Лимонный хлеб с маком

Но однажды, когда Анна уже потеряла всякую надежду, она вдруг забеременела. И к ней вернулась улыбка. А когда появилась Анита, она решила, что счастье возвратится в их дом, но все вышло не так, как она надеялась. Целый год Анна провела без сна. Потому что Анита плакала непрерывно, днем и ночью. Требовала материнскую грудь в любой час суток. Бессонница, раздражавшая Армандо, и плач Анны, подавленной чрезмерным материнством, образовали взрывоопасную смесь в их браке. Они наняли Имельду, которая помогала чем могла. Но плач Аниты не прекращался и сводил с ума Армандо, который думал только о своих переговорах о недвижимости и о бессоннице, вызванной ситуацией в доме. Анна перестала кормить грудью после второго месяца, и Аниту перевели на ночь в комнату филиппинской служанки. Наконец-то они снова наедине, Армандо и Анна… но он уже устал от жены и начал регулярно ездить в Панаму под предлогом сколачивания того, что, по его словам, станет крупным состоянием. И хотя дочь постепенно переставала плакать, он все так же мало-помалу отдалялся от своей семьи. При этом, разумеется, сохранял все: тот же дом, ту же машину, ту же филиппинку, ту же жену и ту же мебель. Анна воспринимала теперь свое одиночество как дополнительный элемент супружества. Как часть жизни. Постепенно превращаясь еще в один предмет мебели, на который наводила лоск ее горничная. А мебель не жалуется, она просто ведет тот образ жизни, который, как ей кажется, выпал на ее долю.

На часах уже девять сорок.

Она вышла из кухни. Открыла столик и вынула телефонную книгу. Нашла номер компании «Трасмедитерранеа» и набрала цифры 902. Аудиозапись предоставила ей два варианта: нажмите цифру один для бронирования и два – для агентств. Анна нажала единицу. Записанный голос попросил назвать порт посадки на судно.

– Пальма.

Она поняла, что ошиблась, и поправила себя:

– Барселона!

– Скажите «да», если вы назвали Пальму, – потребовал голос.

– Нет, – ответила она.

– Будьте добры, мы вас не поняли. Повторите четко порт посадки на судно.

Анна фыркнула.

Пришлось повторить сначала, посматривая на наручные часы и на экран мобильного телефона. Через несколько минут удалось, наконец, поговорить с оператором из плоти и крови, которая подтвердила, что паром прибыл в порт назначения сорок минут назад. Анна спросила, нельзя ли свериться со списком пассажиров и выяснить, была ли на судне ее сестра Марина Вега де Вилальонга. Девушка любезно ответила, что ради защиты личных данных пассажиров ей запрещено предоставлять такую информацию. Анна угрюмо повесила трубку и набрала номер порта.

Никто не отвечал.

– Сеньора, я пойду к себе. Дайте мне знать, когда приедет ваша сестра.

– Да, конечно, Имельда. Пожалуйста, поставьте духовку на разогрев.

Анна оглядела стол, накрытый Имельдой. Она убрала тарелку и столовые приборы мужа, положила их обратно в кухонный шкаф. По-новому расставила посуду, чтобы Марина могла восседать во главе стола.

Ей не хотелось дожидаться сложа руки. Она набросила на плечи пальто и покинула гостиную, быстро прошла в гараж, села за руль BMW. Вставила ключ в замок зажигания. «А что, если Марина решила взять такси?» Тогда есть вероятность, что они пересекутся. И тут же вспомнила, что в зимние месяцы такси в микрорайоне Сон-Вида обычно не встречаются, ведь немногочисленные туристы, посещающие остров, останавливаются в отелях в центре Пальмы. Так что если она увидит встречное такси, то поймет, что в нем едет Марина. Она посигналит клаксоном, и сестра заметит ее.

Анна завела мотор и помчалась по дороге к центру города, вглядываясь в каждый встречный автомобиль: «Ягуар», «Ауди», еще один «Ауди». Миновала особняк Куки. Ворота открыты, а внедорожника ее подруги не видно. Она на занятиях йогой, подумала Анна. «Бог мой, ну и пристрастие Куки к йоге! Может, и мне стоит попробовать».

