Новые байки старого психиатра

Все фамилии, имена, отчества изменены.э

Безумный психиатр

Вот и иссякла золотая осень. Унылым стал город, холодным, неуютным. Деревья с кое-где не опавшей желтой листвой, смотрятся неопрятно, неряшливо. Хоть и держится относительное тепло в плюс семь, но к прогулкам эта грустная серость как-то не располагает. По этой-то причине, от остановки до работы прошел я быстрым шагом.

А скорая встретила меня нешуточными разборками у туалета.

– Да это что такое творится-то, а?! – обратилась ко мне уборщица Елена Ивановна. – Вы посмотрите, что тут наделали! Ведь все везде обо*рали и обо*сали!

– Дык это ж в натуре не я, начальник! Отвечаю, век воли не видать! Я ж только сейчас на работу пришел! Зачем на меня чужую делюгу вешаешь?

– Ой, Юрий Иваныч, да при чем тут вы? Здесь такие дела серьезные творятся, а вы прикалываетесь! Да обо всем случившемся нужно бить во все колокола!

– Хорошо, сразу после нашего разговора пойду бить.

– Кого?

– В колокола, естественно.

– Да ну вас на фиг, Юрий Иваныч!

Тут подключился к диалогу фельдшер Наумов:

– Юрий Иваныч, а вот если рассудить дедуктивно, то что получается? Посторонние сюда не ходят. Значит, остаются только коллеги, причем из нашей второй смены. Ведь дело-то было сделано утром, примерно в пять тридцать, когда новая смена еще не пришла.

– Ну слушайте, Алексей Василич, может, у того неизвестного коллеги авария случилась, не успел на унитаз вскочить? Зачем уж так сурово-то?

– Не-не-не, Юрий Иваныч, никакой аварии! Там был направленный выстрел в стену! Она вся обгажена! Ну а потом, там же все так обо*сано, как будто из шланга поливали и туда-сюда мотали!

– Так ведь можно запись с камеры посмотреть, кто в это время входил-выходил?

– Нет, ничего не получится: в этом месте как раз мертвая зона.

– Да, конечно, странно все это. С одной стороны, все люди у нас вменяемые, маргиналы с дегенератами здесь не работают. А с другой – ведь кто-то же это все-таки сотворил? Но, как бы то ни было, а преступление так и останется нераскрытым…

Объявили конференцию. Как всегда, выслушали доклад старшего врача предыдущей смены. Когда тот дошел до инфарктов, главный вспылил:

– Ну что за е… эээ за безобразие такое, а? Шесть инфарктов и нигде не выполнен тромболизис! Опять, что ли, начинается?

– Ну так, наверное, противопоказания были, вот и не сделали? – попытался оправдаться старший врач.

– Слушайте, Дмитрий Алексеич, а к чему вы мне это сказали? Вы же сами отлично знаете, что противопоказания к тромболизису должны быть подробно обоснованы в карточках. И мы с вами оба знаем, что ни черта там не написано!

Покраснел старший врач аки двоечник у доски и не нашелся, что ответить. Ну а главный подвел суровый итог:

– В общем так, коллеги, разговор на тему игнорирования тромболизиса, у нас с вами был в декабре прошлого года. Сейчас опять все повторяется. Поэтому, вот прям с сегодняшнего дня, начинаем жесткий контроль. Если тромболизис не будет сделан, а в карте ничего не расписано, то тогда не обессудьте. Все, хватит, мне уже надоело!

Хоть и поднимал я эту тему неоднократно, но все же напомню, что тромболизисная терапия – это введение специального лекарственного препарата, растворяющего тромб. Разумеется, такое пояснение является крайне упрощенным. В действительности же, здесь далеко не все так просто. Да, подавляющему большинству «инфарктных» пациентов, тромболизис несомненно нужен и полезен. Однако не стоит сбрасывать со счетов и меньшинство, когда всяка бяка может приключиться. Но, от озвучивания каких-либо выводов воздержусь. Вместо них, скажу лишь одно: меня полностью устраивает, что нашу психиатрическую бригаду не обязывают выполнять это действо.

Первым же вызовом была боль в груди у женщины сорока трех лет. Нет, все, прекратил я свои возмущения непрофильными вызовами. Ибо окончательно смирился с ними и теперь воспринимаю, как нечто естественное. Лишь бы только роды не давали, а со всем остальным при помощи профессионализма и такой-то матери, как-нибудь справимся!

