Бог, который исчез, или Made in ∞

– Адам! А бедную козу теперь можно отпустить.

Мужчина чрезвычайно смутился. Он понял, что женщина знает, но потом, увидев, что Ева не сердится, рассмеялся.

– Зачем же? – спросил он. – Я поймаю для нее козла, и у нас будут козлята.

– Ягнята, – так же, как раньше Лилит, поправила женщина.

– Нет, козлята, – упрямо ответил мужчина.

– А я сказала «ягнята», – продолжала настаивать Ева.

Адам оглядел ее чудесное тело и вспомнил, как ему было хорошо с ней.

– Хорошо, ягнята, жена моя, – смиренно подтвердил он.

Жизнь Евы круто изменилась. На следующий день Адам не захотел идти ни на какую охоту, а остался с женщиной, не отпуская ее с их пахнущего высохшей травой ложа. С трудом она выкроила момент сбежать на какое-то время, чтобы, как она выразилась, собрать хотя бы капельку фруктов для восстановления растрачиваемых сил. Она встретилась с Самаилом, который тоже большую часть времени продержал ее в лежачем положении. Богу женщины были не в новинку, и он с удовольствием дарил ей свои ласки, а та прилежно училась искусству плотской любви, познавая скрытые от нее ранее возможности их тел. Делала она это не только ради себя, ей очень хотелось поделиться полученным умением с Адамом.

Так прошло несколько дней, и Ева поняла, что устала, и что вести одновременно бурный роман с двумя мужчинами не так уж легко. К счастью, и у Адама тоже утих первый восторг. А главное, ему пришло в голову, что Ева никуда от него не денется. И он почти полностью вернулся к своему обычному образу жизни. Теперь его еще сильнее стал одолевать дух творчества и исследования. В нем забурлила энергия. Он с удивлением понял, что, если раньше ему во что бы то ни стало хотелось женщину покорить, то теперь он жаждал ей служить. Он загорелся идеей переустройства их гнезда и стал надолго уходить в лес, заготавливая наиболее крепкие и прямые ветки для их будущего дома. Он поймал нескольких коз, которых поселил в загоне. У одной их них был козленок, которого она кормила молоком. И Ева, которую животные бысто перестали бояться, рассудила, что коза вполне может поделиться частью своего молока, и не без труда, но научилась ее доить.

День до отказа заполнился заботами. Ева хлопотала по хозяйству, а Адам ходил на охоту и строил.

Однако женщина не забывала бегать и на свидания к Самаилу. Она, не вникая в то, правильно это или нет, искренне любила обоих мужчин, хотя с богом чувствовала себя робкой ученицей, а с Адамом, который был для нее проще и роднее, наставницей. Но она, конечно, никогда ему в этом ни в назидание, ни в укор не созналась бы. Самаил, похоже, понимал, что с ней творится, и всячески нахваливал Адама и его успехи, исподволь внушая женщине мысль, что ее жизнь должна быть связана с человеком, а не с богом. Хотя никогда ее не отвергал. Да и не хотел. Самаил, скрывая от самого себя, испытывал боль из-за неравенства их положений и, особенно, из-за смертности Евы. Но, опираясь на бесконечный опыт бессмертного, ничего предпринимать не стал и продолжал наблюдать, как развивается эксперимент Яхве. Хотя мог сделать Еву бессмертной. Но, ловя себя на этом желании, тут же вспоминал, что вечность убивает чувства, и что скоро, меряя категориями бесконечного, а не человеческого мира, они с Евой охладеют друг к другу, оставив после себя несчастного с разбитым сердцем Адама, который из-за краткости жизни может и не оправиться от такого удара.

А Адам ему нравился. Этот примитивный человечек обладал сильным внутренним стержнем, а совершаемые им глупости были не показателем недоразвитости ума, а лишь результатом отсутствия опыта и знаний.

Так и текли дни на Эдеме, постепенно начиная навевать легкую скуку. Поначалу бурные, полные страсти, взрывные акты любви, утратив новизну, стали больше напоминать не всегда желанный десерт после хорошего ужина, а не слишком обременительные заботы быта, которые с накоплением опыта требовали все меньше усилий, начали усыплять своим однообразием.

В тот день свидание с Самаилом проходило как обычно. Разве что они меньше занимались любовью. В последнее время Ева стала замечать, что ей не столько интересны ласки бога, сколько его забавные рассказы про вечный мир. Вот и сегодня он рассказывал ей простенькую, хотя и выдуманную им историю про вспыльчивого, но боящегося щекотки толстяка – бога Хлопа, которого, чтобы избежать его гнева, достаточно было просто пощекотать, и тот начинал заливаться от смеха и забывал, что сердится.

