РомФак. Факультет Романтики

– Коста, здорово! – протянул мне свою раскрытую ладонь Дилан, широко и услужливо улыбаясь, словно ждал от меня не рукопожатия, а подачки. Я его грубо проигнорировал, едва не сплюнув в его жалкую протянутую ручонку.

Доминик, видя полное фиаско Дилана, решил отказаться от рукопожатия со мной и вместо своей руки протянул мне телефон, на экране которого были отчетливо видны трамвайные пути, поперек которых лежала худенькая фигурка в темных джинсах и футболке. Я, конечно же, без труда узнал эти темные непослушные пряди и острые скулы, жаль, что голубые, как небесная гладь, глаза сейчас были закрыты…

– Костян, вечер добрый! Вот смотри! Это та уродка… ну которую ты хотел проучить. В общем, теперь ее точно не будет в академии! – самодовольно заявил Доминик, тыкая в экран и зачем-то увеличивая фотографию, именно в том месте, где сейчас было ее бледное, словно фарфоровое, неподвижное лицо, перекошенное болью. – Никогда! Круто, да?

Мои стиснутые до боли зубы захрустели, сжатые кулаки затряслись от немой ярости, перед глазами поплыла теперь уже не белая, а кроваво-красная пелена.

– Там еще была белка…швырялась в нас шишками, бесхвостая дура! – это были последние слова Доминика, когда его личико еще было милым, а нос – целым. – Я ее потом сбил шишкой с сосны. Прикинь? О…ай!

Хрясь! Мой правый кулак со всего размаху угодил прямо в середину загорелого холеного лица парня, круша его нос в кровавую отбивную. Но мне было этого мало, ох как мало…

«За уродку!» Хрясь!

«За то, что сбил ее, подло подравшись сзади!» Хрясь!

«За то, что из-за тебя ее больше никогда не увижу!» Хрясь!

«Просто так!» Хрясь! Хрясь! Хрясь!

Я бил его по лицу со всего плеча, не жалея свои разбитые костяшки и не замечая крики и оханья окружающих.

Рыжий Дилан в ужасе попятился назад, от ужаса широко раскрыв рот и хлопая глазами, но его отвисшую от удивления челюсть тут же догнал мой меткий кулак. И не один раз.

«За то, что стоял и смотрел!» Хрясь!

«За мою испорченную идеальную жизнь!» Хрясь! Хрясь!

Я не знаю, сколько человек понадобилось, чтобы меня оттащить от них. Это было долго и удалось не с первого раза, потому что я дергался, как рыба на крючке, и вероятно каждого из оттаскивающих меня тоже успел наградить ударом. Но в итоге это все-таки случилось. Нас разняли. Доминик и Дилан, два моих самых близких корешей, брызжа во все стороны кровью и ругательствами, исчезли в неизвестных направлениях. Наверняка рыжий Дилан побежал жаловаться своему папочке, но его остановит более умный и трусливый Доминик. Их отцы обязаны своими должностями и контрактами моему бате. Так что парням придется молча зализывать раны где-нибудь в ванной, лишь тихо поскуливая. Толпа загудела, словно пчелиный рой, среди оханий и аханий отчетливо слышался один вопрос:

– За что он их так?!

– Не будут кататься на байках без меня! – грубо буркнул я, на ходу застегивая свою черную кожаную куртку. Сейчас мне было абсолютно все-равно, кто и что про меня подумает, куда и к кому побегут жаловатся мои побитые дружки. В голове, словно рой пчел, кружились другие вопросы, каждый раз жаля меня все больнее и больнее:

– Где она? Неужели она так и осталась лежать на холодных рельсах? Нет… когда я снова взобрался на дерево, будучи в образе белки, – тела… то есть, девчонки уже не было на земле. Будь проклят Доминик, что сбил меня с сосны шишкой! Но там же были два легионера…кажется, Диана и Самсон. Солдаты с Факультета Проклятых в мире смертных – очень плохой знак, значит, кто-то совершил немыслимое преступление… кто-то будет строго наказан… Где же она? Мне нужно срочно ее найти!

