Замок. Веретено. И Бесконечная ночь

– В любом случае эта ведь…– бургомистр словил неодобрительный взгляд Мирей, – кхм, эта девушка, должна находиться под неусыпной охраной, она опасна.

– Нет! Отец, она не опасна! – но заплаканную Мирей уже взяла за руку та девушка, к которой Агнесс обратилась по имени Ясмена.

– Юная госпожа, пойдемте, я провожу вас в ваши покои. Кажется, сегодня туда принесут фруктовое желе, – она улыбалась девочке, пытаясь отвлечь ее. Но упрямая Мирей, лишь выдернула ручку и снова бросилась ко мне. В этот раз никто не стал ее останавливать.

– Раз так, то тогда и меня отправляйте в темницу! – ярилась она, топая ножкой в красивых туфельках. – А если вздумаете запереть меня, то я все равно сбегу и переберусь в камеру с Элаей.

Ее ручки обвили мою шею.

– Мирей, не надо делать глупостей, – шепчу ей на ухо. В конце концов мне совсем не хотелось, чтобы из-за меня бургомистр сердился на младшую дочь, которая просто чудом осталась жива. Да и по темневшему лицу Верона легко читалась та мука, которую он испытывал, расстраивая Мирей.

Пока бургомистр пытался справиться с гневом маленькой дочери, а волхв Диодус продолжал испепелять меня взглядом, словно я вошь или мерзкая крыса, краем взгляда замечаю, как Агнесс приближается к Керану.

– Как ваши раны, Керан? – тембр голоса Агнесс необыкновенно приятный, похожий на серебряный колокольчик, но сейчас в нем послышались новые нотки. – Мне передали, что вам пришлось в одиночку противостоять самой Темной Королеве.

– Благодарю за беспокойство, моя госпожа, но я в порядке, – отвечает с легким поклоном юноша, – к счастью, Дракайна показала лишь свою тень. Я не думаю, что она решится нападать в открытую.

– Пусть боги хранят вас! Каждый день я возношу молитвы всем Пяти, чтобы вам всегда сопутствовала удача, а меч был быстр и остр.

– Благодарю вас, госпожа, – был ответ и снова поклон.

Агнесс в растерянности замерла. По смущенному взгляду и легкому румянцу, что окрасил нежные бархатные щеки девушки, только слепец не догадался бы, что похоже этот белобрысый вестник давно стал причиной бессонных ночей старшей дочери бургомистра Клерстара.

– В прошлый раз мне чрезвычайно понравилось присутствовать на тренировках наших воинов, – улыбается Агнесс, пытаясь поймать глазами холодные зеленые глаза Керана, – это настолько захватывающе, что не передать словами. Как бы мне хотелось увидеть это еще раз!

– Да, моя госпожа, ваши верные воины будут счастливы показать свои умения и свою доблесть.

Агнесс обиженно прикусила пухленькую губку. Сдается мне, что сдержанность Керана порядком действовала ей на нервы.

– О, боги! – взревел надо мной Верон, хватаясь за голову и отрывая меня от подглядывания за сладкой парочкой. – Ну хорошо! Она не пойдет в темницу!

А Мирей ни на секунду не отступила от меня. Маленькие ручки тесно обвивали шею, а личико горело от гнева и упрямства. И ее отец в конце концов сдался перед таким напором.

– Керан! – позвал бургомистр, который явно уже хотел поскорее отделаться от меня. – Отведи эту девушку в ту же комнату, проследи, чтобы она не сбежала.

– Ваше сиятельство, надо бы приставить побольше стражи, – тут же зашептался волхв, – ведьма, чего доброго, может и отравить кого-нибудь ночью.

– Моя Элая никого не может отравить, слышишь! – кинулась тут же Мирей на волхва, грозно надвигаясь.

Бургомистр обреченно вздохнул и дал знак Керану. Тот поклонился все еще стоящей возле него в растерянности Агнессе.

– Вставай, – холодный ровный голос прозвучал надо мной.

