявил Кротов, вставая и кивая в знак приветствия сослуживцу Плашкину.

– Давайте отойдём в сторонку, – предложил Евграф и пригласил с собой Плашкина.

Они отошли в дальний угол комнаты и тихо начали разговаривать.

– Евграф Михайлович, дело-то совсем не простое. По приказу Струкова я прибыл сюда и первым делом осмотрел место убийства. Хозяин убит в ночном халате, значит, собирался на отдых. Однако можно предположить, что этих посетителей ювелир, в любом случае, ждал и знал, – доложил Егор Егорович сыщику.

– Почему так решил? – уточнил Евграф.

– Сами посмотрите. Входная дверь имеет два внутренних замка и два запора. Открыть её убийцам самостоятельно, без помощи из дома просто невозможно. А вот дальше ещё большие странности. Покойные были убиты, скорее всего, ножами прямо в горло. Убийцы – настоящие умельцы, не простые босяки!

Думаю, что ночных посетителей было не меньше двух. Доктор сказал, что смерть у обоих убиенных наступила одновременно. Да и нельзя одному человеку нанести похожие удары одновременно двум людям.

О знакомстве посетителей с хозяином дома говорит и надпись, обнаруженная при обыске и осмотре.

Она гласит: «Отдайте то, что взяли не по праву».

Предполагаю, что сделал её один из убийц. Доктор уже не нужен, предлагаю отпустить его. Брат убитого сказывает, что в доме ничего не взято, да и беглый осмотр комнат подтверждает, что следов поиска вещей или документов не обнаружено.

Возле трупов имелся свёрток. Я раскрыл, посмотрел: там деньги, тридцать тысяч. Однако все фальшивые, – закончил надзиратель.

– Больше ничего странного не заметил? – уточнил сыщик.

– Да как сказать. То ли странное, то ли нет. Подушечку маленькую нашёл, красного цвета. Такие для иголок применяются, рядом с трупами валялась. Может, убитого, а может – нет, – ответил Кротов.

При этом он достал из кармана очень маленькую, аккуратно сшитую иголочную подушечку ярко-красного цвета и показал её Тулину.

– Интересно, зачем эта вещица и без иголок валялась рядом с трупами, – задумчиво заявил сыщик.

– Я тоже голову ломаю по этому поводу, скорее всего, просто случайность, – ответил Кротов, нахмурив широкий лоб.

– Спасибо, Егор Егорович. Давай, я сам допрошу брата, а ты опроси местных жителей. Они там, возле крыльца собрались, сплетничают. Доктора отпускай и скажи околоточному, чтобы далее распоряжался по своему усмотрению, как полагается по инструкции. Ты, Фёдор Фёдорович, осмотри местность рядом с домом, может, найдёшь что-нибудь необычное. Поговори с прислугой в соседних домах. Анастасия, кухарка у господ, что через два дома живут, якобы видела подозрительных людей. Дворовых мальчишек опроси, они до поздней ночи по улице шастают. Сами знаете, чем заняться, не впервой, – задумчиво заявил Евграф.

Уточнив задачи подчинённым, сыщик подошёл к столу и сел напротив брата убитого.

– Здравствуйте, Афанасий Прокопьевич. Соболезную вам в связи с трагической смертью вашего брата. Мы обязательно разыщем убийц, но хотелось бы узнать у вас некоторые детали. Может, вы знаете, кто угрожал Илье Прокопьевичу? Возможно, он задолжал кому? Что вы скажете про эти фальшивые деньги, оказавшиеся рядом с убиенными? В общем, расскажите всё, что вы знаете, без утайки. Это поможет найти злоумышленников, – попросил сыщик испуганного ювелира.

– Ничего не знаю, у моего брата не было врагов. По крайней мере, я о таких не знаю. Деньги это не его, уверен в этом, он фальшивками не занимался, – ответил Афанасий Прокопьевич.

– Возможно, у вас были дела с братом. Или общие клиенты? Может, кто-то долги вернул этими деньгами? – вновь уточнил сыщик.