Парни, мой вам совет для всех тех, кто безнадежно и безответно влюблен. Просто найдите ее и убедитесь, что у нее все хорошо! А если и нет, то сделайте так, чтобы было все хорошо! Именно этим я сейчас и собирался заняться до конца этого дня, а, может быть, и моей жизни.

Кто-то из толпы неуверенно, но вовремя протянул мне черный байкерский шлем. Я слегка кивнул в благодарность и тут же его надел. Отлично! Теперь никто не будет видеть безнадежного отчаяния на моем убитом горем лице, предательски блестящие дорожки слез на щеках.

Не теряя ни минуты и больше не говоря ни слова, я грубо прорвался сквозь толпу зевак и выскочил на улицу к своему байку. Громкий рев мощного мотора в клочья разорвал ночную прохладу. Не замечая ничего вокруг, я словно проклятый, мчался к тому самому месту, где последний раз ее видел. И естественно, как это и бывает по закону подлости, едва я туда добрался, там уже было совершенно пусто.

– Будь ты проклят, Доминик, со своей шишкой! – бурчал я себе под нос, беспомощно сидя на мокрых рельсах в том самом месте, где последний раз видел ее переломанное тело. Надо мной нависла, шелестя иголками, словно потихоньку насмехаясь, та самая высокая раскидистая сосна, с которой я едва не свалился и не сломал себе шею. Да, в тот проклятый момент я был маленькой белкой, хоть и бесхвостой, но очень шустрой. Мы, лесные тролли, как оборотни, имеем три состояния. Обычный человек в смертном мире, полутролль в мире Зазеркалья – это что-то среднее между человеком и зверем, и, собственно, простое звериное состояние – белка обыкновенная лесная. Так вот, в тот злополучный момент я был готов плюнуть на все законы физики и волшебного мира и превратиться из белки обратно в человека, лишь бы только спасти ее. Мне было абсолютно плевать на последствия. Блин! Если бы только ты, Доминик, не кинул в тот момент в меня шишкой! Ты все испортил! Ты сломал жизнь не только ей, но и мне…

У троллей есть такая особенность: если мы переходим в звериное состояние и превращаемся в свое животное, то автоматически снимаем с себя всю одежду. А как иначе? Волк или медведь разорвёт в клочья любой, даже самый прочный, костюм. А если зверёк маленький, например, как лесная белка, то одежда просто-напросто спадёт вниз, ведь она будет раз в десять велика.

Так что, сидя на верхушке сосны в образе белки, я с ужасом беспомощно наблюдал, как пара моих же дружков издевались над её неподвижным телом. С каждой секундой моё маленькое беличье сердечко колотилось все чаще, крепкие острые зубки сжимались все сильнее, практически до хруста. Нет! Я не мог больше на это смотреть! Тем более с идеальным беличьим, почти орлиным, зрением. Ловко цепляясь когтистыми лапками за вековую кору, я быстро спускался вниз по толстому стволу, пока, наконец, от увиденного моя и без того горячая кровь едва не закипела. Я стал кидаться в этих двоих уродов шишками! Ещё чуть-чуть, и я бы спрыгнул камнем вниз прямо в кусты под сосной, на лету превратившись в обычного человека, в смертного парня Константина Блэкстоуна. И мне было в тот момент совершенно наплевать, что я был абсолютно голый. Ведь ещё чуть-чуть и Доминик, этот козел, её начнёт пинать ногой… мою Антонину!

Урод! Ну ничего! Сейчас я ему надеру задницу голыми лапами… ой, то есть, руками! Меньше всего я сейчас думал о том, что подумают эти двое козлов, когда из зарослей крапивы на них выскочит голожопый и очень злой отпетый хулиган и гроза всей академии!

