8 ступенек к свободе

– Священники Пабло и Фердинанд.

– Что?! – глаза старика бешено сверкнули. Свои! Фердинанда он давно подозревал, но Пабло… Хотя… – он вспомнил, как во время одного из массовых костров он перехватил его взгляд, в нём мелькнули жалость и слёзы, это было несколько секунд, но он их заметил. А потом забыл в делах, а забывать было нельзя, надо учесть на будущее.

– Вернуть! – крикнул он, и сразу двое помощников бросились вниз. Но через секунду он отменил свой приказ.

– Чем больше мы будем удерживать, тем сильнее появится желание у других. Пусть уходят, – объяснил он.

Ручейки сливались в небольшую речку, но Инквизитор видел, что эта речка совсем небольшая, и он был доволен. Когда все желающие собрались около Иисуса, главный помощник подошёл к Инквизитору.

– Монсеньор, всего ушли триста двадцать шесть человек.

– Триста двадцать шесть человек, – воскликнул ученик, – это же целый квартал!

– Это всего полпроцента Севильи, – усмехнулся Инквизитор, – и это весь его урожай.

– Это то удовольствие, которое вы хотели получить, монсеньор? – Инквизитор кивнул. – Преклоняюсь перед вашим предвидением.

Инквизитор не двигался с места, продолжая смотреть в сторону ушедших.

– Монсеньор, но вы говорили о второй причине, по которой вы отпустили Иисуса. Что же ещё? Всё уже кончилось.

Инквизитор насмешливо посмотрел на ученика. «Глупец», – подумал он.

– Ещё ничего не начиналось, – он плотнее сжал губы. – Иди ко мне.

Ученик поднялся на ступеньку, ему стало почему-то не по себе.

– Ты подумал, почему люди идут за Иисусом, что толкнуло горожан решиться даже на уход из мира вместе с ним?

– Но это всего полпроцента!

– Это триста двадцать шесть человек. И это не только шуты и юродивые, там выходцы из разных слоёв общества. Что должен ощущать человек, чтобы пойти на такое, что творится у него в душе, у этого запуганного, приниженного существа, который, как выясняется, не так уж и запуган, если способен принимать такое решение? Сегодня была проверка всей нашей деятельности, и хотя она прошла, в целом, успешно, но эти триста двадцать шесть человек не дают мне покоя. Они знают, скорее, чувствуют то, что не чувствую я. И в этом я ощущаю угрозу для себя. Неведомое опасно, ты не понимаешь, как оно работает. И вторая причина, по которой я отпустил его, заключается в том, чтобы узнать это.

– Но как вы это узнаете? Нельзя же зайти в душу и посмотреть…

Инквизитор прикрыл глаза и попытался успокоиться.

– Как ты думаешь, – медленно произнёс старик, – почему пришёл Иисус?

– Чтобы попытаться забрать часть людей.

– Да он и так забирал их эти пятнадцать веков! Но почему он вновь появился на Земле? Лично! Что случилось? Полторы тысячи лет мы жили без него, но именем его постепенно повернули систему в нашу сторону, и вдруг он появляется. Именно сейчас. Зачем?

Ученик растерянно смотрел на Инквизитора, не зная, что сказать. Глаза Инквизитора сверкали.

– Ты думаешь, он не предвидел всё это, думаешь, он не знал про эти полпроцента? Я это знал, а уж он тем более. И если он решил явиться, то это может значить только одно. Он хочет совершить что-то столь значительное, что требует его личного присутствия. Он хочет показать людям Путь. Я не знаю, как он собирается это сделать, но я хочу это увидеть. Ибо тогда я узнаю тайну его вселенной. Смотри внимательно! Скоро начнётся битва за Севилью!

И ученику стало страшно.

БИТВА

Иисус с ушедшими расположились на возвышении, недалеко от площади, откуда они были хорошо видны. Он опустил голову и замер. Замерли люди вокруг него. Замерла площадь. Замерли птицы и деревья. Замер Инквизитор. Иисус ушёл в себя, оставаясь совершенно спокойным. Прошло время, никто не мог сказать сколько, для всех оно оставалось мигом, потому что время замерло тоже.

Иисус начал выпрямляться, и его руки плавно пошли вверх. Он выпрямил их у себя над головой и снова замер. Его глаза смотрели внутрь себя, но видели всё, что происходит вокруг. Некоторое время не происходило ничего, но вдруг в воздухе стало что-то проявляться, выстраиваться, и перед изумлёнными взорами появилась лестница, ведущая в небо.

