РомФак. Факультет Романтики

– Это… белка! Маленькая бешеная белка! – изумленно закричал Дилан, который только что тоже получил шишкой в свой рыжий висок. – Бесхвостая крыса! Чтоб тебя… Ай!

– Фоткай меня быстро! – прошипел сквозь стиснутые зубы белобрысый, – давай, типо, я наступаю ей ботинком на лицо!

– Микки! Черт, как же холодно! Коста будет беситься, что мы готовимся к Гонке без него! – воспротивился Дилан, от внезапно набросившегося на него панического страха он перешел на шепот. – Втихаря катаемся ночью по трамвайным путям… Блин, прекрати! Там вон кто-то сюда прется. Кажется, две девки. Валим!

– Не валим, а познакомимся! – остановил его Доминик, поправляя свою кожаную куртку. – Ты возьмешь рыжую, а я ее длинноволосую подругу. Люблю высоких. Ой, стой, блин… у нее пол башки лысая! Валим на фиг, это парень!

Подгоняемые холодом и внезапным паническим страхом, оба лихо вскочили на свои байки и с ревом укатили в обратном направлении – туда, откуда они тут появились. Туда, где только что потухли несколько фонарей и обвисли смертоносной паутиной острые, как бритва, оголенные металлические провода.

…

– Ауч! Моя голова… сейчас расколется! – простонала я, поднимаясь на ноги и делая несколько неуверенных шагов в сторону. Странно, я совсем не измазалась, хоть и провалялась на мокром асфальте добрых минут десять. Мне было совсем не холодно, ветер стих.

Я огляделась вокруг в поисках Самсона и Дианы и с облегчением вздохнула, увидев, как в даль с искрами из-под колес на бешеной скорости уносится мой трамвай. Легионеры тоже смотрели ему вслед, а потому стояли ко мне спиной. Нужно срочно уносить ноги, пока те не обернулись. Я уже приготовилась нырнуть в ближайшие кусты, но тут…

– Приветствую, смертная! – раздался за моей спиной звонкий мальчишечий голос, я обернулась так резко, что едва снова не свалилась с ног. Это был какой-то худой бледнолицый пацан сплошь закутанный в плотный черный… не знаю, что это – мантия или плащ какой. Он скинул со своей головы глубокий капюшон, раскидав по худым плечам угольно-черные нечесаные пряди довольно длинных волос. Довольно милый симпатичный подросток, пухлые губы, курносый нос, острые скулы и… я в ужасе отпрыгнула назад, увидев его глаза – огромные, иссиня-черные и абсолютно не имеющие белков. – Ты чего дрожишь, смертная? Самое страшное уже случилось…

– Ты… твои крылья за спиной… настоящие что ли? – пробормотала я, делая еще один шаг назад, в моей груди что-то панически сжалось при виде этих огромных черных и перепончатых, как у летучей мыши. – Ой… хвост… ты тоже тут из Зазеркалья, да? Да че вам от меня надо всем?

С этими словами я обернулась и кинулась бежать без оглядки прямо по шпалам. Закрыв глаза, ничего не видя перед собой и даже не слыша ветра в ушах, я летела вдоль шпал трамвайных путей, куда глаза глядят… и не глядят. Одна минута… две… три… Ну все, пора обернуться и посмотреть, гонится ли за мной этой крашеный Демоненок.

– Набегалась, смертная? – ехидно спросил он, находясь прямо в метре за моей спиной. Оказывается, все это время я бегала на месте, как в кошмарном сне, когда никак не можешь убежать от своего преследователя. – Я – Люциморт, младший и самый любимый сын Аида, пришел сюда за твоей душой. Ты имеешь права поистерить, поругаться и наложить страшное посмертное проклятие на своих врагов, которые остаются живыми в мире смертных. Однако, когда придет их час, все проклятия могут быть использованы против тебя. Ты имеешь право бродить призраком среди живых не дольше сорока дней. У тебя есть одно посмертное желание…

