Заснеженный рояль

– Рояль как любое истинное произведение должен быть хорош с разных ракурсов, – со знанием дела произнес сотрудник студии. – кстати, цветник – тоже дело рук нашего директора.

– Не зря говорят, талантливые люди талантливы во всем, – покачал головой Александр. – Ваш директор, сразу видно, очень талантливый человек.

–Как хорошо вы сказали… Талантливые люди талантливы во всем. Надо запомнить и повторить при случае…

– Вообще-то это сказал не я, а даже не знаю, кто, – признался Александр.

– Пойдемте теперь вниз, посмотрим с других ракурсов, – продолжал улыбаться сотрудник, всем своим видом говоря «такого товара, как у нас, вы не найдете больше нигде, и пытаться – значит потерять напрасно время и больше ничего».

На поверхности рояля мирно уживались разные эпохи, цивилизации, плавно перетекая одна в другую.

Стадо оленей бежало за радугой, раскинувшейся над дворцами и небоскребами.

Орнаменты, похожие на марокканские, соседствовали с ледяными статуями, протягивающими руки навстречу северному сиянию, горы подружились с океаном, на берегу которого еще одним, земным, океаном розовела сакура.

От восхищения у Александра на секунду остановилось дыхание.

Несколько раз обошел он рояль.

Ходячий лейбл все с тем же самоуверенным жестом пригласил Александра подождать в перголе среди цветов их директора и предложил чашечку ароматного цветочного чая.

Ждать пришлось недолго.

Через несколько минут из той служебной двери, в которой скрылся сверкающий лейбл в костюме, появилась царственная и нежная, прекрасная, как сама весна, Гайя с подносом, на котором поблескивали серебром чайник и две чашки и чайные ложки.

Наряд Гайи напоминал кимоно гейши.

– Здравствуйте, – улыбнулась Гайя, поставила перед Александром поднос и опустилась на скамейку в перголе.

– Значит, вы работаете здесь, – был ошарашен Александр.

– Главным дизайнером и директором по совместительству, – ответила Гайя на догадку Александра.

– И дрессировщицей в цирке?

– Почему нет? – засмеялась Гайя.

– В самом деле… – отхлебнул чаю Александр.

– Как вам чай?

– Восхитительный.

– А рояль?

– Он волшебный…

– Мы долго трудились над ним, – улыбнулась Гайя. – Старались довести почти до совершенства. Но самым сложным было не это, а выбрать музыканта, достойного играть на нашем лучшем творении…

– И вы выбрали … меня? – чуть не захлебнувшись чаем, замахал руками Александр. – Но я не, я не…

– Да, – спокойно кивнула Гайя и махнула рукой стоявшему в лоджии лейблу.

Через минуту он был у инструмента.

– Лой, покажи, на что способен наш рояль. Он не только красив, но и отлично звучит.

Сотрудник студии усердно кивнул, всем своим видом выражая готовность служить любимой компании. Играл он не столько вдохновенно, сколько старательно, аккуратно – так отличник идет по бордюру, не желая получать четверок и от жизни. Но рояль все равно вздыхал и радовался, и надеялся на чудо…

– Сколько стоит это чудо? – спросил Александр, подозревая, что вряд ли найдет в себе столько талантов, чтобы купить такой шедевр.

– Один гений.

– Что?

– Один гений, – повторила девушка.

– А сколько это в талантах?

– Нисколько. Талантов может быть сколько угодно, но гений все равно больше.

– Я так и знал, что эта вещь мне не по карману… – расстроился Александр.

– Вы носите свой гений в кармане? – рассмеялась девушка, похожая на дочь вождя.

– У меня и с талантами-то не густо – едва хватило на велосипед… – вздохнул Александр.

Его признание еще больше рассмешило девушку.

– Подозреваю, у вас в кармане… или где там вы его носите, имеется гений, но почему-то вы не хотите потратить его на этот прекрасный рояль.

– Да нет же, у меня нет, иначе я бы…

– Хорошо, – сказала девушка. – Я поняла, в чем дело. Вам не нравится именно этот рояль, потому что… Но я создам рояль специально для вас, и готова поспорить на что угодно, у вас не останется сомнений: он стоит гения!.. А не захотите купить его – я попрошу отнести его в лес, и пусть на нем играют дожди. Дожди – гениальные импровизаторы!

Александр усмехнулся, помотал головой.

