Огонь и ветер

Едва только мы пустили коней вниз по склону, как дорогу нам преградили темные силуэты. Я даже не смог толком понять, сколько там этих всадников на сей раз. И с нами уже не пытались говорить на языке Закатного Края – сразу начали хрипеть что-то на своем вороньем наречии. Фарр отвечал так спокойно и уверенно, будто сидел в тронном зале Солнечного Чертога с короной на голове. Я даже заслушался. Хотелось бы и мне иметь столь крепкую уверенность в том, что нас тут приветят, а не изрубят в лапшу. От невозможности как-то повлиять на течение разговора и его исход я испытывал страстное желание покинуть свое тело и посмотреть на происходящее ясным взором. Однако придумать худшее время для такой выходки было бы трудно, поэтому я продолжал лишь беспомощно пялиться в темноту, ожидая, пока Фарр все решит за нас обоих. И молился всем богам, чтобы на сей раз они ниспослали ему чуть побольше мудрости и правильных слов.

Мне уже начало казаться, что разговор этот не закончится никогда, но в этот момент мой голодный живот издал предательски громкий звук. Услышав его, окружившие нас тайкуры расхохотались и, обменявшись парой фраз, вдруг развернули своих коней. Фарр устремился за ними, незаметно подхватив поводья Душицы. В другой бы раз я, может, и рассердился на него за это, но только не теперь, когда подступающая темнота не оставила возможности видеть дорогу.

Становище тайкурского короля было огромным. Огни заполнили, казалось, всю землю вокруг, а от запаха приготовленной на кострах еды мой живот урчал все громче. Я искренне надеялся, что если нас и надумают прирезать, то только после того, как дадут поесть.

Долго думать о том, какой будет встреча, не пришлось: очень скоро мы оказались внутри большого шатра, где было светло от множества масляных лампад. В центре этого жилища сидел на пестром ковре человек с сердцем, похожим на осколок камня. Я чувствовал его удивление и любопытство… но не более того. Словно визит Фарра значил для степного повелителя столько же, сколько значит появление бродячих музыкантов. Либо он очень тщательно скрывал свои чувства.

– Кто из вас называет себя сыном короля? – спросил старик скрипучим голосом, в котором сквозила едва заметная насмешка. Он говорил на нашем языке очень чисто, но вопросец был, конечно, странный – и дураку понятно, что из нас двоих один и близко не похож на наследника Закатного Края.

Фарр, однако же, ответил со всей серьезностью:

– Да умножатся твои табуны, великий таргал. Позволь мне выразить свое почтение твоему дому и тебе. Это в моих жилах течет кровь короля. И твоего рода.

Старик издал неприятный скрипучий звук.

– Кровь моего рода здесь, в степи. И ты, чужеземец, ничем не похож на ее сынов. – Таргал помолчал немного, словно всматривался в лицо Фарра, и вдруг усмехнулся: – А вот на отца своего похож. Узнаю породу Крылатых. Эти белые волосы, которые ты почему-то носишь как не имеющий воинского посвящения мальчишка, и даже голос… Ну чисто Берн в молодости. А этот, рядом с тобой, кто? Последыш Руальда, о котором мне не донесли?

Я едва не подавился слюной, которая скопилась во рту от запахов еды. Ну дед и сказал!

– Нет, великий таргал. Этот человек не имеет со мной кровных уз, мы связаны иным родством.

Старик хлопнул по ковру возле себя.

– Сядь рядом, сын короля. И брат твой пусть сядет. Как я вижу, он вовсе не из воинов.

– Он из тех, кто умеет заклинать огонь. – Фарр взял меня за плечо, подводя к старику.

– Вот как. – Таргал взмахнул рукой и спустя мгновение у его колен оказался один из бритоголовых. Отблески пламени от стоящей рядом жаровни отразились на его гладком черепе. Старик сказал что-то, и слуга снова исчез – чтобы через пару минут вернуться с широким блюдом, полным жареного мяса. – Ешь. И брату дай хороший кусок. Потом, когда ваши животы перестанут урчать, ты расскажешь мне, зачем вы пришли в степь. И как так вышло, что наследник Закатного Края путешествует без своего войска и с голодным брюхом.

