Сансара, тормози! Продолжение

– Ну с правами ты загнул. У меня есть право. Напомнить тебе?

Я неожиданно для себя весьма ловко извлёк из пространства Книгу, открыл ее и прочёл:

– Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе9. – поднял на него глаза и добавил: – Это Спаситель сказал! Вопросы есть? Вопросов нет!

– Есть вопросы! И их много. – с ухмылкой проревел демон. – Эта семья, семья проклятых. И всякое наказание, которому они подвергнуты, законно. Они колдовали, убивали, крали, присваивали, хитрили, лгали, завидовали, блудили… – перечислял демон с видом счетовода, загибая свои пальцы с когтями.

– Стоп! – резко сказал я. – А то тебе сейчас придётся загибать пальцы на ногах. – и засмеялся, потому что представил себе эту картинку.

Демон на секунду задумался и заржал.

– А-а-тставить! – скомандовал я. – Мы же не шутки тут шутить собрались.

– Сам первый начал. – обиженно засопел бес.

– Ладно! Проехали! – примирительно сказал я. – Было. Согласен. Итак, почему не должна быть прервана череда проклятий в этом роду?

– В двух родах! – поправил меня демон, подняв верх два уродливых пальца, увенчанных метровыми когтями. – Обе линии несут на себе проклятие.

– Без разницы. – с нажимом ответил я. – Ты был бы прав, если не одно но. Аршак крещён! И тем самым искуплен от проклятия закона. У тебя нет прав на него.

– Ах вот ты как повернул, смертный! – начал заходиться от возмущения бес…

– Ещё раз назовёшь меня смертным, и я поселю тебя в камень где-нибудь в горах Куньлунь10. И самым большим событием в твоей жизни на ближайшие тысячу лет будет суслик, который описает тебя. Понял? – с угрозой выпалил я.

Демон залупал глазами и, видно, прикинув перспективы, покорно склонил голову.

– Больше не буду! Прости! – проворчал он нехотя.

– Вопросы есть? Вопросов нет! – произнес я. – Выметайся из парня. Чтобы духу твоего там не было. —

– А можно вопрос? – спросил демон и, увидев мой кивок, проговорил: – Если крещение и приятие Христа искупает от родового проклятия закона, почему твой подопечный не был освобождён в момент крещения? —

– Вот ты валенок! – разочарованно сказал я. – Этого никто не просил. Об этом никто не молился. Вспомни разговор Господа с Иезекиилем11. Что сказал Бог?: – «изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! слушайте слово Господне!» Никто не прорёк этим людям, что они свободны от проклятия. Вот вы там всей гурьбой и веселились. Аферисты!

– Вот оно что. – проворчал демон.

– Ты мне глупенького тут не строй. Сам все прекрасно знаешь. Истреблён народ мой будет от недостатка ведения. – ответил я, цитируя Писание. И добавил: – А вы, аферисты, этим пользуетесь!

– Ну дык они сами знать своих прав не хотят. А с нас какой спрос? – равнодушно протянул бесяра.

– Так! Ты мне тут мики-баки не забивай. Выходи уже.

– Так я уже! Жду твоего вердикта. – покорно произнёс он.

Я в одно мгновение собрал его в комок, затянул на руку и, воздев очи ввысь, спросил у Господа:

– Отче! Куда его?

И отовсюду раздался могущественный глас: – Ты знаешь!

Я знал. Честно говоря, беса было немного жаль. Но я понимал, что меня бы он не пожалел. Я вздохнул и вернулся в реальность. Все смотрели на меня.

– Что-о-о-о? – спросил я. – Напугал кого? Орал?

– Нет! Нет! Все было в рамочках. – успокоила меня Глаша.

– Аршак, глядя на вас, молиться начал! – с улыбкой, полной умиления, проговорила Лусинэ. – Отче наш читал. И еще что-то…

– Надеюсь, не мне молился! Аршак! Кому ты молился? – спросил я.

Аршак был, как зачарованный, и ничего не отвечал. Смотрел на всех светлыми глазами и улыбался. Но это была совершенно другая улыбка.

– Паша! Не переживай. – успокоила меня Глафира. – Он Боженьке молился. Просто смотрел на тебя.

– Ну тоди12 ой! – весело выпалил я и, повернувшись к Лусинэ с сынком, добавил: – Ну теперь, мамаша, инструкции на ближайшие полгода.