Вот так вызов! И его конкурентами могут стать весенние дожди.

От этой мысли музыканту неожиданно стало легко и весело. Что ж, пусть ему и не переиграть весенние дожди. Во всяком случае, он попытается купить этот поистине волшебный инструмент.

Даже если у него не хватит гения… все равно!

– Имейте в виду, она способна на это… – усмехнулся Лой.

– Имеешь в виду мой первый рояль? – улыбнулась Гайя. – Я хотела сделать его как будто присыпанным снегом, точно он стоит на вершине огромной горы, а он получился просто белым. И я попросила увезти его в лес. Но, надеюсь, этот рояль ждет счастливая судьба…

3

В фойе филармонии Александр почувствовал вдруг себя рыбой в аквариуме, экзотической рыбой, за которой интересно наблюдать.

Не привыкший быть объектом столь пристального внимания, Александр даже ощутил неловкость.

Такой же рыбой была и Гайя, но, кажется, совсем не чувствовала себя в аквариуме – легко и свободно проплыла из фойе в зрительный зал.

В стоявшей у входа рядом с билетершей дамой в длинном платье цвета масала Александр узнал журналистку, которая приходила к нему в таверну – Виолу.

Она исподтишка с любопытством поглядывала на него и Гайю, не слишком убедительно делая вид, что просто пришла на концерт и ничто кроме музыки ее не волнует в данный момент.

Как бы ни так – такие, как Виола, никуда не приходят просто так.

В своем привычном мире Александр редко сталкивался с журналистами, и, вопреки стереотипам, это были милые вменяемые ребята. Но в том мире он был известен разве что узкому кругу.

Теперь же музыкант начинал понимать, за что эту братию недолюбливают знаменитости – те, кого здесь бурдаланы именуют баловнями звезд.

Виола, появившаяся в зале одной из последних, многозначительно улыбалась. Она-то знала, как делаются сенсации. Достаточно было по секрету сообщить пяти-шести болтливым горожанам, что на одном из концертов Скрипичного будет сам Александр и, возможно, даже не один – и вот вам – пожалуйста.

Будь горожане попроницательнее, они сами бы догадались, что, поскольку у пришельца аллергия на черемуху, рано или поздно он окажется на концерте Скрипичного, ведь никто не играет на скрипке так, как он.

Но умение прослеживать закономерности – свойство эйо и лучших журналистов и, конечно же, Часовщика.

Только эйо и Часовщик не используют этот непризнанный, но важнейший талант в своих интересах в отличие от нее, Виолы.

Ждать, когда случится что-то интересное, иной раз можно вечно, а «Газета» выходит каждый день.

Вокруг Виолы Рерайт увивалось несколько мужчин самых разных мастей, как самцы гиббона вокруг самки в брачный период.

Она же не обращала не них ровным счетом никакого внимания, а, может, делала вид, что не замечает.

На какое-то время музыка заставила горожан забыть об Александре, затмила его неожиданными переходами.

Музыка Скрипичного была настолько самобытной, что Александр даже не знал, с кем из известных ему композиторов он мог бы его сопоставить.

Звуки как будто бросали вызов, как молодой репейник весной, тянущийся к солнцу. Еще немного, и окрепнут колючки, потемнеет, загрубеет нежность листков. Но это потом не наступит, пока в мире есть музыка, способная укрощать время, легкая, немного нервная, она будила воображение, но не уносила его далеко-далеко, а то приземляла, то поднимала, чтобы вновь вернуть на землю.

– Браво! Браво! – закричал Александр и встал, аплодируя.

– Браво! Браво! – подхватили горожане, вскочив следом за ним со своих мест.

Суетливый и нескладный, похожий на огромного кузнечика Скрипичный раскланялся, светясь, как мыльный пузырь на солнце.

– Давно у нас не было такого аншлага, – шепнула на ухо Александру Гайя.

Когда аплодисменты стихли, наконец, Скрипичный подошел к микрофону.

– Спасибо, очень тронут вашим вниманием. А теперь я буду рад ответить на вопросы зрителей, – благосклонно сказал Скрипичный.

На сцену быстрыми шагами направилась женщина.

– Позвольте… – так же решительно взяла у мэтра микрофон и вдруг обратилась не к скрипачу, а к другому музыканту и к зрителям:

– Наверное, все заметили, – сказала она, что сегодня в зале присутствует еще один виртуоз, который, как донесло до нас Горное Эхо, еще и великий композитор, а не только прекрасный музыкант.

