Натурщица

– Мэм, – церемонно сказал маме ковбой и приподнял свою шляпу.

– Да ладно, – смущенно сказала мама и хихикнула в ладошку.

А тот, как заправский фокусник, достал откуда-то из-за спины большущий букет ярких ромашек и протянул их Екатерине Сергеевне.

– Это чтобы вы не грустили, мэм, – пояснил ковбой. – Это не простые ромашки, а маленькие солнышки.

Это было очень романтично. Тут откуда-то появилась и лошадь ковбоя, серая в яблоках. Она была спокойной и очень умной, потому что появилась в нужный момент. Ковбой подхватил маму, прижимающую к себе ромашки, и посадил на лошадь (мама тихонько сказала: «Ой»), а затем вскочил в седло сам. И они ускакали в направлении заката.

Симе было немного грустно, ведь она осталась на дороге одна. Но она знала, что мама достойна того, чтобы ее увезли в сторону заката на серой в яблоках лошади и с букетом. В конце фильмов счастливые герои частенько удалялись в сторону заката, и на этом заканчивался фильм. Но Сима знала, что это заканчивались их горести и начиналась новая беспечальная жизнь. Вот бы так и было всегда!

Когда Сима стала старше, она поняла, что в одноклассниках понимания бы не нашла, расскажи она им про «свое кино». А так хотелось хоть с кем-нибудь поделиться. Но подружки предпочитали не уходить в мечты, а жить реальностью – обсуждали друг с другом насущные дела, наряды, мальчишек, танцы в полуразвалившемся сельском клубе под хрипящий древний магнитофон и при свете единственной лампочки. Маме иногда, правда, рассказывала. Не все, конечно. Но про ковбоя рассказала.

– Фантазерка ты моя, – вздыхая, говорила мама. – Как ты жить-то будешь, а? Надо с небес на землю спускаться.

– Мам, но там все красивее, – оправдывалась Сима. – А если верить в красивое, оно сбудется.

– И по Волге приплывет к нам корабль с алыми парусами, – улыбаясь, отмахивалась Екатерина Сергеевна.

Поэтому и мама как соратница мечтаний отпадала. Но ведь «ковбой» из фантазий переместился в реальность вполне осязаемым и настоящим, да еще и с таким же букетом из солнышек! И это случилось примерно через месяц после знаменательного букета из «Симиного кино». «Может, я волшебница?» – подумала Сима, но маме ничего про это не сказала, конечно.

Мама привела его в гости к ним в барак воскресным утром, а в пятницу, приехав домой с работы раньше обычного, она у дочери и вовсе отпросилась.

– Я ночевать, доченька, сегодня не приду, – смущенно, но решительно сказала она Симе. – И на завтра, на субботу, меня тоже отпусти. Так надо. Смотри, веди себя хорошо. Я утром воскресенья приеду…

Насчет «веди себя хорошо» это было лишнее, рассудила Сима. Ей же не три года. Да уж и не десять, все-таки пятый класс. В этом возрасте Сима умела и готовить (самое простое, конечно, – яичницу, кашу, картошку), и стирать, и гладить мелочовку – нижнее бельишко, полотенчики.

– Ну, надо так надо, – покладисто сказала Сима и великодушно добавила: – Если хочешь, можешь на несколько дней даже уехать, хоть на неделю. Я не пропаду, продукты-то все есть.

Екатерина Сергеевна коротко и смущенно хохотнула, покачала головой, махнула рукой, и глаза ее подозрительно блеснули. Сима испугалась, что мама сейчас заплачет, и быстро спросила:

– Мам, а он не будет тебя обижать?

Вместо ответа Екатерина Сергеевна судорожно притянула к себе дочь:

– Большая какая, все ведь понимаешь… Да не будет. Не будет, да я и не дамся! Все, бегу на автобус, последний он. Обед в холодильнике. Я приеду скоро!

Мама выбежала за дверь.

И Сима решила, что она ни за что никому не откроет, даже соседке – а то начнет еще расспрашивать и глупо и противно шутить. Девочка попила чаю, посмотрела по телевизору фильм про Тома Сойера (хорошо, что было лето и можно было не готовить уроки) и, конечно, принялась мечтать перед сном, уже удобно расположившись на их с мамой кровати. Что раздастся мелодичный звонок (которого у них не было), и на пороге возникнет фигура в белом костюме и с пышным букетом ярко-красных роз. Это ковбой переоделся для торжественности, ведь он теперь мамин жених…

Конечно, он был никакой не ковбой, а главный бухгалтер с маминой работы в лесхозе. Она знала это по обрывкам разговоров взрослых и видела его несколько раз – когда мама брала ее с собой на работу. Смешной такой, добрый, мягкий, улыбчивый и тихий. Говорили, что женат он еще ни разу не был – наверное, ждал Симину маму. Это казалось девочке очень логичным. По странному стечению обстоятельств его звали тоже Виктором, как и Симиного отца, только он не пил и не дрался и, значит, был хорошим.

