Полная версия
– А сейчас ты где?
– Ой, это сложно объяснить. Не тут. Хотя, ты со мной разговариваешь, значит, наверное, и здесь тоже. Парадокс.
Мы молча побрели вперёд сквозь туман. Потом мы о чём-то говорили, как тогда, давно, и опять слова были лишь фоном. Всё-таки в мире без звуков невозможно долго находиться, и не начать с кем-то говорить. Пусть даже с собой. Пусть даже с неясной тенью, что бредёт от тебя по правую руку.
У меня совершенно неожиданно промокла майка. Я как-то никогда не думал, что туман может быть мокрым, хотя, вообще-то, он состоит из воды. Как сказал мне когда-то какой-то знакомый, туман – это просто испаряющиеся слёзы. Жидкость превращается в лёд при низких температурах, а испаряется при высоких. Слёзы, наверное, тоже могут замёрзнуть или вознестись на небо в виде лёгких как пёрышко частичек завтрашних дождей. Может, я потому и не умею плакать, что мои слёзы превратились однажды в туман, и теперь каждую ночь выходят из далёкого тёмного леса навстречу реке?
– Послушай, – сказала она вдруг, – я хочу, чтобы ты помог одному человеку.
Неожиданная предметность фразы настолько меня удивила, что я на секунду испугался за наш допотопный туман. Вдруг он не выдержит, рассыплется, как карточный домик? Но нет, ничего не случилось.
– Кому? – Спросил я и долго ждал ответа. Она молчала не потому, что не знала, как ответить, она хотела, чтобы я сам догадался. – Тебе?
– Мне, – она отвернулась.
– Как я тебя найду? – спросил я.
– Уж найди как-нибудь.
Я подождал, – может, она даст хоть какую-то подсказку, но она отвернулась от меня, и, казалось, смотрела в сторону. Знакомые мне когда-то черты её лица стали отчётливо вырисовываться только сейчас. Я начал вспоминать, какой у неё был подбородок, и туман вокруг него немного рассеялся. Вспомнил тёмные брови, длинные волосы цвета кофейной гущи, маленький аккуратный носик, и всё это постепенно проступало, заново рисуя мне её портрет. Я достал из кармана пачку сигарет и закурил. Когда свет зажигалки на секунду ослепил меня, она сбежала, и я остался в тумане один. Наверное, сама попытка вспомнить всё напугала её, и она поспешила удалиться, пока память полностью не восстановила её лицо в мельчайших подробностях.
Тогда я побрёл куда-то, тихо ступая по земле, стараясь не спугнуть этот неожиданно потускневший, но всё ещё неизмеримо прекрасный мир. Туман тревожно, но вовсе не угрожающе загудел, принимая новые правила игры.
– Здравствуйте, – раздался голос у меня за спиной. Я резко обернулся и недовольно кивнул. Этого человека я не знал. Передо мной за столом (что может быть безумнее, чем стол посреди дороги?) сидела старуха, горбатая, смотрящая на меня какими-то рыбьими пустыми глазами. Готов поклясться, что только что её здесь не было. Если бы не туман, я бы, наверное, смог различить свои следы на дороге. Ни старухи, ни стола здесь быть не могло – я же мгновение назад здесь проходил. И кому вообще пришло в голову поставить огромный офисный стол прямо посреди городской улочки?
– Я вас знаю? – задал я единственный вопрос, который пришёл мне в голову.
– А какая, в сущности, разница? – удивилась она. – Теперь знаете.
– Вообще-то, верно. Чем могу вам помочь?
– Хотела попросить вас больше не звонить по тому номеру. – Она, конечно, говорила о Ленином мобильном, я это сразу понял.
– А почему, собственно?
– Да просто, не звоните, и всё.
Всё происходящее напоминало дурной сон. Я даже ущипнул себя за ногу, но от этого только стал глупо выглядеть. Эффекта не было. И тогда я разозлился не на шутку. Достал из кармана трубку и быстро набрал Ленин номер, по памяти, за несколько секунд. Поначалу было тихо. А потом где-то совсем рядом раздался звонок. Turn Back Time. Древняя мелодия, которая так нравилась моей мёртвой любовнице. Женщина за столом посмотрела на меня так, как обычно смотрят скучные взрослые люди на того идиота, который, будучи сорокалетним, воодушевлённо радуется цирковому медведю, катающемуся на велосипеде. Медведь всё катается, человек всё радуется, улюлюкает, и не замечает, что публика постепенно перестаёт смотреть на диковинного зверя, найдя новое потешное зрелище.