– Что вы? – смутился Александр, – это не я, а (вы правы! ) великие композиторы – те, чью музыку донесло до вас Горное эхо, но я, действительно, могу ее при случае исполнить для вас.

– Сейчас! Сейчас! Этот случай – сейчас! – наперебой закричали горожане, к замешательству и неудобству Скрипичного, неловко пятившегося в глубь сцены.

– Значит, вы и есть тот самый пришелец Александр, о котором только все и говорят в последнее время? – спросила та же зрительница.

– Видимо, да, – привстал Александр.

– И вы музыкант? Вы состоите в братстве композиторов? Где можно услышать вашу музыку? Вы сыграете сегодня для нас?– спрашивали зрители наперебой.

Скрипичный нервно постучал пальцами по верхней крышке рояля и обратился к Александру:

Даже не мечтайте вступить в братство композиторов! Ваш предел – играть для бурдаланов!

– Я не мечтаю даже о всенародной любви, – выдержав многозначительную паузу, Александр добавил. – Потому что она у меня есть! А без искусства раздувания щек, которому, видимо, учат в вашем братстве, я, пожалуй, как-нибудь обойдусь.

– Не скромничайте, – злорадно расхохотался Скрипичный. – Вы прекрасно освоили его. Музыкант, который играет по вечерам в таверне! Не удивлюсь, если скоро таковой начнет давать концерты в Низине!

– Сначала я сыграю здесь и сейчас!

К немалому восторгу зрителей, Александр поднялся на сцену.

– Я сыграю вам «24-й каприс» Паганини. Он, кстати, был скрипачом, – объявил Александр и обернувшись к Скрипичному, спросил с вызовом, точно бросал ему в лицо перчатку. – Может, маэстро подыграет нам на скрипке?

Зал встретил предложение овацией, а маэстро презрительной гримасой.

– Да вам только в цирке играть! На арене, – злобно вскричал Скрипичный, воинственно отступая за кулисы и уступая место другому музыканту.

Одно беспокоило Александра: как будет звучать он в компании Скрипичного, которого, видимо, по праву, все считают великим.

Александр играл вдохновенно, как никогда прежде, не обращая внимания на продолжавшиеся выкрики Скрипчного, утонувшие в прекрасной музыке.

–Еще! Еще! – неистовствовал зал.

– «Лунная соната», Бетховен, – объявил Александр, и пальцы его снова вступили в лирический сговор с роялем.

– А теперь свое, свое! Свою музыку! – требовал зал. И хоть в нем не было бурдаланов, казалось, еще немного, и зрители настойчиво затопочут, совсем как жители Низины.

Горожан можно понять. Они считают, его музыка, Александра Голдина, так же прекрасна, как Пагинини, как Бетховен, но он всего лишь Голдин. Александр. Даже до Скрипичного, хоть тот и порядочный сноб, ему далеко…

Чтобы не разочаровывать зрителей он решительно сказал:

–Простите, но в компании Паганни, Бетховена и… – он проглотил «Скрипичного», – я буду чувствовать себя неловко.

И, поклонившись, Александр сбежал по ступенькам со сцены.

4

На следующий день «Газета» восхищалась скромностью Александра, уверяя, что музыка его, как донесло до Города Горное Эхо, ничуть не хуже Скрипичного и других известных и неизвестных горожанам великих композиторов, но Александр предпочитает пока скрывать свой талант, возможно, ожидая подходящего момента явить его миру.

Также «Газета» обнародовала, что Александр пришел на концерт со спутницей, той самой, что сопровождала его в горах.

И в завершение сообщалось:

«Интересный факт: как нам стало известно из неофициальных источников, у Александра аллергия на черемуху.

– Скрипка – лучшее из известных средств от аллергии. Уверена, она поможет Александру, – комментировал врач, а редакция как всегда обещала следить за развитием событий.

В тот же день, а точнее вечер, позвонила и Виола.

– Александр, я хочу показать вам одно удивительное место, феномен которого никто не может разгадать. Там время как будто течет иначе. Хотелось бы узнать ваше мнение об этом… Интересно, встречались ли вы с подобным там, откуда прибыли к нам?

– Что за место такое, Виола? – с улыбкой перебил ее Александр.