В пятницу девочке снились радужные сны, где она шла гулять с мамой и ее женихом, а в субботу она проснулась и почувствовала себя совершенно взрослым самостоятельным человеком. Приготовила яичницу с хлебом, помидорами и колбасой, поела, прибралась в комнате, посмотрела по телевизору комедию. В кухне соседи, конечно, всю субботу судачили, пытались Симу расспрашивать: «А мама надолго ли поехала? А куда? А с кем?» – но девочка молчала как партизан и старалась лишний раз в кухне не показываться.

В воскресенье проснулась очень рано – ведь обещала приехать мама. А вдруг она не одна приедет, а с женихом?!

Сима была настроена очень решительно. Она собиралась испечь блинчики (мама показывала ей, как это делается, и девочка запомнила), а заодно строго-настрого сказать жениху, что маму обижать она не позволит. Он, конечно, хоть и кажется добрым, но мало ли. Может, сказать ему, что она стукнет его сковородкой, если что?.. Нет, это как-то по-детски. Ну, может, предупредить его, что, если он будет пить и драться, они с ним тоже разведутся, как и с отцом, которого Сима стала потихоньку забывать?.. Нет, это неудобно, он ведь еще даже не приехал…

А как же ей, Симе, теперь называть его? Родного отца она называла «дядька папа» – потому что он и вел себя как совершенно чужой да еще и противный дядька. Этот тоже чужой. А скоро будет свой, то есть мамин. Может, его папой надо называть? Это как-то странно будет. Ну, может, потому что она еще не привыкла?..

Сима так волновалась, что не могла больше думать ни о чем другом. Она перебирала в голове разные варианты развития событий, а между делом пекла блинчики. Это ее успокаивало. Тем более что блинчики получались вкусными – Сима уже сама съела несколько штук. Мама научила ее некоторым хитростям, чтобы блинчики получались ажурными, тоненькими и не рвались, когда переворачиваешь, – надо просто влить в тесто немного крутого кипятка. Ну, и периодически смазывать сковородку кусочком сала. А сковородка у них была то что надо – легенькая, удобная, и, выпекая блинчик за блинчиком, Сима успокоилась совершенно и даже подумала, что выдумала все. Ну, какой еще жених!

И тут-то они и пришли. Мама появилась первая, с растерянной и смущенной улыбкой, а в руках у нее был огромный букет красных роз. За ней, смущенный не меньше, шел мамин сослуживец… в белом костюме. Не в таком роскошном, конечно, как представила Сима в «своем кино», а просто в светлых летних брюках и белоснежной рубашке с коротким рукавом – но все-таки!

«Вот я же маме и говорила, что если верить в красивое, оно сбудется. И сбылось. И, значит, я все же волшебница», – подумала довольная Сима.

Она подбежала к маме и обняла ее, а потом весело поздоровалась с ее спутником:

– Здрасьте! Я Сима.

Пусть они и виделись мельком на маминой работе, но это же было совсем, совсем другое!

– Виктор Семенович, – осторожно пожимая Симины тонкие пальчики, представился тот и протянул ей круглую коробку с шоколадным тортом.

– Спасибо, – улыбнулась девочка. – Это мой любимый торт! А я блинчиков напекла.

– Хозяюшка она у меня, – одобрительно сказала Екатерина Сергеевна. – Не просто так хвалю, сам видишь…

– Да, с такой дочкой не пропадешь, – подмигнул Виктор Семенович. – Поможешь мне?

И он занес в комнату два больших пакета, в которых чего только не было. Из-за приоткрытых дверей шуршали соседи, но из приличия не показывались.

– Мы прямо как цари какие-то, – заметила Сима про их пиршественный стол.

Больше всего ее обрадовало то, что на столе не было водки. Правда, Виктор Семенович принес бутылку импортного ликера, но Сима успокоила себя, что ликер – это почти что вино, а вино (она знала это из кино) пьют не для того, чтобы напиться, а в торжественных случаях. А этот случай был самый что ни на есть торжественный. Сима сразу отметила, как необыкновенно сияют мамины глаза и как смущен Виктор Семенович. И когда он открыл вино, она поняла, что это не просто гости, а сегодня решается что-то очень важное.

