Полная версия
Выродок. Часть вторая
– Тихо оба! – тяжело бросил Лохмоть. – Упаси вас небеса детей разбудить!
–Успокойся и рассказывай, – негромко произнесла эльма, – только всё рассказывай, без утайки.
–Он нас прибьёт, – дрожащим голосом проговорил Нешка, указывая на Шичу.
–Говори, – пошевелился тот.– Не бойся, не трону…
Нешка неуверенно посмотрел на сына, съёжившегося за его спиной, потом на остальных и, вздохнув, заговорил:
–Я должник Валваль. Давно уже, очень давно, – он сокрушённо помотал головой и посмотрел на Охотника.– Почему так вышло, тоже рассказывать?
–Не обязательно, – поторопил его Лохмоть. – Про Рини говори.
Медовник ещё раз вздохнул и продолжил:
–Мы с сыном в тот день в лес собирались, дупла сотовиков поискать. Но тут к нам Кемач прибежал, сказал, что Валваль кличет. Пошли мы, куда ж денешься. Рини во дворе лежала, погрызенная вся. Не дышала уже. Харайшин не было, видать их Кемач отвёл с глаз подальше. Валваль нам велела взять тело и отнести в лес, в самую чащобу, чтоб не сразу нашли. А потом подтвердили, что рабыня сама в чащобу ушла, за травами. Мы так и сделали. Так-то вот… Валваль нам за это часть долга простила.
–Отомстила, выходит, – задумчиво произнесла эльма.– Зверь она у вас. Похлеще того же харайшина будет.
–Она хотела рабыню под брата подложить, – внезапно подал голос сын медовника. – Сама говорила, мол, с Мингой не вышло, так с другим её ублюдком получиться. И никакой Зубарь не поможет, так как дитё не его будет, а Кемача.
–Значит вот, что она задумала, – медленно проговорил Шича и стал подниматься.– Похоже, расходятся теперь наши пути. Дело у меня важное возникло. Вы уж о Минге позаботьтесь, как сумеете. Прощайте!
–Быстрый какой, – проворчал Лохмоть и так дёрнул Шичу за пояс, что тот не удержался на ногах и вынужден был снова сесть. – Ты, значит, побежишь шею себе сворачивать, а мы вслед ручками помашем? Не получиться….
–Так всё равно пока Валваль жива, Минге покоя не будет, – заупрямился Шича. – У лавочницы запись имеется о том, что Минга – дочь рабыни. И рабыня та – собственность Валваль. Сам ту запись видел! Так что объявит она её в поиск…
–Запись не твоя забота, – спокойно проговорил Лохмоть.– Тебе надо мыслить, как дальше жизнь устраивать. И про Мингу тоже.
–Ты что-то придумал? – спросила его Юллин.
–Да, – коротко ответил Охотник. – Но об этом завтра. А сейчас выспаться надо, сил набраться. Я думаю, нам никто не помешает в слободку заглянуть? К « заботливой» лавочнице Валваль? Вот и я думаю, что никто, – улыбнувшись, сам себе ответил он, увидев утвердительные кивки со всех сторон.
Ночь прошла спокойно. Утром они обнаружили пару крупных пулонок – плохо летающих птиц, оттого вьющих свои гнёзда низко над землёй. Они обычно всегда были настороже, и своими крепкими клювами и мозолистыми ногами могли нанести серьёзное увечье хищнику, решившему полакомиться ими. Но тактика грайса была пулонкам не знакома. Поэтому Гарлин довольно легко добыл несколько особей, поев сам и принеся добычу на стоянку. Усадив невыспывшихся пленников ощипывать птиц, спутники, умылись и, приведя себя в порядок, отошли в сторону. Усевшись на древесник, все уставились на Лохмотя.
–Слушай очень внимательно, Шича, – начал тот. – Как мы уже поняли ни ты, ни Минга не можете возвращаться в слободку. Поэтому вы отправитесь в Заводь.
–Куда? – переспросил ошарашенный Шича, а Юллин довольно кивнула головой. Опять их с Лохмотем задумки совпали, и от этого стало как-то легко на душе.
