Долгое прощание с близким незнакомцем

Мы провожали пятно глазами, пока оно не ушло назад и не исчезло из видимости. Андрей переместился ко мне.

– Что скажешь? – спросил он.

– Похоже, – сказал я, пожав плечами. – И дорог к этой плеши не было видно никаких, даже давних. Но здесь непонятна подстилающая поверхность. У меня была видна скала.

– Неплохо было б приземлиться… – задумчиво произнес Андрей.

– Тогда, возможно, не понадобится лететь на край земли.

– Нет, что ты! Одно другого не заменяет. Просто неплохо было бы их сравнить по всем параметрам. В том числе и с тем пятном, которое дальше, после Важелки. Как думаешь, там рядом есть где посадить вертолет?

– Почему нет? Метрах в восьмистах – голая пойма речки. Там можно посадить машину и обосновать лагерь, а оттуда расчистить тропу к плеши. Ты что, хочешь договориться по радио о спецрейсе из Важелки на обратном пути?

– Может, даже и не из Важелки, а из той точки, где мы будем работать на границе с Коми. Об этом с твоим другом можно договориться?

– Не знаю. Наперед не скажешь. Ты вот что попробуй: Валерий ведь сегодня же вернется на базу. Отправь с ним гарантийное письмо и одновременно записку с предложением оплаты наличными. Если с нашей рации не удастся поговорить с Васильковым, то уж в Важелку-то он сможет прислать ответ.

– Верно, так и поступим, – решил Андрей.

Он был явно доволен: испытательный полигон, выбранный им на севере Вятского края, оказался перспективным полем деятельности, причем гораздо более масштабным, чем думалось поначалу. Но хватит ли у нас времени и сил обследовать все выявленные объекты? Андрей наверняка обдумывал сейчас, как можно ускорить работу на севере. Однако я полагал, что пока у нас в руках слишком мало данных для того, чтобы строить какие-то расчеты. Так оно, в общем, и вышло.

IV

В Важелке мы приземлились на выгон, с которого согнали привычно пасущихся там коров, – дело известное, не пропадать же земле даром. Сколько раз мне случалось гнать коров с полосы, заходя прямо на них и пугая ревущим мотором. На скатах крыши аэродромного домика был написан номер населенного пункта для ориентации с воздуха. Непонятно только, как эта система работает зимой, когда крыши напрочь завалены снегом.

Улетать обратным рейсом в Киров собралось уже несколько человек. Среди них двое выделялись явно городской одеждой: высокий плечистый мужчина с бородкой, эдакий ушкуйник или вольный казак из флотилии Стеньки Разина, и миловидная очень молодая женщина, явно при нем. Мы сразу перекинулись с ним любопытствующими взглядами. А чуть позже, передавая Валерию бумаги для Василькова, мы снова оказались рядом. И тут выяснилось, что ушкуйник провожает, а не летит. Он обнял женщину, поцеловал ее, затем подсадил в фюзеляж и подал вслед чемодан. Пообещав сделать все, о чем мы просим, Валерий попрощался и тоже поднялся на борт. Ушкуйник не уходил. Вот уж изнутри закрыли дверь, потом чихнул и запустился мотор. Аппарат двинулся с места и развернулся для разбега против ветра. Провожающий замахал рукой. Самолет с ревом пошел на взлет. Махать дальше стало бесполезно. Заметив, что я наблюдаю за ним, ушкуйник без церемоний подошел ко мне и представился.

– Я главный врач здешней больницы, Александр Березин. Вы к кому-то в поселке?

– Нет, мы – небольшая экспедиция. Я ее участник, Николай Волгин.

Пожимая его руку, я невольно обратил внимание на то, как она велика и сильна.

– Вы хирург? – догадался я.

– Хирург, – с удовольствием подтвердил он. – А вы пилот?

– Да пилот, правда, теперь уже бывший.

– Что так?