Подчиняюсь и следую за своим новым тюремщиком.

– Элая! – Мирей снова бросается ко мне, но ее уже сдерживает сам Верон.

– Достаточно, Мирей!

Девочка рвется. Бросаю на нее взгляд полный боли.

– Все хорошо, – шепчу губами.

Да, все образумится и меня отпустят обратно в мой замок к Беляночке и Смуглянке. К тишине пустых галерей и коридоров, к зачарованному саду, хранящему вечное лето, к прячущимся теням, к таинственным комнатам.

– А я ведь хотела убраться там, – бормочу рассеянно, вспоминая жуткую разбитую комнату.

Неужели и в самом деле, та запись об уничтожении всех пяти означала, что те, кто жил в том замке хотели уничтожить богов этого мира?! Не безумие ли это? Неужели я, Элая Фиантен, ношу в себе ту же кровь?

– Что же делать? – подношу руки к вискам и стискиваю, и тут же утыкаюсь головой во что-то твердое и меня сразу обдает аромат льда и ветра.

– Ты можешь быть внимательней? – тут же раздается раздражительный голос.

Что-то твердое было ни что иное, как крепкая спина Керана. Мы как раз дошли из основного замка до хозяйственных построек и стояли перед входом в комнату, в которой я проснулась утром.

– Извини, – бормочу испуганно.

Я настолько погрузилась в свои невеселые размышления, что не заметила, как прошла весь этот довольно долгий путь. Громил с зачарованными дубинками рядом не было. Собственно, в этом длинном темном коридоре не было никого в эту минуту, кроме нас с Кераном. Осознав это, мое сердце делает кульбит от страха. Я до дрожи в ногах боюсь этого мрачного вестника. Но знать ему о подобном необязательно.

Он оборачивается и останавливает один из тех своих взглядов, которыми обычно смотрит на вурдалаков перед тем, как вырвать им сердце.

– Юная госпожа желает ослабить твою охрану, хотя я считаю подобное глупостью. Такие как ты – причина того, что этот мир умирает.

Холодное презрение, которым сквозило каждое слово Керана, больно обжигало. И мне стало неприятно, что я так зависима от мнения какого-то мутного телохранителя бургомистра. Да пусть думает обо мне, что хочешь! Мне плевать! Я двинулась прямо на него, хотела грубо оттолкнуть в сторону, но разумно соизмерив весовые категории, презрительно хмыкнула и обошла.

– Раз так ненавидишь, так чего не прирезал прямо там в лесу?! – распахиваю громко дверь.

Керан лишь равнодушно пожал плечами.

– Не убил лишь потому, что увидел юную госпожу живой. Твоя сила, какой бы они ни была нужна Нордессу, нужна людям, и ты послужишь им, ведьма.

Гордо выпрямляю спину и опускаюсь на жалкое подобие кровати.

– Я буду с охотой служить людям, а ты – своим каменным бездушным богам, которые лишили этих же людей солнца.

– Боги не лишали людей солнца, – тут же вскипел Керан, и его голос обжег, словно лед в морозную стужу.

– Серьезно? – бросаю иронично. – А Мирей рассказывала мне, что полог – их рук дело за грехи. Где же их милосердие? Оставить людей умирать и страдать от темных тварей? Да уж, нашли кому поклоняться.

Чем больше я говорила, тем мрачнее становился Керан, зеленые глаза опасно сверкнули. Отлично, кажется, я его довела. Ну погоди, это только начало, ты еще сильно пожалеешь, что стал моим тюремщиком.

– Только кровожадные падшие существа способны на такую жестокость. Болезни, смерть от клыков вампиров и вурдалаков, поколения людей, неведующих, что такое солнечный свет – серьезно, вы таким поклоняетесь?

Я знала, что давно перешла черту, но не знаю почему, не могла остановиться. Ненависть, горячая и злая вскипела огнем в жилах. Словно уже говорила не я, а Фиантен. Керан двумя огромными шагами пересек крохотную комнатку.