–В Заводь,– спокойно повторил Лохмоть. – А точнее на Дальнюю пристань, в кашеварню «Сивоусый Сом». Там вы поселитесь. На следующий день, ты отправишься на Приовражное торговище. Среди доглядчиков найдёшь призрачника, откликающегося на имя Холодок. Это мой должник. Шепнёшь ему, что ты от меня и долг пора возвращать. Он должен сделать так, чтобы тебя взяли в кодлу нового старшего Дальней-Переплюя. А вот дальше действовать будешь сам. Ты умеешь писать и читать, знаешь торговое дело. Но что самое главное – ты умён. Ненавязчиво попробуй подкатить к старшему. Подкинь пару идей, а если не выйдет сразу, не торопись. Создай проблему для Переплюя и помоги ему её решить, но так, чтобы он понял, чего ты стоишь.…Понял?
Шича кивнул головой, но было видно, что у него на языке вертятся вопросы.
–Спрашивай, – улыбнулся Охотник.
–А нас поселят в этого… «Сома»? Вдруг там мест не будет?
–Будут и много, – опять улыбнулся Лохмоть. – Хозяина зовут Касам, он личность жадноватая. Дашь ему полторы цены и вселишься. Жаль, в затайке Зубаря толлей немного было… ну да ничего, на первое время тебе хватит. Хотя, скорее всего и этого не понадобиться. С вами такой проводник будет, что в кашеварне вас с распростёртыми объятьями примут! Грошик, иди-ка сюда, – окликнул он.– И Мингу с собой прихвати.… Ещё вопросы есть? – снова повернулся он к Шиче.
–Есть,– кивнул Шича. – А вдруг Холодок не поверит, что я от тебя? Или того хуже, дружкам своим меня сдаст?
– Даже и не думай, – успокоил его Лохмоть – Про тот долг знаем только мы с ним. И если ты призрачнику про него скажешь, он сразу поймёт, что ты от меня. А долг этот из тех, что вряд ли когда забудется. За то, чтобы его вернуть, Холодок всю Заводь перережет, если ты ему такое предложишь. Так что не волнуйся. Ага, вот и ребятня подоспела…
Следящие за готовящими завтрак пленниками ребятишки подбежали к взрослым.
–А как же…? – начал было Шича, указав рукой на медовника.
–Да куда они денутся, – поморщился Лохмоть. – Ты их сейчас выгонять будешь-не уйдут. Для них Валваль страшнее даже кровожадного огра, – подмигнул он Олбирану. – Но о них потом, без вас уже,…им тоже поручение будет.… Значит так, Грошик. Твой поход заканчивается. Отправишься с Шичей и Мингой к родной тётке под крышу. Соскучился, поди? – спросил Лохмоть и улыбнулся, увидев, как нахмурился подросток.
–Так надо, Грошик, – положила ему на плечо руку эльма. – Шича будет там нашими глазами и ушами. Кто будет ему помогать? Кто обережёт Мингу? Ты! На Касама сам знаешь, какая надежда. Только помни-сначала думать, а потом делать! – строго сказала она.– И ещё, – эльма взяла детишек за руки и отвела от остальных.– Грошик, если Ивия ещё там, – тихо проговорила Юллин,– скажешь ей, что у Литы всё хорошо. И, у её… мужа тоже, – запнувшись, сказала она, посмотрев в сторону Лохмотя, что-то опять растолковывавшего Шиче.
–А я сразу поняла!– проговорила Минга, перехватившая её взгляд.– Только вы воюете сейчас, поэтому не до нежностей. У нас тоже так, – печально вздохнув, добавила она, в свою очередь, посмотрев на Грошика.
Юллин рассмеялась. Стремление Минги во всём подражать взрослым иногда переходило все мыслимые границы. Уверовав в то, что между Лохмотем и эльмой есть некая сердечная связь, она тут же придумала и себе нечто подобное, сделав своим избранником Грошика.