– Возраст.

– Вам много не дашь, – возразил он.

– А у нас и не держат до старости, – объяснил я.

– А экспедиция, если не секрет, зачем?

– Ищем следы пребывания НЛО, в том числе на почве.

– Ну-у! – пораженно воскликнул он. – А где?

– К северу от Важелки, у границы с Коми.

– Серьезно?

– Серьезно. Можем показать бумагу из комиссии при Академии наук.

– Да нет, я не о бумагах. Мне они… – он прервал сам себя, чтобы не сказать незнакомому, что он о них думает и как вообще расценивает бумаги… – К тому же я и не местная власть, хотя, к слову сказать, все-таки избран членом районного совета. Меня интересует насчет НЛО – это вы серьезно?

– Вполне серьезно, – подтвердил я, – и несмотря на всю их неуловимость для науки.

– Тогда приглашаю вас ко мне. Жену вот проводил, в квартире при больнице места много, никого не стесните.

– Так нам сразу надо на место. Времени у нас мало.

– А куда вы сегодня пойдете? – возразил он. – Все равно Ивана Абатурова дома нет. Будет только вечером.

– А при чем здесь этот Иван?

– А при том, что он завтра пойдет в свою избушку, как раз в ту сторону, куда вам надо. Лучшего проводника не найти. Вы же дороги не знаете?

– Нет.

– Ну тогда и дождитесь его, только время сэкономите. Так идем?

– Сейчас скажу о вашем приглашении нашему лидеру. А кроме Ивана туда некому провести?

– В данное время нет. Один он свободен. Это я вам точно говорю.

«Точно так точно», – подумал я и пошел сообщать о предложении Березина Андрею.

Тот подумал, взвесил «pro» и «contra» и решил, что даже при полусуточной задержке с проводником мы доберемся до места скорее, чем идя самостоятельно. Я вернулся к доктору и сказал, что мы согласны.

– Вот и хорошо, – обрадовался он. – Пойдемте. Нам на ту сторону.

Поселок от аэродрома отделяла не то речка, не то река. Она была быстра, и в этом месте ее ширина доходила метров до сорока. Подвесной пешеходный мостик был поднят высоко над водой и даже над берегом – до его шаткого настила надо было подниматься по ступеням, как на второй этаж. Сверху провисший узкий мост выглядел пугающе, но толстые тросы внушали доверие.

– С него часто падают?

– Нет, не очень. С пьяных глаз.

– Неужели мало пьют?

– Не-е… пьют как полагается. Падают редко.

– Выплывают?

– Кто как.

– А вообще у вас работы много? Как у хирурга?

– Да, в общем, хватает. То аппендицит, то ножевое ранение, то травма на лесозаготовках, то еще что-нибудь.

– А оборудование? Все есть, что полагается?

– Какое там! – махнул он рукой. – Света и то иногда не бывает. Даже во время операции. В поселке дизель вырубают в одиннадцать часов. Дальше делай как хочешь. Не так давно оперировал одного, пырнули ножом в живот. К концу операции вырубили свет, хотя я и послал сказать, чтоб не вырубали. Пришлось заканчивать при фонариках.

– И как?

– Да плохо. Пациент умер. Назначили экспертизу. Обнаружили, что я не все разрезы зашил. Один маленький – с сантиметр – остался. Его просто не было видно. Пришлось оправдываться перед прокурором.

– Ничего себе! И чем кончилось?

– Да все подтвердили ему, что дело не во мне. А так, худо-бедно, но я почти всем нужным кое-как обзавелся. И то лишь потому, что я ёбаный депутат районного совета! А так и этого бы не имел.