Через десять минут она была в порту. Припарковалась на стоянке с видом на море. Вышла из машины и, не закрывая дверь, внимательно оглядела местность. Припаркованы всего три автомобиля. Ни души. Она застегнула пальто. Воздух был холодным и влажным. Освещение слабое. Один паром «Трасмедитерранеа» пришвартован к причалу, но судоходная компания фрахтовала их также на рейсы в Валенсию, Менорку и Ибицу. Необходимо убедиться, что данный паром – из Барселоны. Анна была боязливой и, хотя ей не слишком хотелось покидать машину, все же поспешила вдоль пристани Перайрес к тускло освещенному зданию, где располагалась контора фирмы. Электронные часы рядом с входной дверью здания показывали красными цифрами одну минуту девятого. Она вошла. Пусто. Только молодой сонный майорканец сидит за стойкой.

– Да, это судно из Барселоны, – подтвердил он на местном диалекте. – Прибыл час назад.

– Будьте добры, – попросила Анна умоляющим тоном на путаном майорканском, зная заранее ответ молодого человека, – не могли бы вы посмотреть список пассажиров и сказать, есть ли среди них сеньора Марина Вега де Вилальонга?

Снова сев в свой BMW, она подумала: наверное, с сестрой что-то стряслось. И встревожилась. Может, она все еще в Эфиопии. Произошел несчастный случай. Похищение. Или чем-то заразилась. Анна промчалась через центр Пальмы обратно в свой микрорайон. Кто сможет сообщить ей о случившемся? У «Врачей без границ» нет ее номера телефона. Она была знакома с подругой Марины, Лаурой. Если бы что-то случилось, та позвонила бы Анне. Но тут же вспомнила, что Лаура тоже не знает ее номера. Придется запросить штаб-квартиру «Врачей без границ» в Барселоне. Там ведь должно быть известно местонахождение Марины. Однако уже поздно, и штаб-квартира наверняка опустела.

Анна добралась, наконец, до дома. Вошла и, не включая свет, бросила пальто на диван. Прошла на кухню, освещенную только внутренним светом работающей духовки. Открыла дверцу, выпуская тепло, накопившееся за час бесполезной работы. Анна почувствовала голод и заглянула в холодильник. Увидела замороженного морского окуня с широко открытыми глазами, как у семидесятилетней прооперированной клиентки в кабинете Куки.

Вид дохлой рыбы заставил ее почувствовать себя на этот раз действительно одинокой.

Швартовы парома «Сорренто» были отданы у пристани Перайрес. Черные волны разбивались о волнорез порта, где два майорканских моряка в толстых куртках и темно-синих шерстяных шапочках, поймав швартовы, натягивали их на вкопанные в землю кнехты.

На мостике старый капитан заглушил двигатели. Благодаря попутному ветру, сопровождавшему «Сорренто» на всем маршруте, порт назначения был достигнут на четверть часа раньше, что привычно позволяло капитану гордо считать себя опытным морским волком.

Марина наблюдала за ними из носовой части судна. Она размышляла о моряках, чьи жизни так сильно отличаются от ее собственной. А чужая судьба интересовала ее часто. В Эфиопии она наблюдала за людьми, прогуливаясь в одиночестве по рыночным улицам. На бульваре Рамбла в Барселоне – за тысячами туристов, курсировавших вдоль и поперек. А также в сотнях аэропортов, которые пришлось посетить. Какова жизнь всех этих людей? Кого они любят? Что заставляет их страдать? Что лишает сна? Каким было их детство? У каждого своя, уникальная и неповторимая жизнь.

Ей стало холодно, и она застегнула молнию куртки.

На пристани замерли в ожидании пять такси. Некоторые пассажиры, зная, что в это время в зимние месяцы здесь циркулируют немногие машины, набросились на них.