В ухоженной и прекрасно обставленной квартире царило форменное безобразие. Точнее сказать, потоп со всеми, так сказать, вытекающими последствиями. Уж простите за такой каламбур. Встретили нас крайне возмущенные супруги.

– Вон, видите, какая красота у нас творится? – гневно сказала она, указывая на окружающую обстановку. – Эти верхние уроды поставили душевую кабину и что-то не так сделали. Ну и водопад случился. Ой, боже, боже мой, в какую беду мы попали!

– Это мы поняли и вам сочувствуем, ну а скорая-то зачем нужна?

– Ой, да у меня от всего этого что-то сердце защемило. Не сильная боль, а какая-то ноющая. <Название общеизвестных «сердечных» капель> не помог, все равно ноет и ноет.

– А давно ноет?

– Да уж часа два, наверное.

Вот и выползла лента из кардиографа. И ничем она не порадовала. Сразу бросились в глаза отрицательные зубцы Т и депрессии сегмента ST. Нет, бедолага сегмент не расстроился, погрузившись в унылое настроение. Депрессия – его смещение ниже изолинии, говорит об ишемии миокарда. Если сказать проще, то сердечная мышца не получает достаточного количества крови. Сделали тропониновый тест, но, к счастью, результат был отрицательным. А это вселяло определенную долю оптимизма.

– Ну что, Ирина Николаевна, сейчас мы вам помощь окажем, а потом поедем в кардиодиспансер.

– Ой, господи, а что у меня инфаркт что ли?

– На данный момент, говорить об инфаркте преждевременно. Но сердечко подлечить нужно именно в стационаре.

Выставил я Ирине Николаевне «Острый коронарный синдром без подъема сегмента ST». Такой диагноз ставится на догоспитальном или раннем госпитальном этапе, пока нет возможности сделать окончательный выбор между инфарктом и нестабильной стенокардией.

Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока восьми лет.

В прихожей нас встретила пожилая женщина – мама больного, настроенная весьма решительно:

– Так, забирайте и увозите этого паразита! Второй день меня донимает, надоел хуже горькой редьки! Ведь это что такое-то, со вчерашнего вечера колобродит! Почти не спит, с кем-то ругается, кого-то обзывает, угрожает!

– А если поточней, с ним что происходит-то?

– Ой, ну понятно что, белая горячка! Уж не грипп же!

– Ну а почему раньше не вызвали?

– Да понимаете как… Обычно он как раздурится, я ему выпить налью, и всегда помогало. Уснет, проснется, и как будто ничего не было. И в этот раз все ждала, может пройдет, а вот нет…

– Давно пьет-то?

– Давно, считай, всю жизнь! Как начал в девяносто четвертом, когда из армии пришел, так и не прекращает. Ни семьи, ни работы. Пропащий человек, чего уж тут говорить-то…

Больной, находившийся всего в паре метров от нас, разговором о себе ничуть не интересовался. Он активно участвовал в разборках с кем-то невидимым, громко ругаясь, как и положено, матом. Судя по всему, ему были безразличны не только события вокруг, но даже и своя собственная внешность. Сальные нестриженные волосы, клочковатая щетина на одутловатом лице, резкий запах мочи.

– Так, Сергей, а ну-ка, отвлекись! Давай, садись на диван! Садись, садись, сказал! Вот и молодец. А теперь рассказывай, с кем ты тут ругаешься?

– Дык я и сам-то их не знаю, вообще не понимаю, с чего они до меня <докопались>, <средства предохранения, распутная женщина>!

– А чего они от тебя хотят-то?

– Да <фиг> их знает! Просто издеваются и все. Оскорбляют по-всякому, алкашом конченным обзывают. Можно подумать, сами не пьют!

– А есть такие, кто тебя хвалит?

– Есть одна бабенка, но ее <фиг> поймешь. То говорит, что я – самый лучший человек на Земле, то ее от меня тошнит и мою рожу она видеть не хочет! Я уж ей сказал, ты, говорю, определись, чего тебе надо-то?

– Ты их не видишь, а только слышишь?

– Не, ни разу не видел.

– А откуда они слышатся?

– Откуда-то сзади.

– Понятно. А ты не пытался выяснить, кто они такие?

– Да откуда я знаю? Что они мне, докладывают, что ли?

– Они тебе угрожают?

– Да, говорят, на счетчик поставим, только за что, непонятно. Придется, наверное, в ментовку идти. Я же чувствую, что они с меня просто так не слезут.