Самаил, увлекшись собственным рассказом и для убедительности размахивая руками, продолжал:

– Заковырка была в том, что он был воинственен и вечно искал повод, чтобы вызвать кого-нибудь на дуэль. И чтобы всегда быть к ней готовым, таскал на себе рыцарские латы из гибкой стали. А не так уж легко пощекотать кого-то, закованного в броню. Боец он был отменный, и связываться с ним никто не хотел, но, несмотря на это, он часто становился предметом шуток, поскольку был с виду до чертиков смешон.

И бог, надув щеки, изобразил переваливающегося толстяка. Ева весело смеялась. А Самаил рассказывал дальше.

– Хлоп прекрасно это понимал. Он был беспримерно обидчив, в особенности в присутствии прекрасного пола, хотя пользовался у богинь не меньшей, чем я сам, благосклонностью, – Самаил важно поклонился. – В итоге любители подшутить над ним разработали тактику предотвращения поединков. После какой-нибудь невинной шутки, на которую Хлоп обижался и начинал наливаться кровью, кто-то обязательно незаметно подлезал сзади под его колени. Бога толкали и, увлекаемый весом доспехов, Хлоп кулем валился на землю, а его хватали за ноги и начинали щекотать пятки, пока тот, умирая от смеха, не просил пощады. Хлоп был не дурак и, конечно, подыгрывал зрителям в этом представлении. Ему нравилось, когда другим было весело. А просто так никто не рискнул бы повалить и пощекотать бога.

Ева со смехом выслушала байку и сладко потянулась.Скоро надо было возвращаться. Неожиданно она заметила, что в этот раз они с Самаилом расположились недалеко от дерева памяти, о существовании которого они с Адамом и думать-то позабыли. Ева изучающе взглянула на растение. Дерево – как дерево. Плоды – как плоды, хотя и выглядят соблазнительно. Еве захотелось их попробовать, но она сдержала себя. Персики и бананы наверняка ничем не хуже. Но плоды продолжали манить. Чтобы избавиться от наваждения, Ева отвернулась и встретилась глазами с внимательно глядевшим на нее Самаилом.

Не говоря ни слова, он встал и подошел к дереву памяти.

– Приблизься ко мне, дитя мое, – мягко и настойчиво попросил бог.

Ева чуть испуганно подошла к нему. Теперь их обоих скрывала крона запретного дерева, от плодов которого исходил манящий запах. Самаил спокойно протянул руку и сорвал плод. Повертев его в руках, он с хрустом откусил и начал жевать.

– А разве можно? – с завистью спросила Ева.

– Я – бог, и запрет меня не касается, – ответил Самаил.

– Вкусно? – снова спросила Ева, и рот ее наполнился слюной.

– Кому как, – равнодушно ответил бог, продолжая жевать.

Ева снова взглянула на плоды. Какие они аппетитные! Маленькая алая змейка с изумрудными глазками боязливо проползла по дереву. Ей нужно было спуститься на землю. Переползая с верхней ветки на нижнюю, она обвилась вокруг крупного плода. Спелый, налитой плод не выдержал ее тяжести, и она неожиданно вместе с ним свалилась в траву. Змейка тут же юркнула куда-то по своим делам, а плод остался лежать. Ева голодным взглядом посмотрела на него.

– Хочешь попробовать? – с иронией в голосе спросил Самаил.

Ева с испугом на него посмотрела и, поколебавшись, кивнула.

– Но ведь нам запрещено. И я не стану нарушать запрет, – решительно сказала она. – Пойдем отсюда, Самаил. Мне пора домой.

– А ты помнишь, что тогда сказал бог? – мягко удерживая женщину, спросил Самаил.

– Конечно, – удивилась она. – Запрещено есть плоды с этого дерева, иначе мы будем жестоко наказаны.

– Прости меня, дитя мое, – вкрадчиво произнес Самаил. – Но ты ошибаешься. Он сказал, что людям нельзя рвать с него плоды.

Ева недоуменно на него посмотрела.

– Но ведь это одно и то же. Зачем нам рвать, если мы не собираемся есть? – резонно спросила она.

– Дитя мое, – также вкрадчиво продолжал бог. – Ты пока слишком мало знаешь, чтобы судить. Возможно, это покажется чересчур сложным для твоего ума. – Самаил исподтишка бросил взгляд на Еву, ожидая реакции, а та обиженно нахмурилась.