Я подивился, как он метко окрестил себя, точнее, свою депутатскую должность и масштаб возможностей избранного народом лица, а еще больше – власти всего райсовета. Вскоре мы свернули с грязной улицы, по бокам которой стояли деревенские дома, в какой-то заулок, к обширному одноэтажному зданию в виде буквы «П». Это и была поселковая больница. Одно крыло занимала квартира доктора. Из трех комнат обставленными оказались только две маленьких, а большая проходная зала оставалась совершенно пустой, если не считать большого стола и двух лавок. Хозяин предложил расположиться в меблированных помещениях, но Андрей и следом все мы дружно запротестовали, доказывая, что нам мебели не надо, у нас при себе в рюкзаках свой комфорт. Березин не стал возражать, и мы устроились на полу.

Неожиданно образовавшийся в наших занятиях вакуум надо было чем-то заполнить. Березин пригласил осмотреть больницу. Он действительно постарался укомплектовать ее чем надо, особенно же операционную. Больных было на удивление мало: женщина, которой удалили аппендицит, бойкий мальчик с рукой в гипсе и пара мужчин, наблюдавшихся после отравления. Да и больница оказалась невелика. Экскурсия быстро закончилась, и мы решили приготовить обед.

Это было первое испытание наших кулинарных способностей. Я вызвался варить гречневую кашу. Геохимик Виктор Петрович развел огонь в дровяной плите и принялся за сооружение яичницы. В кухню заглянул Андрей. Березин, пройдя мимо него, вдруг ни с того ни с сего спросил:

– Вам причиняли неприятности почки?

– Было дело. По поводу камней.

– По-моему, они и сейчас там есть.

– А как вы определили?

– Уловил рукой.

Мы с Андреем тотчас переглянулись.

– Вы экстрасенс? – спросил он.

– Что-то в этом роде. А что?

– Нам как раз и нужен такой человек.

– Для чего? Лечить кого-то в экспедиции?

– Нет, чтобы установить, существуют ли в месте предположительной посадки НЛО какие-либо поля или эффекты, которые не в состоянии зафиксировать приборы, но которые, вероятно, мог бы ощутить экстрасенс. Вы с рамкой работали?

– Это которая крутится? Нет. Она реагирует на аномалии?

– Да.

– А у вас она есть?

– Есть. Но в наших руках она вряд ли закрутится.

– А мне можно попробовать?

– Разумеется.

Андрей принес рамку. Саня взял ее и начал ходить по кухне. Мы напряженно следили за ним. Проходя за спиной геохимика, Саня вдруг с изумлением уставился на рамку, когда она вдруг весьма заметно отклонилась от прежнего положения. Постояв несколько секунд, он пошел дальше. Рамка вернулась в прежнее положение. Саня вернулся назад. За спиной Виктора Петровича она снова развернулась. Ни у кого не осталось сомнения в том, что таким образом действительно можно уловить нечто невидимое.

– Интересно, – пробормотал Березин и начал водить рамкой вдоль тела каждого из нас. Кое у кого она меняла ориентацию, и Саня в таких случаях объяснял, какую патологию он здесь усматривает голой рукой. Похоже, что даже такая примитивная инструментальная возможность диагностирования казалась ему достаточно ценной.

Обследовав рамкой всех, кто был в квартире, он решил обойти больницу. Итоги испытания «прибора» он передал в следующих словах:

– Рамка реагирует на наличие и даже на интенсивность вредных для человека факторов.

И не успел я спросить: «Почему именно вредных?», как Березин добавил:

– Знаете, мне захотелось сходить с вами к этим плешкам от посадок. Надо все-таки знать, навредили они нам или нет. Если да, то от этих мест надо держаться подальше.

В этот момент я уже знал, о чем теперь думает Андрей: у него наконец появился шанс укомплектовать весь требуемый состав летней экспедиции.

Наша трапеза за общим столом затянулась. К экспедиционной еде, включавшей, помимо яичницы и каши, консервы, колбасу и сыр из Москвы, Саня Березин выставил и свои две «поллитры». И хотя на этот счет у Андрея возражения явно были, он промолчал. Словно читая его мысли, Саня сказал:

– Литр водки на семерых мужиков – это не о чем говорить. Просто выпьем с вами за знакомство.