До начала самого грандиозного представления оставалось… три, два, один… Бах! Проклятье! Одна из шишек, брошенных Домиником, метко попала угодила прямо в мою горячую беличью голову, едва я приготовился быстро и элегантно спрыгнуть с сосны. Вместо красивого сальто я камнем полетел вниз, на ходу превращаясь из белки в человека, и кубарем приземлился прямо в заросли крапивы, изрядно примяв ее своей же голой задницей.

Дальше я с размаху крепко тюкнулся виском о какой-то камень и ненадолго потерял сознание, вырубившись на самом интересном месте.

И, естественно, по самому извечно работающему закону – закону подлости, я очнулся уже тогда, когда все разошлись по домам! И на том месте, где лежало тело Антонины рядом с рельсами на шершавом асфальте осталась лишь пара шишек. Ругая себя вслух и громко матерясь, я превратился обратно в бесхвостую белку и стрелой понесся по верхушкам сосен к своему элитному корпусу. Там сейчас в самом разгаре должна быть вечеринка… в мою честь, а, значит, туда должны прилететь последние сплетни. Может быть, Антонина каким-то чудом осталась в порядке, и кто-то ее видел?

Все оказалось гораздо хуже, чем я думал. Вместо ответов на свои вопросы я разбил рожи Доминику и Дилану, пнул со своего прохода несколько огромных коробок только что доставленных горячих пицц вперемешку с упаковками суши и снова выскочил на улицу.

Я найду её! Я буду колесить на байке всю ночь и весь день, да хоть неделю, но найду её! Меня ничто не остановит! Ни дождь, ни холод, ни ночь… я не слезу с байка пока… тот не споткнется колёсами обо что-то у помойки… и меня не перевернёт вверх тормашками прямо в контейнер с пищевыми отходами! Кажется, кто-то очень хитрожопый подло натянул поперек трамвайных путей тонкую прочную проволоку! Мой байк лихо перевернулся в воздухе, благо я вовремя с него сорвался и на моей голове чудом остался шлем. Однако, застряв в помойном контейнере, я все-таки на время потерял сознание. И в моем нелепом бреду мне даже почудилось, будто где-то рядом кто-то разговаривает и, что более возмутительно, лазает своими наглым лапами в задних карманах моих джинсов… перебирает там мои карточки и… да как они посмели шлепнуть меня прямо по недавно мой обожженной крапивой заднице! Ай! Зудит то как!

Короче, это был провал! Я не нашёл никого, кое-как вылез из помойки и поплелся на покалеченном байке обратно в корпус. Внутри мотоцикла что-то стучало и скрежетало. Нужно было отдать моего железного коня в ремонт и побыстрее, пока я не сломал на нем свою несчастную шею.

В просторном холле нашего корпуса, где помещалось несколько баров и кафе, все ещё гремела музыка, вечеринка продолжалась, самые стойкие веселились. Кажется, еще не все пиццы и суши были выброшены. Хотя многие студенты уже разбежались по домам, а точнее – по своим корпусам нашей элитной общаги с номерами и сервисом круче, чем в самом дорогом отеле.

Оно и лучше. Меньше народа, больше кислорода. Среди дорогих платьев и стильных прикидов я искал лишь темную выцветшую футболку и потертые драные джинсы. Надеюсь, она еще не потеряла белые кроссовки, украденные у меня. Но как назло – ни футболки, ни джинсов, ни моих стоптанных найков.

Это странное чувство беспомощности и безысходности, когда ты ищешь в толпе знакомое лицо, родные глаза и не находишь… в такие моменты ты словно тонешь под водой, мечтая лишь о жизненно необходимом глотке воздуха. Проклятье! Кажется, без неё я уже разучился дышать…

Как так случилось, что я влюбился именно в ту, которую никогда не смогу добиться? Ту, которую всего пару дней назад ненавидел? Ну почему она не могла просто ударить меня по лицу и исчезнуть из моей жизни? Зачем я стал ей мстить, ловить ее, строить козни? Дурак! Какой же я дурак! Мы ведь всегда влюбляемся в тех, кто вызывает у нас бурю эмоций! И пусть даже сначала отрицательных!