– Дочка, – подняв бокал, сказала Екатерина Сергеевна и вдруг замолчала, потупившись. И тут откашлялся Виктор Семенович.

– Дочка, – повторил он. – Мы с мамой заявление вчера подали. Твоя мама замуж за меня идет.

– А я знала, – сказала Сима и, решившись, добавила: – Никогда не обижайте маму!

Жених с невестой переглянулись.

– Доча, теперь все будет хорошо, – кивнула ей мама.

И это был потрясающий день. Они даже сходили в кино все вместе, как семья, и Сима была счастлива. Но потом, когда вечером Виктор Семенович распрощался с ними и уехал домой, разговор с мамой заставил девочку задуматься. Она поняла, что за романтической составляющей происходящего есть еще и жесткая реальность – на какое-то время Екатерине Сергеевне стало слегка не до дочери.

– Дочка, пока каникулы, тебе придется у бабушки в Кушалине пожить, – извиняющимся тоном сказала мама. – Пойми, у нас все только начинается…

Сима понимала.

Конечно, ей было грустно. Ковбой все-таки посадил маму на серую в яблоках лошадь и увез в закат, а Сима осталась на дороге одна. Но, чтобы ей не было так одиноко, она представила, что к ней самой подходит какой-то худенький парень. Глаза с прищуром, темные веснушки, молчаливый – стоит, смотрит на нее, слегка улыбается, хорошо так… А она первой с ним не заговаривает, робеет. Ну, это так и положено ведь, что девушка первая не должна с парнем заговаривать. И вот Сима молчит, смотрит, а внутри так тепло и щекотно делается, и коленки немного ватные почему-то.

Этот период жизни для Симы был кочевым. У Виктора Семеновича в Рамешках был свой дом, и главбух, конечно, забрал маму с дочкой к себе. Новое хозяйство, новые обязанности – впрочем, к хозяйству они обе привыкли. Наступивший двадцать первый век приободрил людей: казалось, теперь все станет совсем по-другому, лучше и легче. За показным шиком семья не гналась, Виктор Семенович был противником того, чтобы пускать пыль в глаза, но теперь в доме появились новинки: современная стиральная машина, которая долго казалась и Симе, и матери почти волшебством; импортный холодильник вместо их древнего урчащего «Саратова». Отчим одевал «своих девочек» не хуже других. Екатерина Сергеевна, отдохнув от борьбы за выживание, от постоянной нужды и нехватки, расцвела.

Глядя на маму, радовалась и Сима. Лишнего она не просила, за модой не гналась – тихая, спокойная, домашняя девочка. Правда, из-за частых переездов туда-сюда оценки ее немного съехали – она была твердая хорошистка с пятерками, а тут нет-нет да и троечки замелькали. Но Виктор Семенович оказался хорошим отчимом – заметив, что успеваемость приемной дочки поползла вниз, он стал подтягивать ее по точным наукам и никогда за тройки не ругал. А вот мама, наоборот, просто выходила из себя.

– Да что же это такое?! – всплескивала она руками. – Ты ж не поглупела у меня. Так что ты придуриваешься-то, а?! Тебе образование нужно! Иначе работу не найдешь.

Так говорили абсолютно все родители своим детям, но не все дети прислушивались. Сима была исключением. Несмотря на свои частые уходы в мечтания, она прекрасно понимала, что надо и учиться, и потом, повзрослев, искать работу.

– Пойми, – говорила мама. – Взрослая жизнь не за горами, и я хочу, чтобы ты не подломилась под ее трудностями, а спокойно шла по жизни своими ногами. Замуж бы вышла, внуков нарожала. Понимаешь, я говорю про нормальную человеческую жизнь…

Как-то раз она вот так и вправду стояла, замечтавшись, на дороге, то есть на их улице, которая вела к школе, и к ней внезапно подошел ее одноклассник Серега.

– Че грустишь-то, прицеп? – засмеялся он – ее так иногда поддразнивали, нахватавшись от взрослых, но не зло и не обидно даже, она привыкла. – Пошли в кино, батя денег дал, я угощаю.

Симе, которая тогда была уже в девятом, всегда нравился Серега, хотя он и не был похож на того парня, который смутно представлялся ей в мечтах. Отец его не пил, и их семья была куда зажиточнее их с мамой маленькой семьи. Серега был веселый и шумный, и у него были каштановые волосы – почти одного цвета с Симиными. Еще у Сереги были веснушки. Ей ужасно нравились его веснушки, хотя он сам их терпеть не мог.

