В пограничном слое

Где-то вскоре после возвращения с Кольского я в книжном магазине обратил внимание на небольшую книгу в отделе географической литературы. Ее название показалось странным – «Зажгите костры в океане», а имя автора – Олег Куваев – мне ни о чем не говорило, однако что-то заставило проявить к ней интерес и взять в руки. Сначала я ее полистал в разных местах, и какие-то фразы автора сразу легли в сознание как семена в подготовленную почву, затем познакомился с аннотацией. Там говорилось, что Олег Михайлович Куваев, молодой геолог и геофизик, несколько лет проработал на Чукотке и острове Врангеля и что это его первая книга, включающая повести и рассказы. Узнанного было достаточно, чтобы приобрести ее.

Повести мне понравились, хотя я нашел, что для автора с таким суровым экспедиционным опытом в них было несколько больше романтизма (упаси Бог – я никогда не был против него), чем позволяла действительность, исходя именно из моего фактического опыта, и я заподозрил, что это было сделано специально, чтобы увеличить шансы произведений на публикацию. Рассказы же, особенно два из них: «Где-то возле Гринвича» и «Чуть-чуть невеселый рассказ» меня просто потрясли. Они были настолько великолепны, что я отдал свои симпатии Олегу Куваеву на всю жизнь. Это было именно то, что должен был видеть в людях и окружающем мире человек с его опытом – и ничего наносного. Принудительная сила бытия, которую он столь мастерски описал, равно как и деятельность людей, занятых повседневным трудом в почти предельных условиях выживания и проявляющих в них упрятанное от внешних глаз свое неизменное внутреннее благородство – вот чем просто веяло со страниц этой книги, изданной в Магадане.