– Лестница Якова! – закричал Инквизитор, но быстро взял себя в руки. – Так это был не сон! – сказал он, обращаясь то ли к ученику, стоявшему рядом, то ли к себе самому.

Лестница всё росла и росла, она уходила всё выше и поднялась уже до небес, но была чётко видна в каждой своей детали. Все решили, что сейчас Иисус и его люди будут подниматься, но Иисус снова замер.

– Как же ты велик, Спаситель, – подумал Инквизитор, – как неисповедимы замыслы твои. Но ты не один великий в этом мире, и ты это знаешь.

В этот момент люди услышали великий гром, как будто треснули небеса, и, к ужасу людей, небо стало распадаться на отдельные части. Сначала это казалось каким-то дефектом зрения, но потом всё явственней и явственней небеса трескались, как скорлупа изнутри, потом части стали съёживаться и постепенно растворяться в пустоте. Люди кричали, закрывая лица руками, думая о конце света. Инквизитора била мелкая дрожь, но он стоял, вцепившись в перила, не покидая своего места, и люди, глядя на него, старались не потерять остатки рассудка. Небо стало чёрным, и только солнце, как ни в чём не бывало, сверкало в стороне, освещая действо.

Чернота над головой замерла на время, а потом в этой черноте стала постепенно вырисовываться самая величественная картина, которую когда-либо видели жители Земли. Сначала она стала наполняться белым светом, идущим из ничего, а потом этот свет стал делиться, крошиться, формироваться, и на небе выстроился бескрайний, бесконечно светлый, бесконечно разнообразный мир. Свет продолжал и продолжал делиться. Миров становилось всё больше и больше, пространство между ними заполнялось новыми мирами, они уходили в бескрайнюю глубину. Пространство стало объёмным и задышало. Люди видели появлявшиеся и исчезавшие детали, и это было непонятно, как будто они видели не глазами – глазами такое увидеть было нельзя. Они видели прекрасные дворцы и строения, иногда вырисовывались люди, которые приветствовали их, бросая что-то по направлению к Земле, и тогда небо в этом кусочке вспыхивало удивительными красками. Вскоре и сами миры стали принимать различные цвета, у которых не было названий в земном языке, и небо превратилось в безмерный бриллиант, сверкающий бесчисленными неземными красками.

Люди, раздавленные величием происходящего, безмолвно наблюдали. Небесный бриллиант сверкал в полную мощь.

– Так это же Царствие небесное! – раздался чей-то крик.

«Спаситель пришёл забрать нас всех, а мы убоялись», «Идём за Иисусом», «Это иллюзия, это не Иисус», «Верните небо», «Мне страшно», «Мама, пойдём на небеса»… Площадь наполнилась невероятным волнением, криками, эмоциями.

Инквизитор с учениками стояли на трибуне, поглощённые происходящим. Инквизитор жадно, не отрываясь, впитывал открывшуюся картину. Он не замечал никого, глаза его сузились, он пронзал своим взглядом лестницу, потом стремительно переводил взгляд на сверкающий в небе бриллиант, потом неожиданно смотрел на Иисуса. Он видел явно больше того, что видели другие, и выглядел, несмотря на свой возраст, предельно живым и пытливым. Среди учеников его царили сумятица и безмолвие.

Толпа начала колебаться и постепенно стала двигаться в сторону Иисуса. Люди медленно потекли по направлению к лестнице Якова.

– Учитель, они уходят! – закричал ученик и вывел Инквизитора из транса, – они уходят, их не остановить!

Инквизитор резко обернулся.

– Да кто он такой, чтобы менять равновесие мира?

– Он же Иисус, учитель.

Инквизитор только криво усмехнулся.

Движение становилось всё ощутимее и уже превращалось в полноводную реку, но в этот момент гром, ещё страшнее предыдущего, остановил людей. Многие хватались за головы, падали на землю. Вместе со страшным громом в воздухе почувствовался ужас.