– Да что ты знаешь, ведьма! – встряхнул он меня, больно хватая за запястье и рывком поднимая на ноги. – Если бы не наши боги, этого мира уже давно не было. Он бы потонул в той тьме, что выпустила твоя семья.

– Что? – бормочу испуганная и сбитая с толку, а Керан нависал надо мной. Опасный и злой.

– Не строй из себя невинность, – бросает насмешливо, – лучше расскажи, как ты смогла выжить? Все Фиантен были уничтожены, и они и места их захоронения.

Зеленые глаза прожигают насквозь и мне хочется спрятаться, укрыться от этого взгляда, но в этот раз решаю стойко принять удар.

– Фиантен не истребимы, – бросаю гордо, и сама дивлюсь жесткости в голосе, – потому что люди должны знать правду. Правду о том, что на самом деле их боги – главные враги.

Ох, Элая, ты сейчас договоришься. Керан еще ближе двинулся, одной рукой обхватывая оба мои запястья, а второй сжимая золотую птицу у меня на груди.

– Вот, – и он сжал золотой кулон у себя в ладони, – единственный виновник всех несчастий этого мира. Ты та, кто привел тьму, кто начал войну, из-за которой пришли темные твари. Была бы моя воля – я бы сделал так, – и его руки тянутся уже к моей шее, – не понимаю, что могло остановить меня в тот раз… Ведь ты всего лишь нечисть, убивающая людей, приносящая страдание.

Ледяная зелень исчезла, ее поглотил черный зрачок. Керан склонил голову, так что белые пряди сверкнули в тусклом свете комнаты. Внутри же меня зарождался жар и азарт. Словно я стою на краю обрыва и вот-вот упаду в бездонную пропасть. Его холодное лицо так близко, как и тогда в лесу, но теперь глаза не выглядят столь мертвенно безжизненно, в них била ключом горячая ненависть и еще что-то. В неосознанном порыве разгадать эту эмоцию Керана, тянусь к нему и шепчу прямо в горячие губы, не отрывая взгляда:

– Ну так попробуй, – голова кружится, а сердце бьется как сумасшедшее. Что я делаю? – Заверши то, что хотел тогда… Давай, Керан…

Керан замер, он так близко, что я ощущаю каждый его вздох, вижу, как напряглись крепкие мышцы на груди и плечах. Я и сама не могу отвести от него взгляд. Напряжение, темное, неотвратимое, растет между нами, словно в грозу.

– Ты останешься здесь, – выдыхает он, отшатываясь, – и король сам определит твою участь.

Быстро поворачивается к дверям.

– Просто отлично, – бросаю ему в спину, – главное, с обедом не опаздывайте.

Бедная дверь едва не разлетелась в щепки, так громко Керан захлопнул ее, через мгновение послышался звук замка.

Обреченно опускаюсь обратно на жесткий матрас.

– Ну что ж, Элая, теперь ты узница.

Глава тринадцатая

Густая чернильная ночь легла на Клерстар, заползая в самые сокровенные уголки, яростно гася любой свет.

Я все ждала, когда же принесут еды, ну или на худой конец воды, но дверь так и не отворилась. В животе неприятно гудело, голова пульсировала. Наконец, оставив пустые надежды, опускаюсь на кровать и долго смотрю на танцующее пламя одинокой свечи. Мысли не давали покоя, прогоняя сон, вновь и вновь возвращая в святилище перед пятью белоснежными статуями богов.

– Неужели это правда? – шепчу в полголоса, накрывая рукой уставшие глаза. – Неужели Фиантен желали уничтожения пяти богов? Поэтому их прокляли? Поэтому они считаются врагами?