В рассказе «Где-то возле Гринвича», где описывалась жизнь и работа четырех людей, заброшенных на крошечный остров Шалаурова в Ледовитом океане, на выносной метеорологический пост во время летней морской навигации – меня буквально все заставило видеть происходящее там своими глазами, хотя в действительности я видел свосем другую и более капитальную полярку в Слюдянке, а не на этом острове. Но в мелочах всё их устройство и быт были в них похожи и даже идентичны, что бы ни взять: такой же телеграфный ключ Морзе, а рядом с ним самодельная «дрыга», позволяющая передавать сообщения чуть ли не вдвое быстрей, чем ключом, и карабин системы Мосина с расхлестанным за время долгой эксплуатации при плохом уходе стволом, и антенны на деревянных мачтах, которые ураганный ветер вполне способен сломать и которые надо вновь ставить своими силами – ведь никого на помощь не пришлют, а главное – все те же стандартные вахты и сеансы связи с метеорологическим центром, которому в высшей степени наплевать, у кого какие настроения в тесноте и однообразии быта на брошенной всеми людьми в полную изоляцию станции. Этот центр одно беспокоит – чтобы сводки поступали регулярно, а в ряде случаев даже чаще, чем обычно, если этого требует морская и аэронавигация или буйствующая погода. В начальнике поста Гешке Видмеденко я почти узнал слюдянского Жору Дубровку. Если можно сроднить читателя с героями литературного произведения и реалиями их жизни больше, чем это удалось Куваеву, то я этого просто не в силах вообразить. Подобное же оказалось по плечу только еще одному великому писателю-биологу-охотоведу Андрею Скалону, а еще несколько отличных писателей к такому уровню лишь приближались. С выходом в свет каждой новой книги Олега расширялся мой полярный кругозор, да и человеческий тоже. Прочитав его второй сборник, я не удержался и написал ему письмо, в котором высказал то, что думаю о его творчестве, указав вещи, которые особенно впечатлили меня. Письмо я послал в редакцию журнала «Вокруг света», где временами появлялись рассказы и очерки Куваева, с просьбой переслать его автору. Благодарю даму-редактора, которая это сделала. Олег откликнулся на мое письмо довольно неожиданным признанием, что я его здорово поддержал в собственной уверенности в том, что лучшие его вещи – именно те, о которых говорил я, а не те, которые выделяют и превозносят окружающие. Я никак не мог понять, что же это за люди-критики, литработники, друзья, наконец, если они не могут отличить алмазов – пусть и не от пустой породы, то хотя бы от золота и серебра? Ведь все истинные достоинства Куваевских произведений просто сами бросались в глаза и не требовали, чтобы кто-то кричал о них, а тем более чтобы они еще больше побуждали хвалить что-то другое. Однако уж если Олег поделился со мной этой читательской и критикательской аберрацией, невнимательностью и желанием «поправить» направленность писаний превосходного творца, значит, такое явление действительно имело место, и мне следовало запомнить и записать это не только на счет Олега, но и на мой собственный счет тоже. Я еще не раз и не два открывал у Куваева то, что уже сам наблюдал в разных отдалённых или труднодоступных местах. Тишина, «от которой ломило уши», как о том писал Олег в нескольких рассказах и очерках о севере острова Врангеля, была одним из признаков того же абсолютного отсутствия людей, с каким я столкнулся в первый раз на озере Черном в верховьях притока Стрельны, а затем уже в другом, но не менее выразительном варианте в верховьях реки Долсы в самом сердце Баргузинского хребта, там, где она вытекала из подпертого древней мореной горного озера, по берегу которого бродила громадная медведица с двумя медвежатами, ворочая камни в поисках ручейников или иной пищи, пока не учуяла нас и не помчалась как скаковая лошадь наверх выяснять, что там такое, предварительно угнав медвежат куда-то в русло Долсы. Это было зрелище – как карьером неслась вверх по крутому склону сквозь заросли ерника, в котором люди бредут со скоростью от силы полтора километра в час, зрелище прекрасное и пугающее. Она остановилась на нашем уровне в пятидесяти метрах по ровной поверхности, где уже не было никакого ерника. Эту дистанцию она могла проскочить в три-четыре секунды. Мы – то есть я, Ваня и его жена Лариса, стояли неподвижно, я с ружьем, Ваня с топором, Лариса без ничего – и ждали. Некоторое время и медведица неотрывно смотрела на нас – громадина с большую корову, только с когтями, зубами и ловкостью, с которыми лучше было не связываться. Затем, что-то решив про себя, медведица крутанулась на месте и устремилась вниз с той же скоростью, с какой она поднималась к нам. Напряжение, возникшее в ожидании схватки с непредсказуемым концом, отпустило не сразу. Действительно ли она впервые столкнулась с людьми, но не захотела знакомиться с ними поближе, или, наоборот, очень хорошо понимала, что они могут собой представлять, но она выбрала лучший вариант из двух возможных – не нападать, а мы – то есть я – не стрелять раньше времени, пока агрессия не станет фактом. Нам всем было предельно ясно, что хозяйка положения здесь она, а не мы, и в ее воле поступать с нами так, как ей заблагорассудится, но отнюдь не нам. Слава Богу, рассудила она хорошо сразу за обе заинтересованные стороны. А мы, еще недолго полюбовавшись замыкающими долину хребтами с озером на ее дне, поснимав фотоаппаратом и набросав кроки, поднялись к перевалу на ручей Разбой и ушли из медвежьего дома. Кто-кто в теремочке живет?.. Конечно, в пограничном слое между жизнью и смертью вполне можно было оказаться и там, в сплошных зарослях кедрового стланика, где наша подвижность была бы ограничена еще в большей степени, но и без того свое превосходство мать-медведица из ущелья Долсы, в котором мы не встретили никаких следов человека, доказала нам в полной степени. Так выяснилось, что столкнуться с безлюдьем лицом к лицу – это совсем не просто для выросших в обществе людей. Только единицы из них были как будто созданы для того, чтобы жить анахоретами, отшельниками (мне даже пришло в голову, что само слово «отшельник» произошло от слова «отсельник» – в смысле человека, отселившегося от людей). Какой-то процент населения Земли существенно ощущает необходимость бывать в дикой природе, в ненаселенке, хотя и не приспособлен к тому, чтобы постоянно находиться в ней (видимо, к этому типу принадлежу, в частности, и я). А основная масса людей подобной тяги не испытывает, а если и выезжает любоваться природой, то желает и требует, чтобы там был обеспечен полный комфорт в жилье и все удобства для неутомительного обозрения экзотического окружения, должно быть, в последнем случае в поведении людей обнаруживается наивысшая тяга к ощущению устойчивости бытия, которого при подлинно полном общении с природой и стихией просто не бывает и даже не может быть. Им хочется исключить для себя пребывание в пограничном слое, где возможны любые проявления неустойчивости жизни, хотя и там, куда они стремятся, по большому счету абсолютных гарантий защиты от любых неприятных случайностей тоже не может быть. И все же во время комфортабельного «отдыха душой» их нет-нет (а то и постоянно) гнетёт мысль о какой-то иной неустойчивости – на работе, в семье, в любви, беспокойство или сомнения по поводу оставшихся дома детей или предков – словом по поводу кучи проблем, среди которых вынужден постоянно жить и действовать человек со всеми своими устремлениями, бомбардирующими его череп изнутри сомнениями, тревогами, неосуществленными желаниями – независимо от того, чем и как он занят, где находится и чем увлечен. И если кому-то удается не попадать в какой-то один пограничный слой с не очень приятными или неподходящими свойствами пребывания в нем, то он, тем не менее, окажется в каком-то другом, где ему тоже не всё будет приятно и легко. Куда ни кинь – всё клин! А это значит, что проблема выбора для всех живущих на Земле не в том, чтобы достичь «ламинарного успокоения», уйдя из слоя вихревых блуждающих и неустойчивых струй, а только в том, чтобы найти в этом мире наиболее подходящие для себя области турбулентности близ поверхности любимой и родной планеты, где можешь совершенствовать умения обитать в нем, подвергаясь всему, что Господь ни пошлет, и именно там исполнить свое высшее призвание, которое сперва еще надо познать и обрести.