– Ты че, малой, с сосны рухнул?! – перебила я, не желая слушать такую околесицу. Вроде бы пацан был еще слишком молод, чтобы быть настолько пьяным. Проклятые тиктокеры со своими глупыми пранками! Я отвернулась и… тут мой нахмуренный взор упал на знакомую фигуру, которая сейчас неподвижно валялась на рельсах. Над ней склонилась пара неприятно знакомых парней. Дружки Косты! О, как же я сейчас была не рада их видеть! Оба в черных кожаных куртках и клевых шлемах, их дорогие спортивные мотоциклы стояли неподалеку. Белобрысый Доминик вытащил телефон и… уже позировал рядом с моим телом.

– Ах ты говнюк! – закричала я, кидаясь с кулаками на нахала. Потом разберусь, что происходит, а пока… с правой руки я заехала ему по носу, а левой – в челюсть, затем опять правой и левой… Но что это? Парень как ухмылялся, так и ухмыляется. Мои кулаки прошли сквозь его лицо, словно густой туман. И что самое обидное – он совершенно не заметил моего присутствия!

Я медленно обернулась на хмыкнувшего Демоненка. Как он сказал, его зовут? Люциморт, кажется…

– Добро пожаловать в мир духов! Теперь ты – призрак! Душа, которая покинула твое тело, сделав его легче на двадцать один грамм. С закатом твое сердце перестало биться, теперь ты не чувствуешь боли, холода и голода. Теперь тебя никто не видит и не слышит, как сильно бы ты не кричала, – ухмыляясь, произнес мальчишка, блестя своими черными глазами. Для него все происходящее было лишь игрой, забавой, которую он повторял из века в век, являясь в мир смертных за понравившимися ему душами. Ловкими руками с длинными музыкальными пальцами и черными острыми ногтями, Люциморт достал из бездонных складок своего плаща и показал мне старый пожелтевший свиток с нацарапанными на нем именами. Самое верхнее было криво перечеркнуто. Я его тут же узнала, еще толком не прочитав, «Антонина Эванс». Это словосочетание я слышала уже семнадцать лет подряд. Следом за ним шло знакомое «Леон Норгенштерн», еще пока не перечеркнутое, но кроваво красная линия уже начала постепенно проявляться, вот-вот грозясь оставить без тела еще одну молодую душу.

Я невольно отпрянула на пару шагов назад, собираясь снова по старой привычке кинуться наутек.

– Настоятельно рекомендую тебе смириться и подчиниться, – нетерпеливо процедил сквозь острые клыки Демон, сверля меня своими черными, как ночь, глазами. В руках он сжимал тонкую, еле заметную серебристую нить, которая тянулась по воздуху, словно крепкая блестящая леска с крючком… прямо к моему сердцу. Он слегка дернул за нить и я, будто невесомый воздушный шарик, послушно приблизилась к нему на пару метров. – Мы навсегда уходим из мира смертных. Прощайся, иди за мной и не оборачивайся.

– Стой! Не смей ее так быстро отсюда забирать! – разорвал тишину гневный мальчишечий голос. Он показался мне тоже очень знакомым. Где-то уже я слышала этот юный дискант.

В этот раз обернулась не только одна я, но и Демон тоже. Сверкая слезами в голубых, чистых, как небо, глазах, на нас гневно смотрел мой давно позабытый златовласый Купидон со вскинутым заряженным луком.

– Да у нее и жизни не было нормальной на Земле! Ни родни, ни друзей! – продолжал Джонас, его пухлые детские губы дрожали, а по щекам катились крокодильи слезы. – Она не знала материнского тепла, никогда не видела отца! У нее нет родного дома, даже уголка, который можно было бы назвать своим! Если остальные смертные могут сосчитать, сколько у них было в жизни счастливых дней или даже лет, то ей даже сложно вспомнить хотя бы свои счастливые минуты!