Все посмотрели наверх. Поначалу никто не заметил, что произошло. Но вскоре в разных местах небесного бриллианта стали появляться длинные трещины. Это казалось немыслимым, но светлый мир стал покрываться чёрной паутиной. Эти нити были тонкие, но было видно, как то в одном, то в другом месте через эти трещины во Вселенную впрыскивалось нечто стороннее, чуждое. Эта энергия проникала в поры светлого мира. И хотя она была незначительна относительно энергии бриллианта, но было видно, что она искривляла его лучи, ломала их, некоторые просто исчезали, гасли в этой темноте. Инквизитор перестал дышать. Он понял, что появилось нечто большее, чем сама Вселенная. «Это невозможно. Бесконечность больше бесконечности. Так вот откуда идёт моя защита. Но это же чуждо моему истоку!» Он был растерян.

Дальше случилось страшное. Бриллиант стал сжиматься, он перестал занимать все небеса, и освободившееся пространство заполнилось Тьмой. Тьма пульсировала, дышала, этого не было видно, но ощущалось всеми. И Небеса оказались лишь частью её. Ужас, исходивший от неё, был непередаваем. Если от Небес исходило ощущение дома, начала всех начал, то во Тьме все ощущали своё небытие. Люди кричали и падали без чувств, не в силах совладать с этим ужасом.

Инквизитору было страшно. Он никогда не боялся смерти, был равнодушен к ней, потому что давно знал, что её нет, и вот впервые он понял, что смерть существует: полное уничтожение, распад, Небытие. Он не верил в это, но теперь она дышала ему в лицо. И в то же время каким-то немыслимым образом сейчас это было его защитой. Он посмотрел вокруг: людей качало, они падали, священники не сильно отличались от остальных. Вдруг он заметил, как один из священников улыбался. Инквизитор не мог поверить своим глазам. Отец Эдуардо! Он прибыл сюда буквально пару месяцев назад. Случайно? Надо будет подумать. А ведь он сильней меня! Сильней в чём?

– Послушайте все меня, – закричал он во весь голос, и крик его был услышан, – не бойтесь, дети мои, вы под защитой Господа нашего, с вами ничего не случится. Идите ко мне, я дам вам спокойствие, я укрою вас!

И люди приободрились. Поднимая и поддерживая друг друга, они развернулись и пошли к Инквизитору. Он поднял свои руки ладонями вниз.

– Не бойтесь, я дам вам защиту! Отец небесный не оставит нас. Смотрите на меня!

И люди смотрели, и им становилось легче. Они ещё дрожали и боялись поднять головы, но уже могли стоять на ногах.

Инквизитор посмотрел на небо. Мертвенная пульсация Тьмы не увеличивалась. Небеса, сжавшись, уже не уменьшались дальше и продолжали уверенно испускать сияние, которое местами менялось и поглощалось паутинами Тьмы. Он понял, что наступило равновесие. «Это ведь тоже картинка, как и синее небо, – подумал он, – но, наверное, самая правдивая из виденных на Земле». Инквизитор посмотрел в лагерь Иисуса и был ошеломлён. Люди стояли там, взявшись за руки, без криков, без падений и молились, глядя в Небеса. Иисус молился с ними, как равный.

«Как же велик Человек, – пронеслось у него в мыслях, – они устояли даже перед Небытием! А я хотел запугать их своими кострами, – он усмехнулся над собой, но потом посмотрел на тех, кто стоял под его руками. – Ну а что же делать со слабыми и убогими?»

Он посмотрел наверх. Ему показалось, что цвета начали меняться. Нет, действительно, всё стало постепенно бледнеть, принимать всё более неясные формы, тьма и свет начали затуманиваться, и вскоре однородный бледно-молочный свет заполнил всё пространство.

– Смотрите, смотрите! – закричал Инквизитор.

И те, кто мог, поднимали головы вверх и видели, как молочный кисель медленно становится голубым, как голубой цвет начинает принимать оттенки, как медленно, из ничего, на возродившемся небе появляются облака. Через некоторое время люди увидели, что они снова находятся в привычном для них мире, жёлтый пылающий диск солнца освещал прекрасное голубое небо, по которому плавно плыли бело-серые облака. Все были к тому времени настолько потрясены и истощены, что могли только безмолвно наблюдать.

Инквизитор вдруг почувствовал себя опустошённым. У него не осталось ни чувств, ни сил. Он прикрыл глаза, но, вспомнив, резко повернулся в сторону Иисуса и усмехнулся. Как он и ожидал, там уже никого не было: ни Иисуса, ни тех, кто был с ним. Как всегда, никто не увидел, как Иисус делает самые важные вещи. Никто не знал, как он появлялся на Земле, никто не знал, как уходил.