Глава 3

В разных слоях общества вихревые процессы проходили по-разному. В постсоциалистическом российском государстве появился более чем любопытный и достаточно многолюдный разряд людей, которых прежде практически не было заметно. Его образовали новые сверхбогачи и просто скоробогачи. Их денежные состояния сделались вдруг столь велики, что их обладатели похоже, вообразили, что оторвались от грешной Земли и даже поднялись над пограничным слоем. Им уже мерещилось, что вихри, которые их вознесли на недосягаемую рядовым соотечественником высоту, будут возносить их только выше и дальше от Родины, весьма обнищавшей России, если только они того пожелают.

Как и надлежит всем «нормальным» нуворишам, им захотелось всего много и сразу, в особенности того, что не было доступно прежде. У них, как в сказке, начали «по щучьему велению, по моему хотению» появляться дворцового типа многоэтажные особняки в России и замки за границей – в основном близ престижных курортных мест. Они летали на личных самолетах, транжирили деньги дома и за рубежом, чтобы все знали, как на них работают другие люди, будь то клерки, менеджеры, охранники, политики, высокопоставленные представители правоохранительных и судебных органов, журналисты и проститутки. Им было просто противно делать из всего этого тайну – наоборот, их прямо распирало от удовольствия демонстрировать обществу от самого верха до самых низов, что они могут позволить себе всё! Это упоительное чувство явилось едва ли не главной наградой за их труд – сначала труд по присвоению возможно большего куска от бывшего «общего» национального богатства, которым прежде в основном распоряжалось политбюро ЦК КПСС, а остатками – система партийных органов и министерств, то есть партхозноменклатура. Главное, что теперь всё для них стало законно! Не надо прятаться от прессы и от органов партийного контроля, от жен, готовых жаловаться на измену мужей в низовые парторганизации, в которых они состояли, от органов внутренних дел и даже от органов государственной безопасности, деятельностью которых они научились управлять с помощью всё тех же денег. Они получили в весьма короткие сроки право в полный голос исполнять как свой гимн знаменитый «Марш энтузиастов» из довоенного советского фильма «Светлый путь» – оказывается, по смыслу он куда больше подходил новоявленным капиталистам, чем выдвиженцам советской власти и передовикам социалистического соревнования, систематически перевыполняющим нормы и планы:

«Нам нет преград ни в море, ни на суше,

Нам не страшны ни льды, ни облака!..»