Оно и в самом деле. На каждого выходила почти символическая доза.

Тем не менее и ее хватило, чтобы у большинства развязались языки. Беседы шли вокруг разных странных случаев и в экспедициях, и в медицине. Наши коллеги-геологи, то есть геофизики и геохимики, за свою еще в общем недолгую жизнь в избытке навидались и наслышались всякой всячины. И о найденных месторождениях жильного золота, которые не удавалось найти во второй раз, хотя из первого открывателями были доставлены весьма впечатляющие и по качеству, и по массе образцы. И о целых народах, исчезнувших в Арктике. И о нескольких крупных осколках таежных и тундровых племен, которые ухитрились на пять десятилетий пропасть из поля зрения советской власти. И о староверческих тайных поселках, где жители истово придерживаются обрядов и, главное, морали средневековой, дониконовской Руси. И о бесследных исчезновениях партий и экспедиций, на поиски которых бросались крупные силы. И о встречах с людьми гигантского роста, с которыми не удавалось при этом вступить в контакт и о которых вообще ничего нельзя было выяснить ни из расспросов старожилов, ни из легенд. Не было только рассказов о личных наблюдениях НЛО, и Саня Березин не преминул это отметить.

– Я-то думал, что все вы ищете то, что однажды уже видели и что больше от себя не отпускаете, – сказал он.

– А нас и без этого не отпускает, – усмехнулся в ответ Андрей.

– То-то и странно! – обронил Саня.

– Ты что, сомневаешься в нашем психическом здоровье? – улыбаясь, спросил я.

Мы уже с ним уже твердо перешли на «ты», в то время как остальные еще путали «ты» и «вы».

– Да нет, – ответил он. – Чего я буду сомневаться в вашем здоровье? Мужики вы явно нормальные, только интерес ваш какой-то странный.

– А вот с этим я как раз и не согласен, – вмешался Андрей. – Если бы мы своими глазами видели инопланетный корабль, то, вопрос, существуют НЛО или нет, отпал бы сам собой. А так мы вынуждены собирать доказательства, большей частью косвенные или субъективные, которые убедили бы в реальности НЛО других таких же не видевших, как и мы.

– С этим действительно нечего спорить, – согласился Саня. – Но ведь вы уже уверены, что НЛО – не выдумка, не фантазия. На чем же основана эта ваша уверенность?

– Пожалуй, на двух вещах. Первая – это вполне разумное предположение, что мы не единственные мыслящие существа во вселенной и, тем более, не венец мироздания. Вторая заключается в том, что люди, по большому счету, ничего не умеют выдумывать.

– Как не умеют?

– Да так. Исказить виденное могут, и даже обязательно это делают. А вот вообразить нечто совершенно небывалое не умеют. Я, во всяком случае, такого не знаю. И потому верю тем, кто утверждает, что наблюдал НЛО и еще что-то, что с их появлением связано. Но официальная наука, то есть те люди, от которых зависит, придать ли серьезный масштаб исследованию этой проблемы, только и твердят о жертвах галлюцинаций и надувательстве. А в результате мы не можем сделать так много, как хочется или как надо бы, но все же сохраняем надежду на то, что постепенно наберем столько данных, что от них уже не отмахнешься. Вы, Саша, ведь не случайно же хотите пойти с нами?

– Ну, конечно, хочу сам в чем-то убедиться. Любопытство меня подталкивает так же, как и вас.

– Давайте выпьем за наше любопытство.

Все чокнулись и выпили.

Саня ушел из-за стола по каким-то своим делам, пообещав, что, как только в поселок явится Иван Абатуров, сразу приведет его сюда.