– Какая оригинальная мысль, – сказала вдруг женщина, показывая мне мобильный телефон, дрожащий в её костлявой руке, и её голоса я не узнал. Точнее, наоборот, узнал, и голос принадлежал вовсе не ей. Именно его я услышал в трубке спрашивающим меня, сколько мне осталось жить. Именно он предрекал Лене гибель. Скрипучий, как петли несмазанной двери, противный до отвращения, и пугающий, как сова в ночном буреломе.
– Что вы такое?
– Я – ничто. И даже никто, коли тебе будет угодно, невежа. Я просто звоню. Когда надо и куда надо. Для этого я и сижу здесь, в этом дурацком тумане.
Я подошёл к старухе и наклонился над ней, пытаясь заглянуть ей в глаза и понять, о чём она думает. Не вышло. В глубине её глаз колыхалась речная вода, и прожилки ряски были единственными свидетелями бездны во всей её безжалостности.
И тогда старуха засмеялась чудовищным смехом. Вовсе не таким, как показывают в кино, он был отвратительным, захлёбывающимся и задыхающимся. Так должны были смеяться закованные в испанские сапоги ведьмы, замурованные заживо любовницы царей, так должен был смеяться открываемый отмычкой ночного убийцы дверной замок, конечно же, догадывающийся о судьбе вверенного ему спящего. Этот тошнотворный смех вызвал во мне давно забытое чувство звериного ужаса, я попытался ударить по столу, со всей силы, чтобы старуха наконец заткнулась, но вдруг стол исчез, исчезло это мерзкое создание, и я рухнул вперёд, не найдя опоры.
Туман неожиданно испарился. Вдали над лесом показался первый луч оранжевого рассветного солнца. Я стоял по колено в воде, и река непонимающе смотрела на неожиданно решившего в ней искупаться ранним утром дурака.
Я промок до нитки. А ещё ощущал себя смеющимся над милым катающимся на велосипеде медведем старым зрителем, купившим билет на последние карманные деньги.
Ферзь устремляется вперёд
Найди меня как-нибудь, сказала она. Не звони больше по этому телефону, сказала старуха и погрозила пальцем. Возвращайся домой, сядь и как следует всё обдумай, сказало мне моё рассудительное сознание. И я послушался. В Москву я въехал где-то около трёх, забежал в магазин и купил кругляш сулугуни, чтобы было чем пообедать. В багажнике ещё лежал свёрток с сырниками, так что с голода точно не помру.
Войдя в квартиру, я первым делом бросился к телефону. Долго искал в записной книжке номер одного моего старого товарища. Звали его Борей, но все в шутку называли его Борисом. Полные имена в детском кругу – большая редкость, просто мальчик имел выдающиеся лидерские качества, всегда был заводилой.
Не скажу, что мы были лучшими друзьями, – я был куда спокойней, рассудительней и даже нелюдимей. Но его телефон у меня всё-таки был. Когда парень спрашивает телефон у парня – это нормально, предлог может быть любым: пойдём мяч погоняем, пойдём на великах покатаемся, пойдём выпьем пива. Это ни у кого не вызывает вопросов. Естественно, телефонов девчонок у меня не было, так как я просто не знал, под каким предлогом их нужно просить. А с Борисом получилась такая история.
После того, как я последний раз был в родном городе, мы несколько раз встречались. Пили пиво, говорили о девушках, которые нас пятнадцатилетних весьма и весьма интересовали. Даже пообещали друг другу, что, несмотря на возможность знакомства с представительницей противоположного пола, мы всё равно не перестанем общаться. Вышло с точностью до наоборот. Боря любил вступать с девушками в дуэль, его интересовали только роковые красотки, которые манипулируют мужчинами просто потому, что такими родились. Я тогда думал, что ему и нужна властная пассия, достойная прирождённого лидера. Боря обладал несгибаемой волей, он отлично учился, серьёзно занимался спортом, даже имел какие-то разряды, кроме того, играл на скрипке и сочинял стихи. Да и внешне он был совсем не дурён, обладал широкими плечами и подтянутым торсом, я же, кроме высокого роста, ничем от заурядного нескладного юноши не отличался. В общем, он имел кучу достоинств, и я ему завидовал.
Потом Боря сошёл с ума. Естественно, из-за девчонки. Она была старше его года на три, но его это не смущало, он с упорством ледокола разламывал лёд между ними и вскоре ничего кроме этой битвы вокруг себя не замечал. Даму Бориного сердца я видел, девушка действительно была сногсшибательной, но очень уж своенравной. Борин роман носил характер укрощения мустанга. Постепенно он всё больше погружался в эту баталию, а потому наше с ним общение сошло на нет.