– Нет, никаких общих дел не было. Мы находились в хороших семейных отношениях, но коммерческие дела строили каждый самостоятельно. Мне, право, совсем нечего добавить. К сожалению, я не знаю предполагаемых убийц. Поймите меня, потеря брата – это удар для всей семьи. Он был старшим и обучил меня ювелирному делу. Я благодарен ему, что встал на ноги, – ответил ювелир, и на его глазах появились слёзы.

– А что, ваш брат жил без жены? – уточнил сыщик.

– Так и есть. Мы оба не женаты, и деток нет. Родителей Бог прибрал, только дальние родственники имеются. Всё недосуг нам семьёй обзавестись. Всё время посвящаем коммерции, – ответил Афанасий Прокопьевич, вновь прослезившись.

– Мы сделаем всё возможное. Однако мой долг предупредить вас. Если вам что-то известно, лучше было бы поделиться. Если убийство произошло из-за коммерческих дел, тогда смертельная опасность угрожает и вам. Вот эта надпись на стене: «Отдайте то, что взяли не по праву», – наталкивает меня на тревожную мысль, что убийство произошло по причине финансового конфликта, – заявил сыщик, не веря, что младший брат не знал о финансовых делах старшего.

– Нет, я ничего не знаю, – слезливо ответил Афанасий Прокопьевич, пряча взгляд от сыщика.

– Хорошо, тогда более не задерживаю вас. Буквально через несколько десятков минут мы покинем дом вашего покойного брата. Переписку вынуждены будем изъять в интересах розыска. В остальном вы вольны в своих распоряжениях. Поступайте по совести и закону, – подвёл итог разговора Евграф и встал.

Тщательно осмотрев дом и место убийства, он вышел на улицу. Там его ждали оба надзирателя, по-видимому, окончившие свои дела. Сыщик внимательно заслушал обоих. К сожалению, ничего нового они не узнали.

– Вот что, господа. Коль вы оба поступили ко мне в распоряжение, тогда получайте розыскные задачи.

Ты, Фёдор Фёдорович, используя свои знакомства в различных кругах общества, изучи деятельность ювелирных предприятий обоих братьев. Чем торговали, каких клиентов имели, сколько подмастерьев трудилось? Какой финансовый оборот лавок? Были ли враги и опасные конкуренты? Ну, в общем, всё, что связано с коммерческой стороной жизни братьев. Кроме того, останься на некоторое время и изыми всю переписку ювелира. На месте, в сыскной части изучим. Вдруг там что интересное? Вдруг там, в деловых бумагах, какая-нибудь нить найдётся по убийцам, понял задачу? – уточнил сыщик у Плашкина.

– Так точно, ваше высокоблагородие, – ответил бывалый надзиратель.

– Ты, Егор Егорович, подними все учёты по сектантам. Поговори с нашими осведомителями в этих кругах. Разберись, может, Финагеновы связаны с сектой скопцов или хлыстов, или ещё с кем. Проверь связи с нашей голытьбой, может, с криминальными людишками дела имеют. Узнай о ростовщичестве. Мне об этом рассказал Николай Никифорович. Есть подозрения, что они – активные члены секты и криминальными делишками могли промышлять. Больно быстро разбогател убитый. Откуда-то шальные деньги к нему пришли. Сами знаете, сколько денег у сектантов, куры не клюют. В общем, узнай всё, что касается их личной жизни. Опыт по скопцам у тебя достаточный. Негласно проверь, являлся ли сам покойный скопцом. Ты же помнишь, как у них всё распределяется по посвящениям. Привлеки к этому доктора под каким-то предлогом, не говоря истинной причины младшему брату. Он может и не позволить осматривать труп брата. Хотя, я думаю, ему сейчас не до того, чтобы труп контролировать. Что-то мне подсказывает, что дело это очень непростое. Кажется мне, что Афанасий Прокопьевич скрывает от нас истинную причину убийства. Коли это так, то не миновать следующих жертв. И по подушечке этой поспрашивай, может, символ какой. Встречаемся вечером около семи часов в моём кабинете.

Отдав распоряжения обоим подчиненным, сыщик направился к одному своему приятелю, который хорошо ориентировался в мире ювелирных коммерческих интересов. Тот мог внести небольшую ясность в это дело, так как занимался продажей золота-сырца и знал всю тайную жизнь ювелиров Москвы, а также нравы чёрного рынка драгоценных металлов.