Электронные часы рядом с входной дверью в здание «Трасмедитерранеа» показывали красными цифрами семь сорок пять.

Марина вошла в здание пароходства и приблизилась к стойке, где сонный майорканец убивал время, уставившись в свой мобильник.

– Добрый вечер.

Молодой человек сделал неопределенный приветственный жест, не открывая рта. Положил сотовый телефон на стойку.

– Не могли бы вы сказать, как добраться до Вальдемосы?

Юноша привстал.

– О, это очень далеко… лучше взять такси. Не волнуйтесь, сейчас появятся еще.

– Мне бы успеть на автобус.

Она не слишком спешила и к тому же не очень любила такси. Не считала себя скупой или чересчур бережливой, однако исходила из того, что те примерно шестьдесят евро, в которые ей обойдется поездка, – это сумма, необходимая африканской семье на пропитание в течение месяца.

– Напротив выхода из порта увидите навес. Садитесь на автобус первого маршрута до площади Испании и дожидайтесь там. Но я бы на вашем месте взял такси, – настаивал он.

Молодой человек выдвинул ящик под стойкой и достал ксерокопию страницы с расписанием автобусов острова. Протянул Марине. Автобусы отправлялись каждый час, но предыдущий, конечно же, еще не пришел.

– А телефонная будка поблизости есть?

– Напротив парковки. Хотя какие-то хулиганы раскурочили ее на прошлой неделе. Не знаю, починили уже или нет… Поскольку мобильники теперь у всех, «Телефоника» ремонтировать не торопится. Посмотрите сами.

Марина поблагодарила и вышла из здания. Молодой майорканец снова уткнулся в свой телефон.

И действительно, пластик кабины обгорел, а трубка разбита.

У пристани появилось такси. Марина подошла к машине.

– Сколько стоит добраться до Вальдемосы? – спросила она на своем скудном майорканском.

Ей было известно, что о цене лучше договориться заранее, чем потом платить по счетчику. Несчастным иностранцам устраивали «экскурсию» по всему острову, и им приходилось платить столько, сколько требовал таксист.

– Семнадцать километров…

Водила изображал устный подсчет.

– Шестьдесят.

Она могла поторговаться, но не хотелось, да и не очень хорошо у нее получалось. Вот Маноло, ее друг из Севильи, отлично умел торговаться на рынках Аддис-Абебы и платил в три раза меньше, чем Марина, за любой купленный продукт.

Но шестьдесят евро – половина суммы, которую таксист брал с россиян; на двадцать евро меньше, чем с немцев, норвежцев, швейцарцев и англичан, в зависимости от того, ехали они в курортный городок Магалуф или в пятизвездочный отель, и на пятнадцать евро меньше, чем с итальянцев. Наконец, договорившись о пятидесяти пяти евро, двинулись по автостраде Ма-1110.

Еще в Барселоне, воспользовавшись компьютером Лауры, пока ее подруга спорила с дочерью, которая настаивала на том, чтобы носить летнюю юбку без колготок (не надо забывать, что она наполовину шведка), Марина нашла сайт небольшой гостиницы на восемь номеров в Вальдемосе. Решила туда не звонить; был низкий туристический сезон, и она подумала, что и так найдет себе комнату.

Через двадцать минут езды Марина увидела среди гор маленькие каменные домики поселка Вальдемоса. Сердце слегка затрепетало. Не из-за поселка, а из-за той дороги, по которой они с отцом и сестрой ходили по воскресеньям в порт, чтобы отправиться в плавание на баркасе.

Въехали в поселок уже затемно. Главную улицу, мощеную и пустынную, освещали старые железные фонари, оранжевый свет которых поглощали каменные фасады и тесные переулки… Похоже на деревню из средневековой сказки.

Таксист оставил ее на площади при въезде в поселок.

– Давайте побыстрее вашу кредитку, таксистов зимой не хватает.

Марина расплатилась, и машина удалилась. На площади – никого. Она оглядела горы, окружавшие город, и по неизвестной причине ощутила покой.