–Не торопись взрослеть, – она ласково потрепала девчушку по волосам. – Будь самой собой, единственной и неповторимой. Сделай себя такой, чтобы не ты подражала кому-то, а кто-то подражал тебе. И тогда всё придёт. Само. Понимаешь?
Увидев неуверенный кивок девочки, она достала из своего мешка срезы и протянула их Минге.
–Держи. Вот этот, – она показала рисунок пристани, – можешь повесить на стену в комнате. Этот, – эльма взяла портрет Ивии, – лучше никому не показывать…
–Можно? – подошедший Кун, протянул руку и взял срез. Немного посмотрев на него, он вздохнул и вернул его эльме. – Правильно делаешь, что отдаёшь. У нас такая развесёлая жизнь последнее время, что можем и не сохранить. А там, в Заводи, им самое место будет. Пока мы не вернёмся…
–Вы ж вернётесь? – спросил Грошик, внезапно ухватив знахаря за рукав. – Обещайте, что вернётесь! Иначе, я сам пойду вас искать!
–И я!– сквозь слёзы вторила ему Минга. – Вместе пойдём, да? – она взяла Грошика за руку, и тот не выдернул свою, как сделал бы ещё день назад, а крепко сжал её ладонь, будто уже зовя её в дорогу.
–Конечно, вернёмся! – огромный огр вырос над ними. – У меня там дело осталось. Какими бы не были Йорро, они были воинами. И такой поганой смерти не заслужили. Надо за это спросить кой с кого…
–Ну, а мне сами небеса велели, – усмехнулся вышедший из-за спины Олбирана Лохмоть. – На службе как-никак…
–А ты? – спросила Минга эльму.
–Куда ж я денусь! – улыбнулась ей эльма. – Вы ж там без меня таких глупостей натворите! – под общий смех добавила она.
Почувствовав, что-то в руке Юллин опустила взгляд и увидела третий срез, который она ещё не отдала Минге.
–Держи,– протянув его Минге, сказала эльма. – Этот пусть просто у тебя лежит…
Минга неожиданно убрала руки за спину и отрицательно закрутила головой.
–Не возьмёшь? Почему? – удивилась Юллин.
– Не нравится. Там люда нет, – ответила девчушка.
–Так на рисунке пристани тоже никого нет…
–А вот и неправда. Там сразу никого не было. А здесь? Был люд – и нет люда. Одна цепь осталась….
–Что?! Что ты сказала?!! – встрепенулся Кун и ухватил Мингу за плечо.
–Я про картинку, – растерянно посмотрела на него девочка.
–Да, да про картинку! Повтори!
–Нет на ней никого. Пустая она какая-то. Только цепочка…
–Вот!!! – заорал Кун и, схватив эльму свободной рукой, вдруг неожиданно запрыгал по древеснику, увлекая за собой остальных.
–Что с тобой? – смеясь, прокричала эльма.
–Не понимаешь? – так же смеясь, ответил ей знахарь. Он также неожиданно остановился, приблизил лицо к эльме и прошептал: – Вспомни слова Минги. Вспомни, где живёт ниммон. И вспомни, что мы ищем. А теперь сложи всё вместе.…Догадалась?
–Да! – с замиранием сердца, прошептала эльма и, всё ещё не веря себе, боясь ошибиться, почти беззвучно проговорила. – Цепь-в Безлюдье!
Клеймо
Валваль была не в духе. Уже два дня она не открывала лавку, хотя и не ездила торговать в Заводь. Слободчане, потоптавшись немного у закрытой двери, расходились, а она так и сидела у окна, глядя на пустынную дорогу. В придомной громко смеялись Таверь и Тит, двое слободских парней, которым Кемач поручил охранять сестру. В другое время Валваль наорала бы на них, но сейчас её голова была занята другим. Мысли вертелись вокруг того богатства, которое должно было свалиться на неё в виде затайки Зубаря, Минги и выродка-арлая. К сожалению, всё, что Кемач найдёт у беглецов, он заберёт себе. Лишь на таких условиях, он согласился пуститься в погоню.