На ночлег нас устроили в соседнем, гостевом шатре. Он был намного меньше того, в котором жил Фарров дед, но это не показалось мне важным. Главное, что над головой есть крыша и не свищет ветер. Дни в степи оставались жаркими, а вот по ночам мне очень не хватало привычных стен, которые дают защиту и от холода, и от лихих людей. У нас с собой были только теплые плащи, но это ведь не то же самое, что хорошая палатка.

Фарр уже крепко спал, а я все лежал, глядя в темноту, и думал обо всем.

Для чего судьба завела меня в это место? Просто быть наблюдателем? Или за чем-то большим?

Мы провели в доме таргала весь долгий вечер, и все это время Фарр рассказывал о себе, а я тихо помалкивал в сторонке. Старик слушал его внимательно, спрашивал о каких-то вещах, совсем для меня непонятных, подливал в наши чаши тягучее крепкое пойло, которое на вкус было как прокисшее три года назад молоко и почти не шибало в голову, но наполняло разум приятной легкостью. Фарр говорил и говорил, словно пытался за пару часов поведать обо всей своей жизни. Я и сам узнал много нового. Вот только про Айну он не обмолвился ни словом. И ни слова не сказал о том, сколь важно для него найти здесь родство.

В конце концов старик упомянул об этом сам.

Словно между прочим обронил, что в степи есть только один способ доказать свою пригодность роду и право продолжать его – делами, по которым видно не мальчика, но мужа, не чужака, но сына Диких Земель.

«Завтра, – сказал старик, – мы соберем Круг. И в Круге ты покажешь, чего стоишь, сын короля».

Наверное, Фарр понимал, о чем идет речь, потому что кивнул согласно, а сердце его забилось в два раза быстрей.

Уже когда мы оба встали и сделали по шагу к выходу из шатра, таргал вдруг заговорил снова, и я сразу понял, что на сей раз он обратился ко мне.

«Ты зря скрываешь свое увечье, сынок, – сказал он. – Не знаю, что тебе наговорили про наш народ, но здесь, в землях Небесного Повелителя, не принято обижать убогих».

Я на миг зажмурил свои бесполезные глаза и ответил, открыв их снова и глядя прямо на старика, который был для меня лишь размытым пятном:

«Лучше уж я буду мертвым, чем убогим».

Таргал рассмеялся и прокаркал что-то Фарру на своем языке, а потом добавил уже понятными мне словами: «Может, я и погорячился, когда сказал, что мальчишка не похож на воина. Если пожелает, он может тоже выйти завтра на Круг».

Разумеется, никуда выходить я не собирался. Вот еще! Срамиться только. Ослу понятно, что там будут всякие испытания на мужицкую прочность, а из меня тот еще удалец – спасибо Кешту… Пусть Высочество сам красуется перед дикарями, мне это не нужно.

Зато здесь, в тишине и покое, когда рядом не было никого, кроме Фарра, я мог спокойно сделать то, о чем мечтал весь день. Чего ждал теперь каждый день…

Закрыв глаза, я легко покинул тело, а затем и палатку.

Какое же счастье быть зрячим!

Я шел по становищу и, замирая от восторга, разглядывал все вокруг: бессчетные конусы шатров, лепестки костров и людей, которые сидели возле них. В темноте все степняки казались мне на одно лицо. На землю опустилась ночь, и многие обитатели становища завершали свои дела, готовились ко сну, но были и те, кому пока что не спалось. Тут и там звенели струны, звучали песни, разговоры и чей-то смех. Плакали младенцы, ворчали женщины, бряцала посуда. Ветер разносил эти звуки далеко-далеко.

Внезапно сознания моего коснулось дыхание чужого разума – словно кто-то смотрел на меня в упор. Я невольно огляделся, но никого не увидел. Зато как наяву услышал смех, который не был слышен больше никому. И голос.

«Не там ищешь, маленький белый колдун. Иди за моей птицей».

Птицей?

Я поднял голову к небу и увидел темный силуэт, скользящий в потоках воздуха. Мгновение – и птица снизилась настолько, что днем я мог бы разглядеть ее оперенье. Она пролетела над верхушками шатров в сторону, обратную той, куда я до этого брел безо всякой цели. Что ж, терять мне было нечего, и я устремился следом… чтобы увидеть, как птица садится на руку человека, чей облик заставил мое сердце замереть.

Здесь, в степи, и впрямь было много людей, владеющих силой. У небольшого шатра сидел один из них. Не такой старый, как тот шаман, что вручил нам обереги и оделил своим благословением, но тоже многое повидавший на своем веку. Степной колдун пересадил птицу на узкую жердь и поманил меня к себе. Он видел мое незримое тело так же хорошо, как я – его обычное.