Прочла названия узких улочек, которые вели к площади, и сразу же нашла улицу Уэтам, где находилась гостиница «Маленький Отель Вальдемосы». Пошла по мостовой и через несколько метров увидела каменный дом, в котором размещалась гостиница. Дверь была закрыта, но внутри горел свет. Марина нажала кнопку звонка. Ее руки озябли, и она потерла ладони. Поднесла их ко рту и, сложив, обогрела своим теплым дыханием. Дверь никто не открывал. Она подождала минуту и снова позвонила. Начинал моросить дождь. Марина пошла по улочке в поисках вероятного другого входа в отель. На его сайте значилось: «Открыто триста шестьдесят пять дней в году». Чего бы ей стоил телефонный звонок из дома Лауры? Она уже нащупала в кармане джинсов визитную карточку таксиста, но снова нажала на кнопку звонка. Достала из кармана визитку… Но теперь еще нужно найти телефонную будку. Она вздохнула.

– Иду, иду! – послышался мужской голос изнутри. Дверь открыл мужчина лет шестидесяти, с приятной улыбкой. – Прошу прощения. Мы живем на верхнем этаже и никого не ждали…

– Я должна была предупредить, – поспешила сказать Марина, входя в гостиницу.

– Ну, приезжать без предупреждения свойственно тем, кто много путешествует. Им нравится импровизировать, – заметил он, улыбаясь и получая в ответ улыбку Марины.

– Меня зовут Габриэль, – представился он, протягивая руку. – Добро пожаловать.

Марина пожала ему руку. Ей нравились гостеприимные люди, с которыми уже после первого рукопожатия чувствуешь себя комфортно. И маленький отель, в который она только что вошла, излучал такое же тепло, как и его владелец Габриэль – элегантный мужчина с грубовато подбритой седой бородой. Марина обратила внимание на его толстый темно-синий шерстяной свитер, закрытый до шеи, очень похожий на тот, что носил ее отец зимой по воскресеньям.

– На сколько дней вы к нам?

– Пока не знаю. Дня на два-три, а может, и побольше.

– Я приехал сюда двадцать лет назад, тоже на два-три дня, и вот до сих пор здесь, – признался он, не глядя на нее и доставая из кармана вельветовых брюк ключ, который положил на стойку. – Можете оставаться сколько угодно, вы единственный гость в отеле.

Марина протянула ему свой паспорт, и Габриэль начал заполнять анкету.

– У вас есть телефон?

Он вытащил из-под стойки допотопный бледно-зеленый телефон с цифрами в круглых отверстиях.

Номер Анны занят. На часах – девять сорок, как раз в это время ее сестра разговаривала с оператором «Трасмедитерранеа».

– Хотите поужинать?

– Нет, спасибо.

Габриэль вернул ей паспорт. Марина положила трубку.

– Ну, тогда отдыхайте. Ваша комната на втором этаже. А мы на третьем. Если что-то понадобится, пожалуйста, не стесняйтесь, дайте знать.

– Доброй ночи, не беспокойтесь.

Она снова попыталась дозвониться до сестры, но номер Анны все еще был занят. Марина оперлась локтем о стойку. Можно подождать или пойти наверх, принять душ, согреться и повторить попытку позже.

Комната с каменными стенами оказалась маленькой и уютной, на кровати лежало толстое белое одеяло. Она пощупала радиатор отопления, который начал нагреваться. Сняла рюкзак с плеч и присела на кровать. Прошло более сорока восьми часов, как она покинула Афарскую пустыню. На пути из Аддис-Абебы во Франкфурт удалось поспать всего пару часов, а у Лауры – лишь пять часов. Она чувствовала себя измотанной.

Открыла рюкзак и достала косметичку. Вошла в ванную, включила душ, расплела косу и разделась. Горячая вода обильно скользила по телу, принося такое же наслаждение, как и струйка холодной воды, при помощи которой она пыталась убавить жар пустыни… Насколько же иным был здешний мир! Марина намылила волосы натуральным медовым мылом, которое купила на рынке в Аддис-Абебе, и осторожно распутала их. Выходя, завернулась в широкое мягкое полотенце и надела старую футболку Матиаса с эмблемой Свободного университета Берлина. Наконец, накрывшись одеялом, она решила, что завтра обязательно дозвонится сестре.