«-Ну и пусть!» – думала Валваль. «В мужниной затайке тоже кой – чего найдётся. Мингу клеймить и на торговище сразу, за молоденькую девку предустьевские богатеи много толлей отвалят. А Падшего воина властям в Абелине сдать. Тоже не поскупятся, небось. Тогда можно и в Предустье насовсем перебраться. В Заводь неохота, уж больно там тягот денежных много. Ничего, в Предустье тоже торговища есть и Кемач поначалу поможет, если что. Знакомства – то полезные, поди, остались. А потом и сойтись можно с каким-нибудь купцом побогаче. Вдова как-никак…»
Она усмехнулась, вспомнив, как околпачила Зубаря, да и своего отца тоже. Невысокая, но с ладной фигурой, она была не дурна собой и отбоя не знала от женихов. Однако местные не привлекали её. Хотелось чего-то другого, незнакомого, даже в чём-то опасного и для неё и для остальных. Всё это она нашла в Зубаре. От него прямо веяло загадочностью и какой-то скрытой жестокостью, как будто внутри него дремал кровожадный зверь. ( Уже потом она узнала, что в Обители, он дезертировал из войска Властителя, а затем убил стража и был вынужден бежать в Заречье, где примкнул к кодле её отца.) Быстро отвадив других, она стала прикладывать все силы, чтобы приманить Зубаря к себе, но он только смеялся, глядя на её усилия. Но и он сдался, когда Валваль сообщила ему, что ждёт ребёнка. Это не было ложью. Но портить свою фигуру родами она не собиралась. Перед глазами стояла её расплывшаяся, вечно всем недовольная мать, и Валваль очень не хотела становиться похожей на неё. Поэтому тогда она вытравила плод. Но теперь…теперь уже пора. Заманить купчика в сети и родить наследника, которому достанется всё. И даже больше, чем всё, учитывая, что Кемач тоже до сих пор был одинок. Пусть и остаётся таким, она уж об этом позаботиться…
Испугавшись последней мысли, она вздрогнула и, обернувшись, прислушалась. Нет, всё было по прежнему: также гоготали её балбесы охранники, раздавалось сопение аноп, стоящих в стойлах и клёкот домашней птицы, разгуливающей по двору. На слободку постепенно опускался вечер, вот уже и Мирюшка, вечный поводырь рогалей, показался на Песчаннике, гоня впереди своё разномастное воинство. Валваль опять усмехнулась. Большая часть стада принадлежала ей, хотя всего три рогалихи и два могучих рогаля были именно её. Остальные были залогом в лавке, и у многих уже давно вышел срок. Но Валваль пока не требовала привести животину к ней в скотник. Пусть прежние хозяева сами покормят свою скотинку, но вот молоко, которое давали рогалихи, делилось из расчёта кружка – бывшим хозяевам, три кружки – Валваль. Каждое утро к ней заезжал салинский маслобой и скупал все излишки. Да и приплод от рогалих тоже был её. Именно мясом она и торговала в Заводи. Конечно, не последнее место в её денежных вливаниях занимали товары, привозимые с Зовущего. Но теперь, похоже, этому прибытку пришёл конец. Что натворили на острове выродок с товарищами неизвестно (и натворили ли вообще), но по лицам бывших приспешников Зубаря, Валваль поняла, что соваться на остров большого желания ни у кого больше не было. « – Ничего», – думала лавочница. – «Возьмём за шкирку этого Падшего и потрясём. Выложит всё как миленький. Может, и нет на Зовущем никакой опаски. Тогда подумать,… крепко подумать придётся, кого оставить на этом промысле. Эх, жаль, Выпи нет больше,…и за это выродок тоже ответит. Никто ж не говорил, что Падших воинов нужно приводить к властям живыми и здоровыми, можно, поди, и покалеченными сдавать».