– Как рябой, – сердился он.

– Ничего не рябой, а очень красиво, – защищала его Сима.

– Мужику красота не нужна, – авторитетно заявил Серега, горделиво вздернув голову. – Мужик дело делает.

И она поразилась его взрослой мудрости. А в кино он вдруг прикрыл ее озябшие плечи своей курткой и еще положил ей руку на плечо. Сима обмерла и боялась пошелохнуться. Они сидели, «как большие», и Сима была очень горда, что все было так чинно, как у взрослых. Часто в селах и деревнях молодежь бывает гораздо целомудреннее городской – даже сейчас, а в те годы тем более, хоть и докатился уже до них, как ворчали старики, «этот заграничный разврат».

А когда Серега после кино проводил Симу домой и на следующий день тоже, то все вокруг знали, что они «гуляют». При парнях он важно говорил про Симу «Моя» и никому больше не разрешал дразнить ее «прицепом». Симе это понравилось – у нее появился «благородный защитник», это было так романтично.

И они гуляли – под звездами. Высший шик – он неизменно накрывал ее плечи своей курткой. Выбрали себе звезду – красивую, яркую, в созвездии интересной формы.

– Наша с тобой будет, – небрежно, точно уже купил ее, сказал Серега. – Это созвездие Орион. Когда я был маленький, мечтал туда полететь, представляешь?

– Ага, – почтительно кивнула Сима, проникшись. – А сейчас о чем ты мечтаешь?

– Я не мечтаю, а дело делаю, – степенно повторял он то, что уже говорил ей.

И она знала, что он не врет. Он помогал своему отцу, а отец у него занимался стройматериалами и стройкой. Какие-то командировки, какие-то тайные взрослые дела – Сима не вникала. Мать была директором одного из продуктовых магазинов – должность нервная, ответственная и, конечно, хлебная – Сима тоже не вникала. Да и зачем ей было в это вникать. Она готовила себя к мысли, что ей самой нужно было становиться взрослой и серьезной и тоже «делать дела» – по своим силам, но с полной и честной отдачей.

Поэтому, едва сдав школьные экзамены, Сима с помощью мамы и отчима, подкинувших ей копеечку, окончила курсы парикмахеров в Твери. Она не стала поступать ни в институт, ни в техникум, ни в училище. Уровень жизни важнее диплома – такой урок она вынесла из всего того, что видела вокруг с самого детства. Маме было тяжело – надо помогать маме, чем возможно. Сначала просто учиться хорошо, потом просто не мешать ей с ее новой личной жизнью…

И тут к Симиному плечу кто-то участливо притронулся – она даже не поняла, в реальности она или в воспоминаниях. Ой, – поняла она, – она же позирует! Го… то есть обнаженная! И вспыхнула, увидев совсем рядом с собой лицо седой женщины в очках.

– Что вы так вздрагиваете, – улыбнулась та. – Передохните! Обязательно надо отдыхать.

Наверное, это была художница. На остальных Сима просто боялась смотреть.

– Что, уже сорок пять минут прошло? – тихо спохватилась начинающая натурщица.

– Уже час прошел, – так же тихо ответила художница. – Костя обычно предупреждает о переменке, а тут что-то завозился. Вы уж извините нас. А его я сейчас найду и выскажу!

– Ой, да что вы, не надо, – смущенно пробормотала Сима.

– Минуточек десять отдохните, чайку попейте, – ободряюще кивнула ей художница и отошла.

Сима поспешно схватила свой халатик, соскользнула с подиума и скрылась за ширмой, где стоял стул с ее одеждой. На него Сима и присела. Чаю попить? Ох, нет. Это надо к кулеру идти в халате. Ну уж дудки – там толпа художников, и они ее только что видели голо… то есть обнаженной. Чай она и дома попить может.

Час! Ну надо же. Совсем незаметно пролетел. Вот оно как, значит, бывает. Она никак не думала, что может просидеть неподвижно целый час. Потому что почти никогда и не сидела без дела. Может быть, если бы поза ее была менее естественной, она и заметила бы свою неподвижность. Но раз уж ей разрешили принять комфортное положение, то почему бы его не принять и не отдохнуть – прямо во время работы? Оказывается, практически вся ее жизнь и просвистела перед глазами.