Он появился вместе с Иваном где-то уже в седьмом часу. Мы с любопытством вглядывались в лицо и фигуру проводника. Он выглядел молодым, хотя что-то явно огрубляло его раньше времени. Тем не менее черты лица и, главное, взгляд светло-синих глаз располагали к себе. В поселке Иван работал кузнецом, а в тайге охотником, промышлявшим пушнину в течение промыслового сезона. Плечи его, как и должно быть у кузнеца, выглядели могучими, а рост едва ли был больше среднего, тем не менее, выглядел он очень крепким человеком, и я, в отличие от Андрея, не очень волновался, когда Саня Березин наливал ему стакан за стаканом из новой пол-литры.

На тихий полувопрос-пролупротест Андрея: «Как же он завтра нас в тайгу поведет?» Саня ответил: «Не волнуйтесь, для него это привычно, поведет как миленький. Сами не проспите, будьте готовы к выходу в шесть часов. А сейчас надо же показать ему наше уважение, верно?».

Верно-то верно. Но когда Иван ушел от нас домой, сильно покачиваясь, я тоже начал жалеть, что проявлять уважение на Руси каким-либо другим способом было не принято. Тем не менее Саня, тоже выпивший больше любого из нас, хотя и поменьше Ивана, повторил: «Не волнуйтесь. Как договорились, так и выйдем в шесть часов. Сами-то будьте готовы».

Мы постарались подготовить все, что можно, заранее, и в половине одиннадцатого легли спать. Маленький походный будильничек поднял меня в пять утра. Я сразу пошел кипятить чай и готовить бутерброды, затем устроил побудку и вышел из дома наружу. Поселок спал. Заря еще нигде не пробивалась сквозь тьму. Было облачно, холодно, но сухо. Когда я вернулся, народ уже был на ногах, каждый занимался своим делом, и внешне это выглядело как суета и разнобой. Тем не менее до шести мы успели слегка перекусить, приготовить кое-какую еду на дорогу и упаковать рюкзаки.

Прибирать Саня не велел, возложив этот труд на свою санитарку. Впрочем, особенно мы и не насвинячили, и даже посуда была у нас в основном своя. Так что кроме рюмок, тарелок и стаканов из буфета Березина убирать санитарке ничего не пришлось.

V

Иван явился к больнице точно в назначенное время. В свете фонаря у входа в больницу он осмотрел нас, согнувшихся под внушительными рюкзаками, и явно неодобрительно покачал головой. Сам он был с небольшим рюкзаком. На плече висела ижевская одностволка, фуфайку перепоясывал патронташ «бурский пояс». Сбоку патронташа в специальную стальную скобку было продето топорище среднего по размеру топора. Я подумал, как ловко Иван устроил это – топор всегда под рукой, но ничуть не стесняет действий. Такие вещи надо заимствовать без раздумий. У ног Ивана крутились две его лайки – Дамка и Тарзан.

Мы двинулись вперед за нашим проводником. Только-только светало, промерзшая за ночь дорога была плохо видна. Судя по обилию сброшенных вдоль нее раскряжеванных древесных стволов, дорога была лесовозной. Я подумал было, что по ней стоило проехать в грузовике – все проще, чем переть на себе рюкзаки, – но вскоре Иван остановился и, показав рукой на узенькую просеку, у начала которой стоял квартальный столб лесоустроителей, сказал: «Пройдем по грани». Я понял, что просека является границей между соседними кварталами. Лесоустроительная экспедиция прокладывала Эти прямые пути были довольно узки, едва достаточны для того, чтобы человек не задевал плечами деревья с обеих сторон. Идти было тяжеловато. Мы совсем еще не втянулись в маршрутную жизнь, а пройти нам сегодня предстояло километров двадцать.