За размышлениями она не заметила, как пролетело время. Светило уже почти скрылось за верхушками лесных деревьев. Кемача и остальных пока не было. Она шуганула Тита, зашедшего с зажжённой лампой, и, дождавшись пока тот выйдет, стала готовиться к ещё одной беспокойной ночи. В её снах толли звенели, падая из набитых мешков, коленопреклонённый люд целовал подол её платья, но всё это было каким-то зыбким, расплывчатым и постоянно норовило исчезнуть, заставляя Валваль, всполошено вскакивать, унимая бешено стучащее сердце. Вот и теперь очередной морок растворился у неё перед глазами, и она проснулась. Присев в постели, Валваль потянулась к кувшину с холодным, горьковатым, немного хмельным напитком, что приносил ей Нешка, местный медовник в зачёт своего долга. Но её рука дрогнула на полпути и Валваль замерла, вся превратившись в слух. Прямо за окном кто-то ходил. Вскоре к шагам прибавилось бормотание. Вслушавшись, Валваль почувствовала, как волосы на её голове встают дыбом. -Оставь мою дочь в покое,-простонал тот, кто скрывался в ночи. –Иначе сожгу…жгу…жгу…
Вжавшись в угол, Валваль закрыла глаза. Шаги за окном затихли, а потом стали медленно удаляться. Вместо них возник какой-то потрескивающий звук. Стуча зубами, Валваль прокралась к окну и осторожно выглянула в щель в закрытых на ночь ставнях. Её затрясло, когда она разглядела, что творилось на улице.
Стояла глубокая ночь. Светляк ровным светом освещал Песчанник, по которому, заметно прихрамывая, удалялась женская фигура, закутанная во всё чёрное. Прямо перед окном Валваль в ограду был воткнут зажжённый факел. Это он потрескивал, порой роняя яркие горючие капли на устилающий двор песок. Неожиданно уходящая остановилась и, повернувшись к дому Валваль, погрозила пальцем, а затем призывно махнула рукой. Раздался скрип воротинки и со двора вышла ещё одна фигура. По росту, ширине плеч и, главное, тёмному, почти чёрному плащу, с накинутым наголовником, Валваль сразу узнала ночного гостя. Это был Зубарь! И в его руке была плеть! Та самая плеть, которой он охаживал её тогда, когда она впервые решила заклеймить Мингу! Она сразу узнала её по блеснувшей в свете факела вставке и белёсой нити, вплетённой в длинный прочный хлыст. Остановившись, Зубарь повернулся к окну и поманил Валваль, при этом противно щёлкнув плетью. Тихо завыв, Валваль отпрянула от окна и свалилась на пол. Ей хотелось спрятаться, забиться куда-нибудь, но что-то словно подталкивало её наружу. Полежав мгновение, всё также подвывая, она проползла по полу до двери и толкнула её. Дверь послушно распахнулась. – Тит! Таверь! – хотела крикнуть Валваль, но смогла лишь прошептать их имена. Собравшись с силами, она кое-как приподнялась на ноги и, пошатываясь, потащилась в придомную, всё также шепча имена своих охранников. Дом отвечал ей мёртвой тишиной, и лишь толкнув дверь, ведшую во двор, она увидела их. Две длинные цепи с железными ошеями, внутри которых зловеще торчали длинные загнутые шипы, оставшиеся после ушедших с Кемачем харайшин, вновь обрели хозяев. Полуодетые охранники, стояли на четвереньках, оскалившись друг на друга. Из– под ошей сочилась кровь, оба уже были мертвы, но непонятная сила не давала Титу и Таверю упасть. Объятой ужасом Валваль даже послышалось рычание, исходившее из разорванных шипами глоток её послушных слуг. Застонав, она обессилено опустилась на крыльцо и тут же почувствовала жуткий холод, пробирающий её до костей. Руки и ноги начали коченеть. Оставаться на месте означало верную смерть и она, подобно своим охранникам, встала на четвереньки. Что-то бессвязно мыча и мотая головой со спадающими до земли волосами, Валваль поползла к воротинке, где ждал её неумолимый мертвяк. Плеть опустилась ей на спину, как только она подползла к его сапогам и погнала вперёд, туда, где на дороге стоял ещё более страшный для Валваль ночной гость. Но Рини не стала ждать, когда Зубарь подгонит её убийцу. Прихрамывая, она заспешила вперёд, протянув в сторону руку. Неожиданно из придорожных кустов выпрыгнула маленькая вёрткая фигурка, тоже закутанная в чёрное, и счастливый детский смех огласил окрестности. Мертвяк Минги вцепился в руку своей матери и зашагал с ней прочь по дороге. Валваль потянулась было к ним, моля о пощаде, но ещё один, обжигающий, страшный по силе удар плетью, заставил её распластаться на пыльной дороге.