– Сергей, а ты никогда не думал, что все эти «голоса» идут от болезни?

– Нет, а при чем тут болезнь? Я что, «шизик» что ли?

У Сергея – классический алкогольный галлюциноз. Нет, не делирий с псевдонимом «белка», а другой вид алкогольного психоза. Алкогольный галлюциноз развивается исключительно у ветеранов алкогольного движения, головной мозг которых значительно поврежден энцефалопатией. Начинается он обычно внезапно и, в подавляющем большинстве случаев, приобретает хроническое, затяжное течение. В отличие от делирия, зрительных галлюцинаций, как правило, не бывает. А «голоса», в отличие от шизофрении, слышатся не из собственного тела, но всегда откуда-то извне. При этом у больных имеется бредовая трактовка галлюцинаций и ни о какой критике к болезни, разумеется, речь не идет. Лечение всегда долгое и трудное, а если откровенно, то зачастую безуспешное. Ведь залогом успеха является полный отказ от алкоголя. Но в отношении таких Сергеев подобное условие, конечно же, невыполнимо. Во всяком случае, я уже большой мальчик и в сказки давно не верю. В итоге увезли мы болезного в наркологию, давно ставшую ему родным домом.

Ну что, уже второй час, надо бы и пообедать. Говорят, иногда полезно. Все, разрешили, едем на Центр.

Пообедали ну и как всегда на боковую залегли. А с боковой вызов поднял. Поедем перевозить больную сорока одного года из ПНД в областную психиатрическую больницу.

Врач Галина Андреевна, передав мне направление, пояснила:

– Параноидная шизофрения, непрерывное течение. Сенесто-ипохондрический бредовый синдром. Больная проблемная, у нас второй год наблюдается. Убеждена, что у нее кишечник не работает и весь организм отравляет. Обошла всех врачей, кого только можно. В Москву сто раз ездила. Да ладно в Москву, она аж до Военно-медицинской академии в Питере добралась! В общей сложности накопила две огромных папки меддокументации. Пришла к выводу, что все врачи сговорились и хотят ее погубить. В нашем стационаре много раз лечилась, на полгода, как минимум, помогает. Хотя как помогает? Бред хоть полностью и не купируется, но во всяком случае не так сильно ее донимает. Научилась она с ним сожительствовать. До нового всплеска, когда дальше терпеть уже сил нет. Сегодня сама пришла и попросилась в свое любимое тринадцатое отделение.

– Понял, сейчас увезем!

Больная, миниатюрная, худенькая, напоминающая девочку-подростка, сидела пригорюнившись в фойе. Возле нее стояли две огроменные клетчатые сумки. Да, сразу видно, что пациентка опытная и к долгому лечению подготовилась основательно.

– Здравствуйте, Наталья Васильевна! Что вас беспокоит?

– Ой, да я уже устала одно и то же рассказывать. Толку-то что? От вас же все равно никакой помощи не дождешься. У меня кишечник не работает и весь организм отравляет. Вот, видите у меня на лице – угревая сыпь…

– Ну уж «сыпь» – это громко сказано. Если специально не присматриваться, то ничего и незаметно.

– Слушайте, доктор, ну я же не глупый ребенок, в конце концов! Я пока еще не слепая, вижу своими глазами, как на меня люди реагируют. Все, буквально все от меня шарахаются, как от зачумленной! Я вообще изгоем стала!

– Понятно. Ну а с кишечником что не так?

– Да это давно все началось, года три назад. Я тогда воспаление легких перенесла и принимала плохие таблетки да еще и уколы…

– А что значит «плохие»?

– Плохие – это антибиотики, потому что они губят кишечник. И вы, как врач, должны бы это знать!

– Но ведь миллионы людей их получают и…

– Доктор, да не верю я всем этим вашим россказням, и даже не старайтесь! Дайте уже я доскажу, ведь сами же просили! Ну вот, а после этих долбанных антибиотиков у меня все и началось. Кишечник резко сместился назад, к позвоночнику, можно сказать, вжался в него…

– А как вы об этом узнали-то?