Тоска по моему замку, по совам, по тихим уголкам, по печальному саду росла все сильней, была моя воля, я бы открыла ставни и бросилась прочь. Чего хочет от меня бургомистр и этот замороженный вестник богов? Кстати, и почему он, интересно, вестник? Старшая дочь бургомистра, красавица Агнесс, явно влюблена в него… Несмотря на колоссальное потрясение и голод, усталость брала свое, веки наливались тяжестью, потянуло в сон. Зевнув, подтягиваю колени к груди, погружаюсь в сон. Но не прошло и пяти минут, как глухой звук разбудил меня, словно кто-то скребся по ту сторону двери. Поначалу подумала, что это мыши грызут дыры в стенах, и уже намеревалась вновь вернуться в объятия сна, но звук повторился, снова и снова. Это были не мыши, а кто-то рукой проводил по деревянной стене, и тут же птица на груди обожгла огнем.

Вскакиваю в кровати и замираю, вслушиваясь в ночные звуки. Моего рунического кинжала не было, а если за дверью притаилась нечисть…

– Но это невозможно, – бормочу, пытаясь за бешеными ударами сердца расслышать тихий шорох, – ведь твари не могут перебираться через мост, волки…

И тут же ночную тьму прорезал вой, разлетающийся по окрестностям, от которого застыла кровь в жилах. Он все ближе, надвигается волной. Чья-то рука коснулась латунной ручки двери и попыталась открыть. Леденящий ужас крадется по спине и сковывает горло, в тот момент, когда послышался щелчок и дверь с легким скрипом приоткрылась. Я забралась на кровать с ногами, вжимаясь спиной в стену, а руками стискивая до боли огненную птицу. В черном проеме из мрака проступил один красный глаз.

– Ну давай! – подаюсь вперед. – Я не боюсь тебя! Ну же!

Существо замерло, я почти вижу жуткую ухмылку и слышу тяжелое дыхание. Дверь приоткрылась еще шире, но ночь была такой густой и непроглядной, что различить можно было лишь два жутких красных глаза. И снова вой, от которого задрожали стены, существо дернулось и бросилось обратно в темноту.

–Волки преследует это, – догадываюсь и кидаюсь прочь из комнаты.

Топот и вой. Раздались встревоженные голоса проснувшейся стражи, я добегаю до открытой галереи и вижу, как черные тени волков преследуют по крышам нечто. Они бесшумно скользят по отвесной стене замка бургомистра.

– Эй, зажигай факелы готовь стрелы! – раздалось внизу.

Тень между тем нырнула в первые же раскрытые ставни замка, волки устремились за ней.

– Как это возможно? – бормочу потрясенно. – Как та нечисть миновала мост?

В голове сразу возникает воспоминание страшной боли, пронзавшей тело, словно тысячами раскаленных игл, когда меня перевозили через реку. Сила оберегов не пускала ту, которая по словам Керана уже находилась по другую сторону.

Обреченно вздыхаю и смотрю во двор, который уже запрудили воины, их металлические кольчуги тускло поблескивали в свете факелов.

– Найти тварь! – громыхал один из них. – Прочесать весь замок!

И стражники ринулись в распахнутые двери. Позабыв обо всем, я наблюдала за тем, как тут и там зажигались огни в окнах, как замок оживал, встревоженный новостью о том, что нечисть пробралась внутрь. И вдруг за спиной раздалось глухое рычание. Резко обернувшись, вижу черного волка. До оцепеневшего мозга не сразу доходит, что это ни что иное, как ожившая деревянная статуя.

– Тебе не меня надо ловить, – судорожно сглатываю и пячусь спиной, не отрывая глаз от ожившего оберега, – лови то существо!

Волк пригнул голову и зарычал, было что-то особенно жуткое в этом деревянном теле, потемневшем от времени и снега, покрытое местами синей плесенью. Мой приказ также не подействовал на волка. Я была нечистью, он пришел за мной. Сердце уходит в пятки, и не помня ничего от ужаса, бросаюсь прочь. Не разбирая дороги, юркнула в какой-то коридор, толкнула плечом первую же дверь и пустилась вниз по темной винтовой лестнице, освещенной лишь чугунными светильниками на стенах.