Извлекла из рюкзака черный фирменный блокнот «Молескин», погладила его и открыла на последней странице[18].

Марина закрыла глаза, думая о Матиасе, но она не умела засыпать безмятежно, не размышляя о происходящем в ее жизни. И, сама того не желая, вспомнила последний месяц, проведенный с Анной. Перебирала по дням тот неожиданный и роковой поворот, прервавший их отношения четырнадцать лет назад… Марине было тридцать два года, Анне – тридцать четыре.

– …Тебе срочно звонят из Испании! – воскликнула медсестра-афроамериканка, распахнув дверь. Марина, присутствовавшая при очень сложных родах близнецов в больнице Пенсильвании, испугалась. Она посмотрела на доктора Шермана, который кивнул, отпуская ее. Мигом сорвала окровавленные латексные перчатки. Срочный звонок? Из Испании? Анна? Было четыре утра. Она бросила перчатки в мусорное ведро, захлопнула дверь и помчалась по коридору, лавируя между медсестрами и пациентами на носилках. На ресепшене схватила телефонную трубку.

– Да?!

– Марина, это Анна. Ты не поверишь, но я забеременела!!!

Марина была готова ее убить. Да, в тот момент она бы прикончила собственную сестру. Анна наивна, проста, эгоистична, и Марина, скрывая гнев, поздравила ее с известием, которого сестра ждала десять лет и которое, конечно, сделало ее безмерно счастливой. Единственное желание сестры в жизни: быть женой и исполнить мечту – стать матерью. Марина простила ей свой испуг, понимая страстное желание поделиться новостью.

– Я буду рожать в начале июня. И хочу, чтобы ты провела последний месяц моей беременности со мной. Не откажи, пожалуйста.

Марина не ответила. Более полутора лет она трудилась над докторской диссертацией на тему рака шейки матки у североамериканских женщин. Тяжкие полтора года, на протяжении которых, жертвуя часами сна, она совмещала профессию гинеколога в пенсильванской больнице с углубленной исследовательской работой, нацеленной на получение докторской степени. И вот 15 июня Марина должна защищать диссертацию перед ученым советом Университета имени Перельмана. Дата, назначенная год назад и не подлежащая переносу.

– Марина, что с тобой?.. Пойми, если бы мама или папа были живы, я бы тебя не упрашивала.

Эта фраза сестры надломила ей душу. Несмотря на разделявший их Атлантический океан, Марина четко представила свою сестренку, очень боязливую с детства. И чересчур опекаемую родителями.

– Анна, я же говорила тебе, что готовлю докторскую, чтобы стать профессором в университете… У меня устный экзамен пятнадцатого июня, а если его отложить, то мне придется ждать целый год, чтобы снова назначили дату… Так что вечерним рейсом пятнадцатого я вылечу в Испанию и буду рядом с тобой.

– А я уже рожу, Марина. Хочу, чтобы ты сопровождала меня при родах. Ты должна быть близко.

– Но с тобой же будет Армандо.

– А я хочу, чтобы была ты.

Марина пообещала дать ей ответ на следующий день. Той ночью Марина, в своей квартире в центре Филадельфии, прижавшись к груди научного руководителя, друга и любовника, доктора Шермана по имени Джереми, попросила у него совета. Потребовались огромные усилия, чтобы подготовить докторскую диссертацию, пятьсот пятьдесят три дня исследований в тиши библиотек и написания двухсот пятидесяти семи тысяч слов, излагающих трудоемкую диссертацию, пятьсот пятьдесят три дня подготовки к устной защите перед ученым советом! Университет имени Перельмана! Слишком много времени и чересчур большие усилия, чтобы отложить заветную цель еще на год.