Где-то впереди громко залаяли обе собаки. Немного послушав, Иван изрек: «Глухаря лают», – быстро, уже совсем новой походкой, лавируя между деревьями, пошел на шум. Я без промедления двинулся за ним и вскоре увидел, что Иван сбрасывает ружье с плеча и берет его в руки. Я тоже перекинул через голову погон своей двустволки. Иван оглянулся на меня, поднес палец к губам, призывая к молчанию и осторожности, но неудовольствия не проявил. Мы подошли уже достаточно близко к месту, от которого несся лай. Иван сбавил темп и теперь внимательно всматривался перед собой. Вот он поднял руку, показывая мне, что видит и чтобы я стоял, а сам сделал еще пару шагов вперед, замер и вскинул ружье. Ствол глядел куда-то вверх, но я, как ни силился, ничего не успел рассмотреть. Выстрел громом разорвал тишину. Спустя несколько мгновений тяжелая черная масса птицы повалилась, перекидываясь с ветки на ветку, вниз. Иван поспешил к петуху. Тарзан уже победно придерживал шею подстреленной дичи зубами. Хозяин ласково и одобрительно потрепал за шею пса, полез в карман фуфайки и дал ему угощение.

– Смотри, – довольно сказал Иван, держа птицу и сам любуясь ею.

Шея глухаря отливала зеленоватым золотом. Красные брови, борода под клювом, а главное, величина действительно вызывали восхищение.

– С полем! – сказал я.

– Спасибо, – ответил Иван. – Большой. Килограммов шесть будет.

Он снял рюкзачок и упихнул туда глухаря, видимо, сразу удвоив вес своего заплечного груза.

Мы вернулись к «грани», и снова в однообразном движении пришлось мечтать о скорейшем привале, лишь бы дать передохнуть наливающимся болью плечам. В конце концов мысль об этом вытеснила из моей головы любые другие. Наконец, мы вышли из мрачной чащи на свет Божий и оказались на берегу речки, которая вся целиком, насколько хватало глаз, была сплошь забита раскряжеванными стволами.

– Рояльная древесина, – коротко пояснил Иван.

– А зачем она мокнет несколько месяцев?

Этого Иван и сам не знал, но, очевидно, так полагалось.

– Нам на тот берег? – спросил Андрей.

– Да, – ответил проводник. – Так по бревнам и перейдем. Главное, переступать надо быстро, иначе в воду уйдешь. Держитесь за мной.

Не говоря больше ничего, Иван спустился к урезу воды и точно выверенными короткими прыжками перескочил на другой берег. Все завороженно провожали его глазами, и каждый, наверное, подумал, что преодолеть речку по «рояльной древесине», пожалуй, трудней, чем сыграть «Чижик-пыжик» или «Собачий вальс». Когда очередь дошла до меня, я тоже рванулся по бревнам вперед, опасаясь одного – как бы не оскользнуться и не соскочить с закрутившегося бревна в темную глубину. Соскочить-то не соскочил, но в одном месте помедлил, примериваясь к прыжку, и тотчас ушел ногой в воду по колено. К счастью, я успел опереться двумя руками в другое бревно перед собой и в таком положении застыл, перестав погружаться глубже.

– Быстрей, Коля! – крикнул Иван.

Я рванулся, как спринтер из стартовой стойки, и дальше уже поскакал бодрым козликом, пока не очутился, наконец, на другом берегу и не перевел дух. Пожалуй, мне форсирование «рояльной древесины» удалось хуже всех. Не потому ли что я все-таки перегрузился? От груза у нас никто не отлынивал, просто, видимо, сам перебрал. Ничего, впредь такое пойдет в науку. Сплавщик ты или не сплавщик, а раз оказался перед плотно забитой молем рекой, изволь уметь перескакивать и с грузом, и без груза. Другого пути всё одно нет.

На берегу был сделан краткий привал. Иван предложил всем по куску сахара и достал из сидора кружку, чтобы попить у реки. Все с видимым наслаждением воспользовались его добротой. К этому времени из двадцати километров до Ивановой избушки мы одолели от силы шесть.