Инквизитор постоял немного и стал медленно спускаться вниз. Люди падали перед ним и целовали его одежды, а у него уже не было ни сил, ни желания отгонять их. Вместе со своими учениками он отправился к монастырю. Молча прошествовали они через город, молча вошли в ворота монастыря и разошлись по своим кельям.

Инквизитор упал в кресло и без единой мысли смотрел перед собой. Потом заставил себя встать, подошёл к столу и взял кусок хлеба из корзины, накрытой материей. И только после того, как он откусил хлеб, чувства стали возвращаться к нему. Он жадно ел и не мог насытиться. Съев почти всё, что было, он не спеша сделал несколько больших глотков воды, с наслаждением ощущая, как влага охлаждает его, и к нему возвращается жизнь. Он вернулся и сел в кресло.

«А ведь ты сделал всё, что хотел, Иисус. Всё, как ты и говорил. Забрал сильных, дал толчок колеблющимся. Показал чудо, но только в одном месте. Через месяц об этом будет знать вся Испания, через полгода – вся Европа. Все будут знать, но мало кто поверит. Порядок вещей не изменится, но те, кто посильнее, сделают последний шаг к Небесным вратам и покажут пример тем, кто от этих врат далеко. Порядок не изменится, но всё придёт в новое движение от твоего импульса. Но сменится пара поколений, и всё вернётся на круги своя. Да и учёные к тому времени всё объяснят». При мысли об учёных Инквизитор затрясся от хохота. «Да, эти всё объяснят. Они славные ребята, надо подкинуть им ещё денег».

Он представил себе завтрашний день. Как же будут его обожать и боготворить, падать перед ним на колени, пытаться поймать его взгляд. Ведь сегодня он дал защиту им, беспомощным. Внезапно он вспомнил лагерь Иисуса, их спокойную, величественную молитву, и сердце его сжалось.

«Так что же делать со слабыми и убогими?! – он чуть не закричал об этом в голос. – Ты ведь так и не объяснил мне это, Иисус».

Часть 2

ПОСЛАННИКИ

Иисус снова покинул этот мир, но не покинул душу Инквизитора. С того невероятного, непостижимого дня, когда на короткое время Земля слилась с Небесами, когда исчезли иллюзии мира, а люди на краткий миг были поставлены перед выбором – поверить и уйти либо заколебаться и остаться, – с того дня Инквизитор искал ответ на загадку, но не находил его. В Севилье, Испании и всей Европе происходило то, что он и ожидал: лишний раз он убеждался в предсказуемости людского поведения. Да, сейчас были дни его триумфа. Ужас пережитого был столь силён, что потрясение ещё господствовало над людьми, и Инквизитор был спасителем, защитившим свою паству, не дрогнувшим, когда почти ни у кого не оставалось сил в ожидании конца света. Но он не обольщался по поводу дальнейшего. Он знал, что страх скоро спадёт, люди успокоятся, а когда они успокоятся, то начнут думать о тех, которые ушли. Да, их было немного, но если взять их семьи, родственников, то это уже несколько тысяч жителей. А если принять в расчёт их друзей, то получается… чуть ли не весь город. Удивительно, он не подумал об этом при разговоре с Иисусом, когда делал своё предложение. Оказалось, что пример даже небольшой горстки может произвести такой эффект.

Но ещё больше тревожило его другое. Святая церковь. Слава, которая постепенно распространялась о нём по всей Европе, не может не встревожить определённых людей. К счастью, он стар и не может быть никому конкурентом, но, тем не менее, само сравнение с ним подрывало авторитет многих. На него обращены взоры, его действия теперь в центре внимания. Ведь он, помимо всего, Великий Инквизитор. Вот тут и заключалась загадка, над которой он мучился. После всех этих событий у него внутри что-то произошло, поменялись ритм и направленность его души. То, к чему он привык за долгие годы успешного правления, просто ушло, перестало существовать. Он напрягал всю свою волю и разум, чтобы вернуться к прежнему, такому привычному и проверенному мышлению, но не мог. Его постоянная готовность к поиску врагов церкви, непрерывно горевшая раньше, потухла, потеряла смысл, и все попытки вернуть её не приносили результата. Более того, он не мог даже продолжать вести дела тех узников, которые попали в тюрьмы инквизиции до всех этих событий. Он отстранился от этих дел, хотя раньше держал всё и каждого под контролем. Следователи пока молчали, списывая его бездействие на испытанное глубокое потрясение, что было отчасти верным. Но Инквизитор чувствовал, что причина кроется гораздо глубже, пытался найти ответ, но не находил.