Мы договорились, что Аршак пойдет на полгода послушником в монастырь. Пусть поработает ручками и побудет среди людей, ищущих Бога. А Лусинэ я пообещал подготовить молитву об обоих сыновьях. Потому как Глаша сказала, что реакция Матоса на освобождение Аршака будет непростой. Вообще, и она, и ее дети нуждались в системной молитве. Более того, требовалась серьезная молитва и за почившего супруга. Может быть, даже большая, чем за живых.

Мы прощались и, когда Лусинэ со своим богатырем ушли, я посмотрел на Глашу и спросил:

– Как думаешь, они будут идти вперёд или через некоторое время все забудут и снова вернутся в прежнее состояние?

– Иезекииль! Если ты не скажешь, то эти кости не оживут. – ответила она с насмешкой.

Я хлопнул себя по лбу, потом приложил руки к груди и с благодарностью посмотрел на Глафиру.

– Что бы я без тебя делал? – в сердцах сказал я. – Спасибо тебе огромное. – после этих слов, я воздел очи к небу, а точнее в потолок и произнёс краткое исповедание о том, что Аршак целостен, сам себе хозяин, и о том, что Тот, кто в нем, больше того, кто в мире, и что нечистый не смеет прикасаться к нему.

…

Мы вышли из офиса. На сердце было так хорошо и радостно, что хотелось петь.

– Ты, наверно, газика хочешь? – спросила Глаша.

– Очень! Баночку! – закивал я, как китайский болванчик.

– Но только диетическую. Без сахара. – строго добавила Глаша.

– Пофик. Лишь бы газик был, и бурбашки в нос шибали.

03. Раздайся, море

Если пожилой мужчина хорошо танцует, значит он прожил жизнь негодяя.

(Японская мудрость)

Был прекрасный субботний вечер. А чем еще заняться правоверным христианам в субботу? Особенно после того, как первая звезда засияла на небосклоне. Правильно! Паша и Глаша отправились в кино. И не в какое-нибудь двенадцать Дэ, где все гремит, и гееватые чернокожие герои спасают миры от белых мерзких цисгендерных гомофобов. Или мужественные решительные и цветные женщины, выжигая все вокруг огнём и мечом, разрушают коварные планы этого мира, который подчинили себе отвратительные белые мужчины. Нет! Мы шли в сквер Эльдара Рязанова сидеть на лавочках и смотреть «Ленин в октябре»13. И были мы не одни. С нами прибыли: термос моего фирменного чаю, четыре сэндвича с куриной грудкой, салатным листом, огурцом и майонезом (вот только не надо начинать тут свой ПП) и пачка влажных салфеток на случай аварии.

Мы с Глашей испытываем теплейшее чувство к старому кино. Можно было, конечно, скачать любой фильм и запустить его на большом экране телевизора в гостиной, но это было не то. Нам хотелось события. Благо этот прекрасный уличный кинотеатр был в паре кварталов от нашего дома. Собрать рюкзачок с перекусом и чаем было делом нескольких минут, и мы частенько отправлялись в скверик на Фрунзе к музею Рязанова, чтобы глянуть какой-нибудь старый фильм.

«Ленин в октябре»? Да хоть «Ленин на Йом-Киппур»14 или «Ленин в Атлантиде». Нам все было в радость.

Мы кусали вкуснейшие бутерброды, прихлебывали терпкий крепкий чай, благоухающий грейпфрутом, бадьяном, корицей и сушеными цукатами. Глаша изредка спрашивала о неизвестных ей личностях, героях фильма. Понятное дело, в ее школьные годы о Ленине и о революции уже не рассказывали. Учебники, писанные птенцами Джорджа Сороса15, рассказывали совсем другую историю. Унизительную и чужую.

– А кто это с бородкой в военном френче? – спросила Глаша.

– Дзержинский. Феликс Эдмундович. – ответил я, стараясь не сильно отвлекаться от сюжетной линии. – Очень серьёзный дядька.

– Хороший? – спросила Глаша, заглядывая мне в глаза.

– Ты знаешь, тут однозначного ответа быть не может. Одно время он активно поддерживал Троцкого…

– Это того, что ледорубом?

– Да! Но потом изменил свое мнение. Был на очень серьезных государственных постах. Более всего известен как создатель будущего КГБ. Но на мой взгляд, – сказал я, задумавшись: – Много важнее, что Дзержинский инициировал борьбу с детской беспризорностью. А беспризорников после Первой Мировой войны, революции и Гражданской войны было несметное множество. И шанса обрести человеческую жизнь у них почти не было. А советская власть взялась за их социализацию и, ты знаешь, на мой взгляд сделала невозможное.