Сима вздохнула. Нет. Далеко не вся. Самая беспечальная ее часть. Ну, если не считать неприятных воспоминаний о «дядьке папе». Кстати, как он, интересно? Точнее… точнее, совершенно неинтересно. Даже и хорошо, что он бесследно исчез из их с мамой жизни. Ну, вот что бы она ему могла сейчас сказать? Ничего хорошего. А раз так, то зачем? Ушедшее надо отпускать и обратно в свою жизнь не тянуть. Она даже лицо отцовское забыла. И прекрасно. Ну его.

Вот ведь как – воспоминания так захватили ее, что не собирались отпускать даже на переменке. Сима вынула из кармана часики, взглянула. Прошло девять минут из десяти, которые ей разрешили отсутствовать. Нечего рассиживаться. Ведь отпустят-то ее через три часа в любом случае. Так что нужно снова на подиум. И халат снимать опять…

Она взошла на свою «Голгофу». Ну, ладно, ничего, бывало и гораздо хуже. Деньги очень-очень нужны. Особенно сейчас…

Сима, уже будучи подростком, прекрасно понимала, что деньги достаются нелегко – значит, и став взрослой, надо постараться сделать так, чтобы и заработать и чтобы было красиво. Что тут мечтать о звездах, на которые они с Серегой смотрели вместе и которых с неба не ухватишь. Институт, например. Какой еще институт, это «для богатых»… Оттого и парикмахерская профессия. Ведь именно от Симиных рук будет зависеть и внешность, и настроение ее посетителей.

Сима рассудила, что овладение этим мастерством – дело абсолютно беспроигрышное. Люди всегда будут хотеть стричься, укладывать волосы, делать сложные прически. Молодые девушки, пожилые женщины, бородатые мужчины, лысеющие пенсионеры, мамы с обросшими до лохматости детишками. На свадьбу, день рождения, на юбилей или на Новый год – все хотят выглядеть красиво. Да, Сима сделала верную ставку.

С помощью отчима-главбуха, который провел грамотные переговоры с владельцем магазина, она сняла небольшой угол в их поселковом магазине и постепенно обросла клиентурой. Рука у нее была легкой, характер спокойным и покладистым. Тем более во время работы клиентки болтали с ней о том о сем – им в радость было почесать языки. Обсуждали какой-нибудь фильм или сериал, поведение соседки или родственницы, подружек. Обсуждали и осуждали в основном сами клиентки, Сима помалкивала и поддакивала.

Она за день слышала столько историй, что экранные коллизии меркли. Впрочем, узнав, что та или иная клиентка без ума от каких-нибудь киношных перипетий, Сима радовалась, что ее пристрастия разделяют. Про «свое кино» молчала, конечно.

Сима была нарасхват. Один раз к ней, поджав недоверчиво губы, заявилась мать Сергея. Сима оробела, но мужественно сделала ей и модельную стрижку, и укладку.

– Ничего, – оценив в зеркале работу девушки, милостиво кивнула та, и у Симы отлегло.

– Ну что, стрекоза, отлеталась? Пошли заявление подавать, – сказал Серега так спокойно и буднично, словно это давно уже было между ними делом решенным.

А что, Сима ненапряжная, молчаливая, улыбчивая, готовит вкусно. Вон и мать ее пристроена за главбухом, все чин-чинарем…

– Ну… пошли, – улыбнулась Сима.

Улыбка была смущенной и тихой. Надо же – она выходит замуж. А ей едва-едва восемнадцать. Если бы были подружки, она всех обежала бы, похвасталась. Но Симе всегда было скучновато с девчонками из ее окружения. Вечные обсуждения чьих-то отношений, чаще – осуждения и насмешки за спиной. Сима не хотела так. А как-то раз, еще в девятом классе, услышала и про себя: «Дуреха эта, вечно в облаках витает»…

Хорошо, в облаках так в облаках. Злобу или обиду не затаила, молча и тихо отдалилась. Одной легче, чем в вечном копании в чужом грязном белье или заглядывании в чужие кастрюли.

Сима здорово бы удивилась, если б ей сказали, что в ней с детства прорастает внутренний интеллигент. Ведь истинная интеллигентность зависит не от образования. «Ну, надо же…» Но ей не сказали – некому было.

Но Симу сейчас, конечно, больше всего занимала предстоящая ей свадьба.

– Мамочка! – громким шепотом закричала Сима, улучив момент, когда их никто не мог подслушать. – Мне Сережа предложение сделал!