Люциморт покачал своей черной нечесаной головой и хмыкнул:

– Так стреляй же в меня, голубок! Чего же ты медлишь? Заставь меня влюбиться! В прошлый раз, когда твоя стрела застряла в темном сердце Аида, то появился я! Да-да, по твоей вине мой батя влюбился, и они с матерью сделали меня! Интересно, какие развлечения будут в Тартаре в этот раз?

Скаля свои вампирские клыки, Люциморт подошел так близко к Купидону, что острие тонкой золотой стрелы уперлось прямо в его. В том самом месте, где золотой наконечник едва коснулся иссиня-черного плаща, от толстой ткани, как от раскаленных углей, вверх с шипением потянулась легкая струйка серого дыма. Они столкнулись, две вечных противоположности – свет и тьма, добро и зло, любовь и смерть…

– Не подходи ближе! – прошептал Купидон, закрывая глаза, если он сейчас выстрелит, то, согласно законам вселенной, Люциморт влюбится в первую девушку, которую увидит, то есть – в Антонину. И еще не ясно, что окажется хуже для девчонки – любовь Демона или же смерть?

Но мне было не до этого, я не могла спокойно стоять и рассуждать о своей судьбе своей бессмертной души, видя, как двое дружков Косты глумятся над моим смертным телом.

– Пошли в жопу отсюда, козлы! Фу! Сгиньте в туман! – орала я, прыгая возле своего переломанного безжизненного тела и пытаясь отогнать от него проклятых байкеров, что кружились возле, как огромные черные стервятники. Но увы, все мои усилия были абсолютно напрасны! Ни Дилан, ни Доминик совершенно не замечали моих кулаков, барабанящих по их тупым ехидным рожам. Вдруг, откуда-то сверху сквозь меня пролетела сосновая шишка и угодила прямо в лоб одному из парней, затем еще одна – в висок его рыжему дружку. Я задрала голову: на старой высокий сосне сидела… та самая бесхвостая белка и метко «стреляла» по байкерам шишками. Самое время! Эти уроды уже принялись всерьез глумиться над моим беспомощным телом. В отчаянии, я обернулась к паре своих крылатых мальчишек – единственным в этом мире, кто мог меня видеть. – Да помогите мне с ними справиться! Он сейчас наступит мне на лицо!

– Просто забудь про свое тело, смертная! Ты потеряла эту оболочку навсегда! – ответил Люциморт без эмоций, словно говорил не о моем потерянном теле, а о выброшенном фантике от мороженного. – Его нужно было кормить и лелеять, пока ты была жива. Побольше есть, подольше спать, получше одевать. Теперь уже поздно. Жить нужно было здесь и сейчас, не жалея о вчерашнем и не откладывая все на будущее. Прощайся с этим миром, сегодня ты видела свой последний закат! Вы, смертные, не дорожите ни одной минутой своей короткой жизни, пока та не станет завершающей!

Что-о-о?! Вот и все? Вот так все для меня закончится? Резко и неожиданно? У меня не будет ни диплома, ни престижной работы, ни капучино с кексом, ни закатов, ни рассветов, ни… да я даже Косте не успею съездить последний раз по его нахальной роже!

Я глотала сырой ночной воздух, открывая и закрывая рот, как рыба на суше, переводя ошарашенный взгляд с Демона на Купидона и обратно. Какие же они все-таки разные! Джонас – полный солнца и жизненной энергии, с искренними голубыми глазами, улыбчивый, загорелый и златовласый, в белоснежной греческой тоге с ослепительно-белыми крыльями за спиной. Мальчишка-купидон словно сам излучал тепло и свет, как то великое чувство, вестником которого он являлся! Второй же парнишка выглядел года на три-четыре постарше, он был уже настоящим подростком обладал аристократически бледным лицом с острыми скулами и пугающими черными глазами. Длинные нестриженные пряди темных волос, казалось, были чернее мыслей своего хозяина. Парень постоянно кутался в толстый плащ с глубоким капюшоном, который берег его не от холода, а, наоборот, от человеческого тепла и лучей солнца. За спиной Люциморта темнели большие перепончатые клылья, такие же черные и страшные, как и сам он.