Удовлетворенно кивнув, бог продолжил:

– Я попытаюсь объяснить. Мы пользуемся словами, потому что за каждым из них скрыт определенный смысл, информация, которую мы хотим передать другому человеку. Некоторые слова могут иметь несколько значений или обобщать какие-то понятия. Например, цветы – это все цветы, которые растут на этой лужайке, хотя они все такие разные. Но есть много слов, которые имеют конкретное значение. Ты ведь никогда не подумаешь, что я сижу на дереве, если я скажу, что его вижу.

Ева улыбнулась.

– То же самое касается и слова «рвать». Рвать с дерева и есть с него – вовсе не одно и то же. И вообще зрелые плоды и так падают. Так чем же ты нарушишь запрет Яхве, съев валяющийся плод, даже не прикоснувшись к дереву?

Ева с сомнением покачала головой.

– Я даже не знаю, что подумать. Но знаю точно, что боюсь гнева Саваофа.

Самаил поднял плод и подал женщине. Он молчал, не желая настаивать, а та уже было протянула руку, но тут же ее отдернула. Самаил разочарованно пожал плечами. Ева заметила это и, не касаясь самого плода, взяла бога за руку и поднесла ее ко рту. Запретный плод почти касался ее губ. «А я ведь и вправду не прикасалась к дереву», – сказала себе Ева и, все еще борясь с сомнениями, откусила маленький кусочек. Плод был действительно хорош, хотя и не настолько, чтобы вокруг него устраивать такой сыр-бор. Сладкий сок потек по ее щекам. Самаил с улыбкой глядел на нее.

Неожиданно в голове женщины что-то произошло. Она оказалась в темноте, в которой замелькали какие-то образы людей, точнее богов, бесконечные просторы вечного мира; какие-то странные понятия и неизвестные знания обрушились на нее. И она вдруг поняла, что Эдем – это кроха в необъятном пространстве, созданная прихотью Яхве по особым, отличным от остального мира законам.

Самаил с интересом следил, как меняется лицо женщины. Выражение испуга на нем постепенно сменилось запальчивостью. Оно стало строже и от этого еще красивее, а вокруг глаз наметились незаметные морщинки знания.

– Как это подло, – с негодованием сказала женщина.

– Что подло? – переспросил бог.

– Сделать нас смертными. Я теперь знаю, что такое смерть. Это прекращение существования, исчезновение… А я хочу жить. Хочу видеть солнце, купаться в озере, видеть тебя и Адама, а не гнить, издавая мерзкий запах.

Самаил молчал. Он задумался и не знал, что ответить.

– Я могу лишь предполагать, зачем Яхве придумал смерть, – начал он. – Попробую объяснить тебе, как это понимаю я. Но сначала ты должна попытаться понять, каково быть бессмертным. Мы, боги, не знаем, откуда взялись. Может, кто-то когда-то сотворил и нас, но он, очевидно, был умнее Яхве и стер воспоминание об этом из нашей памяти. Мы устроены так же, как и люди, за исключением одного: наши тела обладают бесконечной способностью к самовосстановлению. Помимо этого, мы можем, по желанию, трансформироваться в любые другие тела, но через какое-то время у нас появляется настойчивая потребность вернуться к состоянию, подобному вам с Адамом, в котором мы и проводим бо̀льшую часть бытия.

Я не знаю, каким образом Яхве ухитрился это сделать, но, сотворив Эдем, он посягнул на краеугольный камень устройства вечного мира, ускользнул от казалось бы незыблемого закона о бессмертии. Придумав это новое мироздание, он заложил в его перпетуум-мобиле единственную и неповторимую программу необратимого разрушения тел, носящих ваши индивидуальности. И если, к примеру, моя душа, трансформируясь в звезду или что-нибудь еще, способна смиренно пережидать восстановление моего разрушенного чем-то или кем-то тела, то вы этой возможности лишены.

Но это палка о двух концах. Мы каждый раз, восстановившись или пройдя трансформацию, возвращаемся к тому же самому моменту существования, на котором остановились до нее, и к тому же грузу опыта и памяти. Они остаются с нами. А вечность – это вечность. Это – то, что происходит всегда и никогда не прекращается. И мы уже видели и испытали все, что существует. У нас нет и не может быть страха, нет и доподлинных чувств, потому что мы всё успели не один раз испытать. Мы не живем. Мы просто существуем, поддерживая видимость того, что можно назвать жизнью. У нас нет мук, которые хотелось бы остановить. Каждый бог может погасить источник боли. Среди богов-мужчин даже существует своего рода развлечение. Они придумывают изуверские пытки и сами на себе их пробуют. Побеждает тот, кто выдерживает дольше других. А люди свою боль контролировать не умеют, – Самаил тяжело вздохнул. – Мы, боги, страдаем от смертельной скуки и вечно ищем, как от нее избавиться.