«Сядь рядом, сын северных земель. Сядь и поведай мне, что забыл ты в степях».

Шаман говорил на своем родном языке, но удивительным образом я все понимал.

«Нет преград в разумении, когда звучит Истинная речь. Сядь и говори».

Я подошел к его костру и опустился на землю. Птица за спиной шамана оказалась соколом, а сам он, как и тот, другой старик, ничуть не походил на местных воинов: колдун заплетал волосы в тонкие косы, украшенные костяными да медными бусинами, а наряд его был сшит из разномастных лоскутов.

Пару мгновений я колебался и гадал, что нужно сделать, чтобы мой голос зазвучал в его голове, а потом просто отпустил свои мысли вперед.

«Ищу здесь помощи».

Шаман прикрыл глаза, но я по-прежнему ощущал его взгляд. Даже еще острей.

«Ты найдешь ее. Но не ту, какой ждешь. Дикие Земли дадут тебе силу, только направлять ее ты будешь сам. Копье, что сидит у тебя в груди и рвет небо над тобой, нельзя вытащить чужими руками».

Я молчал, не понимая ничего. Даже того, какие чувства вызывают у меня эти слова.

«После уразумеешь. Твой наатха поможет тебе. Следуй за ним и береги вашу связь. Небесный Повелитель ниспослал вам обоим великий дар, который вы оба не умеете ценить и понимать. Но, пока вы здесь, помоги брату обрести то, за чем он пришел в земли своей матери. А теперь иди и спи хорошо, сын севера. Завтра будет трудный день. Иди. Я все увидел и все сказал».

Солнце стояло уже высоко, когда состязание началось.

Тайкуры выбрали чистое ровное место на краю становища, и там собралось столько народу, что у меня в голове мутилось от их запахов и мыслей. В центре толпы оставили свободный круг, на котором без труда могли бы разъехаться два, а то и три таких фургона, как у Айны. У края этого круга возвели небольшую тумбу для таргала и его приближенных: они с удобством сидели на возвышении и потягивали какой-то напиток из пиал. Остальные стояли, с нетерпением ожидая начала.

Рано поутру Фарр успел поведать мне, что представляет собой эта местная забава, и я еще раз порадовался возможности не принимать в ней участия. Будь моя воля, вовсе бы остался в той палатке, где мы ночевали, и смотрел на все происходящее своим призрачным взором. Увы, такого шанса судьба мне не предоставила: я оказался в самой толпе, окруженный со всех сторон горячими от предвкушения мужчинами. Женщины тут если и мелькали, то где-то поодаль, их я совсем не ощущал.

Один за другим в Круг начали выходить молодые тайкурские воины. Все они были одного с Фарром возраста, а то и младше. Все были нагими по пояс, и торсы их, равно как и лица, покрывали зловещие узоры, нанесенные черной краской. Фарр, со своими белоснежными волосами, казался среди них птицей из чужой стаи.

Конечно, поначалу всего этого я разглядеть не мог и страшно злился на себя, на свои бесполезные гляделки и невозможность забиться в какой-нибудь тихий угол, где можно без опасений покинуть тело. А потом (наверное, совсем растеряв разум и осторожность) закрыл глаза и все же позволил сознанию ускользнуть прочь из этой несовершенной оболочки. Вот тогда-то мир мгновенно преобразился. Я отчетливо увидел все вокруг: и стоящих рядом тайкуров, и площадку для поединка, и дедулю Фарра. Лицо старика было иссечено морщинами и шрамами, точно карта – дорогами и ручьями. А свои седые волосы таргал Хадо носил связанными в высокий длинный хвост, падающий на гладко выбритый затылок. Наверняка его прическа, отличная от всех остальных воинов, указывала на высокое положение. По правую руку от повелителя тайкуров сидел молодой мужчина с таким же хвостом, и я сразу понял, что это его сын, – было в их лицах неуловимое сходство.

И Фарр тоже походил на них…

Смешно сказать, но только здесь и сейчас я впервые по-настоящему разглядел черты лица человека, который должен был стать моим врагом, но почему-то назвался братом.

Оказалось, что у него такие же темные глаза, как у его деда.