– Это сюрприз, – сказала Виола. – Я хочу сама вам все показать и попутно задать несколько вопросов…

– В этом я даже не сомневаюсь. Готовите очередную сенсацию, очаровательная Виола?

– Если вы, конечно, не против ответить на них, – пропустив мимо ушей реплику Александра, продолжала Виола.

– Я не против. Вы меня заинтриговали, что за место такое?

– Вам понравится, – пообещала Виола. – Считайте, что это подарок вам от редакции. Наш водитель заедет за вами завтра в шесть.

– В шесть… – замялся Александр. – В это время я обычно на «Тяв-тяв-шоу»…

– Поверьте, ради этого стоит пропустить один вечер «Тяв-тяв-шоу». Я уже обо всем договорилась. Нас будут ждать.

5

В назначенное время к таверне Ардалиона прикатил фаэтон, запряженный двумя лошадями.

– Никогда не катался в экипаже, – признался Александр.

– Что-то не так? – беспокойно спросил молодой извозчик, которого Виола почему-то назвала «наш водитель».

– Вы, конечно, тоже не скажете мне, куда мы едем? – весело спросил Александр, усаживаясь поудобнее в фаэтон.

– Виола просила не говорить, – с чуть виноватым видом подтвердил парень, – но если вам очень уж…

– Не буду портить сюрприз, – засмеялся Александр. – Скажите только, нам долго ехать?

– Если поторопиться, не меньше часа… Вы ведь еще не были в Старом Городе?

Старый город, как называли старую часть Города, как будто придуманный гениальным ребенком, состоял в основном из одноэтажных и двухэтажных домов, похожих на пряничные, а скорее, игрушечные. Так и хочется, став великаном, повесить их на елку где-нибудь в лесу.

Фасады и боковые стены украшали разноцветные изображения, повсюду красовались нарисованные кошки, хотя самих мяукающих в Городе, где так любят собак, не наблюдалось. Впрочем, последних изображали тоже, хоть и не так часто.

Вообще сюжетов для надомных изображений в Городе множество – этакий огромный вернисаж уличного искусства, где каждый ценитель найдет изображение на свой вкус среди всех этих простых и замысловатых узоров, петушков, жар-птиц, бабочек, цветов, разноцветных зонтиков, а на некоторых домах были изображены домики, выстроившиеся в улицы и целый город.

Явно, в воображении у горожан нет недостатка.

Многие крыши украшали флюгеры в виде единорогов, лошадей, деревьев с крупными цветами.

Надо всем этим многообразием возвышался огромный стеклянный ананас с дверями, но без окон.

У входа в причудливое здание Александра и ждала Виола. Ветер трепал ее полупрозрачное синее платье. Увидев выходящего из фаэтона героя своих хроник, Виола помахала ему рукой.

– Здесь прохладно. Пойдемте скорее внутрь, – легко пожал протянутую ему руку Александр. – Мне не терпится узнать, что там внутри, ведь это и есть сюрприз?

– Да, – довольно и даже торжественно сообщила Виола.

Александр распахнул двери, пропуская вперед спутницу, и оказался в облаке разнообразных ароматов. До самого потолка во множество этажей вверх тянулись растения. Настоящие живые цветущие, плодоносящие небоскребы.

Виола игриво подставила ладонь плоду граната.

– Ведь правда, чудо? – спросила она. – Мне нравится здесь бывать, вот только времени все время не хватает. Но сегодня под благовидным предлогом – репортаж о пришельце из оранжереи – я вырвалась в свой любимый Старый Город. Надеюсь, вы простите меня за то, что я использовала вас как предлог.

– Ради нашего общего дела, спасения бурдаланов от самих себя, конечно, – шутливо поклонился Александр Виоле.

Она, подыграв, присела в реверансе:

– Ради нашего общего дела готова на все, – и, резко посерьезнев, добавила. – Александр… я хотела поговорить с вами о парадоксе нашего мира.

– Значит, следующая статья будет об этом…

– Нет… Не знаю… Это важно не для статьи, это важно для меня самой… Это… вопрос, на который я давно ищу ответ и не могу найти… – Виола даже развела руками, чтобы убедительнее продемонстрировать Александру собственное бессилие.  – Почему здесь, в оранжерее, цветы превращаются в плоды, а на улице никогда этого не происходит?

– Почему вы думаете, что я знаю ответ?