Голубоглазый Купидон опустил свой золотой лук, беспомощно переводя взгляд с меня на мое же тело, что лежало на рельсах. Демон, наоборот, победоносно самодовольно усмехался, в его больших черных глазах вспыхнул недобрый красноватый огонек.

– Хватит мямлить, смертная! – недовольно хмыкнул он, небрежно дернув за тонкую серебристую нить, что тянулась к моему сердцу. И послушно, словно рыбка на крючке, я снова оказалась рядом с ним. – Не дергайся! Я открываю портал в Тартар.

– Это куда? – пробормотала я.

– Это прямо в ад, глупая!

– Но… а в рай никак нельзя уже, да?

– Рая нет, вы его придумали себе сами! – устало ответил Люциморт, разворачиваясь ко мне спиной и собираясь уходить в направлении, известном лишь ему. Привязанная тонкой серебристой цепочкой-поводком, я тут же бы последовала за ним, оказывая не больше сопротивление, чем воздушный шарик на веревочке.

Сейчас я очутилась прямо между Демоном и беспомощным Купидоном. На опустившего плечи и лук подавленного мальчугана было жалко смотреть. А еще говорят, что любовь сильнее всего в мире! Даже сильнее самой смерти! Тьфу! Ложь и провокация!

Знаете, когда больше всего хочется плакать или смеяться? Когда нельзя, конечно! А когда больше всего хочется жить? Верно, когда уже все кончено! Люди оглядываются назад и понимают, что самой большой проблемой в их жизни стало то, что она уже закончилась.

Я не знаю, как, но так само получилось, что мои руки беспомощно потянулись к Купидону, я отчаянно пыталась за что-то ухватиться, чтобы остаться хоть чуть-чуть в этом мире живых… хоть на минуту подольше…

Машинально я схватилась за его тонкую золотую стрелу, сделанную из солнечного луча. Мои ладони тут же обожгло, словно раскаленным до бела, железом. Корчась от боли, я выбросила из рук проклятую стрелу в сторону Демона. Тот уже успел отвернуться и, весело насвистывая, сделал пару шагов вперед. И потому тонкая золотая стрела нечаянно угодила ему… прямо в спину… нет, немного ниже, четко в правую ягодицу. Короче, прямо в задницу! Блин! Да он же теперь прибьет меня!

Я испугалась так, что совершенно забыла о своих опаленных ладонях и о том, что уже как пятнадцать минут не бьется мое человеческое сердце! Словно в замедленной съемке очень реалистичного фильма ужасов, Люциморт с диким ревом обернулся, держась обеими руками за стрелу… а нет, он не мог к ней прикасаться… он, так же, как и я, обжег свои ладони и схватился за задницу.

– Что же ты натворила, никчемная смертная?! – рычал мальчишка, словно раненый зверь, его бледное лицо было перекошено от боли и ужаса, паники и жуткого страха перед неизвестностью. Он не мог вытащить стрелу, и теперь она уничтожала его, сжигая изнутри, разрушая всю его сущность. Теперь он покинет оба мира навсегда, просто пропадет, исчезнет, растворится в воздухе, в человеческих страхах и ночных кошмарах, как тени исчезают в полдень. Теперь у Аида стало на одного сына меньше, он больше никогда не увидит своего любимого младшего.

– Мой отец… сожжет вас всех… уничтожит весь твой мир… всех смертных! – выкрикивал проклятия Люциморт, превращаясь в черный дым и рассеиваясь в ночном воздухе с новыми порывами ветра. – Будьте прокляты…

– Блин! Неудобно-то как вышло! – в истерике пробормотала я себе под нос, оборачиваясь к ошарашенному Купидону. – У него же была совсем не смертельная рана! Он бы просто вытащил стрелу из задницы и…

– Что же ты натворила, глупая! – перебил меня Купидон, захлебываясь от эмоций. Ну хотя бы реветь перестал – уже хорошо! Он смотрел на растворяющегося в ночи Демона, словно на отсчитывающий последние секунды таймер атомной бомбы. – Его отец Аид сотрет в порошок всю Землю!