– Докторская степень годом раньше или годом позже… какая разница? – рассуждал Джереми, поглаживая ее волосы. – Я уже и не вспомню дополнительных усилий, которые прилагал в бесконечные годы учебы. Однако, Марина, до сих пор помню моменты, наполненные счастьем, когда находился с моими близкими. Появление на свет племянницы – одно из таких важных событий в твоей жизни. – Джереми слегка помедлил, прежде чем закончил: – И Нестор хотел бы, чтобы ты ее сопровождала при родах его внучки.

В середине мая Марина вылетела из Нью-Йорка в Мадрид, а из Мадрида на Майорку. Анна и ее огромный восьмимесячный живот дожидались ее с распростертыми объятиями на выходе из аэропорта Пальмы. Анна набросилась на сестру, как всегда, с поцелуями и приторной лаской. А Марина, с ее нежной улыбкой и милыми ямочками на щеках, при свойственной застенчивости, обнимала сестру по-своему, сдержаннее, но любя не меньше.

Им предстояло провести наедине целых три недели. Армандо пребывал в Панаме в деловой поездке, и они могли вольготно расположиться во всем доме своего детства. Марину удивило, что ее шурин так поторопился с командировкой, и в то же время не могла этому не порадоваться.

Они сели в новенький BMW Анны и поехали к огромному каменному дому, в котором прожили всю жизнь и который бабушка Нерея оставила своему сыну Нестору, а он завещал дочерям. И который Марина, великодушно и без колебаний, когда Анна попросила, подарила ей, чтобы та могла счастливо жить с Армандо, поскольку собственная жизнь устроилась в Соединенных Штатах. Марина больше не считала особняк своим, но почему-то возвращение всегда наполняло ее ностальгией. Отворить ворота в сад, увидеть каменный фасад дома, лимонное дерево бабушки Нереи… По правде говоря, лишь внешний вид возвращал Марину в прошлое. А внутри, когда она переступала порог особняка, он казался ей совсем не похожим на тот, где когда-то жили две сестры. Его полностью отремонтировали: каменные стены покрыли бетоном и окрасили согласно вкусам, заданным испанской элитой; мраморный пол, декор в стиле рококо. Марина никогда не противилась этому, но одна перемена ее раздражала, точнее, огорчала. Кухня, на которой они с бабушкой Нереей месили тесто для хлеба, превратилась в кладовку, захламленную инструментами, химикатами для чистки лодки, шлангами, секаторами, шинами, пластиковыми стульями, и там стоял забытый всеми, покрытый толстым слоем пыли старый сундук отца.

Только в спальне бабушки Нереи сохранилось кое-что от дома ее детства. Там-то они и решили провести вместе три недели, ожидая появления ребенка, и спать в той же кровати, под которой прятались от отца, чтобы не получить прививку от оспы.

Чудесные недели! По утрам они открывали крышу машины и ехали на северное побережье острова, чтобы искупаться в спокойных водах пляжа Ассуссен, на песчаных отмелях Кан-Пикафорт, Сон-Баулó и Сес-Кастетес-де-Капельянс. Одним прекрасным утром изменили маршрут и поехали на восток. Купались обнаженными – втроем, включая не родившегося еще младенца, – в спокойных кристально чистых водах пляжа Эс-Перенгон-Петитс. Они перекусывали не по распорядку, слушали музыку, танцевали и повторяли то, что обещали друг другу каждый год: видеться гораздо чаще, хотя их и разделяет Атлантика.

Глядя в окно «Маленького Отеля Вальдемосы», Марина вспомнила ночь, когда у сестры начались роды: 1 июня она проснулась около пяти утра, умирая от жары. Открыла глаза и посмотрела на сестру, которая мирно спала, положив руки на живот. Она хорошо запомнила, как глядела на нее и чувствовала ее хрупкость и невероятную уязвимость. Анна – ее семья, единственное, что у нее есть, что еще осталось. Она была уверена, что приняла правильное решение: докторская степень может и подождать. Прежде чем заснуть, прикоснулась к животу сестры и поняла, что ребенок готовится выйти на свет божий. Помимо своей воли почувствовала приступ ярости к шурину, который казался безразличным к отцовству и считал, что достаточно звонить жене раз в неделю.

