Новые байки старого психиатра

Взять хотя бы названия чего-либо. Нет, в данном случае подразумеваются не иностранные компании, а исключительно наши, российские. Название многих отечественных продуктов питания, тоже на английском. Вот и получается, что русский язык отброшен на задворки и теперь живет на положении бедного родственника. Здесь возникает вопрос: а мы кто, дикари безродные? У нас нет своих языка, письменности, культуры и искусства? Одним словом, мне совершенно непонятно, чем все это вызвано. Мне могут возразить, что это – общемировая тенденция. Вот только живу я не в каком-то абстрактном мире, а здесь, в России. Прошу прощения за столь длительное отступление от темы, просто высказал наболевшее.

Вот наконец-то и наши приехали, а то уж заездились совсем. Доктор Владислав Витальевич сообщил неприятную новость:

– Юрий Иваныч, вчера поверка была, и наш кардиограф забраковали.

– Это как так-то? Он же работал нормально, в ложных показаниях уличен не был!

– Ну вот как-то так. Короче говоря, его мы сдали в ремонт, а взамен взяли «общаковый» с пункта.

– Понятно, значит еще нескоро он к нам вернется. Сначала ремонт, потом повторная поверка. Недели две, не меньше.

– Но это еще не все. Нам новую рацию поставили. И теперь как за город выезжаешь, она пищать начинает. А главное, что и отключить нельзя. Связисту я заявку оставил, но сказали, что он только завтра будет.

– Нда, Владислав Витальевич, умеете же вы позитивный настрой создать!

– Стараюсь, Юрий Иваныч! – расплылся он в довольной улыбке.

В десятом часу прилетел первый вызов: носовое кровотечение у мужчины тридцати девяти лет.

В прихожей нас встретила супруга больного:

– Что-то он сегодня вообще расклеился: то одно, то другое. А лечиться вообще не хочет и вас вызывать не разрешал. Упрямый, как осел! Я уж его матери нажаловалась, она его кое-как уговорила. Господи, уж не знаю, что с ним и делать, ведь умрет, сам себя погубит!

Больной, плотный, лысоватый мужчина, раздосадовано сказал супруге:

– Вера, да ну хватит уже! При чем тут упрямый осел? У меня же кровотечение прекратилось, зачем мне скорая-то? Может кто-то ждет врачей и умирает, а ты их гоняешь почем зря!

– Ну это вы зря так. Давайте я вас все-таки посмотрю.

Осмотрел носовые ходы, в народе называемые «ноздрями» и глотку. Нет, действительно ничего не течет. Вроде бы и хорошо, но во всех подобных случаях мы обязаны еще и давление измерять. А вот оно-то, родимое, весьма подкачало: сто восемьдесят на девяносто, а для полного счастья еще и тахикардия лупит аж сто двадцать два.

На ЭКГ – гипертрофия левого желудочка. Это означает, что из-за повышенной нагрузки его сердечная мышца «накачивается» подобно заправскому бодибилдеру. Хорошего здесь, конечно, мало, но и нет ничего катастрофичного. В данном случае, этот ЭКГ-признак красноречиво говорил о том, что пациент – гипертоник со стажем.

Рассказал я обо всем этом больному и спросил:

– Что вас сейчас беспокоит?

– Ой, да ничего серьезного. Так, голова побаливает, чумная какая – то и тошнит слегка. У меня же такое всегда бывает после ночной смены. Обычно я посплю, расслаблюсь, и все проходит. А сегодня кровь из носа разбудила, да еще и жена панику устроила.

– А вы свое давление контролируете?

– Ну вот, буду я еще ерундой заниматься! У меня теща прям помешана на этом давлении. Она даже специальную тетрадь ведет, представляете? Вот что значит человеку делать нефиг!

– Нет, для вас это не ерунда и не «делать нефиг», а жизненная необходимость. Вам сегодня очень крупно повезло, потому что организм устроил сам себе кровопускание и давление хоть немного, но снизил. В следующий раз такого везения может и не быть. И тогда все закончится печально: геморрагическим инсультом. Это означает, что сосуд из-за сильного напора порвется и случится кровоизлияние в мозг. Ну что, в больницу едем?

– И рад бы, но не могу. У нас на работе больничные, мягко говоря, не приветствуются. Если я лягу в больницу, то мне там уже не работать. А к этому я пока не готов. Вы просто выпишите мне что-нибудь, и я дома пролечусь.

– К сожалению, назначать лечение мы не имеем права.