Стук в дверь прервал его размышления. В келью вошёл его помощник с довольной улыбкой. Инквизитор сразу понял, в чём дело.

– От кого теперь? – спросил он.

– От Совета пекарей, Ваше Преосвященство, прислали огромный торт с украшениями.

– Поблагодари их и попроси отнести на кухню.

– Они хотят вручить его вам лично.

Инквизитор встал. Надо пойти. Уже были подарки от гончаров – прекрасная ваза, выставленная в приёмном зале, от ювелиров – небольшой золотой иконостас, уже украшающий главный собор, в него была вставлена икона размышляющего Христа. Инквизитор не брал себе ничего, и это замечали все, что ещё больше увеличивало уважение к нему… Страх, связанный с его именем, заглушился от пережитого, и жизнь в Севилье как будто получила свежее дыхание. Инквизитор вышел к пекарям, и сердце его непроизвольно сжалось. Ведь раньше он был настолько равнодушен к толпам простолюдинов. Что ему было до их мелких дел? Что были эти дела по сравнению с его великим построением Системы? Но сейчас он ощущал мягкую радость от этих искренних подарков, понимая, что это не лесть, а дань его заслуге. Инквизитор разозлился: «Что этот хитрец Иисус сделал со мной? Кто дал ему право своей мощью разбить мою жизнь? Где я попался, не понимаю!»

Инквизитор улыбнулся и, протянув руки, пошёл навстречу делегации. Глава Совета пекарей – крепкий, круглолицый, с роскошными усами человек – вышел вперёд с широкой улыбкой.

– Ваше Преосвященство, примите наш дар от благодарной паствы. Мы хотим присоединиться к единому порыву граждан Севильи и выразить признательность вам и Святой церкви в вашем лице, которая защитила своих детей, подставила плечо и была с нами, простыми гражданами, в момент конца света.

Пекарь крепко обнял Инквизитора, Инквизитор не мог не улыбнуться.

– Когда мы захотели сделать пирог, я спросил у стариков: «Какие пироги делали раньше в подарок церкви?», но никто не мог вспомнить о таких подарках. И тогда мы выбрали десять самых искусных мастеров и разработали этот рецепт, который занесён теперь в Золотую книгу нашего Совета, чтобы и в будущем наши потомки могли бы его воссоздать и ощутить ту радость, что ощутили мы. Потому что, – пекарь широко улыбнулся, – мы немного согрешили перед церковью (Инквизитор вздрогнул), – мы сделали такой же пирог поменьше, и попотчевались им на Совете, без жён и детей, сами!

Вся делегация захохотала, Инквизитор тоже не мог сдержать смех. Успокоившись, он сказал:

– Дети мои! Мы прошли через трудное испытание для нас всех и вышли из него достойно. Теперь нет сомнения в правильности пути, по которому ведёт Святая церковь свою паству. Сейчас мы все должны осмыслить произошедшее, жизнь должна войти в свою колею, и мы продолжим наш путь защиты чистоты церкви, учения нашего Господа, ибо в чистоте своей мы сильны и…

Он осёкся, увидев, как непроизвольно вытянулись лица и округлились глаза при его словах: он увидел в них банальный страх.

– …и я очень благодарен вам за этот искуснейший пирог, которым может гордиться вся Севилья!

Все опять засмеялись, закивали головами, но напряжение, посеянное его словами, не исчезло. Делегация ушла, монахи поставили огромный пирог на тележку и покатили его на кухню. Инквизитор остался стоять. Он задумался не только над страхом, волной прошедшим по лицам людей, но и над словами пекаря, что даже старики не помнили, когда испекался подарок для церкви. Он родился в Севилье, уехал и вернулся более сорока лет назад, но тоже не помнил этого.