Настало время напомнить о себе. Боря и на даче отлично умел увлечь девчонок, так что можно было надеяться, что телефон моей туманной подруги у него где-нибудь завалялся. Они, правда, никогда не ладили. Я уже, кажется, говорил, что даже в приятельских отношениях с ней состояли единицы, в основном мы играли особняком, не пытаясь привлечь ещё кого-то в наш закрытый кружок.
Найдя Борин номер, я сел в кресло (ничего не могу с собой поделать, люблю этот мещанский элемент быта) и позвонил.
– Да? – грубовато ответила мне трубка низким женским голосом.
– Бориса можно? – так же грубовато вопросом на вопрос ответил я.
– Кого? А, Борьку что ли? Сейчас.
Голос был неприятным. В нём мне послышалась вся боль покорных судьбе угнетённых и комплексующих по пустякам угнетающих. Трубку кинули на стол, но я слышал, как на том конце раздался крик.
– Борис, вас к телефону! Вы поднимете свою жопу с дивана, или вам принести трубку?
Ответа я не расслышал. Через минуту раздался какой-то шорох, и я услышал голос старого знакомого.
– Алло!
– Привет, Борь, – пробормотал я и представился.
– А, привет! – Голос Бори звучал радостно. – Как дела?
– Да ничего так. А у тебя?
– Ну, бывало лучше.
– Слушай, мне нужна твоя помощь. Мы можем встретиться?
– Ну, да. Где?
Я назначил Боре встречу в кафе в центре города.
– Хорошо. Только это, у меня с деньгами напряг…
– Ладно тебе, я хочу, чтобы ты мне помог, так что обед за мой счёт.
– Идёт, – засмеялся Боря, и мы попрощались.
Кафе, в котором я назначил встречу товарищу, было не из дорогих. Я вообще не люблю пафосные заведения, в которых можно оставить половину зарплаты. Наверное, те, кто могут себе позволить частые обеды в таких ресторанах, не считают их плохими, но мне там неуютно. Складывается ощущение, что за столом ты должен быть больше, чем самим собой, а мне как-то никогда не удавалось раздуться жабой.
Я приехал немного раньше и заказал любимый шоколад. Очень уж я к нему пристрастился за последние несколько лет. События этой ночи уже начали стираться из памяти. Потускнел туман, забылся её тембр голоса, да и старуха стала казаться каким-то усмирённым недоразумением. Вот только ущипнул я себя сильно, так что точно не спал. А значит, и старуха была, и она была, были просьбы и предостережения, от них уже никак не отделаться. Я оказался на шахматной доске, и для начала стоит понять, какая я фигура и какова траектория моего хода.
Боря опоздал на полчаса. Узнал меня сразу, а вот я долго не мог поверить, что это тот самый Борис, гроза всех мальчишек в городе, вечный выдумщик и главарь. Он осунулся, растолстел, под глазами как сливы набухли мешки, и им был уже не один месяц. Лицо его светилось радостью, но она не вдохновляла, а наоборот была какой-то жалкой пародией на настоящее счастье от встречи со старым знакомым. Эта улыбка невинно осуждённого, ещё не понимающего, что незнакомая дюжина вынесла ему смертный приговор… Он, кажется, сам стеснялся, потому что первое время мы сиделипрактически молча, давая друг другу возможность привыкнуть к тому, какими мы стали.
– Ты не обижайся, что я опоздал. Жена долго со мной беседовала.
– Ну что ты. Она у тебя волевая.
– Она у меня сука. – Боря сокрушённо покачал головой. – Сука и всё.
– А как же та, в чёрной мини-юбке?
– А это она и есть. В общем, не важно. Ты-то как? Женат?
Боря явно спросил именно то, что хотел спросить. Видимо, надеялся, что я его подбодрю рассказом о своих несчастьях.
– Увы, всё ещё один.
– Счастливчик, – сказал он и уткнулся в меню. Мы помолчали ещё немного.
– Заказывай, не стесняйся, – сказал я. – Раз уж я тебя выдернул, должен сделать тебе что-то приятное.
– Спасибо, – улыбнулся Боря. Он довольно долго копался в меню, после чего заказал первое, второе, десерт и даже салат не забыл. И завершил это гастрономическое разнообразие кофе с корицей и сливками. Ну что ж, я был готов к тратам.