Молодых воинов в Круге собралось много – не меньше двух десятков. Рассредоточившись по периметру площадки, они стояли на полусогнутых ногах и, сложив руки на груди, медленно покачивались из стороны в сторону. Я не сразу понял, откуда исходит странный звук, но постепенно осознал, что все эти разрисованные парни с бритыми головами… поют. Никогда прежде я не слышал ничего подобного: казалось, пение исходит из самой глубины их нутра, вытекая из полуоткрытых губ, которые почти не шевелились. Посмотрев на Фарра, я с изумлением убедился, что он делает то же самое. Ай да Высочество! И кто научил его такому фокусу?

Постепенно в ритм странного нутряного пения вплелась и музыка: мерные удары колотушкой по металлическому кругу в деревянной раме, посвист диковинной длинной дудки и даже скрип смычка, которым музыкант, хитро щуря глаза, водил по тонкой палке, имевшей всего две струны. А потом воины стали попарно делать шаг к центру Круга, взмахивая руками так, словно собирались напасть. Их движения напоминали сложный танец, смысл которого ускользал от меня. В какой-то момент одна из пар не ограничилась символическими угрозами, и в середине площадки наконец начался первый поединок. Я смотрел на него с интересом, но без волнения: это были совершенно незнакомые мне парни, чья судьба не трогала меня ни в малейшей мере. Сражались они недолго. Несколько отточенных взмахов руками – и вот поверженный тайкур оказался на земле. Он покинул Круг, а в центр вышла новая пара. И на сей раз мое сердце стукнуло сильнее: одним из противников был Фарр.

«Удачи тебе, Высочество», – подумал я, искренне желая ему не осрамиться перед дикими родственничками и суровым дедом. Однако Фарр оказался гораздо лучше своего соперника на Круге и уложил его в пыль даже быстрее, чем я успел всерьез заволноваться. Хорошо, конечно. Вот только по правилам этого испытания ему предстояло сразиться еще не с одним бритоголовым, а угрожающего вида парней в Круге было много.

С каждым поединком музыка гудела яростней и громче, да и пение не стихало. По мере того, как одни бойцы выбывали, на их место вставали новые. Вскоре я сбился со счета, сколько их уже сменилось, а Фарр все еще оставался в Круге. Видать, неплохо его там натаскали драться, во дворце-то. Наверное, у наследников и должны быть самые лучшие учителя. С другой стороны… я смотрел на Фарра и видел, что дело тут не только в технике. Он сражался иначе, чем остальные. Как будто ему вовсе не хотелось причинять кому-то боль. Как будто этот боевой кураж обходил его стороной, оставляя сознание кристально чистым.

По правилам ритуала каждый новый воин был старше. И опытней. А Фарр уже устал. Я чувствовал это. Точно так же уставали и его соперники, однако им было легче: незримая поддержка родичей давала силы и веру в себя. Фарр всего этого не имел, он был один, и никому за пределами Круга не хотелось, чтобы он победил. Я чувствовал неприязнь тайкуров и их желание поглумиться, увидеть, как прольется кровь чужака. Сколько же еще противников он должен отправить носом в землю, прежде чем таргал признает, что его беловолосый внук имеет право именоваться воином в этих землях и заслуживает уважения?

«Когда Круг собирают ради одного человека, – прошелестел голос шамана в моей голове, – он длится до тех пор, пока этот человек не упадет. Или не утвердит свою победу. Твой наатха держится хорошо, но, чтобы завоевать признание таргала, ему нужно не просто уронить противника в пыль. Он должен убить».

Кровь ударила мне в лицо.

«Убить?! Но об этом никто не говорил! Он сказал, это просто воинский танец! Проверка силы и прочности!»

«Да. И умения убивать. Твой наатха не стал расстраивать тебя, но он знает это. И ждет того, в чьих глазах увидит свою смерть. Только тогда он будет готов нести ее сам».

Светлые боги! И Фарр еще пытался доказать мне, будто эти люди не дикари?!

«Но он не убийца! Он же… – Я хотел сказать, что Фарр не сможет, но прикусил свой невидимый язык и спросил другое: – Как вообще можно убить без магии и оружия?!»

«Легко. Наших мальчиков учат этому с ранних лет. Смотри внимательно, сын севера: уже скоро в Круг выйдет воин, который захочет положить конец танцу и пригласить сюда смерть».

«Нет! Это же… Это неправильно! Фарра нельзя убивать!»