– Ну как, почувствовала, конечно! У меня очень четкое ощущение, что кишечник сдавлен, буквально вжат в позвоночник. А кроме того, у меня прямая кишка стала твердая, как деревянная! Я теперь стараюсь садиться медленно, а иначе очень опасно: я же просто проткну сама себя! А из-за того, что кишечник не работает, перестали выводиться шлаки. Поэтому весь организм уже отравлен. Ох, куда я только не обращалась, где я только не лечилась! Да и вообще, я давно поняла, что все врачи на мне крест поставили и ждут не дождутся моей смерти. Вот только по правде сказать, лечение в психбольнице мне больше всего помогает. Не насовсем, конечно, но хотя бы на полгодика полегче становится. Хотя в этот раз вряд ли что получится, все это бесполезно. Ладно, вот уж когда из больницы выйду, пойду к остеопату. У меня на него последняя надежда. Я бы уж давно к нему обратилась, но пока с деньгами серьезный напряг. Ну а если не получится, то и жить мне дальше незачем. Решение я уже приняла.

Да, диагноз Натальи Васильевны был полностью обоснован. Приставка «Сенесто» означает, что больную беспокоят сенестопатии – необычные, странные ощущения в теле. Помните, как она сказала, что ощущает вжатие кишечника в позвоночник и ставшую твердой, как деревянной, прямую кишку? Ипохондрический бред выражается в твердой убежденности, что страдает она смертельным недугом. Бред, в отличие от заблуждений, подобен огромному гранитному монолиту, который так просто и на миллиметр не сдвинешь. Прочитав беседу с больной, вы и сами могли понять, что переубеждать ее совершенно бесполезно. Даже и пытаться не стоит. А кроме того, явственно уловил я ни с чем не сравнимый шизофренический аромат. Расщепленность психики была как на ладони. Наталья Васильевна утверждает, что все врачи с нетерпением ждут ее смерти, но вместе с тем, сама просится на стационарное лечение. И даже более того, признает, что оно ей помогает. А в довершение всего она монотонна и неэмоциональна.

Один из читателей как-то попенял мне, мол, такое чувство, что в вашем городе из всех психических болезней есть только шизофрения. Ну что я могу сказать? Ведь мы же не в магазине работаем, где из богатого ассортимента можем выбрать любой понравившийся товар. Поэтому берем только то, что есть, и нас не спрашивают, нравится-не нравится.

В приемнике психиатрической больницы пришлось дожидаться своей очереди: перед нами была бригада из отдаленного райцентра. Но вот из-за двери послышались возмущенные голоса, и мужчина то ли врач, то ли фельдшер вместе с пациентом вышли.

Дежурный врач Оксана Владимировна была раскрасневшейся и сердитой.

– Вы представляете, фельдшер из района привез отравление грибами! Ну это как вообще?

– Хм, как интересно! А что хоть за грибы-то?

– Грибы мухоморы. Он их нажрался, чтоб с миром духов пообщаться. Где-то прочитал, что древние жрецы так делали.

– Ну и как, общение удалось?

– Не знаю, не спрашивала, но он дезориентированный, весь какой-то суетливый. Фельдшер сказал, что галлюцинировал, но пока везли, видимо прошло. Ну а для полного счастья – понос, рвота и брадикардия. Но ведь дело-то в том, что психоз возник не сам по себе, а вследствие интоксикации. При чем тут психиатрия вообще? Его надо было не сюда за сотню километров везти, а в свою ЦРБ, в терапию, интоксикацию убирать!

– Да, все это понятно, вот только с фельдшерами в районах никто не занимается, так и варятся они в собственном соку.

– Ну нет, Юрий Иваныч, не скажите! Это базовые вопросы тактики, их должен знать каждый скоропомощник. И неважно, где он работает: в далеком райцентре или в Москве!

А теперь поедем на пьяное тело, которое изволило лежать в кустах возле почты. Нет, в карте вызова так не было написано. Там, как и положено, все по культурному: «Мужчина 40 лет, без сознания». С чего же я решил, что там именно пьянь? Да всего лишь из собственного опыта. Ну а кроме того, не сработало во мне чувство опы.

Ну что ж, сбылось мое предсказание. Пьянецки пьяное тело хоть и не спало, но попыток уползти не предпринимало. Хотя зачем собственно, если лежание в грязной и мокрой опавшей листве намного комфортнее, чем в сухой и теплой постели? А что может быть приятнее холодных капелек воды, падающих на лицо с мокрых кустов? В общем тот господин был настоящим ценителем комфорта.

– А ну нюхай, нюхай, зараза такая! Руки убрал! На, еще нюхай! – командовал фельдшер Виталий, заставляя дышать нашатыркой.

– Э, парни, а вы ваще кто? – сев на задницу, спросил господин. При этом, его пропитый мозг не желал принимать во внимание ни нашу скоропомощную форму, ни соответствующий автомобиль, стоявший буквально перед носом.