Оберег догонял, каменные своды сотрясались от тяжелых ударов об пол деревянных лап. Птица-фиантен светилась ярким светом, но как же я желала сейчас, чтобы со мной был кинжал и мои верные совы. Краем глаза различаю неясные очертания высоких стеллажей и потемневшее серебро древних фолиантов. По всей видимости это была библиотека. От быстрого бега грудь разрывалась, наконец, ноги предательски запутались в длинной юбке и рухнула на каменный пол. И тут же деревянная морда нависла надо мной.

– Поди прочь!

Волк все ближе, теперь я различаю каждый рубец на длинном теле, в нос ударяет запах сгнившей древесины и болота. Красные глаза пронзают насквозь, и спазм сдавливает горло, а сердце замедляет стук, все вокруг тонет во тьме.

– Элая! – нежный голос зовет меня. Поворачиваю голову и вижу ЕГО. Он стоит спиной к солнцу, и лицо тонет в сгущавшихся сумерках сада. Бросаюсь к нему, чтобы скорее оказаться в горячих объятиях.

– Почему ты пришел? – шепчу, задыхаясь от счастья и вслушиваясь стук родного сердца в груди. – Ведь завтра мы венчаемся.

– Завтра, – вздыхает ОН, смеясь чуть слышно, – это так долго. Так долго до того момента, когда я смогу назвать тебя своей женой, моя бесподобная Эля!

Замираю, боюсь дышать. Хочу, чтобы эти секунды длились вечность. Тихий закат, упоительная сладость душистого сада, журчащий фонтан за розовой аллеей. И это счастье. Невыносимое.

– Ты счастлива? – спрашивает ОН, слегка целуя мои волосы.

– Да, – слетает с губ ответ. Но тут же мрачная мысль пробегает перед глазами, как бы смазывая яркие краски этого чудесного вечера.

– Что такое, любовь моя? Ты хмуришься.

И я читаю в глазах моего жениха тревогу. Хочу промолчать, но он не дает отвести взгляд.

– Скажи, что тревожит тебя, – требует настойчиво, сжимая пальцами мой подбородок.

– Даже не знаю…, – говорю, чуть помедлив. – Просто Ареса… Она стала такой странной. Мне кажется, она заболела.

Укол тоски и беспокойства пронзают сердце. Я так отчаянно хочу, чтобы Ареса была счастлива, чтобы она вновь стала прежней: веселой и беззаботной.

– Ну же, не хмурься, – и меня снова прижимают к крепкой груди, – я уверен, что Ареса поправится.

– Я бы отдала все на свете, лишь бы она была счастлива…– шепчу, вслушиваясь в удары сердца: тук-тук-тук.

– Пошел прочь! – последовавший за этим ревом ослепительный свет пробился даже сквозь мои плотно сомкнутые веки.

Делаю глубокий вдох и прихожу в себя. Все тот же темный свод, ряды книг, в ногах различаю очертания высокой худой фигуры, облаченной в длинный темный балахон. Сквозь сумрак постепенной проступили и черты лица. Такие же тонкие и подвижные, как и тело. Это был юноша, от рук которого исходил тот самый ослепляющий свет.

– Тебе не место здесь! – голос, глубокий и сильный, совершенно не сочетался с наружностью юноши.

Деревянный волк, неотрывно смотревший на него, медленно отходил все дальше и дальше, пока полностью не исчез в темноте коридора.

Потрясенная и сбитая с толку, я все продолжаю лежать на ледяном полу, все еще не веря в то, что смогла избежать гибели. Юноша не сразу опустил руки, еще несколько минут продолжая всматриваться и вслушиваться. Наконец, глубоко вздохнув, он поспешно надел темные перчатки и перевел на меня взгляд, таинственный и глубокий, словно магический шар. С секунду он пристально изучал меня, и вдруг совершенно неожиданно запустил руку в волосы и смущенно расхохотался.