И осеклась. Предложения-то как раз как такового и не было. Чуть-чуть кольнуло – это ведь не так романтично. А где же этот трепет, когда избранник становится на одно колено и немного дрогнувшей рукой протягивает открытую коробочку? Там нутро красного бархата, и в эту маленькую подушечку утоплен перстенек – пропуск в счастливую взрослую жизнь. И где все это?

Ну, ничего, у нас ведь есть воображение, всегда было! И Сима сразу представила: Серега, элегантный, как французский киноактер из старых фильмов, вечно играющий супергероев, – с распахнутым воротом белой рубашки, обладатель самого уверенного взгляда на свете – появляется на пороге. Конечно же, с коробочкой.

– Ну что, стрекоза, – начинает он…

Нет, не так.

– Единственная!

Нет, тоже не то, Серега так никогда не скажет.

– Уж прости, мне не до мечтаний, – говорит Серега. – Но кое-что я уже сделал. Помнишь ту звезду? Я тут подзаработал и купил ее тебе. Я не шучу. Оказалось, это возможно. Сейчас это даже в моде – там, за бугром, конечно, – покупать астероиды, звезды, я читал… Ну и вот, это мой свадебный подарок. Ты пойдешь за меня замуж?

И звезда нестерпимо ярко подмигнула Симе из пресловутой коробочки. Пусть не та, с неба, пусть это бриллиант. Да даже фианит…

Эту историю, конечно, маме не расскажешь, но она была вполне в духе Сереги. Ну, как Сима про него думала, каким видела его. Он и вправду как тот киноактер – уверенный в себе, немного небрежный и неизменно мужественный. Правда, конечно, практичный. Вряд ли он стал бы тратить деньги на покупку звезды, даже если бы она оказалась по карману. Сима вздохнула. Серега ведь даже фианита ей не подарил. Она знала почему – непрактично.

– Давай на побрякушки поначалу не тратить, ладно? – деловито сказал он невесте. – Нет, обручалки будут, конечно. Золотые, как полагается. Я сам заработаю. Ну, а так – будем копить на дом. Мы же будем семьей. Не с родителями же тесниться, да?

– Конечно, – улыбнулась Сима.

У нее даже сердце замерло – какой взрослый у нее жених, а одного с ней возраста. Им можно по праву гордиться. Она ему так и сказала:

– Ты такой взрослый. Как это у тебя получается?!

– Ну так, – усмехнулся он. – Я ведь мужик.

И она восхищенно притихла.

Конечно, он рассуждал правильно, и не просто рассуждал. Он взахлеб рассказывал ей, какой проект своего нового дома он придумал с отцом – двухэтажный, с туалетами на обоих этажах и спальнями. И конечно, большой детской.

Он говорил об этом так, словно уже был отцом большой семьи. И это Симе тоже очень нравилось.

– Доченька, – всплеснула руками мама. – Не рано ли?

– Мам, но ведь это Серега, с которым мы уже с девятого класса встречаемся, – объяснила Сима. – Ты же его знаешь. И родителей его. Зачем нам ждать? Как будто что-то изменится от этого. Поступать я все равно никуда не собиралась, у меня уже есть нормальная профессия, и…

Она пожала плечами, не зная, что еще сказать.

– Было у вас что? – с запоздалой строгостью спросила Екатерина Сергеевна.

Сима расплылась в улыбке.

– Нет! – гордо сказала она.

Она действительно гордилась, что они с Серегой такие правильные, что вот до свадьбы – ни-ни.

Сима не знала, что уже в девятом классе, прознав, что парочка активно «провожается», отец Сереги показал сыну внушительный кулак:

– Не дай бог она в подоле от тебя принесет. Либо по-серьезному, либо никак. Девка она вроде ничего. То, что серенькая, не беда. А мне чтоб никаких историй, понял?!

Сергей был понятливым…

Молодые сами захотели скромную свадьбу. Нечего тратиться и пускать деньги на ветер. Родители с обеих сторон даже подивились – надо же. Гостей – минимум, только родные жениха и невесты, немного друзей и начальство с работы отца жениха. Готовили сами. Приличная, немного скучная свадьба.

А потом началась приличная и… немного скучная жизнь.

Зато спокойная.

Несколько лет все было идеально. Неспешная, добротная стройка, домашнее хозяйство. По курортам, правда, не разъезжали.

– Деньги только трынкать, – ворчал Сергей. – Чего мы там не видели. То же самое, что и здесь. А море – вода и вода, соленая только. Лучше во дворе бассейн сделать. А еще лучше – закрытый, в своем доме. И бильярдную.