потому что, в отличие от прежних времен, теперь каждое слово для них было чистой правдой: в морях они прокладывали курс, куда хотели, в любую страну (раньше это было просто немыслимо!), да притом еще на собственных роскошных яхтах; на суше они перемещались в дорогущих роскошных автомобилях; отдыхать ездили в зону вечных снегов и льдов на великолепно обставленные горнолыжные курорты, сквозь облака и над облаками они летали на своих турбореактивных самолетах. Развлечения, какие хочешь – пусть о них и не пелось в «марше энтузиастов» – были тоже ИХ, и именно они особенно подогревали присущее господам жизни хорошее настроение, но сильнее всего – их иное самоощущение относительно всех прочих, уверенность в том, что если еще не все им служат, то они кого захотят заставят служить, даже не испрашивая согласия. Потому как именно в их руках находится ВСЕОБЩИЙ ЭКВИВАЛЕНТ, как его называли Маркс-Энгельс, или башли, тугрики, зелень, капуста, бабки, бабло, условные единицы, как он и стал и именоваться в советские и постсовестские времена. «Люди гибнут за металл!» – пел в своих куплетах Мефистофель в «Фаусте», это было действительно так, но ОНИ-ТО НЕ ПОГИБЛИ и гибнуть не собирались, вполне сознавая, как много в их распоряжении средств и способов не допустить для себя такого конца. А для этого-то, по их разумению, только и требовалось впредь оставаться хозяевами жизни – как собственной, так и всех, кем им захочется управлять. И если капиталисты Запада, действительные хозяева почти всего мира, когда-то так же «борзевшие», как они – «новые русские», уже почти как целое столетие научились показывать обществу, что они главные радетели его интересов (а научила их этому не кто-нибудь, а именно Великая Октябрьская социалистическая революции в России), что они не воры, не жулики, не паразиты, а просто самые изобретательные, находчивые и инициативные создатели системы, которая под их руководством реально делает богатыми всех. Именно со страху после «всемирно-исторической победы Великого Октября» они вполне разумно предпочли не кичиться, то есть держать себя в обществе, на людях, псевдо-скромниками, и хотя позволяли себе делать все, что хотели в бизнесе и в развлечениях, но делали это в достаточной степени конспиративно, отсекая для своих классовых врагов возможность обвинять их в грабительстве и аморальности.

Вот именно этой социально-ориентированной псевдо-скромности и сдержанности меньше всего хватало нуворишам постсоветской эпохи. Никто из них не завладел своими состояниями по закону и справедливости, сколько бы они ни уверяли в обратном. Просто они либо крали, либо обманывали, либо сами для себя устанавливали правила игры, которым придавали вид прогрессивных законов, либо нелегально унаследовали с советских времен то, что крали и присваивали себе тайно тогда. Других способов у них практически не имелось, и об ассортименте всех использованных ими средств личного обогащения можно больше не говорить, поскольку с этой частью их деятельности все и так абсолютно ясно

Зато остался смысл вникнуть в то, как они распоряжаются своим внезапно обретенным богатством не в абстрактном смысле, а на примере «наиболее ярких и интересных», то есть наиболее одиозных представителей российского бизнес-сообщества. Всем этим крупнейшим богачам, лишь в недавнем прошлом обычным советским малоимущим гражданам, вдруг стало казаться очень тесно в мире, где они более чем успешно оперировали на фондовых рынках, в банках и множестве предприятий, которые достались им просто по дешевке, поскольку они знали, кому, сколько и за что надо заплатить, лишь бы это досталось им, а не пошло в кассу министерства финансов. А начальные, несоизмеримо малые суммы в сравнении со стоимостью приобретений у них нашлись – кто открыл пополам с бандитами фирму торговли автомобилями или импортными персональными компьютерами, кто придумал схему сдачи в лизинг или толинг успешно работающих предприятий иностранцам, кто-то вообще выступил отечественным агентом иностранных компаний – все это прилично, но все-таки скромно оплачивалось. Однако для успешного старта им всего этого хватало, а уж затем-то они развернулись на всю катушку без дураков, поскольку создали для себя вполне тепличную политико-экономическую атмосферу. И вот тогда-то им стало нестерпимо тесно в убогой обстановке на Родине, потому как атмосфера атмосферой, но ведь нужна еще и почва под ногами, а над почвой наполовину формально, наполовину по существу командирами являлись не они, а номинальные политики и штатные госчиновники, которые тоже хотели жить как можно лучше, во всяком случае не хуже явных олигархов, нужды которых они исправно обслуживали, но за это требовали всё бо́льшую мзду. Аппетиты этой публики росли безгранично. Олигархи даже стали подозревать, что чиновники и политики вот-вот сравняются с ними по деньгам, а, учитывая, что у них была еще и реальная светская законодательная и исполнительная власть, это было для олигархов уже не просто неприятно, но и опасно – их могли в любой будущий момент «прижать к ногтю» и запросто отобрать в свою пользу то, что олигархи считали «честно заработанным» своим по́том и чужой кровью. Кто именно первый в узком олигархическом кругу ударил по этому поводу в набат и огласил конспиративный конференц-зал воплем, заимствованным из «Марсельезы» – «К оружию, граждане-олигархи!», – осталось неизвестным, но в том, что это случилось, нет никаких сомнений, равно как и в том, что ведущими закоперщиками были двое из этого круга или клуба – Борис Березовский и Михаил Ходорковский. Первый уже имел не вполне понятный в смысле полномочий, однако важный, действительно важный государственный пост заместителя секретаря совета безопасности России, которым, однако, не был доволен как юноша, выросший из своей отроческой – «камер-юнкерской» – одежды – ему надо было занимать несравненно более крупную должность. Точно так же был настроен и Ходорковский. Будучи президентом нефтяной компании «Юкос», крупнейшей в России, он считал, что ему сразу надо получить один из высших официальных постов в государстве, не мелочась, не размениваясь на промежуточные должности.