– Ну так пусть приедут те, кто имеет право!

– Нет, я имел в виду, что скорая помощь вообще назначений не делает. Но у вас есть другой вариант: обратиться к терапевту в поликлинику.

– Ладно, попробую…

По его тону было понятно, что никуда он обращаться не будет. Ну что ж, хозяин барин. Конечно же, ничего я ему не назначил, но и без помощи он не остался. Сделали внутривенно ингибитор АПФ для снижения давления и под язык дали бета-блокатор для урежения частоты сердечных сокращений. Вот только гипертонию лечат пожизненно, а не одноразово. Мне могут возразить, что при высоком давлении скорая никогда не госпитализирует. Так вот, если имеет место бессимптомное или почти бессимптомное повышение давления, то, разумеется, ни о каком стационарном лечении речи не идет. А вот если имеется гипертонический криз, то уж тут предложить госпитализацию мы обязаны. Хотя бы потому, что это предусмотрено стандартом.

Теперь поедем на психоз у молодого человека двадцати четырех лет, к которому вызвала полиция.

Пожилая женщина с хронической скорбью на лице – бабушка больного, рассказала:

– Он инвалид детства. Сначала ему умственную отсталость ставили, а потом сказали, что у него еще и шизофрения. Мне говорили, как она называется, но я и не выговорю. Пффрф… Прффр… Да черт ее дери!

– Пфропфшизофрения?

– Да, да, она, зараза такая! Он в школе для умственно отсталых учился, а потом в инвалидском училище на каменщика. Немного поработал на стройке и под суд попал. Сказали, что на какую-то женщину с ножом напал, отобрал телефон и деньги. Ну вот его в психбольницу и отправили, он там больше года пробыл. В сентябре вышел, поначалу-то спокойным был, а потом снова дурак дураком!

– А родители-то у него есть?

– Есть-то есть, а какой от них толк? У его матери – моей дочери тоже шизофрения, она в интернате живет. А отец вообще непонятно где, не знаю, и жив ли вообще? От него уж давно ни слуху, ни духу. Вот такая обуза мне на старости лет досталась! Нет, все, хватит, в этот раз пока будет лежать, я его в интернат для дураков отправлю! Не надо мне этой опеки и на его пенсию наплевать! Жизнь-то дороже!

– Ну а сегодня-то что случилось? Полицию зачем вызвали?

– Так он же меня чуть не избил! Вот сюда в бок кулаком ударил, но хорошо, что я увернулась и выбежала. А так бы до смерти забил! Соседка Люся меня к себе пустила, и я от нее милицию вызвала. А сегодня с утра ведь что наделал-то? Целую тарелку макарон с тушенкой к себе в постель вывалил и оттуда жрать начал!

Больной, без наручников, сидел на диване, методично раскачиваясь взад-вперед. Рядом, подобно телохранителям ВИП-персоны, стояли двое полицейских.

– Здравствуй, Дим! Что случилось, что тебя беспокоит?

– Ничего не случилось, – не сразу ответил он.

– А зачем ты бабушку ударил?

– Так надо. Че вы меня рисуете? Вы мне шум в голове делаете! – сказав это, больной посмотрел в сторону и расплылся в улыбке.

– Дим, а ты чему улыбаешься?

– А за коном стоит Вова Филатов, анекдоты говорит и картинки кажет!

Нет, «за коном» – это не опечатка, просто Дмитрий так назвал окно.

– Дим, а чем ты вообще занимаешься?

– Как понять?

– Ну что ты вообще делаешь?

– Я богом работаю!

– Надо же, как интересно! И что же входит в твои обязанности?

– А мне дядя Коля Лебедев сказал, что я – бог! Всех, кто меня обижает, я буду убивать! Я их поселю в дом и всех грохну! Нет, я их потом грохну, а сначала я их буду <подробное описание жестоких пыток>!

– Дима, а жалобы на здоровье у тебя есть?

– У меня голова болит вот здесь (показал на виски) и мысли вот так спутались (изобразил пальцами, как все они переплелись).

– То есть, ты считаешь себя больным человеком?

– Нет, никакой я не больной! Такое у всех бывает! Я вообще хотел снять инвалидность, а мне не дали, врачи – <гомосексуалисты пользованные>! Я всем <тестикулы> отрежу!