Глава 6 Лагерь самозванца

На высоком мысу возле реки Сакмары, на расстоянии тридцати вёрст от города Оренбурга раскинулся Сакмарский городок, крепостица Оренбургского казачества. Стоял он среди красивых и хлебородных мест, богатых рыбой и зверем, вольными лесными припасами.

Несмотря на светлый день, вся округа замерла в тишине.

Все жители крепостицы, общим числом семьсот шестьдесят, кроме совсем малых, старых, убогих телом и душой, стояли на центральной улице возле главной станичной избы.

Все сто пятьдесят дворов казачьего городка встречали «императора Петра III». Люди стояли насупившись, в тяжёлом раздумье, не зная, чем всё это закончится.

Молодые казачки нервно топтались с одной ноги на другую, крякая и потирая бороды. Пожилые казаки стояли недвижимо, опустив головы в землю. Старухи собрались в сторонке, перешёптываясь между собой. Бабы-казачки всё больше молчали, прижимая детей к подолам и размышляя о судьбе мужей во время этой напасти. Даже младенцы не особо голосили, душой понимая заботу и опасение взрослых.

Тут же стоял вместе с молодыми казаками и местный батюшка с иконами и в облачении.

На дворе был октябрь, на улице было холодно.

Вчера вечером в городок прискакали атаманы «царя» с охраной. Объявили указ на казачьем кругу. Дали право подумать до утра – с кем казаки? Кому подчиняться будут? Губернатору и императрице Екатерине или «императору Петру III»?

Казаки на кругу подумали, поспорили до хрипоты и решили принять великую руку «императора». Екатерина далеко, а он рядом.

Норов у «Петра III» строгий, чуть ошибёшься с выбором правды и служения – и виселица.

Атаманы предупредили: если казаки не подчинятся «императору», тогда пусть готовятся на тот свет, никого в живых не оставят. Особого выбора и не было!

– Едут, едут! «Император» впереди! – закричал дозорный, подскакавший к главной станичной площади.

Тотчас по сигналу старших запели колокола, извещая о прибытии высокого гостя.

Послышался топот коней, появились всадники. Вначале показательно гарцующая охрана, а затем основные и важные атаманы-полковники. Среди них был и сам Пугачёв, физически крепкий коренастый человек в возрасте около тридцати лет, уверенно сидящий в седле.

Казаки сняли головные уборы, бабы подтянули платки, и все низко поклонились. А потом, как по команде, упали ниц.

Пугачёв внимательно осмотрел общество, немного помедлил, потом подмигнул атаманам-полковникам и легко спрыгнул с коня. Бросил повод, который тут же подхватил ближний казак охраны.

«Император» сделал несколько шагов и остановился вблизи выборных старшин. Был он среднего роста, строен и широкоплеч. Жилистые руки заканчивались крепкими, привыкшими к воинской науке кулаками. Волосы пострижены в кружок. Властное и строгое лицо с выражением плутовского задора казалось приятным. Бегающие пытливые глаза осматривали присутствующий народ.

Одежда его отличалась от одеяний прочих сопровождавших его атаманов и казаков охраны, вид имела не уральский, а донской. На ногах красовались сафьяновые сапожки жёлтого цвета.

«Император» встал напротив толпы, широко расставив ноги, положил одну руку на эфес сабли и грозно посмотрел поверх склонённых голов.

– Слава государю! – раскатисто крикнул кто-то из толпы, не поднимая головы.

– Слава государю! Слава государю! Слава государю! – подхватил народ вначале робко, затем всё дружнее и громче.

Пугачёв послушал, помолчал и, выдержав паузу, негромко заявил: «Довольно, встаньте!»

Тут же, как по команде, воцарилась тишина. Казаки, а за ними бабы начали вставать с колен и поднимать головы.

Вначале осмелели старшины, выпрямились первыми, но сразу удивлённо заробели, не увидев на одежде «императора» царских знаков.

Видимо, подумали: «Не ошиблись ли? Может, кто другой „император“».

Но затем, подумав, переглянувшись, немного осмелев, рискнули.

– Отведай, государь, хлеба-соли. Прими нас под свою могучую руку, верны до гроба будем, – торжественно заявил священник Иван Михайлов, один из выборных, подойдя к Пугачёву.