Я нервно теребил тонкий серебристый браслет на своём левом запястье. Неужели этот старинный сильнейший амулет, такой дорогой и такой эффективный против Купидонов, в этот раз не сработал? Нет, вопреки всем ожиданиям, на моей руке было не дорогое украшение из чистого серебра, а браслет, сплетенный из высушенного древнего папоротника, цветущего раз в сотню лет при полной красной луне. Амулет был дорогой, мой отец отвалил скряге гоблину целый мешок золотых за эту безделушку. И не спроста! Высушенный древний папоротник отпугивал Купидонов с их ядовитыми золотыми стрелами, словно лаванда моль. Более того, в Зазеркалье ходила старинная легенда, будто папоротник проклят темными силами, и любой Купидон, выстреливший в обладателя такого браслета, сам погибнет в наказание. И потому пернатые засранцы не беспокоили меня много лет… ровно до вчерашнего вечера! Неужели старый хрыч-гоблин нас обманул? За продажу подделки его высекут легионеры на базарной площади! Может быть, и хвост оторвут!

Но какая мне теперь разница? Я влюбился, а, значит, пропал! Хвост у гоблина отрастет новый, а вот мое сердце никогда не будет целым. Вот если бы и сердце можно было вынуть из груди, удалить, как, скажем, хвост?

Я жевал, как жвачку, длинный фильтр сигареты, что была крепко зажата между моих пересохших губ. Нет, я не курил. Не сейчас и вообще никогда. Дорогая сигарета, хоть и не зажженная, прекрасно дополняла мой образ плохого парня, мне нужно было поддерживать свой имидж и держать в страхе всю академию, а еще лучше – весь наш небольшой приморский город.

Многие видели меня с сигаретой, но никто не видел, как я курил. В моей руке был частенько зажат какой-нибудь алкогольный напиток, но никто не видел, как я пил, и уж тем более, ни разу не застукал меня пьяным. Все в академии слышали про мои драки, но никто не видел, как я дрался, все только видели кровь и избитых жертв. Мои дружки, Доминик и Дилан, отлично справлялись со всеми задачами, их подлости и жестокости всегда хватало на нас троих. Так было раньше… Теперь же я сам их предал… из-за ее красивых голубых глаз. Куда ни повернись, я видел их повсюду. Вот и сейчас, когда неоновые лучи прожекторов в такт музыке освещали танцующих, я невольно вздрагивал, подпрыгивая на месте, как ужаленный, когда успевал заметить чьи-то голубые глаза… но, увы, они были тусклее, проще и гораздо меньше, чем у нее.

– Кого ты потерял, Коста? Что ты там ищешь? – снова просит моего внимания рыжая, ее голос пробивается сквозь музыку в мое воспаленное сознание. Я снова попытался вспомнить, откуда она тут взялась, и как долго мы сидим за одним столиком. Мы пришли на эту вечеринку вместе, или же она просто воспользовалась моментом и плюхнулась на свободное место напротив? Хотя, какая теперь разница!

Вместо ответа я снова жую фильтр своей убитой сигареты. Так очень удобно тянуть время, когда не знаешь, что отвечать. Затем, набравшись смелости и терпения, я взглянул прямо в ее колдовские зеленые глаза с искусно подрисованными стрелками – снова ощущение, будто нырнул в самые глубины лесного озера, но… увы… снова не утонул. Едва я с легким стоном закрыл свои глаза, как из озерной зелени очутился… в открытом космосе! Вокруг было темно, лишь только вдалеке маячили две ярчайшие электрически-голубые звезды. Глаза той, которую я потерял… Они преследовали меня повсюду – куда бы я ни глянул, о чем бы ни думал. Везде эти два недоступных голубых огня…

Они слегка прищурены, потому что она всегда на меня смотрит… смотрела с недоверием и опаской. Да кого я обманываю! Она в открытую ненавидела меня и презирала! Так что её взгляд прожигал меня насквозь, словно высокотемпературные лазеры!