Да, диагноз Дмитрия совершенно обоснован. Пфропфшизофрения – это и есть сочетание шизофрении с умственной отсталостью. Хотя такая патология встречается и не так нечасто, но чем-то экзотическим не является. Пфропфшизофрения полностью опровергает утверждение, будто шизофрения является исключительно болезнью интеллектуалов. Кстати сказать, попробуйте без предварительной подготовки произнести это чудесное слово! Признаться честно, у меня это получается не всегда.

В приемном отделении психиатрической больницы, Дима вконец расшалился: обматерил и попытался ударить пожилую санитарку. А вот к молоденькой медсестре, наоборот, он отнесся исключительно благосклонно, предложив ей интимную связь. Причем прямо здесь и сейчас, не откладывая дело в долгий ящик. И думаю, вы догадались, что все это было сказано отнюдь не изысканным литературным языком. Правда, перед врачом, весьма недурной молодой женщиной, ловеласничать не стал, видать все-таки понимал, что ему это могло очень дорого обойтись. Но, мои парни не дремали. Всяческих непотребств не допустили и, сопроводив до отделения, помогли положить его на вязки. Однако это получилось не так просто: зарядил Дима Виталию ногой по зубам. И тем не менее, все закончилось благополучно: ни больной, ни зубы фельдшера не пострадали.

Так, уж можно бы и пообедать. Но нет, вызов дали. Поедем на боль в груди у женщины сорока семи лет. Нет, с непрофильными вызовами я давно уже смирился. Просто непонятна мне позиция нашего руководства, которое вот так просто и непринужденно кидается специализированной психиатрической бригадой.

Больная, худощавая женщина с недовольным лицом, прямо с порога приказала:

– Так, сначала бахилы наденьте!

И тут стали понятны два момента: хороший и плохой. Никакой экстренной помощи здесь не требовалось. И это хорошо. Больная – дама скандальная. И это плохо.

– Что случилось, что вас беспокоит?

– Вот здесь, где сердце, прямо как ножом пронзает.

– Больно только при вдохе или постоянно?

– Нет, только при вдохе.

– Понятно, сейчас ЭКГ сделаем.

А вот тут-то и поджидал нас неприятнейший сюрприз от чужого кардиографа.

– Блин, сплошная наводка, вообще ничего не читается! – раздосадовано сказал Виталий.

– А ты провода расправь, кабель включи-выключи! – посоветовал я, пытаясь ухватиться за тонкую соломинку.

– Да бесполезно все это, – ожидаемо ответил он.

«Ну вот, япона мама, начинается веселуха!» – с досадой подумал я. И точно!

– У вас что, прибор не работает? – настороженно спросила больная.

– Да, он изломался. Сейчас мы попросим какую-нибудь бригаду привезти нам другой кардиограф.

– Нет, а как же вы едете на вызов с неисправным прибором?

– С утра он был исправен и прекрасно работал. Поломался он только что.

– Да что же там у вас за бардак на скорой? То исправен, то неисправен! Вы свои приборы вообще, что ли, не проверяете? Ездите наугад, повезет-не повезет… Ладно, вызывайте, пусть привозят.

Вызвать-то я вызвал, вот только ожидание обещало быть долгим: ведь бригада же мгновенно здесь не материализуется.

– Да из-за вас и умереть можно… – продолжила она выражение недовольства.

– Не умрете, это я вам гарантирую!

– Это с чего такая уверенность?

– Уверенность, конечно, неполная, процентов на девяносто восемь, но никакой сердечной патологии у вас нет.

– Как вы это можете утверждать, если не сделали ЭКГ?

– Просто по симптомам. Сердце никогда не болит только на вдохе. Уж если оно болит, то постоянно.

– Ну-ну, посмотрим… Ладно, может тогда кофе попьем?

– А знаете, не откажемся!

– Вот конфеты, печенье, угощайтесь, сейчас колбаски нарежу. И вот салат, я прямо как знала, целую плошку наделала. Так сейчас быстренько котлеты пожарю. Не-не-не, не отказывайтесь, знаю я, как вы работаете, вечно не евши-не пивши-не спавши!

– Спасибо вам большое!

– Скажите, а почему вас трое? Ведь обычно ездят по двое, а то и вообще по одному?

– Да просто мы – бригада интенсивной терапии, так по приказу положено, – привычно соврал я.

– Вон, оказывается, какие серьезные люди ко мне приехали! Слушайте, а может ну его нафиг этот кардиограф, а? У меня уж давно все прошло.

– Да знаете, уж как-то неудобно, бригада уже в пути.