– Да что я сделала то? – возмущенно оправдывалась я. Самыми последними в ночном сумраке растворились черные глаза Люциморта с красными огоньками ярости внутри. – Этот чертенок должен был влюбиться! По правилам, если стрела попадает…

– Одно дело – выстрелить в сердце, другое – в задницу! – перебил меня Джонас, пытаясь объяснить, что сейчас действовали совершенно другие законы и правила. Физика и химия явно отдыхали!

– Это начало конца! Аид не успокоится, пока последняя душа не будет гореть в Тартаре!

– Заткнись и не каркай! – перебила я, с ужасом понимая, что сама тоже начинаю растворяться в воздухе, как утренний туман. Я уже могла видеть сквозь свои ладони блестящие рельсы и мокрый асфальт. Дилан и Доминик с воплями подбежали к своим мотоциклам, вскочили на них и с ревом унеслись в ночь. И очень вовремя. Со стороны убежавшего в даль трамвая к нам быстро приближались знакомые фигуры. Самсон и Диана широко шагали прямо к моему бездыханному телу.

– Почему я тоже растворяюсь? – быстро спросила я Купидона. – Что происходит?

– Твой проводник в мир душ уничтожен, и теперь ты возвращается обратно в свое тело, – объяснил крылатый мальчик, судорожно прижимая свой золотой лук к груди. – Мои стрелы убивают даже самых высших среди темных Демонов. Любовь сильнее самой смерти. Ты даже не понимаешь, что ты сейчас натворила. Эта стрела могла бы спасти тебя, а в результате разрушила целый смертный мир!

– Спасти меня? Как это? – недоумевала я, уже практически не видя своего призрачного образа. Я становилась все прозрачнее и прозрачнее, словно превращаясь в воздух.

– Если бы я только выстрелил в твое глупое гордое сердце, и ты бы полюбила того самого парня, которого так ненавидишь, – на одном дыхании протараторил Купидон, словно он прокручивал эту строчку в своей голове уже сотни раз, – то…

– Ой ну все! У нас же был уговор – ты не стреляешь в мое сердце и отгоняешь от меня себе подобных! Забыл? – перебила я, хоть грубо и на повышенных тонах, но вышло совсем не громко. Видимо, мой голос тоже куда-то пропадал вместе с телом, становясь все тише и тише. – Я никогда не влюблюсь и не потеряю голову вместе со своим будущим из-за всяких идиотов вроде Константина Блэкстоуна! Да я лучше отправлюсь в Тартар, чем буду с таким козлом, как он! Ясно?! А ты уходи прочь с моих глаз! И не показывайся никогда! Иначе я и тебе стрелу всажу в одно место!

Растерянный и напуганный мальчишка, хлопая своими длинными ресницами, хотел было что-то возразить, то было уже поздно – я растворилась в воздухе, а, значит, вернулась в свое тело.

– Слепая Горгулья! А она тяжелая, – прокряхтел Самсон, взваливая меня на свое богатырское правое плечо задницей к верху, – совсем не похоже на мертвую!

Глава 3. На помойке

Очнулась я от того, что кто-то интенсивно щекотал мой нос и щеки тонкими мягкими прутиками, словно ворсинками от старого в конец огрубевшего и облысевшего туалетного ершика. А когда нечто холодное и мокрое грубо ткнулось в мой лоб, то я не смогла сдержаться и с воплем широко распахнула глаза, тут же встретившись нос к носу с усатой нагловатой мордашкой.