Теперь, едва я прикрою свои веки, я постоянно попадаю под обстрел её глаз, в это беспощадное ярко-голубое пламя.

Все просто, значит, с этого момента я просто не буду закрывать свои глаза. Ни на мгновение, ни на секунду! Я сидел и таращился на рыжую напротив, пытаясь вспомнить, как же ее зовут. Лиля? Лия? Лола? Что-то однозначно на Л. И где я ее раньше видел?

Рыжая нахмурилась, смотря на меня с озадаченной тревогой, словно на ребёнка с температурой. Блин, очевидно, она снова что-то спросила, а я не ответил.

Боже, как же раньше все было просто. Я бы улыбнулся девушке своей фирменной улыбкой, от которой на моих загорелых щеках играли ямочки, а у девчонок дрожали и подгибались колени. Я бы пропел ей на ухо своим бархатным шепотом какую-нибудь дурь вроде «Ты сильно ударилась… ну, когда упала на Землю?» или же «Штрафной страстный поцелуй за такую красоту!». И она бы растаяла.

Мы были бы с ней такой красивой парой. Она – огненно-рыжая, я – темно каштановый. Ее глаза – изумрудные глубины лесного озера, мои – темно-зеленый омут болот.

Но сейчас я молча сидел с пересохшим горлом, которое драло от крепчайшего пережженного экспрессо, с остекленевшими глазами, которые боялся закрыть даже на миг, отчего по щекам градом катились слезы, и практически полностью изжеванной сигаретой.

– Коста, с тобой все нормально? Ты, кажется, хотел что-то спросить? – повторяла рыжая все тише и испуганней.

Я резко дернулся на стуле, как под напряжением, потому что, наконец, вспомнил, что именно эта рыжая являлась соседкой по комнате моей голубоглазой пацанки. Все прочее, вдруг, стало неважно – в моей голове вертелся единственный вопрос, от которого сейчас зависела вся моя жизнь:

– Где она? – со стоном выдохнул я, умоляя, словно путник в пустыне просил глоток воды. – Где твоя соседка?

Рыжая резко выпрямилась – ее изумрудные глаза потускнели сначала от вспыхнувшей ревности, а затем она, наконец, поняла, что к чему, и ее взгляд заблестел от праведного гнева:

– Я не знаю! А знала бы, то ни за что бы не сказала! – резко бросила она мне в лицо, ее глаза от презрения превратились в узкие щелки. – Ты испортил ей жизнь! Ты отнял у нее все! И не смей выпытывать у меня, как теперь ее найти! Надеюсь, что ты ее больше никогда не увидишь! А она тебя – тем более!

Я с шумом обреченно сглотнул, устало закрыл глаза и тут понеслось… снова надо мной смеялись ее голубые, словно небо, глаза…

– Больше я ничего тебе не скажу! – бросила напоследок рыжая, вскакивая со своего места, словно рыба с горячей сковородки, и удаляясь в неизвестном направлении. – Ты какой-то странный сегодня!

Я резко подорвался со своего места, желая незаметно кинуться за ней. А, вдруг, она все-таки знает, где сейчас прячется Антонина? Но меня резко кто-то схватил за рукав, потянув обратно к столу, словно капкан на цепи.

– Так, ты куда это? – услышал я звонкий девичий голос и увидел такие знакомые красивые глаза, но увы… не голубые, а темно-карие, как две сочные смородины. Волосы были собраны в стильную стрижку каре и окрашены в яркий малиновый цвет – таким обычно в природе хищники предупреждают об опасности. Мол, не подходи, загрызу нечаянно. Кажется, я недавно имел глупость к ней подойти или же просто не успел вовремя отойти.