– Тебе с мной скучно? – обиженно спросила Ева.

Бог рассмеялся и поцеловал женщину. Поцелуй говорил сам за себя, потому что так целует только влюбленный, но Самаил еще и добавил:

– Я клянусь тебе, Ева прекрасная, мне ни секунды не было с тобой скучно. А особенно в тот раз, когда ты дурным голосом заорала и убежала во время нашего первого свидания.

Ева покраснела и тоже засмеялась.

– И вообще, как это не кажется парадоксальным, вы, смертные, – единственные по-настоящему живые среди нас бессмертных, – добавил Самаил и посерьезнел. – И я начинаю понимать замысел неугомонного и пытливого Яхве. Он захотел придать бытию ощущение ненапрасности, остроту чувств и поэтому избавил людей от бессмертия и возможности контролировать боль. – И, вдруг нахохлившись, закончил: – А в результате создал реальный, а не суррогатный, как в вечном мире, страх. И он будет у вас, видимо, основным стимулом выживания. Но, похоже, он недооценил результаты своего изобретения. Он ведь научился уничтожать только материальный носитель личности. И, как я понимаю, сам не знает, что произойдет с вашими душами, которым некуда будет, как нашим, вернуться. Может, Яхве в итоге окажется истинным гением, создавшим племя свободных душ-скитальцев.

– Не очень понятно. И ты, наверно, врешь, – сказала женщина. – Но врешь красиво.

Она ласково погладила его по щеке. А потом встрепенулась.

– А Адам? – с тревогой спросила она. – Как быть с Адамом?

– Что значит «как»? – изображая непонимание, спросил бог. Он знал ответ, но хотел, чтобы женщина сама произнесла нужные слова. – Что ты имеешь в виду?

– Как что? Нельзя же не сказать ему. Это нечестно и несправедливо. Пусть знает, что его обожаемый всемогущий создатель вовсе не самый безупречный. А то я уже устала слушать: великий Саваоф – то, великий Саваоф – сё… А тот сознательно отобрал у своего творения то, чем наделен сам.

Ева со злостью сломала какую-то веточку.

– Беда только, что он никогда не согласится съесть запретный плод. Ни с дерева, ни упавший.

Самаил понимающе посмотрел на нее и протянул раскрытую ладонь. На ней враз возник плод запретного дерева. Он накрыл его другой рукой, а когда ее отнял, там лежал спелый красный персик.

– Смотри. Это видимость персика. Внутри запретный плод. Дай ему, и он будет знать столько же, сколько ты.

Ева потянулась было за лжеперсиком, но тут же убрала руку.

– Нет. Я не могу обмануть, воспользовавшись его наивностью, – решительно произнесла она.

Бог с уважением на нее посмотрел. На душе у него заскребли кошки. Он-то воспользовался наивностью Евы не один раз.

В этот момент кто-то негромко кашлянул рядом. Это был Адам. Легок на помине.

– А, вот куда вы забрались, – вместо приветствия, улыбаясь, сказал он. – А я уж Еву обыскался.

Женщина и Самаил смутились и начали уверять, как они рады его видеть. А простак только обрадовался и позвал Еву домой обедать, а затем, поколебавшись и смущаясь, пригласил и Самаила.

– Я сегодня первый раз поймал рыбу. Это был несложно. Несколько штук по ошибке заплыли на мелководье, – рассказал он. – Я изловил одну, а потом хотел выпустить ее обратно, но заметил, как на другом берегу какой-то мохнатый зверек, я назвал его «выдра», поедает точно такую же рыбеху. И я тоже решил попробовать. Я сделал маленький костер, снял, исколов все руки, с рыбы шкурку и поджарил кусок. Ее мясо изменило не столько цвет, сколько запах, но я все же попробовал. Это вкусно. Пойдемте. Я принес несколько штук домой.

Самаил поблагодарил, но отказался. Он сказал, что боги едят другую пищу, а Ева неожиданно заявила, что тоже не хочет, потому что уже насытилась фруктами. Она показала Адаму на дерево памяти, а затем, подойдя к нему, сорвала запретный плод и захрустела им. Адам побледнел.