– Уф, я думал, ты дохлая! – удивленно проворчал какой-то неизвестный науке зверек. Его узкая морда с черным носом, светящимися лисьими глазами и широкими треугольными ушами чем-то напоминала потрепанного жизнью дворового пса. Дело в том, что уши были изрядно оборваны, а через левый глаз пробегал глубокий шрам, из-за чего тот стал красновато-желтым, тогда как правый здоровый оставался изумрудно-зеленым. – Смотрю, вроде не воняешь особо… Ой, не замахивайся на меня! Я все отдам!

– Ты еще что такое? – пробормотала я, хватаясь обеими руками за голову, внутри которой словно разорвалась граната, в глазах сверкали звезды далеких галактик, – проклятье… моя башка… сейчас взорвется!

Зверек испуганно прижал потрепанные уши к вискам и втянул свою пушистую белую голову в худенькое тельце. Еще одно мое резкое движение – и животное с визгом спряталось за квадратной разноцветной картонной коробкой от пиццы. Это была необычайно огромная «Маргарита с пеперони». Очень вкусно, чрезвычайно калорийно и, конечно же, безумно дорого!

– Да не бойся ты! Не съем! – успокоила я, рассматривая свое отражение в его разноцветных глазах, смотрящих сквозь технические отверстия на коробке. – Ты кто такой вообще? Какая порода?

Зверек напоминал нечто среднее между крупной сварливой кошкой, изрядно потрепанной дворовой жизнью и маленькой озлобленной собачкой, которая кусалась чаще, чем виляла хвостом.

– Не подходи-и-и! Чаф-чаф-хрусть! Я не знаю, где твоя треклятая мантия-я-а! Чмак-жмак! – завопил белый котопес, при этом, кажется, уплетая за обе щеки остатки пиццы. Он все еще прятался за разноцветной коробкой, как за щитом, из-за которого постоянно высовывались то потасканное треугольное ухо, то белая когтистая лапка. – Я понятия не имею, кто натравил на тебя легионеров! Уж точно не я! Все это время я был занят… мой хозяин…, – тут зверек расчувствовался и, горько всхлипывая, заскулил. – Вспоминать тошно… Слепая горгулья! После стольких лет моей безупречной службы, он едва не пустил меня на корм троллям! Какой позор! Срам! Тьфу!

Зверек смачно выплюнул косточку от оливки, практически профессионально спланировав ее траекторию, будто пустил пулю из пистолета. Она просвистела в миллиметре от кончика моего правого уха. Я решила не вдаваться в подробности жизненных неудач странного жалковатого вида создания, которое, очевидно, получило нехилую трепку от своего жестокого хозяина. Это этот живодер оборвал ему уши, оторвал хвост и практически лишил правого глаза.

– Как ты сказал, тебя зовут? – поставила я свой вопрос по-другому. – Кошка? Собака? Или… крыса какая породистая?

– Сама ты крыса породистая! – оскорбился зверек, каждый тонкий волосок его белой шерсти встал дыбом, как у оскорбленного дворового кота. Он принялся внимательно меня осматривать, не мигая своими разноцветными глазами. – Ты чего, совсем ничего не помнишь, что ли? Сдурела или притворяешься? Я же Дори! Потомственный тролль-лакей в двенадцатом поколении! Между прочим, вот уже несколько тысячелетий мой род служит одной из самых влиятельных и могущественных семей Светлых Магов…

– Светлых… кому? – переспросила я, хмурясь. Не важно насколько сильно я ударилась сегодня головой – этого было не достаточно, чтобы поверить в магию. – Ты говорящий… кто? Дурик?

– Да уже неважно! – отмахнулся обеими лапами Дори, по его узкой морде из разноцветных блестящих глаз текли огромные слезы. – Я навсегда изгнан с позором в мир смертных! Этот драконий ошейник… будь он проклят… никогда не позволит мне превратиться обратно в тролля или человека… никогда! Слышишь, бесхвостая?!