«Да, его смерть станет большой потерей для тебя и его семьи, для вашего королевства. Но в степи твоего наатха забудут уже назавтра. Здесь или ты побеждаешь, или тебя. По крайней мере так было и будет, пока кто-то созывает Круг».

«Но… – я растерялся и совсем утратил опору под ногами, – разве Фарр сам созвал его?!»

«Да, маленький белый колдун. Это было его решение».

От изумления я забыл, как дышать, и рывком вернулся в свое тело.

Фарр согласился рисковать своей жизнью и убить кого-то ради признания родства с этим королем дикарей?!

«Он согласился доказать, что пожелавший убить его сам найдет свою смерть. Не удивляйся, северянин, в Диких Землях умение постоять за себя и свой род ценится превыше всего. До сего момента твой наатха сражался с родичами. Это была лишь игра. Открой снова свои видящие глаза и смотри. Сейчас в Круг войдет человек, чьи верность и кровь давно вызывают сомнения таргала. Если он убьет твоего названого брата, это будет означать, что он смыл кровью грязь со своего имени. Если победит белогривый сын короля, таргал назовет чужака внуком и признает его кровь как свою».

«Но это нечестно! – воскликнул я мысленно. – Фарр устал, а этот ваш воин с грязным именем войдет в Круг полным сил!»

«Верно. Такова традиция Круга. Такова правда жизни. Воин должен быть сильным, когда за ним приходит смерть, сколь бы сильно он ни устал. Как иначе он докажет, что в его сердце горит огонь? Тот, кому есть за что сражаться, никогда не позволит себе сложить оружие, даже если будет окружен врагами со всех сторон. А твоему наатха есть за что сражаться. Погибнет он – и твое имя тоже унесет степной ветер».

Наверное, я должен был испугаться. Но страха не было. Только ощущение безумия всего происходящего. Мир вокруг плыл яркими пятнами, шумел, гремел, кричал сотнями глоток, смердел крепким мужицким потом и лошадьми, казался настоящим логовом демонов. Я закрыл глаза и, последовав совету шамана, открыл их в ином теле. Теперь вчерашние слова про нелегкий день обрели для меня совсем иное значение. И оно мне не нравилось, ох как не нравилось!

Между тем степной колдун был прав: настроение в Круге изменилось. Музыка почти стихла, лишь еле слышно рокотал маленький тугой бубен в руках одного из музыкантов. Мгновение – и в центр утоптанной десятками ног площадки шагнул новый человек. О да, он отличался от остальных. Тайкурские воины все были не дураки помахать кулаками, но этот действительно вел за собой смерть. Человек с красными узорами на лице вошел в Круг не для забавы, а с намерением убивать, и Фарр понял это еще прежде меня. Он тоже сделал шаг вперед и замер, внимательно изучая своего противника. Я видел, как часто поднимается и опускается его грудь, ощущал, как по спине стекают струйки горячего пота, слышал каждый удар сердца. Будь я на месте этого дурня, давно бы пустил в ход не ту силу, что в мускулах, а иную, видимую только колдунам. Едва ли кто-то заметит это, и уж точно никто не осудит. Когда на кону стоит жизнь, тут не до выбора. Но я оставался на своем месте, а там, в Кругу, был Фарр, этот честный зануда, который привык все делать по правилам. Я знал: он не станет использовать магию, ведь это недостойно воина. К тому же давно заметил, что сын короля словно боится собственной Силы.

Красномордый противник Фарра был не слишком широк в плечах, но выглядел опасным и опытным воином. В отличие от принца, который сражался только с наставниками, бритоголовый привык убивать, и ему это нравилось. Смерть стояла у него за спиной, спокойно выжидая. Она знала, что скоро наступит ее черед войти в Круг и забрать кого-то из двоих, позвавших ее сюда. Она давала им время оценить друг друга. Так же спокойно смотрел на происходящее и любящий дед. В лице таргала я не заметил ни капли волнения. Словно ему и правда не было дела до того, выживет или умрет человек, в чьих жилах течет его кровь. Человек, чьи глаза столь же черны, как его собственные.

Я так и не понял, в какой момент все изменилось, но затишье вдруг оборвалось резким прыжком тайкурского воина. Стремительный, как дикая крыса, он обрушился на Фарра, и мне показалось, что этот бритый убийца должен был просто размазать того по земле… Но нет. Высочество увернулся, отскочил и сам нанес удар. Хороший такой удар, прямо в челюсть красномордому. Наверное, у того башка чуть не отвалилась, да только он виду не подал. А потом они вцепились друг в друга мертвой хваткой, и я совсем перестал соображать, что там происходит между ними.