– Это же дерево Саваофа, – только и сумел выдавить из себя человек.

– А здесь все Саваофа, – с иронией парировала женщина. – И плоды, и это дерево. Да и вот это, и вон то, и весь Эдем. И мы в том числе. И все это просто забава.

– Как ты можешь так говорить? – ужаснулся Адам.

– Я говорю то, что думаю, – жестко ответила Ева. – Хоть тебя и создал бог, разве ты можешь заставить себя думать так, а не иначе? И почему ты решил, что, создав тебя, бог имеет право командовать тобой?

Самаил, вытаращив свои божественные очи, восхищенно глазел на женщину. А сникший Адам не знал, что ответить. До этого было так просто и хорошо. Был великий бог, была интересная жизнь на Эдеме, была сладкая, хотя иногда и строптивая Ева, и лишь маленький запрет не есть какие-то никому не нужные плоды.

Мир Адама рухнул.

– Может быть, ты и права. Но разве ты была так голодна, что не могла отойти и поесть с другого дерева? – сердито спросил Адам. – Разве небольшая просьба существа, создавшего тебя, не достойна уважения? Разве твои и божественные силы соизмеримы? Подумай сама,– добавил Адам. – Что толку в твоем нарушении запрета, если ты заранее знаешь, что понесешь за это наказание? Неужели вкус этого фрукта стоил того, чтобы рисковать тем, что есть?

Ева не ожидала столь убедительной речи и растерялась. В ожидании поддержки она посмотрела на Самаила. Но тот решил не вмешиваться. Пусть женщина сама отстаивает свое мнение. В конце концов, именно сейчас решался вопрос человеческой самостоятельности. У Евы на глаза навернулись слезы.

– Тебе просто нравится быть игрушкой в чужих руках, – обиженно сказал она. – Великий Саваоф, великий Саваоф, – передразнила она его. – А я хочу, чтобы у меня был великий Адам. И что это за мелочность, если бог грозит наказанием из-за каких-то плодов? Видишь, я их поела, и ничего со мной не случилось. Солнце не свалилось с небес. Ты можешь, конечно, поступать, как знаешь, но запомни, я эти плоды попробовала, и жить с человеком, который отказался это сделать, не собираюсь. Делай, что хочешь. Живи, например, со своими козами.

Самаил не знал, что Ева имела в виду, но заметил, что Адам сконфузился. Мужчина вспомнил, как другая женщина, Лилит, от него уже ушла. И понял, что не хочет, чтобы это случилось вновь. Даже несмотря на страх перед Саваофом. Если великий бог их все-таки накажет, он понесет наказание с ней, с его Евой.

Взгляд Адама посветлел. Время колебаний прошло. Он встал, подошел к дереву памяти и стал его разглядывать, выбирая плод получше. Потом так же спокойно сорвал его и съел.

– Это совсем не так божественно, как я думал, – сказал он и… утонул в потоке захлестнувших его неясных представлений.

– Проклятие, – только и молвил он, придя в себя.

Адам огляделся и как бы все увидел заново. Рядом стояла прекрасная обнаженная женщина с венком цветов на голове. «Интересно, откуда он взялся?» – подумал Адам. Он осмотрел себя и понял, что тоже гол. Чуть в стороне стоял Самаил, закутанный в свою привычную одежду. Адам ощутил укол ранее незнакомой ему ревности. Конечно же, это он подарил ей венок, сама она такое не сумела бы сделать. Адам внезапно почувствовал свою наготу и, стесняясь, заслонил руками причинное место.

– Прикрылась бы чем-нибудь, – просительно, но со скрытым неудовольствием обратился он к Еве.

Та тоже смутилась. Оба мужчины были ей близки, и ей не приходило в голову их стесняться. Но сейчас, похоже, ситуация изменилась. Она попыталась прикрыться руками, но это целомудренное движение оказало обратное действие на мужчин, которые почувствовали, как их начинает охватывать возбуждение.

Самаил, знающий, что такое ревность, опасался не желаемой вспышки злости Адама на Еву или на него самого и сделал некий незамысловатый пасс. Из небытия возникли два куска мягкой серебристой ткани.

– Оберните их вокруг себя. Так вам будет удобнее, – мягко сказал он.