–Это наша дочь! – глухо проговорило над ней посмертие Зубаря.– Ты виновата перед нами, но у тебя ещё есть шанс всё исправить. Освободи Рини! – потребовал мертвяк. – Запомни, в вашей жизни она была знахаркой. Утром вызовешь старосту, а колдун сам найдёт вас. Учти, это чёрный колдун, наш колдун, и если ему не понравится твоё решение, мы придём снова! А чтоб память тебя не подвела, мы заберём Кемача, вместе с его зверьём! – зловеще закончил он.
Валваль почувствовала, что её приподнимают в воздух, а затем отшвыривают в сторону, как нашкодившего щенка. Подминая собой поросли сорника, она скатилась в помойную лужу, дурно завонявшую и зачавкавшею под её весом. С трудом выдирая руки из зловонной тины, она выбралась обратно на дорогу. На ней уже никого не было, лишь откуда-то издали зловеще прозвучал детский смех. Проползя ещё немного в сторону дома, она вспомнила, к т о ждёт её во дворе и тихо охнув, лишилась чувств.
Утром в слободке поднялась суматоха. Бабы носились от двора ко двору, собираясь в кучки. Все обсуждали произошедшее ночью. Точно никто ничего не знал, так как дом Валваль стоял на пригорке, несколько в стороне от остальных. Но то, что лавочницу ранним утром нашёл Мирюшка почти раздетую, всю перемазанную вонючей грязью и кровью – об этом знали все. В доме самой Валваль сновали соседки да дворовые девки, то и дело, останавливаясь и всплёскивая руками. А мужики хмуро обсуждали лишь одно. Кто сотворил такое? И если уж творил, что ж не до конца? Теперь ведь отлежится лавочница, пройдут её раны, и тогда глядишь, только лютости в ней добавится. Да ещё Кемач вернётся.… Нет, надо до его возвращения виновных найти. Поэтому-то и послали с первыми лучами в лес стариков-звероловов, на поиски Таверя и Тита, которые исчезли из дома, оставив, правда, все свои пожитки и оружие. Мало кто сомневался, что это была их проделка, но вот за что они так поступили с хозяйкой, никто даже и предположить не мог.
–Найдём, разберёмся! – дребезжащим голосом говорил Маслай, староста слободки. – Поди, украли чего-нибудь, а она их заметила. Вот они и взялись за неё…
–Так чего ж не убили-то? – чуть не подпрыгивал перед ним Хмарик, маленький никчёмный мужичонка, самый большой должник лавочницы.
– А кто ж знает? – пожал плечами Маслай. – Может, посчитали, что убили, а может, испугались того, чего натворили и в бегство ударились. Вон, даже ножей с собой не взяли.… Погоди, вот Кемач возвратиться, он быстро их отыщет, с харайшинами-то. Никуда они не денутся…
–Да пока твой Кемач вернётся, они уж за рекой будут! – горячился Хмарик.– С нас Кемач спрашивать будет, с нас! Так что кто как, а я, пожалуй, тоже в лес уйду. Лес он и укроет и прокормит. Вот прям щас и отправлюсь…
–Иди, иди, дурачок! – засмеялся их третий собеседник, однорукий мужик с большими весёлыми глазами. От него ощутимо тянуло запахом выпитого недавно вина, но он твёрдо стоял на ногах, положив свою единственную руку на плечо Хмарика. – Нам же проще будет перед Кемачем оправдаться!
–Это ещё почему? – задиристо спросил Хмарик.
–Сам подумай, дурная голова! Кто в слободке больше всего Валваль должен? Правильно, ты! А кто из слободки в лес убёг, не дождавшись пока правда всплывёт? Правильно, тоже ты! Значит и спрос весь с тебя!