– Надо же. Расскажешь мне потом поподробнее? – спросила Глафира. Ее всегда волновали вопросы, связанные с детьми и их воспитанием.

Фильм кончился, Зимний взят, Ленин сообщил, что «Геволюция свегшилась», и мы медленно побрели домой, обсуждая увиденное. Глаша попросила меня рассказать подробнее о беспризорниках, Дзержинском и о том, как Россия с этим справилась.

Я, напрягая память и выуживая из ее глубин воспоминания, рассказывал о детских домах, о том, как беспризорников вылавливали и загоняли в них. О самоотверженных людях, которые посвящали свою жизнь перелицовыванию погибающих душ. Ведь эти дети росли, формируя понятия добра и зла, опираясь только на свой далеко не счастливый опыт. Они никому не верили, и благие порывы советской власти сталкивались с их отчаянным сопротивлением. Я вспомнил «Республику ШКИД»16, Макаренко17, Сухомлинского18 и, конечно, Дзержинского.

– Понимаешь, Глашенька, дети получили шанс. Возможность стать человеками. Не все воспользовались этим. Но многие получили настоящую путевку в жизнь. И использовали её на все сто.

– Здорово! Радостно очень. – Глаша посмотрела на меня и спросила: – А почему сейчас, когда есть все возможности, ни учиться, ни развиваться, ни достигать чего-то значимого не хотят?

– Расслабились! Это свойство неразвитых личностей с одной стороны, а с другой – тех, кто не являются человеками. Человекообразные. И те и те при первой возможности избирают путь пуза, путь потребителей. – заключил я и добавил: – Они слились в едином порыве – потреблять, не напрягаясь. Потребление как смысл бытия. И если человекообразные иначе просто не могут, то людям, наделённым душой, но душой несовершенной, очень притягательна философия потребительства. Соблазнительно же, не напрягаясь, ничего не производя, жить всласть. Более того, такова идеология этого мира. И крайне сложно ей противиться. Потому как, что?

– Что? – как эхо повторила Глаша.

– Дерьмо полезно. Миллиарды мух не могут ошибаться. – со смехом ответил я. – Точно такой же механизм используется инфернальными паразитами для распространения идей однополой любви и прочих извращений. Поди разберись что есть зло, а что добро, когда это много лет как норма бытия.

– Ну так-то да… – огорчённо протянула Глаша на самарский манер.

Мы еще немного обсудили похождения Ильича в октябре семнадцатого и зашли выпить кофе в одну милую кондитерскую. Как только сделали заказ и разместились у окошка, мой телефон вздрогнул от короткого жужжания. Пришла смс от одного нудного клиента. Он записался около месяца назад и каждую неделю писал смс с одним и тем же вопросом: «Моя очередь не подошла?» Я, сдерживая ехидство, копипастил свой предыдущий ответ «Срок ожидания приема три месяца».

– Удивительный человек, этот Виктор! – сказал я Глаше в ответ на ее вопросительный взгляд. – Месяц назад записывался и уже, наверное, раз пятый устраивает чат-террор мне. Сейчас будет писать, что он имеет все основания для внеочередного приема.

Не успел я договорить, как телефон снова зажужжал… Пока мы ждали свой заказ, пироженки и кофе, я вступил в переписку. Конечно, я мог его попросту вежливо отфутболить и, возможно, даже заблокировать, но почему-то не делал этого. Глаша говорила, что я всегда терпимее отношусь в мужчинам-клиентам, чем к женщинам. Возможно. Не знаю, но этого наглого типа я не стал блокировать. Переписка шла полным ходом. Глаша искоса поглядывала то на меня, то на экран телефона и улыбалась.

В: Я же написал, что мне надо срочно.

Я: Этого недостаточно для срочного приема.

В: Мне действительно надо срочно. Пойдите навстречу, пожалуйста.

Я: Почему?

В: Что почему?

Я: Почему я должен раздвинуть очередь, отказать кому-то и пропустить Вас раньше тех, кто терпеливо ждет своей очереди?

Прошло пять минут.

В: У Вас на сайте в правилах написано о причинах для срочного приема. Моя ситуация там есть.

Я: Там еще написано, что ее надо описать.

В: Я написал.

Я: Вы просто написали, что надо срочно, и Вам удобно в выходной в час дня.

Я хорошо помнил это письмо, полное чванливости и самоутверждения. Обычно просьбы, написанные в такой форме, уходят в корзину без разговоров, а телефон кидается в особый список, но в этом случае меня что-то останавливало.