– Ну ладно, подождем. Давайте еще кофейку налью и колбасы подрежу. Ой, а ведь у меня еще и сыр есть! Эх, жалко, у меня ничего горячего нет! Я ведь одна живу, готовить не для кого.

Во, приехали, наконец-то, спасли нас от переедания! Ну что, как и ожидалось, с сердцем у нее все было в порядке. Нет, ну в относительном, конечно. Но экстренная помощь однозначно не требовалась.

– Спасибо вам огромное! Вы уж извините меня за то, что я на вас «наехала»! Просто навалилось на меня все одно к одному. С мужем разводимся, сын под следствием, да еще и до кучи работу потеряла. Вот и срываюсь почем зря, уж и сама-то чувствую, что стала, как собака цепная…

– Не за что извиняться. Вы – очень хорошая, добрая и человечная. И вы даже не представляете, как приятно на душе после общения с вами! А черная полоса обязательно сменится светлой, вот увидите! Бывает, такие беды навалятся, что кажется и не выбраться из-под них. Но потом вдруг наступает день, когда весь этот груз разом испаряется. И такой день для вас обязательно наступит!

– Спасибо, спасибо, никогда я таких слов не слышала… – заплакала она.

– Не плачьте, пожалуйста, все у вас будет хорошо! До свидания!

Да, ошибся я в человеке, и была эта ошибка исключительно приятной.

Наконец-то обед разрешили. Но на сей раз был он для нас, наевшихся-напившихся, совершенно неактуальным. Нет, от заезда на Центр мы, конечно же не отказались. Мы же все-таки психиатры, а не психи. Вот только вместо кухни, мы прямой наводкой в «телевизионку» притопали. Сидевший там среди прочих коллег врач Новиков, спросил удивленно:

– О, это вы только сейчас на обед приехали что ли?

– Да, вот только сейчас.

– Ну, что-то загоняла вас Надежда!

– Нет, Надя тут ни при чем. Просто у нас на вызове кардиограф сломался и ждали, пока девятнадцатая бригада нам другой привезет.

– Эх, там, наверно, ругани было! Жалобу написать не грозились?

– Какую жалобу, больная нас накормила и кофе напоила и, вообще, пообщались мы очень душевно!

– И чем таким вы ей потрафили?

– Да ничем мы не потрафляли. Просто отнеслись по-человечески.

– Ну, знаете, Юрий Иваныч, мы вообще-то лечить должны, а не всякими сюсю-пусю заниматься! – возразила фельдшер Никонова.

– Нет, Наталья Викторовна, человечность выражается не в сюсюканье. Это, прежде всего, доброе и сострадательное отношение к другим.

– Ой, Юрий Иваныч, я вас умоляю! Вы уж миллион лет работаете на скорой, а рассуждаете, как наивный юноша!

– А почему же «как»? Я и есть юноша, вот только уже давно не наивный.

– Нет, Юрий Иваныч, вы такой упертый, что с вами бесполезно спорить.

– Да, что верно то верно.

Так, а чего собственно я тут высиживаю? Телевизор-то можно и дома посмотреть. Нет, пойду прилягу. Спать не обязательно, но хотя бы просто расслабиться. Но получилось так, что не просто расслабился, а взял и самым безобразным образом уснул. И тут случилось чудо, которого уж лет десять не бывало: вызов дали аж в седьмом часу! Поедем аж к троим избитым: мужчине и двум женщинам.

В неопрятной захламленной двухкомнатной «хрущевке», встретило нас замечательное семейство: бабушка и ее дочка с сожителем. По квартире задорно бегал грязноватый мальчонка лет пяти, издавая нечленораздельные звуки. Внешность всех взрослых красноречиво говорила о том, что алкоголизм для них не болезнь, а нечто глубинное, сакральное и жизненно важное. Лишение их алкоголя будет равноценно лишению смысла жизни.

Лица всех троих были ярко подсвечены прекрасными «фонарями». Глядя на них, у меня прям от души отлегло: ничего страшного не случилось.

– Ну и кто же вас так обидел?

– Да этот козлина из тридцать шестой квартиры! – возмущенно ответила бабушка. – Ворвался к нам, орет: «Вы меня опять пролили!». Угрожать начал, что засудит. Мы хотели ему объяснить, но он слушать не стал, а взял и нас всех избил! Нет, это что за беспредел-то творится? За что нам такие издевательства?

– То есть, вы его не топили, а он ни с того ни с сего на вас накинулся?