Люди торопливо, и почему-то отвернувшись друг от друга, стали прикрывать свои тела. Самаил откровенно залюбовался увиденным. Адам выглядел как настоящий бог, даже несмотря на неловко накрученную набедренную повязку. А Ева была прекрасней любой богини. Он не понимал, откуда что взялось, она ведь никогда богинь не видела, но, видимо, женщиной руководило какое-то природное чутье, подсказавшее, что надо сделать, чтобы подчеркнуть красоту, оставить обнаженного тела ровно столько, сколько требовалось, чтобы неровно забились мужские сердца.

Ева вдруг побледнела. Удивленно посмотрев и проследив за ее взглядом, оба мужчины оглянулись. Недалеко, чуть вниз по склону на краю валуна сидел Яхве и с любопытством их разглядывал.

– Что будем делать? – испуганно спросила Ева.

Адам обреченно пожал плечами.

– Ждать наказания, – безнадежно ответил он. А женщина вспылила.

– Вот в этом весь ты. Покорный баран, – сказала она. – Пойди и подставь ему под нож шею.

Адам только отмахнулся. Женские слова почти его не задели. Он даже гордился собой. И сожалел, что Ева не может оценить благородства его поступка. Ведь только ради нее он принес себя в жертву, нарушив запрет.

Яхве медленно поднялся с камня и неторопливо двинулся в сторону перепуганных людей. «По-садистски неторопливо», – мелькнуло в голове у Самаила.

– Приветствую вас, дети мои, – спокойно сказал бог. – Здравствуй, Сам.

Он подошел к дереву памяти и, сорвав один из плодов, надкусил. Лицо исказила гримаса неудовольствия, и он выплюнул непрожеванный кусок.

– Это совсем не тот вкус, какой должен быть, – раздраженно проговорил он. – Это дерево чрезвычайно чувствительно и реагирует, если его трогает кто-то чужой, а не я.

Самаил с интересом следил за развитием событий. Он оценил драматизм разыгрываемого перед ним представления.

Но людям было не до шуток.

– Может, кто-то из вас касался моего дерева? – строго спросил Яхве.

Адам поднял полные страдания глаза. Разве он мог обмануть своего повелителя? Его душа рвалась к покаянию, и он уже собрался произнести слова признания, но в это время рука Евы крепко сжала его руку, и он услышал слова:

– Нет, великий Саваоф. Ты ведь нам запретил, – впервые в жизни солгала женщина.

– Да? – Яхве удивленно поднял брови. – А кто же тогда? Уж не Самаил ли?

– Не только касался, но и ел, – с усмешкой ответил тот. – А вкус и в самом деле не ахти. Что-то ты в этот раз не расстарался.

– И это ты! – в негодовании вскричал Яхве. – Ты! Мой друг!

– Но ты же мне не запрещал, да и не мог запретить. Я-то, к счастью, не твое творение, – спокойно парировал Самаил.

Яхве не сводил с друга возмущенного взгляда.

– Да разве дело в том, ел ты или нет!

– А в чем тогда? – невинно спросил Самаил.

– А в том, что ты пытаешься покрывать жалкую ложь этих никчемных людишек, – снова вскричал Яхве. Он угрожающе вытянул палец и указал на одеяние людей.

– Скажи мне, Ева! – издевательски спросил он у женщины. – Зачем тебе эта тряпка? Может, ты замерзла под теплым солнцем Эдема? Или ты что-то пытаешься скрыть от своего господина? Может, ты прячешь под этим подобием туники украденные тобой плоды?

Было видно, что Ева сейчас расплачется. Она из последних сил пыталась сдержать слезы.

– А что спрятал ты, Адам? – бог повернулся к мужчине, у которого от страха чуть не подкосились колени.– Ты прячешь там свой отросток? А зачем? Может, он у тебя так плох, что ты боишься показать его Еве?

– Мне стыдно было оставаться голым, повелитель. Вы ведь с Самаилом одеты, – заикаясь, выдавил из себя Адам.

– А откуда тебе известно, что ты гол, что нагота – это стыдно?

Адам рухнул перед ним на колени.

– Прости, о великий! – с мольбой прошептал он. – Мы действительно ели с твоего дерева.

Лицо Яхве окаменело.

– Я знал это и так, – пугающим голосом произнес бог. – И предупредил, Самаил свидетель, что нарушившего запрет ждет суровое наказание. Поэтому вы оба заслуживаете смерти.

Люди побелели как мел.

Самаил положил руку на плечо Яхве.

– Не торопись, Саваоф, – миролюбиво проговорил он. – Это моя вина. Я уговорил Еву попробовать запретный плод. Мне хотелось проверить, насколько ты всеведущ.