– Потому что вы можете посмотреть на наш мир отстраненно, а я нет…

– Да, это верно, пожалуй…

– У вас тоже так? Все время цветут цветы?

– Нет, цветы у нас становятся плодами.

– Значит… ваш мир – сплошная огромная оранжерея? – радуясь собственной догадливости, предположила Виола.

– Нет, нет, – засмеялся Александр. – Совсем наоборот. Цветы у нас становятся плодами на улице.

– Как странно… – стали задумчивыми глаза-маслины. – Как интересно… А что нужно для того, чтобы цветы стали плодами? Я имею в виду не в оранжерее, а на улице?

– Нужна осень, а сначала лето, тепло, дожди, жара, снова дожди, а потом листья становятся желтыми, красными, даже лиловыми и падают с деревьев.

– Здесь тоже иногда они падают, – сказала Виола.

– Нет, это не то. Здесь же нет ветра, а там он их подхватывает, и они кружатся – много, много листьев.

– Вот так? – засмеялась, закружилась Виола по оранжерее. – Я похожа на синий опавший лист, Александр?

– Синих листьев я не видел, – усмехнулся он.

– А леопардовые?

– Леопардовых много.

– А золотые?

– Их часто называют золотыми, особенно поэты, говорят даже «золотая осень». Но на самом деле никакой позолоты на них нет. Они ярко-желтые.

– Наверное, я говорю и спрашиваю глупости? – заволновалась вдруг Виола.

– Нет. Вы же никогда не видели ни лета, ни осени…

В этот момент Виола казалась Александру забавной, даже трогательной, хотя, конечно, не такой прекрасной, как Гайя.

– А здесь сейчас в оранжерее это что – лето или осень – как вы это называете? Когда одновременно цветут цветы и зреют плоды?

– Не знаю, – задумался Александр. – Наверное, и то, и другое одновременно. В оранжереях времена года перепутаны.

– А снег… как в горах… Он тоже кружится вместе с листьями?

– Первый снег может прийти и с последними листьями, – согласился Александр, – но обычно он выпадает позднее. Зимой.

– Зима? – переспросила Виола, точно пробуя слово на вкус.

– Да, зима, холодная, снежная, но по-своему красивая.

– Снег. Я знаю, как у эйо в горах. Я никогда никому не признавалась в этом, но, знаете, Александр, у меня в горах очень кружится голова, совсем как у бурдаланов, хотя я ведь коренная горожанка. Правда, странно? Но однажды я все же забралась так далеко, что увидела немного настоящего снега, правда, сразу потеряла сознание и пришла в себя уже у Хлои. Эйо перенесли меня туда. Вы же знаете, они очень участливые, эйо. Но, извините, я что-то сегодня болтлива.

– Вы сегодня одна, без фотографа? – спросил, вглядываясь в заросли папоротника, Александр.

– Он заболел… простудился, – добавила Виола. – Ничего страшного. Мы сделаем коллаж, у нас достаточно фотографий и ваших, и оранжереи.

Александр хмыкнул.

– Так вам понравилось?

– Угу, – ответил Александр. – Конечно.

– Ладно, – засуетилась Виола. – Наш водитель отвезет вас обратно в таверну.

– А вы?

– Я еще побуду здесь. Мне нужно обдумать все то, что вы сейчас сказали. Мне кажется, я начинаю понимать… хоть это странно, очень странно…

Виола затерялась в пальмах

6

Утром без особой надежды, а, скорее, уже по привычке, Александр снова отправился к воротам Башни и вдруг с удивлением и даже какой-то непонятной досадой увидел, что замка на них больше нет.

Толкнув ворота, Александр двинулся ко входу в башню.

Внутри нее вела наверх широкая деревянная лестница.

Александр поднялся по ней, тем более другого пути не было, и увидел Часовщика, который был так увлечен чтением книги, что не заметил, как вошел Александр.

Своей аскетичностью комната могла сравниться с пещерой эйо. Из мебели в ней были только стол и табуретки. На одной из них сидел человек такого небольшого роста, что книга в его руках казалась огромной и какой-то особенно значимой. А, может, таковой она и являлась, потому что брови читавшего ее мужчины буквально выплясывали на лице танец изумления, и хотелось подойти сзади и заглянуть через плечо.

Еще немного, и так бы, пожалуй, и поступил Александр, на которого часовщик, кажется, еще долго не собирался обращать внимания, но брови его подпрыгнули еще раз, и книга громко захлопнулась и так же громко ударилась о стол, а брови читающего вытянулись в одну сплошную линию.