Эта приватная конференция была, разумеется, не первой в их олигархической жизни. Одна из предыдущих, на которой решался вопрос о поддержке кандидатуры президента России Ельцина на второй срок (считая от вступления в действие Новой конституции Российской Федерации), была ознаменована полным единогласием. Вероятно, ожидалось единодушное одобрение концепции развития России под высшим олигархическим госруководством и на этот раз. Казалось бы, общие интересы должны были бы привести к единому решению. Но с этим немного не заладилось. Нет, конечно, подавляющее большинство было за то, чтобы брать политическую власть в стране в свои незапятнанные честные руки, отбив ее у ничтожных паразитов, пребывающих на ключевых чиновных постах, но один-то от них все ж таки откололся. Он измыслил, как ему пройти к успеху своим путем. И если большинство отправилось в мечтах к заветным постам на основе примитивного арифметического расчета, то Роман Абрамович нашел куда более подходящим для реализации своих интересов не целиться так высоко, как его олигархические коллеги, ибо его-то как раз не занесло, и крыша у него не поехала. Остальные члены клуба прикинули, в какие деньги им обойдется приобретение официальной власти почти легальным образом. Практика выборов в государственную думу Российской Федерации, с которой они были прекрасно знакомы, поскольку давали деньги на избрание депутатов для лоббирования своих проектов в думе уже не раз, показывала, что для гарантированного прохождения кандидата в депутаты требовалось затратить один миллион долларов. Для того, чтобы иметь конституционное большинство в триста депутатских мандатов в свою пользу в четырехсотпятидесяти местном парламенте требовалось всего-то триста миллионов долларов, то есть сущие пустяки, учитывая то, что за год каждый из них богател как минимум на несколько миллиардов долларов. Для полной уверенности в успехе можно было пойти и на удвоение сметы для создания необходимого большинства в думе и положить еще столько же на формирование верхней палаты законодательного собрания страны – Совета Федерации. В общей сложности – один миллиард двести миллионов долларов. Нет проблем. Найти желающих стать депутатами на условиях честного служения финансовой олигархии совсем не представлялось сложным. А там уже все пойдет по легальному официальному алгоритму. Большинство в нижней палате выдвигает кандидатом главы правительства, допустим Березовского или Ходорковского. Президента России, если не будет перечить главе правительства, до следующего срока можно будет и потерпеть, а если попытается помешать, устроить ему импичмент по всей форме – ведь у них в руках будет не только конституционное большинство, у них УЖЕ в кармане практически вся пресса, все органы массовой информации. Под таким напором не устоит ни один президент. И тогда ничто не помешает в следующий раз избрать новым президентом Ходорковского или Березовского. Перспективы успеха операции просматривались как будто насквозь – более того, большинству олигархов – и «смельчакам» вроде Березовского и Ходорковского, и трусоватым – таким как Гусинский и Смоленский – она представлялась совершенно «железной», но Роман Абрамович думал иначе. Все было гладко на бумаге, это так. Но в действительности все могло идти и не по плану. Где взять гарантии, что чиновники, премьер-министр, в конце концов, даже президент не поймут всю глубину затеи? Если многие из них – идиоты и даже нам в подметки не годятся, то это не значит, что они ничего «не просекут» – уж на дела, которые угрожают прочности их положения, у них первоклассный звериный нюх, и провести их, как дурачков, не получится. А тогда все пойдет наперекосяк. Мы будем вкладывать средства в кандидатов в депутаты, а они нас же будут убирать: кого скомпрометируют так, что уже не отмоешь, кого посадят, по крайней мере, на время избирательной кампании, а кого и вовсе уберут, чтобы после этого свободно пройти в думу самим, избавившись от своих «патронов». Вряд ли можно было представить, что у них не хватит сил и решимости поступить таким образом, как бы холуйски они себя прежде ни вели.

– Их сопротивление можно дезорганизовать, – возразил Березовский (Ходорковский),

– Суды и избирательные комиссии несложно купить, – возразил Ходорковский (Березовский).

– Какие вы наивные! – ответил Абрамович. – Неужели думаете, что у них на это не хватит и денег, и власти?

– Хорошо, а что тогда предлагается делать?