…До того момента, пока не почувствовал, что Фарру больше нечем дышать.

Он все еще стоял в Круге, но смерть держала его за горло железными руками разрисованного тайкура и по капле выдавливала жизнь.

Наверное, я не имел права вмешиваться. Если бы Фарр догадался о моем намерении, он бы сам, пожалуй, захотел прибить меня за такую дерзость. Но времени убедиться, что он справится и без моей помощи, уже не оставалось. Я просто метнулся вперед и пересек линию этого проклятого Круга, чтобы изо всех сил вцепиться в плечи тому, кто назвался моим братом.

Глубоко…

Очень глубоко…

Мои пальцы ушли в его плоть, словно корни дерева в плодородную почву.

Я никогда прежде не делал ничего подобного и не знал, что так можно – отдавать свою Силу, даже не касаясь другого человека настоящими руками, только незримыми. Однако она хлынула из моих ладоней столь же верно, как проливается вино из пробитого кувшина: горячая, стремительная, золотая. Я ощутил, как руки Фарра находят лицо врага и сжимают его, круша все на своем пути. Услышал, как радостно хохочет смерть. Ее смех был глухим и утробным, точно пение дикарей, стоявших вокруг нас. Мне показалось, что кровь из глазниц убитого впиталась в мои пальцы и просочилась до самого сердца. Показалось, что весь мир заволокло багровой пеленой. Только тогда я догадался отпустить плечи Фарра. И увидел, обернувшись, как мое собственное тело медленно оседает на землю. Тайкуры не заметили этого – они смотрели в Круг, они смотрели на смерть и на человека, который стоял рядом с ней, позволяя каплям крови стекать с его дрожащих от напряжения рук.

«Ты победил, Высочество», – мысленно сказал я принцу и тихо скользнул обратно в свое распростертое на земле тело, пока его не затоптали.

На сей раз в шатре таргала было людно – здесь сидел не только он сам, но также его сын и еще несколько пожилых тайкуров. Я, разумеется, не мог разглядеть их лиц, но по скрипучим голосам сразу понял, что эти люди – давние соратники степного правителя. Они хрипло посмеивались, говорили что-то друг другу и Фарру, хлопали его по плечам, совали в руки пиалу с этим их кислым пойлом. Фарр отвечал с усмешкой, глотал молочную дрянь и казался совсем спокойным и совсем своим среди суровых степняков, но я знал, что его сердце застыло тяжелым комом в груди. И что в нем нет ни капли радости. Тот воин в Круге был первым человеком, которого братец убил своими руками. И моими заодно, но мне-то не привыкать.

Потом таргал достал короткий кинжал и на нашем языке объявил, что внуку правителя этих земель не должно ходить лохматым, как мальчишка. А Фарр и спорить не стал. В считаные минуты половина его белых волос упала на пестрый цветной ковер у ног старика. Оставшиеся были связаны в хвост на макушке, и теперь наследник Закатного Края стал точно живое отражение своего деда. На мгновение открыв глаза в ином мире, я удивился тому, как велико их сходство, несмотря на разницу в возрасте, росте и цвете кожи.

Очень быстро Фарр упился так, что к самому разгару пирушки в его честь уже не мог ни стоять, ни сидеть. Заботливые родичи оттащили его в ту палатку, что стала для нас прибежищем, и аккуратно сгрузили на широкий лежак, а я незаметной тенью просочился следом. По счастью, на меня тут почти не обращали внимания, полагая чем-то вроде бесполезного довеска к развлечению с наследником.

Едва тайкуры вышли прочь, Высочество со стоном скатился на пол и вытошнил весь свой ужин. А потом тихо позвал меня по имени. Я молча подошел и сел рядом, между делом аккуратно завернув ногой край оскверненного половика, который нещадно смердел.

– Он сказал… теперь все видели, что я кровь от его крови и плоть от его плоти… – голос Фарра звучал глухо: победитель поединка лежал, уткнувшись в согнутый локоть и даже не пытался поднять лицо от земли. – Теперь я могу взять в дар лучшего коня… из его табуна… и выбрать себе женщину. Ли… давай уедем на рассвете.