В: А этого мало? Раз человек просит, значит нуждается. Значит, у него серьезные проблемы.

Я: Верю. Но к нам все приходят с проблемами.

В: Я не хочу вам писать о своих проблемах заранее. Я хочу проверить ваши способности. Вы их должны доказать.

Я: Мы должны? Вам? Что и сколько?

В: А как вы хотели?

Я: Вам лучше поискать других специалистов. Мы не сможем вам помочь. Всего Вам доброго.

В: Понятно. Вы аферисты. Бог вам судья.

Прошло пять минут.

В: Простите. Я просто в замешательстве. Я не хотел вас обидеть. Не удаляйте меня из очереди, пожалуйста.

Я: Все на усмотрение Глафиры.

Принесли кофе и пироженки.

– Вот зачем ты с ним переписываешься? – спросила Глаша насмешливо. – За стеной самовлюблённости и ханжества никого не слышно. Он тебя не понимает. Ты только злишь его… – заключила Глафира.

– Да понимаю, – недовольно проворчал я, стесняясь собственной бесхарактерности. – Вот честно, не знаю, почему с ним переписываюсь. Ты же меня знаешь, в одной руке топор, в другой – шашка. Хрясь-бжжжик и досвидос. А тут просто мямля какой-то. Может, Боженька что-то хочет для этого муд…

Глаша резко посмотрела на меня.

– …чудака, я имел в виду. – и добавил тихо: – Только на букву «М».

Глаша погрозила мне пальцем.

– Не сквернословь. И не опускайся. Не к лицу это тебе и не к статусу. – сопроводила жест моя напарница. – Ты Божий человек, и не пристало тебе оскорблять кого бы то ни было. Не ходи на поводу у бесов.

Она была права. Спорить и оправдываться смысла не было.

– Господи, прости меня. За то, что поддался раздражению и осудил человека. Во Имя Иисуса Христа! – покаялся я.

Глаша посмотрела на меня и, чувствовалось, что сердце ее начало размягчаться. Я взял ложечку, отломил кусочек пироженки и протянул Глаше.

– Попробуй мою. А я твою попробую. Если ты не против?

Мир был восстановлен, и жизнь вошла в привычное русло. Я для себя определил, что Виктора удалять из списка не стану, а когда придёт очередь, отдам решение на Глашино усмотрение.

Глаша после краткой задумчивости усмотрела. Когда подошла очередь, Виктор был записан, и время было назначено. При записи он, испытывая мое терпение, немного покапризничал, выбирая время и день приема. Попытался предупредить, что может задержаться. Но все его попытки установить свои правила были основательно разрушены и нивелированы моей непробиваемостью. Он меня откровенно раздражал, но я терпел… Спросите почему? Не знаю. Ответ на этот вопрос лежал где-то вне моей юрисдикции. Но самое удивительное, что Виктор мою сдержанность и терпеливость воспринимал как должное. Было понятно, что в его мире иначе не может быть.

Дверь распахнулась, и в приемную вошёл, точнее, вплыл он. Ну и типаж, – подумал я. На просьбу надеть бахилы Виктор глянул на меня, как на надоедливого швейцара. Снисходительно и немного презрительно. Не считая нужным пререкаться с челядью, он с недовольным видом выбрал себе бахилы, уселся на диван и погрузился в свой телефон. Надевать бахилы не стал.

– Наденьте бахилы, пожалуйста! – терпеливо повторил я.

Виктор не удостоил меня вниманием, немного смял бахилы в руке и продолжил что-то читать на экране смартфона. Я повторил свое требование. Он поднял свои ярко синие глаза, обрамлённые не по-мужски длинными ресницами, и сказал:

– Надену. Я обязательно надену. Когда пойду на прием. – с расстановкой и тоном, которым разговаривают с глупыми детьми, ответил Виктор.

– Виктор! Наденьте бахилы. – повторил я, включая во внешне спокойный голос определённые ноты и тембры, которыми крайне редко приходится пользоваться. – Здесь и сейчас!

– Что вы себе позволяете? Командуете здесь, распоряжаетесь. – довольно громко начал Виктор.

Я не дал ему договорить, приложил палец к губам, и указал на дверь в кабинет Глафиры.

– Тише! Идет прием. Ваши возгласы могут помешать Глафире. – спокойно ответил я и добавил. – Бахилы!