Я нахмурилась и закивала, пытаясь представить этого маленького зверька в образе тролля. Это такой большой и зеленый, как Шрек, да? Только поменьше, наверное. Ну, окей! Казалось, меня нечем было больше удивить, как Дори резко перевернулся на живот, ощетинился всем тельцем и отчаянно прорычал:

– И во всем этом виновата только ты одна!

– Че?

В ответ у меня чуть не отвалилась челюсть – то ли от неожиданности, то ли от его кипящей ненависти. Да, блин, за что опять?!

Дори смотрел на меня, не мигая и не отводя глаз, словно хищник на жертву. Он даже слегка сморщил свою узкую морду и пошевелил длинными усами, принюхиваясь, будто бы так ему легче было определить вру я или же говорю правду.

– Я бы снова отдал свой хвост на отсечение, лишь бы узнать, – начал он хриплым заговорческим шепотом, – где ты взяла кристалл Ледяного Джека? А светлую мантию мага? Как ты, не обладающая особым умом и талантами, обычная смертная смогла пробраться в наш мир Зазеркалья?

В ответ я просто хлопала глазами и качала головой:

– Эм… что? К…куда?

– Так ты что правда дура или притворяешься? – сканировал меня своими разноцветными, огромными, словно блюдца, глазами Дори.

– Правда… не притворяюсь… – пробормотала я.

– Значит, ты действительно ничего не помнишь, да? Что это именно я выманил у тебя магические артефакты и забрал с собой? Ты помнишь зеркало-портал? Больницу? Как… совсем ничего? Так сильно звездарезнулась головой, что из ушей вылетели последние мозги? – допытывался зверек. – А ну-ка положи правую лапу себе на сердце и поклянись хвостом, что не врешь!

– Да иди ты! – оскорбилась я. Однако, правую руку все-таки положила себе на грудь с левой стороны и тихо повторила. – Да, блин, не помню я ничего! Честно! Если бы мы раньше встречались, то я запомнила бы твои разноцветные фары!

Но недотролль пропустил мой сарказм мимо своих огромных острых ушей. Он подскочил ко мне так близко, что практически уперся своим черным носом в мою правую щеку, а маленькой худенькой лапкой зверек проворно откинул в сторону длинную челку с моего лба. И тут же белоснежная пушистая шерсть на ее конце приобрела ярко-алый оттенок – моя челка, словно мокрая мочалка, была насквозь пропитана кровью.

– Слепая горгулья! Так у тебя не только мозги через уши вылетели… – в ужасе заверещал Дори, обнюхивая красные пятна на подушечках своей лапы. – …но и душа! Погоди! О, разрази меня тролль, так ты действительно… ты должна была перешагнуть последнюю черту… но в итоге вернулась в свое тело! Так за тобой реально пришел проводник из мира теней! Это же иней на твоих волосах, и вот почему твои щеки такие красные – с мороза. Брр… всегда, когда они приходят за душами, наступает собачий холод! А на футболке… так это твоя кровь, а не кетчуп! А эти двое тебя сюда вышвырнули, подумав, что ты лапы откинула! Ну того!

Я нахмурилась и прищурилась:

– В смысле… я лапы?! Откуда ты меня вообще знаешь? Мы знакомы?

– Эмм… нет… так просто, мысли вслух! Пустые догадки! Не обращай внимания, – отмахнулся Дори, он явно что-то скрывал, а еще больше – не договаривал. Но мне сейчас было совершенно не до моего прошлого, актуальней было как можно быстрее разобраться с настоящим. Где это я сейчас и почему?

– Ты же ведь сейчас врешь, верно? Раз ты меня помнишь, то мы с тобой уже где-то встречались! – продолжала напирать я, ворочаясь на ворохе разноцветной одежды – вполне чистой и новой, настолько я могла разглядеть ее в тусклом свете ночных фонарей. Ею до краев был набит огромный пластиковый контейнер, в котором сейчас я и барахталась. – Но где? Я ничего не понимаю! Что происходит?