Сперва мы поговорили о жизни. Из рассказа Бори выяснилось, что после школы он практически сразу женился на своей возлюбленной, которая казалась очаровательной девушкой. Родители у неё также были добрыми, милыми, начитанными людьми. По крайней мере, он так думал какое-то время. Потом жена начала перехватывать инициативу, практически засадила мужа за домашние дела, сама же домом не занималась, да и не умела этого делать в принципе. Боря ушёл из института, устроился на какую-то сменную работу, и всё больше увязал в бытовом болоте, пока однажды совершенно неожиданно для себя не запил. На этом вся его подающая надежды жизнь была загублена. Жена вила из него верёвки, её родители постоянно называли его ничтожеством, не достойным их славной дочурки, но почему-то на разводе никто не настаивал, а Боре уже было всё равно.
– И знаешь, что самое странное, – сказал он. – Мне не жаль спортивной фигуры, не жаль просранных знаний, не жаль даже посаженного здоровья, но что мне придётся видеть эту морду до самой смерти – вот это обидно.
– Ты же всегда был сильным, – удивлялся я. – Ты всегда умел управлять своей жизнью.
– Кажется, я попал в тупик. Всё, из него уже не выбраться. Так-то, брат. Не иди моей дорогой. Тут, захороненный живьем, я в сумерках брожу жнивьем…
– Сапог мой разрывает поле, бушует надо мной четверг, но срезанные стебли лезут вверх, почти не ощущая боли, – продекламировал я наизусть. Бродский мне всегда нравился.
– Да. А ведь эта сука совсем ничего не читает. Ну вот ни буковки. Даже родители её что-то там читают, а она нет.
Он доедал молча, печально смотря в своё отражение в супе, и мне впервые стало его немного жалко. Он сломался как-то неожиданно, в том смысле, что именно от него никто этого ожидать не мог. От кого угодно, но не от него. Смотреть на опустившегося человека грустно, но на опустившегося Борю – стократ хуже.
– Ладно. – Я решил прервать молчание. – Такое дело, я ищу одного человека, думаю, ты можешь мне помочь. Мы в детстве дружили с одной девочкой…
– Не продолжай, я знаю о ком ты. Тут странное дело, мне звонок был.
– Звонок? – удивился я.
– Ну да, такой, по телефону, знаешь? У звонившего был очень странный голос. Козлиный какой-то. Или как у половицы скрыпучей. В общем, мерзенький.
– Ну-ну, очень интересно.
– Так вот. Сказал мне, что разыскивается девушка. Нужен её телефон.
Я начал волноваться.
– И ты дал?
– Да я его и не знал никогда. Я, честно говоря, и помнить-то её особо не помню, просто человек на том конце был настолько настойчивым, что голова как-то сама собой прояснилась. Кстати, уже после того, как я положил трубку, я вспомнил её фамилию. Может, сможешь отыскать по фамилии? Сейчас, как же её…
И он назвал мне фамилию. Что ж, половина дела сделана. Интернет с его возможностями сделает остальное.
– Может, выпьем? – предложил Боря.
– А давай, – неожиданно для самого себя согласился я. – Но только пива. Я крепче не пью.
– Это правильно. Давай по пиву.
Я подозвал официанта и заказал пару бокалов самого дешёвого пива. Дорогое я не люблю по той же причине, что и дорогие рестораны. Ему нужно соответствовать, а этот сказ не про нас. Не про меня, и теперь уж точно не про Борю.
– Как всё славно начиналось, – говорил в это время мой старый приятель, сокрушённо качая головой. – Как всё это дерьмо хорошо пахло поначалу! Ты бы знал, какой она была. Весёлая, зрелая, всем своим видом показывала, что редкие люди могут с нею общаться. Язычок у неё был острый. Задница такая на ощупь… В общем, супер-девушка, мечта любого прыщавого юнца.
– И куда всё ушло?
– Да не ушло оно. Просто меня она взяла почти без боя, и я ей наскучил. Но дом-то бросить не на кого. Потому и оставила меня у себя, вроде прислуги. Сама пропадает где-то вечно, точно по рукам ходит, а я пашу. У нас с ней этого дела не было уже года полтора. И не хочу. Вдруг подцеплю ещё что-нибудь.
– Я смотрю, здравый смысл тебе так и не изменяет.
– Изменяет. Ещё как. Как он мне тогда давно изменил, так и не перестаёт этим заниматься, шалава такая.