Виктор засопел. Недовольно, обиженно. Насупил брови, хотел что-то сказать. Хлесткое, оскорбительное. Чтобы поставить хама на место, но вдруг сник и начал, кряхтя, натягивать наши синенькие в белый горошек весёленькие бахилы. Затем посмотрел на меня с вызовом, как бы вопрошая: – Удовлетворено ли мое плебейско-лакейское естество? Мой внутренний лакей плебейского происхождения был полностью удовлетворен. Но я для себя решил, еще один фортель с его стороны, я за шкирку выставлю его из кабинета. И, может быть, даже дам пенделя. Но это вряд ли. А так хотелось. И не только пендель. А еще в животик прорядить и в ушко…

– Господи! Дай мне Духа сверхъестественного терпения для этого человека. Надеюсь, его приход Тебе действительно нужен. – проговорил я про себя и погрузился в свою книгу.

– Любезнейший! – обратился ко мне барин тоном стареющего бонвивана на курорте в Ницце. – Я хочу знать, умеет ли Глафира решать вопросы?

«Любезнейший». Каков фрукт? Я держался…

– Уважаемый! – ответил я с притворной слащавостью, – На вопросы обычно отвечают, а решают задачи. Как мне кажется.

Я понимал, что мой ответ наверняка выведет его из себя, и ждать всплеска оскорбленного самолюбия смысла не было. Я начал было подниматься со своего места, размышляя о том, как его выносить, когда внутри раздался голос: – Не гони его! Я слегка опешил и снова сел. На удивление мне легко удалось переключить зрение, и я увидел Ангела. Он стоял посреди приемной и своими крыльями загораживал от меня этого чудака. Я кивнул головой, давая понять – команда усвоена и принята к исполнению. Ангел улыбнулся и сложил крылья. Тогда я смог увидеть гостя.

Картинка меня, видавшего всякое, ввела в ступор. На месте, где должен был находиться человек, сидел жирный демон. Он был будто из слизи или гноя. По его телесам все время что-то текло, вниз и вверх, перемещалось и суетилось. Я присмотрелся и увидел, что он весь покрыт мелкими бесенятами, которые сновали по нему с завидным проворством.

Стало стыдно! Я сидел и пререкался с бесом. Более того, хотел его выставить в ручном режиме. Тоже мне бесогон. Фраер. Дешёвый фраер. Так проколоться. И тут меня шарахнула мысль: – А как он вообще сюда попал? Понятно, что где-то во всем этом нагромождении бесовского мусора еще теплилась жалкая душонка, но она совершенно не могла иметь своей воли. И я, не выпадая из духовного мира, спросил у беса:

– Ты чего сюда приперся, хороняка?

Бес ничего не ответил, только грустно кивнул на ангела. Я перевёл взгляд на этого пушистика. Он скромно стоял около двери в кабинет Глаши, будто дожидался своей очереди. Крылья его подрагивали, а на устах блуждала улыбка.

– Дружище! Может пояснишь, что тут происходит? – спросил я у астральной белоснежки. – Не таись, мой свет.

И тут это небесное существо, которое кажется неземным и нежным, своими перышками вводя в заблуждение всякого, кто может его лицезреть, выдало глубоким басом:

– Павел! Отец хочет, чтобы ты разлучил этого человека с этой нечистью.

Слава Богу, что разговор шёл в подпространстве, иначе этот небесный Шаляпин повыносил бы все окна и двери своим голосищем. Упитанный румяный ангел больше походил на подростка из очень благополучной семьи, где были две бабушки. И обе считали, что ребёночек недоедает.

– Понятно! – смиренно ответил я и добавил: – А бедолага-то сам хочет? И вообще он еще что-то может хотеть?

– Не заботься о том, что вне твоей компетенции. – кратко пробасила крылатая душка. – Твоё дело проречь в этот мир Слова от Духа Святого.

– Есть! – сказал я и вскинул руку, отдавая честь, а после обратился к гнойному слизню: – Слышал чудило! Тебе пора! Вон Сам озаботился этим человеком. Смотри, какого посланника прислал. Красавец, блондин, глаза голубые. Настоящий ариец. – начал разглагольствовать я. – Может, сам выйдешь? Прямо тут?

– Не могу! – ответило чудище. – Я к нему проклятием привязан. Уже давно сбежал бы, если бы мог от этого г… на.

– Ну тут без пол-литра не разобраться. – проворчал я. – Пусть Глаша смотрит сначала.

Раздался звук таймера, который возвещал окончание приема. Я вернулся в реальность. Гость сидел, как парализованный, уставившись в одну точку. По моим соображениям, он смотрел туда, где стоял ангел. Выпроводив клиентку, я заглянул к Глафире. Она поманила меня пальцем и попросила закрыть дверь.