Староста недовольно зыркнул на однорукого. Предложение Хмарика было очень кстати и если бы не выгорело дело с поисками Тита и Таверя, действительно можно было свалить всё на этого пустышку-мужичка, по которому никто и не заплакал, если что. Да и Кемач мог поверить.… Пусть бы шёл себе. Так нет, надо ж было этому недоделку ввязаться….
–Маслай! Маслай! – рядом остановилась запыхавшаяся дворовая девка лавочницы.– Валваль в себя пришла! Горит вся и тебя требует! Бегом, говорит, чтобы.…И ещё она спрашивает, не приходил ли в слободку чужак?
–Какой ещё чужак? – раздражённо откликнулся староста.– Тут своих-то сыскать не можем, что уж про чужих говорить…
–Так есть чужак, – неожиданно встрял в разговор один из мальчишек, вертевшихся под ногами.– Он недавно пришёл, сейчас в крайнем дворе больного смотрит…
–Знахаря, никак, занесло? – обрадовался староста. – Это ж хорошо! Глядишь, он и Валваль на ноги поставит. А то Осиня, лекарка наша, может её раньше смерти на костёр погребальный загнать.
Послав мальца за чужаком, Маслай скорым шагом направился к дому лавочницы. Войдя внутрь, он поправил рубаху и степенно прошёл в комнату Валваль. Увидев её, Маслай ахнул про себя. Валваль лежала на животе, её спину покрывало множество жеваных листьев прилипы. Как раз в тот момент, когда вошёл староста, дворовая девка осторожно счищала старые листочки с огромного, протянувшегося во всю спину багрового рубца и ещё одного, поменьше, пересекающего первый. Ладони, локти и колени лавочницы были туго стянуты повязками, под которыми лежала та же жёваная прилипа. Старая Осиня, исполняющая в слободке роль знахарки, тихонько дремала возле кровати, посчитав, что выполнила всю свою работу. Ещё три слободчанки вертелись тут же, с жадным любопытством смотря на происходящее и, больше мешаясь, чем помогая.
–Пришёл? – задыхаясь, глухо произнесла Валваль. – А чужак? Где чужак?
–Послали за ним, – наклонившись, проговорил Маслай.– Я как чувствовал, знахаря пригласил из Порядья, вот он и пригодился!
Староста горделиво выпрямился, свысока посмотрев на окружающих его женщин. Те, переглядываясь, закивали головами, втайне восхищаясь прозорливостью Маслая.
–Лжёшь! – проговорила Валваль. Хотя её голос был тихим и постоянно прерывался, это короткое слово услышали все. Маслай открыл, было, рот, но Валваль опередила его:– Не знахарь это…Колдун.…Где он…? Быстрее же…
Услышав про колдуна, женщины заохали, прикрывая рты руками. Одна за другой они незаметно покидали покои Валваль, чтобы избежать встречи с тем, кого почему-то очень хотела видеть лавочница. Даже служанка прекратила покрывать спину хозяйки свежими листьями и стала пятиться к двери. Единственной, на кого эта весть не произвела никакого впечатления, была Осиня, которая открыв один глаз, сонно произнесла удивительно густым голосом, почти басом: – Колдун? Заня-я-я-тно…,– после чего опять погрузилась в дрёму.
Колдун появился, как и подобало магу: быстро и почти бесшумно. Хмуро посмотрев на лежащую Валваль, он провёл рукой по коротким седым волосам и, обращаясь к побледневшему старосте спросил: – Это ты звал меня?
Маслай замотал головой и указал на кровать. – Так-с, – сказал маг и снял с плеча свою сумку. – Всё это, – он указал на разбросанные листья, – убрать. Ей они ещё нескоро понадобятся. Тут посерьёзней кое-что надобно…
–А я о чём? – не открывая глаз, неожиданно пробасила Осиня. – Разве ж это припарки для такого увечья? Так им же срочно подавай. Даже не дали мазь приготовить, сюда приволокли…