– Мы – офицеры Главного разведывательного управления. Ты подозреваешься в шпионаже! – сказал фельдшер Герман.

– Да ладно, мужики, вы чего гоните-то? Вы же скорая! Но я вас вроде не вызывал…

– Вызвали прохожие, думали, что плохо тебе, раз валяешься.

– А их че, <волнует>, что ли? Я что, у них дома лежу, что ли? <Замотали>, блин!

– Ну тогда, чтоб тебя никто не <заматывал>, придется поехать в вытрезвитель.

– Не, не, какой вытрезвитель! Все, ухожу я!

И ушел он, понурившись, гонимый холодным мокрым ветром. Нет, пускать жалостливую слезу мы не стали. Вместо слезопролития поехали на следующий вызов: отек мошонки у мужчины семидесяти семи лет.

Больной, с желтовато-бледным отечным лицом, вышел к нам раскорячившись, с отвисшими штанами.

– Ой, еле иду… Вот ведь напасть-то какая страшная! Уж не знаю и с чего, вроде нигде не студился. Да еще и одышка привязалась, от каждого усилия задыхаюсь. Меня, наверно, к урологу надо? Тут уж понятно, без операции никак не обойтись. Ой, на старости лет под нож ложиться…

Как только снял он штаны, так и накрыл нас приступ острого обалдения. Мошонка, распухшая до безобразия, размером была немного меньше футбольного мяча. Нет, для соответствующих специалистов этот случай, конечно же, не являлся бы чем-то удивительным. А вот наша психиатрическая бригада в полном составе на обалдение имела законное право.

Так, все, дурацкие эмоции, мать их так, разогнал как комариную стаю. И вот тут трезвым рассудком осознал я, что у больного-то анасарка – массивные глобальные отеки по всему телу! И урологическая патология здесь совершенно ни при чем. Но анасарка – это не самостоятельная болезнь, а лишь симптомокомплекс, указывающий на иную тяжелую патологию. На какую именно? В данном случае, причиной послужила декомпенсированная хроническая сердечная недостаточность. Подтверждением тому была безобразная кардиограмма с кардиомиопатией. Проще говоря, вдрызг изношенное сердце попросту не справлялось с работой. Ну а кроме того, были ясно видны рубцовые изменения миокарда. Больной сам подтвердил, что перенес в свое время аж три инфаркта. Но кардиодиспансер посещал нерегулярно, лекарства принимал кое-как, небрежно. Вот и наступил закономерный итог.

– Ну что, Михаил Викторович, собирайтесь, поедем в больницу.

– Дык чего у меня, гангрена что ли? Наверно все вырежут, да?

– Нет у вас никакой гангрены, и никто ничего вырезать не будет. А повезем мы вас в терапию.

– Ой, так значит не под нож меня?

– Нет, Михаил Викторович, не под нож.

– Ой, как хорошо, спасибо вам! А от чего все так получилось-то?

– Из-за сердца изношенного. Вот подлатают вам его, тогда и отеки пройдут.

Разумеется, не стал я правдивый прогноз озвучивать, который, к сожалению, абсолютно безрадостен. Ведь пока нет и не предвидится способов восстановления напрочь убитого сердца. Да, в подобной ситуации помогла бы пересадка, но это лишь фантазии, мягко сказать, не совсем серьезные.

Раньше времени нас на Центр запустили. А если точней, то почти за два часа до конца моей смены. Но, наученный горьким опытом, я не позволил себе расслабиться и чемоданное настроение отогнал прочь. И, как оказалось, напрасно. Не вызвали нас больше.

На следующий день все было, как всегда. В смысле дача и лес. Хотя не совсем, как всегда. Ночью снежок прошел. Нет, не сугробы, конечно, но так, кое-где белелось. Да еще и дневная температура обещала повыситься до не более плюс трех. Все разумные дачники, включая Федора, сезон давно закрыли до будущей весны. Но поскольку к разумным людям я не имею никакого отношения, то взял ведерко и в лес отправился. А по дороге угораздило меня знакомую встретить из деревни:

– Вы куда это направились-то? Уж не в лес ли? – изумленно спросила она.

– Да, вот решил последний разок сходить, с Лешим попрощаться до следующего сезона.

– Дык чего там делать-то? Вон, снег лежит! Если и есть чего, так все уже перемороженное!