– Ну и волчище! Жуть! Не зря Учитель предлагает убрать этих страшилищ и заменить их более совершенными оберегами. И я совершенно с ним согласен. Что за морды! А лапищи! Какие-то гнилушки, а не обереги, Хромус мне свидетель! Ну и холодина здесь! Поднимайся скорее с пола, иначе можно простудиться!

Я во все глаза смотрела на этого болтающего без умолку паренька в черном балахоне и копне медных волос на голове, которые он без конца теребил то одной то другой пятерней.

– Честно говоря, помещение здесь очень холодное! – продолжал веселый рыжик, не дав мне возможности открыть рот. – На мне четыре пары носков! Только представь! Четыре пары!

И нисколько не стесняясь, парень торжественно приподнял полы балахона, из-под которого показались тонкие худые ноги, обутые в довольно потертые ботинки и полосатые толстые носки, украшавшие их многочисленные дырочки, говорили о том, что парень совершенно не умел бороться с молью.

– Кхм, да… – только и успела выдавить из себя.

– Я так скажу, конечно, хранить древние рукописи и фолианты- дело ответственное и почетное, и я благодарен Учителю. Я так и сказал Его Мудрейшеству, что, мол, я, Клод Клейториус, благодарен всем сердцем, что из всех учеников Академии, именно на меня пал жребий, стать хранителем этого сокровища! – парень махнул рукой в сторону книг. – Но все же, да позволит Совет профессоров, я бы желал иметь в распоряжении хоть небольшую печечку. И что, ты думаешь, они мне ответили?

Клод замер, явно ожидая от меня ответа. Я неуверенно помялась, не веря, что мне наконец-то дают вставить слово.

– Э… Они разрешили?

– Ха, а вот и нет! – взревел от радости парень, хлопнув в ладоши с такой силой, что несколько свитков упало с полки. – Так и сказали, что мол, ты Клод, несомненно, ценный ученик, но древние книги дороже! Вот и приходится обходится носками, шалью, перчатками, и пить литрами горячие настои, от которых тянет в сон. А ведь в моем то деле спать – ни-ни, нельзя! Есть сроки, и я должен их выполнять!

Клод говорил и говорил, уводя меня в глубь книжного лабиринта. Вскоре показался большой стол, сверху-донизу заваленный всякой всячиной. Тут рядом с раскрытыми свитками лежал ворох бумаг, исписанный мелко-мелко быстрым почерком, различные фигурки птиц и зверей, пухлый том, на котором было нацарапано «Большой словарь древних символов и знаков». Чуть поодаль стояло множество грязных кружек и чарок, под столом в обилии рассыпаны крошки.

– О, прошу прощения, не успел убраться! – виновато заулыбался Клод, бросаясь к бардаку и принимаясь шумно убираться. – Я, знаешь ли, люблю порядок!

Совершенно измотанная произошедшими событиями, я опустилась в стоящее рядом мягкое кресло и стала молча наблюдать за суетившимся парнем.

– У ученных людей все должно быть разложено по полочкам. Иначе, одна маленькая ошибочка, один неверно понятый смысл древнего символа – и все, перевод неточный, или вообще неверный! А что такое исказить смысл древней рукописи? Это же серьезное преступление! На моих плечах лежит груз колоссальной ответственности – нести просвещение следующим поколениям! Приоткрывать завесы тайн древних!

Несмотря на болтовню, Клод довольно проворно справлялся с уборкой. Откуда-то у него в руках выросла швабра, а затем и тряпка. Грязная посуда куда-то незаметно исчезла, вместо нее на столе дымился медный чайник с причудливой ручкой в виде изогнутого дракона, и пара совершенно чистых кружек. В воздухе разлился приятный аромат трав. Клод по-хозяйски разлил настой, и протянул мне полную кружку, сам торопливо отпивая из своей.

– Как же я испугался! До сих пор поджилки трясутся, клянусь Хромусом!