– Ну конечно! Ведь не мы же его пролили, просто у нас труба течет. Надо вообще все трубы менять, а где у нас деньги-то? Светка с ребенком сидит, Валерка никак не может работу найти. Мы все только на одну мою пенсию живем да на Павлушкино пособие!

– Ну хорошо, а от нас-то вы что хотите?

– Как это что? Побои снять! Мы его сами засудим!

– Ну нет, это вы не по адресу обратились. Чтобы «снять побои», вам нужно обратиться в полицию, а они дадут вам направление в судебно-медицинскую экспертизу на освидетельствование.

– Нет, что-то я вообще ничего не поняла, – растерянно сказала она, не в силах переварить услышанное.

Тогда на помощь пришел Валерка, ну который сожитель Светкин:

– Дык если у нас у всех сотрясение мозга, вы ничего не сделаете, что ли?

– А с чего ты решил, что у вас всех именно сотрясение?

– Ну как с чего? Он же нас бил по роже, а рожа где? На башке! А значит мозги точно стряхнулись! – выдал он великолепную логическую конструкцию.

– Хорошо, мы вас всех свезем в больницу исключать сотрясение. А потом я сам передам сообщение в полицию. Так годится?

– Да, да, конечно годится! Вот это правильно! – хором одобрил коллектив пострадавших.

И тут мой Герман не удержался от едкого замечания:

– Вот, блин, семейка Адамс!

Но эти его слова были восприняты, как комплимент. Бабушка расплылась в беззубой улыбке и с умилением сказала:

– Да, мы семейка хорошая, дружная! А Павлик у нас – свет в окне!

И тот самый Павлик, прекратив носиться, подошел к нашему чемодану и громко сказал:

– Ыыы! Дай!

– Нет, нельзя, брат Павел, он нам самим нужен!

– Ыыы! Ни-ни?

– Все правильно, ни-ни!

– Сколько ему? – поинтересовался я.

– Пять! – гордо ответила бабушка. – Он хоть и не говорит, но умница, все понимает! Вырастет – далеко пойдет!

Да уж, умница-слабоумница, в пять лет и не разговаривает. И пойдет действительно далеко: сначала в коррекционную школу, если осилит. Ну а дальше, перспективы поистине безграничные. Места лишения свободы, психоневрологический интернат, а может и просто вольная бомжевская жизнь.

Но вместе с тем я всей душой желаю, чтоб эти жуткие прогнозы оказались ложными. И искренне верю в освобождение Пашки из алкашеского плена. Это как раз тот случай, когда лишение родительских прав и изъятие ребенка из семьи является великим благом. И я категорически не согласен с мнением, будто родную мать, пусть даже пьющую и непутевую, никто не заменит. Получается, что маленькому человечку будет комфортней в мрачной и смрадной безысходности? Безусловно нет! Все без исключения дети должны иметь гарантии светлой достойной жизни. Нет, не богатой и пресыщенной, но хотя бы без угроз существованию, без унижений человеческого достоинства, без нужды в самом необходимом. А все иное – от лукавого.

Свезли мы их всех в приемное отделение стационара черепно-мозговые травмы исключать. Ну и, конечно же, исключили. А уж как мы их всех в машине размещали – это вообще отдельная песня. Так еще и Павлика с собой взяли, ведь не оставишь же его одного? Кроме того, для полного счастья, мне предстояло отписать аж три карточки. Да, по карточке на каждого пострадавшего. Ну а до кучи еще и сообщение в полицию нужно было передать. В общем завершение смены быстрым не было. И в итоге, отпустила меня скорая уж почти в девять. Разумеется, вечера.

А на следующий день, стыдно признаться, вновь были дача и лес. Да, зарекалась свинья в грязь ложиться. Хорошо хоть на этот раз свидетелей моего безобразия не было. А в лесу, как ни странно, ждала меня удача: много фламмулины (зимних опят), маслята, польские, лисички, два прекрасных «зонтика». И даже шесть замечательных белых! Ирине на радостях позвонил, рассказал. Так она мне поначалу и не поверила. «Юра, – говорит, – шутки у тебя какие-то неумные! Давай уже возвращайся, хватит перед людьми-то позориться!». Насилу убедил я ее, что не шуткую! Но вот теперь все. Нет, точно все. Тем более, что с послезавтрашнего дня устойчивую минусовую температуру обещали. Ну а на будущий год живы будем, обязательно «оторвемся»!