– Прислушивайся к советам моей матушки и звони ей каждый день, – не раз наставлял по телефону Армандо жену.

Но с тех пор как приехала Марина, Анна ни разу не позвонила свекрови. Однако свекровь делала это с религиозной настойчивостью, ежедневно в девять утра. С понедельника по воскресенье. Ее единственным развлечением стала забота о невестке.

Свекровь сопровождала ее во всех визитах к гинекологу. А также при покупке детской коляски и кроватки. Она предпочла бледно-розовый цвет для комнаты девочки. Выбрала церковь, где малышку должны крестить, и платьице в виде пчелиных сот, в котором дитя примет крещение. Все решала свекровь, и Армандо не чинил ей препятствий, а, наоборот, всячески поощрял. Свекровь не давала Анне перевести дыхание, она ее душила, и Анна, с ее покорным, слишком смиренным характером, молча уступала во всем.

Марина вспомнила, что тогда оставила сестру спокойно спать и решила спуститься позавтракать. Она знала, что самой уснуть уже не удастся. Заварила чай и отправилась навстречу своим воспоминаниям на старую кухню бабушки Нереи, превращенную в кладовку. Там находился и покрытый пылью древний, солидный морской рундук, в котором отец хранил маленькие сокровища, найденные в море. Когда-нибудь, если у Марины появится свой дом, она попросит у сестры этот рундук, заслуживающий, несомненно, лучшего приюта. Она поставила чашку на пол и села перед рундуком, скрестив ноги. Осторожно приоткрыла его и заглянула внутрь. Увидела ожидаемое: цветные камешки, браслетики из ракушек, которые они мастерили с сестрой на пляже, дожидаясь отца, очищавшего свой баркас от соли, прежде чем его поднимут на пирс; разные ракушки, крючки, обрывки сетей, морскую звезду из рыбного порта Ратжада, ржавую металлическую коробку, выкрашенную в красный цвет, со старыми фотографиями, которые по какой-то причине не были удостоены включения в бархатистые альбомы семьи Вега де Вилальонга. Вместо того чтобы выбросить фотографии в мусорное ведро, как предлагала жена, Нестор хранил их в ржавой коробке в рундуке. Марина достала ее и открыла. Она знала, что, если снова взглянет на снимки, ей станет грустно. Однако по неизвестной причине, всякий раз прилетая на Майорку, она находила момент уединения, чтобы еще раз взглянуть на них и ощутить странную ностальгию, вызванную отсутствием мгновений, которых уже не вернуть. Вот размытые фотки обеих сестер на отцовской шаланде. Серия снимков в контровом свете, на которых Марина и Анна, взявшись за руки, бегут по маковому полю. Эта серия казалась ей красивой, хотя изображения и размыты светом. Марина прекрасно помнила день, когда сделаны фото. Тогда они возвращались с лодочной прогулки и ехали на машине по полю маков. Она попросила отца остановиться, чтобы набрать букетик для бабушки и семена для своего именинного пирога… Это было 15 августа 1971 года, в ее день рождения – Марине исполнялось семь лет. Теперь она перебрала всю серию, не в силах сдержать слез. И тут попалась фотография, которая всегда вызывала у нее смех: она, четырехлетняя, ревет как сумасшедшая, а Анна пытается заплести ей косичку. Вот портрет бабушки Нереи рядом с ее лимонным деревом, и среди всех этих снимков – молодая няня, одна из многих, которых нанимали ради заботы о детях. Она в белом фартуке, а на руках Анна, которой едва исполнилось два года. Когда Марина разглядывала это изображение, услышала крик Анны, у которой началась схватка. Не закрыв сундука, Марина взбежала по лестнице, поставила чашку на кухонный стол и вошла в спальню. Сестра ждала ее неподвижно с паническим выражением лица. Марина улыбнулась. Наконец-то…