Инквизитор пришёл на обед и был встречен одобрительным гулом монахов и их улыбками. Все предвкушали сладкий стол: слава о севильских пекарях шла по всей Испании, их блюда были известны даже при дворе короля, и никто не сомневался в изысканном вкусе пирога. Инквизитор шёл по проходу, слегка кланяясь всем, улыбаясь. Хотя он и был аскетом многие годы, но тоже мог оценить настоящий вкус еды. Делая поклоны направо и налево и продвигаясь к своему месту во главе стола, он внезапно ощутил обжигающий холодный взгляд одного из монахов. Что это? Инквизитор чуть задержался и быстро взглянул в его сторону. Ну конечно, отец Эдуардо! Он улыбался во весь рот, но это была скорее улыбка хищника в засаде, уверенного в своей силе и успехе. Не подавая виду, Инквизитор продолжил свой путь. Трапеза прошла в приподнятом настроении, оживлённо, чему способствовало и хорошее вино. Споры и разногласия были временно забыты. Со всех сторон были слышны громкие разговоры. Люди подходили к нему, он отвечал на их вопросы и наблюдал за окружающими его монахами. Интересно, что самыми активными были его помощники по инквизиции, в них явно было больше уверенности и внешней силы. Инквизитор наблюдал за ними: кто-нибудь ещё ощутил перемены после встречи с Иисусом? Внешне этого не было видно, но ведь и он сам тоже не подаёт виду. Он смотрел на них и чувствовал, как их природа требует действия. Сколько они будут терпеть паузу, пока не начнут роптать? Его взгляд периодически переключался на отца Эдуардо, который, принимая участие в общении, всё время посматривал на Инквизитора. В какой-то момент их взгляды встретились. Эдуардо широко заулыбался и, не отрываясь, смотрел на Инквизитора, который расслабленно облокотился на спинку кресла и, не отводя взгляда, без эмоций, пристально смотрел на Эдуардо.

Примерно через месяц из Мадрида пришли вести. Их доставили два посланника кардинала. Это были отец Хорхе, помощник кардинала по внутренним делам, его старый друг, и отец Пабло – этого он видел в первый раз, но лицо ему сразу не понравилось: оно выражало сытость, преданность, уверенность в своём положении.

Отец Хорхе кашлянул и начал разговор:

– Ваше Преосвященство, прежде всего я хочу передать вам привет от Его Святейшества кардинала. Его сердце переполняет восхищение вами и вашим поведением во время этих событий. Авторитет Церкви возрос многократно. Честно говоря, – он доверительно улыбнулся, – в Мадриде только и говорят о том, что произошло, хотя толком ничего не понимают. Всё полнится слухами.

Отец Хорхе сделал паузу, посмотрев на Инквизитора, чьё аскетичное лицо оставалось бесстрастным.

– Я благодарен Его Святейшеству за эти слова. Всю свою жизнь я посвятил Святой церкви. Я вёл за собой людей ради её блага, следил за чистотой учения. То, что произошло, было проверкой, и мы эту проверку достойно прошли.

Возникла небольшая пауза. «Зачем же они приехали?» Тут отец Пабло вступил в разговор. Он расплылся в сладкой улыбке.

– Вне всяких сомнений, монсеньор. Ваши действия заслуживают высочайшей оценки. Никто не может даже представить кого-либо, кто лучше вас справился бы со случившимся… (пауза), но жизнь продолжается. Мы должны разобраться, что произошло и что делать дальше.

«Так-так, вот оно началось», – подумал Инквизитор.

– Его Святейшество заметил, что после повторного ухода Господа нашего деятельность Вашего Преосвященства приостановилась. И некоторые дела, которые особенно интересуют епископат, застыли. Люди не могут получить никакого вердикта, пребывают в заточении, а часть их, возможно, невиновна. Это не может не вызвать обеспокоенности у Его Святейшества кардинала. Он ни в коем случае не хочет навязывать вам какие-либо решения, понимая, что вам на месте лучше понятны ситуация и настроения людей. Но Его Святейшество, будучи ответственным за всю паству Испанского королевства, хотел бы лично для себя прояснить ситуацию, понять, что происходит. Кроме того, Его Святейшество был бы чрезвычайно польщён услышать от вас лично рассказ о произошедшем во всех подробностях.

Инквизитор бесстрастно продолжал слушать. После некоторого молчания, не дождавшись его ответа, отец Пабло продолжил, его голос звучал мягко и неторопливо:

– Ваше Преосвященство, учитывая всю деликатность ситуации, не могли бы вы передать часть дел севильской инквизиции в руки ваших коллег в Мадриде? – Инквизитор слегка вздрогнул. – Его Святейшество подготовил небольшой список людей, которыми он интересуется лично, – на последнем слове отец Пабло сделал мягкое ударение.

Он передал запечатанный конверт Инквизитору. Помощник подскочил, взял конверт и с поклоном передал его. Инквизитор прервал затянувшееся молчание.