«Я знал, я всегда чувствовал!…» – обратился он к вошедшему и сосредоточенно замолчал, вспомнив, что его гость не читал таинственной книги, а значит обсудить ее с ним он не сможет.

Однако счел нужным объяснить Александру свое странное поведение.

– Книгу раскопал некий парень из бурдаланов по имени Рэк, – сказал Часовщик. – Отлично роется в помоях, хоть пока не умеет читать. Очень толковый бурдалан…. Вот он, точно, со временем мог бы стать настоящим Часовщиком!

– Бурдалан Часовщиком? – недоверчиво засмеялся Александр, вспомнив тех троих, убегающих с его одеждой.

– Он дал мне эту книгу на время, и я уже узнал из нее очень много интересного. Я всегда подозревал, что с этим миром что-то не так, но что? Как назло в книге не хватает последних страниц, где наверняка есть разгадка.

Часовщик потряс в воздухе тонкой книгой, отпечатанной на такой прекрасной бумаге, что даже время не смогло ее уничтожить.

– Ясно, – покачал головой Александр. – А вы, вероятно, Часовщик…

– Так меня называют гораздо чаще, чем по имени, хотя зовут меня Юлий. А вы, вероятно, тот самый Александр, о котором все говорят и о котором пишут в «Газете»?

– Да, это я, – нескромно подтвердил Александр. – Здесь, в Городе, говорят, вы знаете все.

– Врут, как бурдаланы! Я не знаю вообще ничего, и сегодня лишний раз убедился в этом.

– Моя история довольно странная. Не знаю, успели ли вы прочитать ее в «Газете»… – не знал, с чего начать Александр.

«Газету» я еще не читал, но слышал сплетни горожан, а это примерно одно и то же. Сначала они читают «Газету», а потом с глубокомысленным видом обсуждают тех, о ком в ней написано.

– Вы тоже считаете, что я пришелец?

– Да, – вздохнул Часовщик, – потому что я и сам пришел оттуда же, откуда и ты.

«Не может быть!», – хотелось радостно воскликнуть Александру, но вместо этого он довольно сдержанно спросил:

– Вас тоже привел сюда заснеженный рояль?

– Нет, – ответил Часовщик. – Я вообще не умею играть на рояле. Собственно говоря, и талантов у меня особых нет – только один, правда, очень ценный здесь. За него мне продают здесь все, что угодно, точнее, попросту дарят, как эйо.

– Что же это за талант?

Часовщик как будто не расслышал вопроса.

– Меня привели сюда часы, – продолжал он.

– Часы? – удивился Александр.

– Огромные часы, белые с позолотой, – сломанные кем-то. Я нашел их в Горелом лесу. И починил. И оказался здесь.

Часовщик вздохнул.

– Я не знаю историю тех часов. Тот белый заснеженный рояль когда-то был самым обычным роялем, – сказал Часовщик, – но «самый обычный» явно не то, что устроило бы его создательницу, с которой вы уже успели познакомиться. И она отдала его дождям и ветрам – гениальнейшим из всех музыкантов, и однажды в грозу рояль стал больше, чем рояль…

Каждый, кому посчастливилось играть на нем, оказывался именно там, где должен быть в данный момент, получает тот опыт, который поможет достичь гениальности. Кем вы были в том мире?

– Пианистом, – ответил Александр.

– А я часовщиком. Вот видите, привести сюда может что угодно – то, что любишь, то, в чем знаешь толк…

– Значит, оно же может и вернуть обратно! – вскричал Александр. – Я нашел здесь такой же рояль… заснеженный рояль. И я сыграл на нем, но… – Александр развел руками. – Но почему-то по-прежнему здесь. Значит, я играл недостаточно вдохновенно?

– Нет, дело не в этом, – возразил Часовщик, – а в том, что еще не время. У тебя появилась какая-то миссия, и когда ты исполнишь ее – вернешься обратно. Заснеженный рояль не возвращает кого-то куда-то немедленно. Достаточно сыграть на нем, чтобы сонастроиться с зимним временем, временем нашего мира, дальше он все сделает сам.

– Но как же я узнаю, что это за… – поперхнулся словом Александр, уж слишком возвышенно оно звучало для того, кто просто праздно слоняется по незнакомому миру, – миссия?