– Да, здесь как будто правда нет меня, я где-то в стороне, за бортом, – процитировал я всё того же Бродского.
– И знаешь что? Гори оно всё. Мне на жизнь эту уже давно положить. Вот пиво. Помнишь, как мы во дворе стояли, пили в пятнадцать? Хорошо же было. Запретно. Адреналин так и пёр. И какие девчонки вокруг ходили, со многими целовались, со многими любились. И музыка эта изо всех мобильных. И ведь при этом не дураки были вовсе. А сейчас – семья, работа, а я пустое место, ноль, ни планов, ни желаний. Сдохнуть разве что, так и на это сил не хватает.
– Возьми себя в руки. Ты же взрослый человек.
– Да какой я взрослый? Я себе этот процесс, когда ребёнок превращается во взрослого, испоганил; лет много, а ума больше нет. Серость. Серость и тоска. Как же хочется сдохнуть!
– Ладно тебе. Всё выправится. Пей, давай.
– Так потому и пью, понимаешь. Не хочу, а что делать? Больше делать нечего. Когда ничего не хочешь, день тянется долго-долго, как издевается. Сидишь, пень-пнём, тут либо молиться, либо пить. А я ни во что давно не верю, так что, сам понимаешь. Вот ты бы что на моём месте делал?
– Да бросил бы её ко всем чертям, и всё. Новую найдёшь.
– А кому я уже такой нужен? Не, брат, тут уже всё. Я товар пожёванный. Порченый товар. Срок годности истёк.
На этом мы и расстались. Пиво допили, сказали друг другу пару обычных дежурных слов, дескать, созвонимся, и расстались. Я пошёл домой, совершать свой первый ход ферзём по нескончаемой прямой, а Боря вернулся в свой домашний ад, довольный хотя бы одним необычным днём. Мне не хотелось его отпускать, но дела мои требовали срочно вернуться к ним. Завтра уже нужно было выходить на работу, а мне ещё предстояло сесть и как следует прошерстить сеть в поисках моей давно утерянной подруги. Боре же нужно было вернуться домой, иначе ему точно достанется, его точно будет ждать скандал и лишняя головная боль. Зачем? Если смирился, сиди и не возникай, как говорил один тонущий в болоте священник.
Водоворот
– Итак, – сказала она и зубками впилась в коктейльную трубочку. – Как ты верно заметил, мы давно не виделись.
– Не без этого. – Я был сама доброжелательность.
– Чего это ты обо мне вдруг вспомнил?
– Знаешь, как-то, твой образ приплыл на волнах ностальгии. – Криво сказал, но в общем верно.
– Что-то ты странное говоришь. Как образ может приплыть? И какие у ностальгии волны? Ничего не понимаю.
Я промолчал, не желая вдаваться в подробный анализ своего высказывания. Кажется, и так понятно, что я хотел сказать, а придирается она просто потому, что надо чем-то наполнить пустую тару времени.
– Я вообще не хотела приходить. Но эта работа. Она из меня все соки вытягивает. Захотелось посидеть где-нибудь.
– Хорошо.
Это действительно было хорошо. Хорошо, что она пришла в вечернее пустое кафе, и я мог на неё посмотреть. На первый взгляд, ей явно не нужна была помощь. Передо мной сидела взрослая девушка, или даже молодая женщина, целеустремлённая, знающая себе цену, весьма симпатичная. Ей было далеко до какой-то природной сексуальности Лены, но нагловатая грация ей шла. Посмотрел бы на неё Боря. Сказал бы он, что она ничего так? Наверняка. Теперь. Я изучал её лицо, и никак не мог понять, что же изменилось. Знакомые черты, но у каждой линии, у каждого изгиба – новый характер. Она была похожа на учебник по каллиграфии: любой мелочи был придан какой-то чуть ли не религиозный, метафизический смысл.
– Что ты так смотришь? – Её голос отражал желание пуститься в атаку под рёв Иерихонской трубы.
– Просто, изучаю. Сравниваю.
– А. И как?
– Ты изменилась.
– Что поделать, прошло много лет.
– Да уж.
Разговор не клеился.
– Послушай, тебе не нужна помощь? – напрямую спросил я. Пусть я покажусь странным, но зато узнаю всё, что мне надо.
– Нет, с чего ты взял?
– Да так, просто. Когда ты вошла, ты выглядела какой-то подавленной.
– Подавленной бывает ягода, которую готовят для варенья. А я просто задумчивая. Много всего навалилось. Выпускной в институте, надо платье покупать. Да и пару на вечер найти.