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Кайфовые выходные

Вот и все, прекратил господин Ноябрь прикидываться добреньким. Еще вчера были относительно комфортные плюс семь, а сегодня теплее минус четырех не станет. Да и не только сегодня, а во все последующие дни. Из-за резкой смены погоды, ветер, как заправский дебошир, с деревьев веток наломал, разбросал мусор, пешеходов так и норовил с ног сбить да головные уборы сорвать. Если что, это я себя имел в виду. Ведь чего, гад такой, наделал-то? Взял и кепку мою аккурат в грязную лужу бросил! Ладно, я мужичонка не гордый, выловил ее, жалкую, грязную и мокрую.

Только вошел и прямо с порога стал очевидцем разгорающегося конфликта. Главный фельдшер Андрей Ильич вместе со старшим фельдшером Еленой Караваевой проверяли укладки выездных бригад. Проще говоря, те самые общеизвестные оранжевые чемоданы. Не реже двух раз в месяц они должны это делать. Процедура эта неновая, даже можно сказать рутинная. И возмущаться тут совершенно нечему. Если, к примеру, в нашем бригадном чемодане нет ни срача, ни просрочки, то почему же мы должны скандальничать и людям нервы трепать?

Но, некоторые коллеги так не считали. Фельдшер Антонова, высокая дородная дама лет пятидесяти, была оппозиционна всем и всему. Представляется, что дай ей пятьсот тысяч премии, то она и тут проявит бурю недовольства. «Ха, каких-то несчастных полмиллиона кинули! Видать, остальные-то пятьсот себе по карманам распихали!».

– Так, знаете что, Андрей Ильич, не надо меня тут козлом отпущения выставлять! – гневно сказала она. – Проверять должны не мы, а те, кто на пункте работают! Тем более, что им за это доплачивают!

– Галина Владимировна, а вот это говорит о том, что свою должностную инструкцию вы вообще не читали. Проверять должны не только на пункте, но и сами бригады! – парировал Андрей Ильич.

– Нет, а почему так-то? Значит они будут деньги получать, а спрос с нас?

– Слушайте, да какая доплата? Ничего они не получают!

– Ну конечно, ага! Я вот прям наивная девочка! Надо же, преступницу нашли, просрочку обнаружили! А ничего, что этот <Название общеизвестного антигистаминного препарата> мы вообще не используем? Да и не только мы, вообще никто!

– Галина Владимировна, он по минздравовскому приказу должен быть. И не играет роли, пользуетесь вы им или нет. Да ладно бы одна ампулка случайно оказалась. Но у вас же семь штук! А потом, вы с чего так-то расстроились? Замените их, да и все, какие проблемы-то?

– А такие, что меня стимулирующих лишат!

– Да никто ничего вас не лишит! Что вы сами себя накручиваете? Все, расписывайтесь в акте и расходимся!

– Дааа? Ага, щас, разбежалась! Я дура, что ли, приговор-то себе подписывать?

– Какой приговор, Галина Владимировна, ведь дело-то выеденного яйца не стоит!

– Все, Андрей Ильич, хватит! Я сказала, что ничего подписывать не буду!

И после этих слов, Антонова величественно удалилась.

Как ни стараюсь, не могу понять людей, которым протест нужен исключительно ради протеста. Ведь Галина Владимировна и сама-то знает прекрасно, что пока еще ни одного работника не наказали за такие нарушения. Да и за что наказывать, если устранить все эти, в общем-то мелкие безобразия, можно за считанные минуты? Вполне возможно, что «протестуны» от всего этого получают внутреннее удовлетворение. Любой конфликт для них, как бальзам на душу. Вот только не понимают они, что сами же себе топор на ногу роняют. Да, препарат с истекшим сроком годности может и не причинить никакого вреда. Однако это не лишает больных и их родственников права на подачу жалобы.

Да что там говорить о препаратах, если пару лет назад больной, заметив по клейму на скоропомощном тонометре, что тот не поверялся уже больше года, тоже не смолчал. Конечно, любая жалоба не является заведомым приговором, но все-таки непонятно, зачем создавать себе проблемы на ровном месте?

На конференции ничего особо примечательного не было. А продолжение театра одного актера в лице Антоновой, примечательным я не считаю.

Всех коллег давно разогнали по вызовам, и только мы остались, единственные и неповторимые. Сидим в «телевизионке», лениво переговариваемся:

– Ну что, сейчас без пятнадцати, – сказал фельдшер Герман, – минут двадцать десятого, наверно, вызовут.