– Ничего, все равно схожу, чтоб не думалось!

– Ну-ну, – сказала она, посмотрев на меня как на умственно убогого.

И вознаградил меня Леший за мое безумство. Набрал я опят, пусть и большеньких, зато крепких и не раскисших польских грибов. Даже три белых попались хоть и не червивых, но чрезмерно пропитанных влагой. Конечно, в изобильный сезон, мимо таких грибов прошел бы не останавливаясь, а тут взял за милую душу! А как же иначе, если это последние лесные трофеи в этом году?

А когда я домой вернулся, супруга в общем-то спокойно отреагировала. Попросила только никому не рассказывать об этом моем походе в лес. Иначе, мол, подумают люди, что психиатр совсем с катушек съехал! Но я же никому ничего и не рассказал, верно?

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Ошибаться в людях бывает приятно

Погода будто застыла, зависла на одной и той же температуре плюс два. Беспросветная унылая серость и холодная промозглость. Солнце к своим служебным обязанностям стало относиться по-разгильдяйски: отопление отключило, освещение свело к минимуму. Хотя говорят, что осенью всегда так бывает.

– Здравствуйте, Юрий Иваныч! С хорошей погодкой вас! – поприветствовал меня фельдшер Матвеев. – Слушайте, а ведь народ дуреет прямо на глазах! Сегодня ночью на вызов ездили к бабушке, почти девяностолетней, которую внучки фруктовым салатом накормили.

– Ну и что в этом криминального?

– А вот, дальше слушайте. Порезали они туда яблоко, банан, мандарин, вроде еще чего-то, но неважно. И все это намазали сметаной!

– Фу, да это что за извращение-то? Ведь такое даже с голодухи есть не станешь! И что же было дальше?

– А дальше у бабули случился понос длиною в жизнь. Причем конкретный такой, с гиповолемическим шоком. В общем, еле довезли. Уж не знаю, выкарабкается она или нет.

– Да, Андрей, согласен полностью. Такое чувство, что поразила людей эпидемия глупости…

Объявили конференцию. После доклада старшего врача, слово взяла начмед Надежда Юрьевна, до этого сидевшая с лицом мрачнее тучи:

– Коллеги, вот уж не думала, что опять придется возвращаться к теме магнезии при гипертонических кризах. Ведь этот вопрос уже сто раз был обмусолен! Да, в стандарте она есть, но объясните, за каким чертом ее делать? Но особенно ее любит Татьяна Геннадьевна! Проверяю карточки, что ни вызов на ГБ, то магнезия! Вот объясните, пожалуйста, вы что, больше никаких других препаратов не знаете или как?

– Ой, да при чем тут мои знания, ведь сами больные требуют ее сделать! – ответила с места фельдшер Шишкина, одна из ветеранов скорой.

– Нет, а зачем вы у них на поводу-то идете? Вы кто, официантка что ли? – парировала Надежда Юрьевна. – Ведь случись чего, отвечать будут не те, кто просил, а вы лично!

– А за что отвечать-то, Надежда Юрьевна? – не унималась Шишкина. – Мы уж сто лет эту магнезию делаем, и ничего ужасного никогда не происходило!

– А за то, что при внутривенном струйном введении может произойти остановка дыхания! И не нужно зарекаться! Вы можете миллион раз сделать без последствий, но однажды произойдет такое, от чего за всю жизнь не отмоетесь! В общем так, теперь магнезию делаем только при ОНМК! Надеюсь, что все все поняли и возвращаться к этой теме больше не будем!

И на этом конференция завершилась.

Бригада, которую мы меняем, пока не приехала и это означало, что делать пока нечего. А в этом случае куда податься временно «бомжующей» бригаде? Правильно, в «телевизионку»! Вот зарекался же смотреть федеральные каналы и уж не смотрел незнамо сколько, но тут ничего было нельзя поделать. Ведь не станешь же цензором для взрослых людей?

Что же именно мне не нравится на этих каналах? В первую очередь – агрессивная, жесткая американизация российского общества. Безжалостно искореняется все национальное и, прежде всего, русское: язык, культура и самобытность. Русский язык изгажен англицизмами, точнее сказать, американизмами. Разговорная речь многих наших сограждан стала напоминать диалект русских эмигрантов в Америке. Даже взять для примера песни. Супруга моя смотрит «А ну-ка, все вместе!» по одному из центральных каналов. Так вот, подавляющее большинство песен там исполняется на английском. Да если б только все ограничивалось песнями!