– Понятно. В общем, тривиальные проблемы.
– Да, наверное. Но разве личные проблемы не кажутся тебе важнее всех остальных?
– Может быть, уже не уверен.
– У тебя что нового? – Она переменила тему с тем же оттенком скуки в голосе.
– Да что тут нового? Работаю, курю по пачке сигарет в день, иногда больше – когда приходится сочинять очередной липовый отчёт. Иногда выбираюсь в кафе, где выпиваю чашку горячего шоколада. Знаешь, у каждого из нас бывают свои мелкие ритуалы.
– Мне кажется, ритуалами люди обычно заполняют свободное время, если его у них слишком много. У меня вот тоже есть свои ритуалы. Я, к примеру, люблю вечерами после работы сидеть дома и смотреть что-нибудь по телевизору. Не что-то определённое, а просто любую программу. Движение расслабляет, говорящие люди заставляют поверить, что ты прямо в центре событий. В общем, самостоятельная терапия, если можно так сказать. Но иногда мне это ужасно надоедает.
Мы посидели ещё минут пятнадцать. Немного поговорили о прошлом. Оказалось, что она с трудом может вспомнить то, что мне врезалось в память на долгие годы, а может и на всю жизнь. Неужели мы всегда были такими разными? Неужели то, чему я когда-то придавал смысл, её вообще не волновало?
Потом она засобиралась домой.
– Мне пора.
– Тебя проводить?
– Не стоит. Я не так далеко отсюда живу. Доберусь. И ты иди, тебе же завтра на работу?
– Да, на работу.
– Ну вот. Отсыпайся. Рада была тебя повидать.
Я протянул ей визитку. Кажется, это был первый раз, когда я ею воспользовался. Она не глядя кинула её в сумку, на лице не отразилось даже малейшей заинтересованности. Этот клочок бумажки точно затеряется. Видимо, мы больше не встретимся.
Уже уходя, она повернулась, неожиданно остро посмотрела на меня и сказала:
– Мне жаль, что ты встретился не с тем человеком, которого хотел увидеть. Но разве я могу что-то изменить?
Я лишь покачал головой, и она ушла. Могла ли она что-то изменить? Возможно. Я уставился в окно, которое как раз показывало моё отражение. Краем сознания я зацепил какую-то назойливую мысль. А может, и она сломалась? Может, это не она такая плохая, а что-то стряслось когда-то давно, что-то такое, что навсегда перевернуло её мир? Мы всегда хотим верить в лучшее, всегда снимаем с людей груз ответственности. Но что, если я прав? Тогда, возможно, есть смысл попытаться как-то помочь. Нужно просто показать ей, какой она должна быть, и ей точно станет обидно, она будет пытаться соответствовать и вернётся. Такой, какой я её знал. Нет, это конечно полная чушь. Моя визитка упала в бездну, и на этом история длиною в мою жизнь закончилась. Вот так просто. Раз! И одна сюжетная линия загнулась. А перед этим кончилась и другая. И, кажется, никакого сюжета уже не осталось в помине. Меня вдруг заполнила пустота. Не было сил даже думать о чём-то.
Я вернулся домой и всё-таки поставил на огонь сковородку с сулугуни. Жареный сыр – это восхитительное блюдо, особенно когда в голове свищет ветер, а в груди шёпотом бьётся сердце. Пустота и расплавленный сыр, что может быть изящнее? Не хватает только вина, но я его никогда не любил.
В двенадцать раздался звонок. Я был готов к любой неожиданности, но не к этой.
– Я могу сейчас приехать?
– Да, конечно.
– Тогда возьму такси. Скажи адрес.
Я сказал адрес, и ровно через сорок минут она вошла в мою дверь.
– Не знаю, зачем я здесь. Просто что-то осталось недосказанным. Я это чувствую, но не могу понять, что, – заявила она прямо с порога.
– Ну, если уж ты не знаешь, то я – тем более.
– Наверное. Сделаешь чаю?
– Конечно.
Мы прошли на кухню, я залил чайник и нажал на кнопку. Та моментально загорелась, радостно сообщая, что какие-то таинственные процессы в алюминиевом корпусе начались. Между тем, моя полуночная гостья достала из кармана пачку тонких сигарет и закурила. Я поставил перед ней пепельницу и сел на свободный стул. Не слишком понимая, что говорить, я молча отметил, что она переоделась, смыла чересчур яркий макияж и сняла все украшения. Словно ехала в аэропорт, а не к знакомому домой.