– Поднимите головы, детушки. Как ранее отцы ваши служили отечеству, так и вы мне, императору Петру Фёдоровичу, послужите. Во всех винах ваших прощаю вас и жалую своей любовью, – поприветствовал народ Пугачёв, потрогав правой рукой чёрную бороду с проседью.

– Прошу, батюшка, на обед. Отведай что Бог послал. Недалече, у отца местного атамана, – пригласил священник.

– Что, господа, поедем или нет? – уточнил Пугачёв у ближних полковников.

– Что же, батюшка-император, не отведать, коли приглашают от души. Надо идти! – ответил Максим Шигаев, он же «граф Воронцов».5

– Уговорили, только войскам дайте наказ. Пусть переходят речку Сакмару и становятся полевым, походным станом на другом берегу, – строго ответил Пугачёв.

Развернулся, сделал несколько шагов к коню, легко вскочил в седло и направился первым к указанной станичной избе.

Весело гуляли весь остаток дня. Ближние атаманы, которые при народе оказывали царские знаки внимания Пугачёву, в домашней обстановке не стеснялись. Пили и отдыхали вольно, сидели за столами в одних рубахах, называли «императора» Емельяном. Обнимали его и трепали за плечи, иногда и подвергали наказам и критике.

Всё это время Емельян Иванович миловал и жаловал хозяев. Однако и без казусов не обошлось. Узнав, что часть казаков из Сакмарского городка ушла в Оренбург, а часть спряталась неизвестно где, дюже разозлился.

Приказал схватить отца атамана, того самого, кто принимал его в своём доме, запереть под стражу и наутро казнить.

Однако к утру отошёл в своём гневе и всех простил. Только человек шесть по пьяни за различные прегрешения лишил жизни на берегах башкирской реки Сакмары, что в переводе с местного наречия означает «слушать». Кого повесил, кого приказал расстрелять.

На следующий день «император» приказал сделать объезд войск, расположившихся в поле, и в этом сам пожелал участвовать лично. Вдруг при обходе очередного лагеря казачьей сотни к Пугачёву подошёл старый сутулый невзрачный мужичок со рваными ноздрями и клеймами на лице.

Волосы его были спутаны, одно ухо изорвано и имело необычную форму. Одежда на худом измождённом теле превратилась в лохмотья, а на ногах еле-еле держались изношенные рваные лапти.

Только глаза выдавали в нём битого жизнью человека, загнанного зверя, но уверенного в себе, не сломленного тяжёлой жизнью. Мужичок-бродяжка посмотрел вокруг, подмигнул охране и вдруг смело и живо для своих лет низко поклонился.

– Долгих лет жизни тебе, государь-отец ты наш. Живи на благо простого народца. Выслушай, батюшка-государь, прими исповедь! – смело, даже нагло заявил бродяжный человечишка.

– Что за человек? Кто таков будет и откель? Как охрану миновал? – удивлённо уточнил «император».

– Да это Хлопуша, ваше величество. Самый бедный человек в округе. Знаю я его хорошо, в одной тюрьме сидел с ним в Оренбурге. Было времечко! Каторжный, рваный тюремными палачами. Пострадал от несправедливости, а сам с Бердской слободы. Это я ему разрешил вам поклониться и рассказать про свою жизнь, – ответил за мужичка Максим Шигаев.

– Ну говори, зачем здесь? Кто направил? Чего хочешь? Или в войско пришёл, послужить мне? – непонимающе уточнил «император».

Каторжник ухмыльнулся, почесал немытый, грязный затылок и начал весело рассказывать.

– Всё просто, ваше величество. На днях призвал меня губернатор оренбургский и говорит: «Не желаешь ли ты, каторжанин и пропащий человек, оправдание заработать? Тебе почти шестьдесят годков, одной ногой в могиле уже. Семью имеешь, ребёнка, так и сгниёшь в остроге без света и покоя. Предлагаю заработать прощение грехов своих. Хочу послать тебя на службу в толпы бунтовщиков с государственным заданием. Выполнишь, моё генеральское слово – будешь прощён и помилован. А если ещё умудришься порох у неприятеля поджечь, пушки испортить или главного бунтовщика Пугачёва убить, то и денег заработаешь. Желаешь ли?» – спросил он меня.