Я с сомнением уставилась сначала на напиток, а затем на беззаботно болтающего паренька. Все-таки жизнь в этом странном мире кое-чему успела меня научить. И главное – здесь надо всегда быть начеку. Всегда надо быть готовой к неожиданному удару из-за угла. Но Клод казалось совершенно не замечал моего мрачного сверлящего взгляда. Преспокойно выхлебав одну кружку напитка, он накатил вторую порцию, и так же жадно выпил ее залпом. Его такое спокойствие несколько успокоило меня, и я поднесла нос к кружке. Мелисса, мята, ромашка и гвоздика. Ничего опасного. Сделав небольшой глоток, с удовольствием отметила, что тепло напитка передается телу, и дрожь отступает.

Клод сразу же наполнил мою кружку, и плюхнувшись на рядом стоящий стол, подпер подбородок ладонью в перчатке, наблюдая за тем, как я осушаю напиток.

– Прости, совсем забыл спросить, как тебя зовут. Меня Клод. Клейториус.

Травяной чай делал свое благое дело, расслабляя члены и стянутые в напряжении мышцы. Я откинулась в кресле и в первый раз решилась улыбнуться.

– Я Элая.

Парень наклонил голову на бок, явно ожидая продолжения. Видимо все-таки придется сказать ему свою фамилию.

– Фиантен…– голос неуверенно дрогнул. – Элая Фиантен.

Я чиркнула взглядом по лицу Клода, пытаясь понять, какой эффект произведет на него эта фамилия. Парень и правда округлил удивленно глаза, а руки, сжимавшие кружку с настоем, мелко задрожали. Ну вот, сейчас и этот начнет орать, что я нечисть, что из-за меня пала тьма на мир и бла-бла-бла. Что там еще говорили бургомистр, тот волхв и Керан, воспоминание о последнем неприятно отозвалось глухим стуком в груди, и я нахмурилась, готовая встретить очередную нападку.

– Фиантен! – выдохнул изумленно парень, только сейчас приглядевшись к амулету на моей груди. – Ничего себе! Вот так удача!

И совершенно неожиданно он вскочил на ноги и стал громогласно хохотать, заставив меня испуганно вздрогнуть. Чего-чего, а такой реакции я точно не ожидала на сообщение о своей принадлежности к проклятой семье.

– Значит я разговариваю с живой Фиантен! Но как это возможно?!

И, подскочив ко мне, Клод самым бесцеремонным образом принялся меня осматривать и крутить, словно я лошадь, которую он раздумывает купить.

– Ты ведь не вампир, и не вурдалак! Но ты жива! Жива! – выдохнул парень, оттягивая вверх мои веки, словно глазной врач.

– Да, я жива! И терпеть не могу, когда меня лапают, – грубо оборвала спятившего от радости парня, больно треснув того по рукам.

– Ай, больно же! – вскричал он, отпрыгивая и с укоризной бросая на меня взгляд.

– Я конечно очень благодарна тебе, что ты не дал тем деревяшкам слопать меня, – говорю, гордо расправляя плечи. – Но попрошу держать свои руки при себе! А теперь прошу прощения.

Лучшим решением сейчас было так же удалиться, высоко подняв голову, но тут меня подвел собственный организм, а точнее самое предательское место – живот. Громкое урчание испортило весь мой праведный гнев, заставив меня замереть с раскрытым ртом, а на лице Клода расползлась довольная улыбка.

– Кхм, кажется, кто-то тут давно не ел, – кашлянул парень, и мне тут же захотелось пустить в его физиономию медный чайник.

Немного отойдя от шока, я хотела было уже докончить торжественную фразу, но дурацкий живот решил, что одного позора недостаточно для одного вечера. Второе урчание уже заставило Клода упасть на стул и расхохотаться. Он хохотал и хохотал, пока не проступили слезы, а я стояла над ним и от бешенства кусала губу. Вот что в таких случаях делают? Треснуть-таки его чем-нибудь тяжелым, или плюнуть и удалиться? Решив, что последнее самое верное решение, развернулась на каблуках, и заторопилась к выходу.