– Что за рыжая шлю…мымра с тобой только что сидела, а?

– Привет, Тоня! – бойко ответил я, делая морду кирпичом – хищнику нельзя показывать, что ты его боишься. Однако, по ее тонким нарисованным бровям, резко взлетевшим вверх, я быстро понял, что что-то пошло не так. – Ой! Соня… я не…ай!

Бабах! По моей правой щеке зазвучала отрезвляющая пощечина, в результате которой моя сигарета отлетела на метр в сторону.

– Ах ты, бабник последний! – с негодованием визжала Соня, которая, по всей видимости, Соней не была. Может, просто Анна?

Тем временем неизвестная назвалась моей действующей девушкой, одобренной моим же отцом. В порыве негодования она принялась швыряться в меня своими дорогими золотыми украшениями, дабы, по ее словам: «вернуть все подарки такому козлу, как я, недостойному ее любви». Ну и чудненько, экономненько получилось! Я с облегчением вспомнил, что наши с ней отцы уже успели подписать все самые важные контракты, кроме нашего брачного.

– Все, ты меня потерял! – подытожила она, ища крокодильи слезы в моих глазах. Кареглазая встала и, наконец-то, вальяжно удалилась, виляя буферами, со словами:

– Гуляй, мальчик! И не звони мне больше!

Глава 5. Ночное рандеву

Мы стояли в просторном полутемном коридоре, отделанном мрамором и дорогим деревом, кучей раритетных пестрых гобеленов и мягкими толстыми коврами на паркетных полах. Здесь освещение было мастерски сделано так, что ламп совсем не было видно и невозможно было понять, откуда же льется этот теплый приглушенный свет.

Я хорошо помнил, что сзади меня находится высокая дубовая дверь, ведущая в мои апартаменты. Именно к ней, твердой и холодной, я сейчас и был крепко прижат спиной, словно котенок тапком, а точнее – двумя огромными, крепко накачанными футбольными мячами. Почти вплотную ко мне, насколько позволял ее роскошный выдающийся бюст, стояла самая красивая, богатая, избалованная и невесть откуда взявшаяся в нашей академии девчонка – Стейси Блин…ой, то есть Грин. Из какой такой Австралии ее к нам занесло? Зачем, почему и самое главное – за что? Никто не знал ответов на эти вопросы, даже, кажется, и сама ректорша нашей академии – Мадам Буффало. Однако в том, что отцом этой простоватой наивной блондинки является какой-то неизвестный миллионер, не сомневался никто. Дорогие салоны, шмотки от кутюр, идеальный макияж, фитнес, психолог, косметолог и, кажется, сверхпрочный силикон отменного качества в нужных местах. О, да, Стейси, пожалуй, завидовали все девчонки нашей академии, ну а парни ложились пачками к ее безупречным длинным ногам на высоких каблуках. В нее не влюблен был только угадайте кто… Правильно, я! Помните пословицу, чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей! А потому Стейси неустанно, энергично и агрессивно флиртовала со мной, снайперски стреляя в меня глазками из-за каждого угла, «аплодируя» безупречными накладными ресницами каждой моей шутке. Короче, напрасно тратила энергию и косметику.

Бывают же такие девчонки, вот смотришь на неё и пытаешься найти изъян, но это невозможно… Фигура, как у образцовой куклы Барби, лицо, как у юной Афродиты в её самый лучший день, только, пожалуй, косметики многовато. Густые ресницы слегка длинны и тяжеловаты, стрелки почти доходят до самых ушей, да и помада слишком яркая на идеальных губах, сложенных бантиком. Стейси широко и глуповато улыбалась, однако, эта улыбка не касалась её огромных, наивных и блестящих, как у олененка Бэмби, карих глаз.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.