Я с тоской представил себя в роли пешего скитальца. Наверное, после работы воздушным извозчиком прелесть пешего странствия и могла издали показаться привлекательной. А вблизи, как выяснилось, это был труд, труд и еще раз труд – нескончаемый и изнуряющий. Однако уныние, как известно из Библии, есть смертный грех, так что лучше стараться не унывать.

Тем временем отдых кончился. Иван убрал кружку. Мы навьючили рюкзаки. Примет энтузиазма я ни у кого не заметил. Оставалось только стараться не показать свою слабость.

И мы старались почти дотемна, пока наконец не достигли Ивановой избушки. Она стояла на маленькой полянке, со всех сторон окруженная тайгой. Я не сразу оценил, как умело спрятал ее Иван от нежелательных визитеров. По узкой, с резким поворотом дороге от нее было метров семьдесят до речки вроде той, через которую мы перескочили по бревнам, но с берега избушку не было видно. Дорога словно упиралась в стену леса. Слава Богу, в этой речке рояльную древесину не держали. Да и то сказать – в той, где замачивали, ее бы явно хватило для всех роялепроизводителей мира.

Вернувшись от речки с полными ведрами, я застал Ивана за работой. Он уже напилил коротких чурбаков и теперь раскалывал их на аккуратные мелкие полешки. Заготовив дрова, Иван забил ими почти все пространство внутри железной печки, стоявшей в зимовье.

Они вспыхнули почти разом. Вскоре в сумраке избушки вся печь засветилась малиновым светом. Сколько раз согревал меня – и душу, и все существо – огонь щедро набитой дровами железной печи в тех местах, куда заносило полетное задание и где подолгу держала непогода! Я уж и думать перестал, что снова буду когда-то захвачен тем блаженным ощущением уюта, бесхитростного жилья, защищающего от буйства стихии, – уюта, дороже которого, пожалуй, ни в каком другом доме ни за что не узнать. Через какое-то время сладкого безделья, наполненного созерцанием огня, я вышел по надобности наружу. Небо было уже совсем темным. Над головой и до кромки леса вокруг избушки сверкало дивно яркими звездами небо. Но в его бесконечную глубину вторгалось еще что-то, кроме звездного света. Я оглянулся и замер. Из железной трубы над крышей зимовья снопом вылетала струя оранжево-красных искр, словно печка сама праздничным фейерверком отмечала наш долгожданный приход. Я смотрел как зачарованный. В голову почему-то полезли мысли, что скорее всего точно так же в ночи, нет, не дымили – искрили первые паровозы на железных дорогах и первые пароходы на водных путях. Вот и наша избушка летела куда-то, оставаясь на месте. Должно быть, летела вместе с Землей. Жизнь внутри меня, казалось, зависела от этого неиссякаемого энергетического фонтана, который толкал и толкал ее в космическую даль…

В избушке уже изготовились ужинать. Вряд ли, правда, можно было рассчитывать, что мясо глухаря приготовилось. Его сколько ни вари – все равно останется жестким. Впрочем, глухариный бульон тебе ни в одном ресторане мира не подадут. Народ немного оживился, придя в себя после трудной дороги. Еда быстро исчезла со стола.

Но особенное наслаждение принес всем божественный напиток, коего было сварено целое ведро. Саня высыпал в него пачку чая, а Иван сдобрил пуком голых побегов дикой черной смородины. Раньше мне доводилось пить чай только с листьями черной смородины. Но чай с побегами показался гораздо вкусней. После долгого пути всех потянуло в сон. Вот только места в избушке было явно недостаточно. На нарах вдоль стены могли устроиться, да и то в тесноте, не более пяти человек. На полу могло улечься еще двое. Одному места все равно не хватало. Кто-то предложил тянуть жребий, кому спать в первую очередь, а кому дежурить у печки, пока не освободится лежанка. Я представил себе тесноту на нарах и сквозняки на полу. И то и другое мне совсем не глянулось.