– Что там у тебя происходит? Что за бесы, что за ангел? Кто орет? – немного взволнованно спросила Глаша.

– Клиента почти нет. Демон здоровяк. Противный, жуть. Хотел выгнать, но его приволок ангел. – скороговоркой выпалил я.

– Поняла. – задумчиво сказала Глаша. – Значит, орали не здесь. Просто представь – я сижу, разгребаю завалы клиентки, а тут галдеж. А кто басил-то?

– Та то ангел. Видно, раньше у Шаляпина был хранителем. – ответил я, и мы оба прыснули. Тихонько, как мыши, нашедшие заначку хозяйского кота. – Как считаешь, мне сразу с ним заходить?

Глаша призадумалась, помотала головой и вышла в приемную. Осмотрелась и сказала:

– Ну что? Пойдёмте! Уже пора.

Комплексная проблема, понурив голову, покорно встала, бессмысленно крутя головой, вошла в кабинет. Глаша закрыла двери. Присутствия ангела в приемной я не почувствовал. Видно, пошел за подшефным.

Я присел в кресло и стал размышлять. Чудны дела Твои, Господи! Как только я был готов погрузиться в свои думы и осмыслить происходящее, которое однозначно выбивалось из нашей обыденности, как снова почувствовал присутствие. Присмотревшись, я различил и ангела, и беса, стоящих у двери. При этом бес был запеленат в какие-то ленты света. Стоял, покорно понурив голову. Ну или что там у него вместо нее.

– Неужто ты его сам вынул? – спросил я ангела.

– Нет! – заулыбался ангел. – Я его временно изъял, чтобы Глашеньке было с кем поговорить.

– Что-то новенькое. – задумчиво пробормотал я.

Ангел улыбался чему-то ему одному понятному и продолжал выпускать из своей левой руки световой лучик, который медленно превращался в какой-то тягучий, постоянно переливающийся световой канат, и он накладывался петлями на демона одной за другой. Я заметил, что при этом пут на демоне больше не становилась. Было ощущение, что новые кольца света накладываются вместо исчезающих, наложенных ранее.

– А куда исчезают путы? – спросил я, удивленно глядя на эту картинку.

– Тают. – не прекращая улыбаться, ответил он. – Мы не можем вмешиваться с конечным результатом. Это ваш мир. И вы должны тут разбираться сами. Вам Господь дал все для этого.

Я задумался. Его слова мне были понятны. И все как бы обоснованно. Но я знал ситуации, когда ангелы вмешивались и делали это весьма конкретно.

– То, о чем ты сейчас думаешь, были исключительные случаи. – ответил он, читая мои мысли. – Просто Отец не нашёл никого, кто бы исполнил Его волю и прорёк её в этот мир для исполнения. – он, как показалось, грустно и разочарованно вздохнул и добавил: – Вот тогда приходим мы.

Мне показалось, что он не совсем искренен в своём разочаровании. Я хитро посмотрел на него и заулыбался.

– Что-о-о-о? – протянул ангел настороженно.

– Ничего, ничего! – успокоил его я. – Мне просто показалось, что ты радуешься, когда не находится человека, и Боженька поручает вам, крылатым, делать нашу работу.

Я видел, что он смутился. Пухлые щечки стали заливаться розовым, словно под его кожей и вправду текла кровь. Он потупил глаза и, не глядя на меня, ответил:

– Нам действительно немного обидно, что Бог вас, таких несовершенных, таких эгоистичных, таких грешных поставил выше нас.

– Понятно! – ответил я, теряя интерес к разговору.

– Что тебе понятно? – спросил с вызовом ангел.

– На чем Сатана развёл треть твоих братьев. – сказал я, наполнив свои слова жесткостью.

– Кто бы говорил… – возмутился мой собеседник. – Да почти каждый из вас ходит на поводу у бесов.

– Ты прав! Тут не поспоришь. – согласился я. – Но ни один из нас не помнит о том, что когда-то видел Отца, что был Им сотворён, что имел счастье прикоснуться к Нему. Мы приходим в этот мир обнулёнными. А вы отступили от Отца и предали Его, имея величайшее счастье лицезреть Его и купаться в лучах Его славы. Или я что-то путаю?

– Я не предавал Бога никогда! – возмущённо начал было ангел. Но я поднял руку и сказал:

– Не будем о грустном. – и добавил: – Ты кольца-то крути. Не забывай. Вон товарищ уже почти освободился.