– Поискать иной путь к власти. Скажем, более постепенный и не столь категоричный, как ваш – типа «либо пан, либо пропал». Чтобы в случае срыва плана все-таки остался путь к отступлению без катастрофического разгрома.

– Молодец, Рома, – покровительственно по старой памяти похвалил Березовский. – А что у тебя значит «постепенно»?

Роме уже давно не нравилось, что Березовский продолжает считать его младшим партнером.

– У меня более простая задача. Стать губернатором.

– Губернатором? – иронически повторил Березовский. – Рома, ты что?! Видно, он в одно мгновение успел представить себе, насколько это мелко и бесперспективно для деятеля такого масштаба, каким он считал и себя, и Абрамовича.

– Я-то ничего. Просто не представляю себе, как строить дом с крыши, а не с фундамента.

– В том-то и уникальность нынешней ситуации, что сейчас такое возможно, – назидательно заметил Березовский, а Ходорковский добавил:

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

Абрамович повернулся к нему и спросил, не скрывая сарказма:

– А что, губернаторы у нас не пьют шампанское?

– Ладно, – примирительно сказал Березовский. – Пусть он пьет шампанское губернского розлива, если не желает действовать с нами заодно. Потом только локти себе не кусай, Рома.

– Да уж постараюсь, – ответил Абрамович и с тем отбыл с места проведения тайного совета.

Именно так, возможно, слегка заблуждаясь в деталях, я представил себе замысел-заговор-план (можно назвать, как угодно) финансовых нобилей России, наиболее радикально настроенных на достижение полной, исчерпывающей власти всех типов в «этой стране», как на англо-американский манер модничающие либералы стали именовать Россию, не замечая, что как раз им было бы уместней, чем кому бы то ни было еще, называть ее по-старому: «в нашей стране».

Жизнь в скором времени показала, кто был прав.

Замахнувшиеся на среду обитания чиновников и политиканов, на их кормовые угодья, на их роль в решении вопросов будущности государства немедленно встретили мощное непреодолимое сопротивление. Более того, вместо вязкого оно оказалось ударным. И план обретения полной власти не просто затрещал, а закончился катастрофическим провалом. Часть из них попала в следственный изолятор, откуда их выпустили только после того, как их заставили заплатить за освобождение всеми авуарами, которые еще не были переведены за границу. Березовский, Гусинский и Смоленский, Невзлин бросились бежать из России в безопасные места. А наиболее наглому претенденту на высшую власть Ходорковскому так и не дали покинуть родину. Он настолько кричаще цинично обворовал страну, утверждая, что его «Юкос» самая легально действующая транспарентная из всех корпораций в стране, особо процветающая благодаря наиболее эффективному менеджменту, что его в назидание другим лишили не только капиталов, но и возможности спастись за рубежом. Когда человек, неправомерно завладевший солидной частью национального богатства, начинает публично утверждать, что он ведет себя честно, соблюдая законы, это не может быть ничем иным, кроме заведомой лжи – можно сказать – по определению. Когда богатейшее жульё дома и за границей кричит о незаконности преследования таких фигур, как Ходорковский, которые, по их мнению, должны быть неприкосновенными и неподсудными всегда и везде, справедливость обвинений в их адрес приобретает уже вполне доказательный смысл. «Честный» российский мультимиллиардер Ходорковский делал лишь вид, что платит налоги и как физическое лицо (гражданин), и как президент, отвечающий за законопослушание своей корпорации. Он заигрался в беспардонной уверенности в том, что ему все позволено – и проиграл. Березовский на самом деле заигрался еще больше. Его налоговая декларация сообщала обществу, что у него нет ни квартир, ни особняков, ни замков, ни машин, ни самолетов, ни земельных участков – словом, ничего такого, с чего он обязан был бы платить какие-то налоги в качестве собственника. Читая этот восхитительный документ, можно было себе представить, что даже бомж, владеющий ручной тележкой, на самом деле богаче его. Березовский настолько не сомневался в своей силе (а как сомневаться, если он реально управлял всем течением дел в первой чеченской кампании именно так, чтобы она вместо побед постоянно заканчивалась конфузами и позорными поражениями, хотя и генеральский вклад в такие итоги боев тоже был немаленьким, однако даже им, генералам, до Березовского было далеко). Но в итоге ошибся в расчетах и он, самый мудрый и волевой стратег олигархического воинства, который уже само мятежное чеченское воинство, которое всячески опекал и вооружал, рассматривал как собственную боевую опору.