Полная версия
8 ступенек к свободе
Михаил Иоффе
8 ступенек к свободе
Искупление Инквизитора
…А видишь ли сии камни в этой нагой раскалённой пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее…
…Но Ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом…
…Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного людского племени с земным?..
…Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать – так ужасно им станет под конец быть свободными…
…Вот что значил этот первый вопрос в пустыне, и вот что Ты отверг во имя свободы, которую поставил выше всего. А между тем в вопросе этом заключалась великая тайна мира сего. Приняв «хлебы», Ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе – это: «пред кем преклониться?»…
…Так ли создана природа человеческая, чтоб отвергнуть чудо и в такие страшные моменты жизни, моменты самых страшных основных и мучительных душевных вопросов своих оставаться лишь со свободным решением сердца?..
…чуть лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и Бога, ибо человек ищет не столько Бога, сколько чудес…
…Мы исправили подвиг Твой и основали его на ЧУДЕ, ТАЙНЕ и АВТОРИТЕТЕ. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки…
…О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся…
…Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлял свободу, которою Ты благословил людей, и я готовился стать в число избранников Твоих, в число могучих и сильных с жаждой «восполнить число». Но я очнулся и не захотел служить безумию…
Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы
Легенда о Великом инквизиторе
Часть 1
ДИАЛОГ
Иисус пошёл к двери, но остановился. Он внимательно посмотрел на Инквизитора.
– Ты был искренен со мной. И говорил убеждённо.
Он вернулся и присел на скамью.
– Я не хочу уйти молча, не сказав тебе то, что думаю я. Ты достоин большего, чем молчание.
Он помолчал и снова посмотрел на Инквизитора своим грустным пронизывающим взглядом.
– Хочу спросить тебя, а так ли глубоки твои убеждения? Так ли уж безоговорочно ты уверен в своих взглядах? Разве не ощущал ты беспокойство, говоря со мной? Разве не вздрагивало сердце твоё каждый раз, когда ты возражал против мыслей и дел моих?
Старческие глаза Инквизитора широко раскрылись и вспыхнули недобрым блеском. Но теперь молчал он.
– Ты говоришь, что людям непосильна моя свобода. Что только тысячи пойдут со мной, а о тысячах миллионов позаботишься ты, ты и такие, как ты. Ты действительно веришь, что заботишься о них? Ты действительно веришь, что хочешь дать им то, что им надо, что они искренно хотят этого всем существом своим, душой своею? Дух свой они хотят насытить лишь хлебом своим? Познавать этот мир, бесконечное величие его, безграничную любовь и красоту его – и всё это лишь для конечного куска хлеба? Или ты отказываешь людям в наличии Духа? Духа, который идёт из истока, и исток этот – в Царствии Отца моего небесного. Нашего Отца!
Инквизитор ещё больше выпрямился, и ещё сильнее сверкнули его глаза, но опять сдержался и промолчал.
– Страшную правду открою я тебе. Ты, наверное, и сам её понимаешь, но боишься сказать это, даже самому себе сказать боишься.
Старик напрягся.
– Не о людях заботишься ты, а о себе. О себе и о хозяевах твоих. Ты сам признаёшь, что держите вы людей во лжи. А разве может истина твориться во лжи? И вся ваша забота о людях – не дать умереть им от голода и от войн, чтобы паслись они, как послушное стадо на ваших лугах. И среди послушных овец ваших отбирают самых сильных, чтобы правили они остальными, ибо лучше понимают сородичей своих. Не ты ли одна из таких сильных овец?
Губы старика сжались ещё плотнее.
– А задумывался ли ты, да наверняка задумывался, зачем хозяевам твоим пасти такое большое стадо? Может, и ответ знаешь?
Иисус взглянул на него, но Инквизитор, не мигая и не отводя глаз, смотрел на Иисуса.
– Ты говоришь, что мучаешься ото лжи этой, но берёшь на себя муки эти во имя людей, чтобы пребывали они в своей сытой и сладкой иллюзии изобилия хлебов. Может быть, ты и мучаешься, а хозяева твои? Насколько волнует их ложь ваша? Ты усмехаешься, зная, как люди побегут собирать хворост под сожжение моё, даже зная, кто я, от страха ли, от черноты души ли, от стремления к порядку, от радости подчиняться силе, от бездумия жизни своей. Но не так ли насмехаются над тобой хозяева твои, взирая, как в сознательной лжи поддерживаешь порядок ты, как восхищаешься их силой в сознании ничтожности силы своей, в надежде возвыситься и стать сильнее? Ты станешь сильнее, если будешь хорошо служить им, но во имя чего? Думал ли ты об этом?
Инквизитор чуть сгорбился и продолжал слушать.
– Знаешь, в чём главная ошибка твоя? Ты торопишься. И в торопливости своей ты потерял ощущение смысла бытия своего. Ты заменил его порядком. В поисках порядка ты решил опереться на силу, потому что сила даёт порядок быстрее. В поисках силы ты нашёл тех, кто эту силу даёт. И, прикрываясь именем моим, предал меня. Но порядок этот непрочен, это лишь иллюзия порядка. Парадоксально, не правда ли? Искусив людей хлебами, ты обратил их жизнь в иллюзию. Ты построил порядок, которым ты так гордишься, ибо столько сил и умения ты отдал этому. Сколько крови, жестокости по отношению к убиенным, сколько разрушенных жизней и семей, сколько совращённых душ тех, кто собирал хворост для костров твоих. Отец твой на небесах дал тебе долгую жизнь, и ты посвятил её строительству своего порядка. Порядок становился всё устойчивей, каждый знает в нём своё место, все склонили свои головы перед тобой. И в конце жизни своей ты осматриваешь своё творение, которое кажется столь совершенным, и… видишь, что построил иллюзию порядка.
– Нет, – вырвалось у старика, – этот порядок вечен!
– Такую же иллюзию, которую ты создал для стада своего.
– Я выше стада, Я пастух, Я даю направление, куда идти, что делать, как лучше выращивать хлеб, Я даю им спокойствие и уверенность!
– Брат мой, ты не ведаешь, что творишь. Ты думаешь, что время будет всегда бежать одинаково? Но поверь мне, скоро оно побежит быстрее, потом ещё быстрее, и вы потеряете контроль над ним. И вот вторая ошибка, которую совершил ты. В стремлении своём создать порядок ты решил отключить людей от их Духа. Но ты не понял, что, убив дух сей в душах людей, ты убил и человека. Разве дерево без корней может выжить? Оно плодоносит некоторое время, но обречено рухнуть.
– Я подпитываю это дерево, – усмехнулся Инквизитор, – Я даю ему всё, что нужно.
– Не ты породил его и не тебе знать, что нужно ему. Придёт время, и без Духа люди не смогут даже хлеб выращивать, и не сможете вы ничего сделать с этим. А без хлеба рухнет и твой порядок, ибо ничего другого не осталось.
– Ты ошибаешься, Иисус, – твёрдо сказал Инквизитор, – этот порядок вечен. Только не мешай мне. Уходи и не мешай, и ты узреешь плоды мои.
Иисус помолчал и продолжил.
– Ты говоришь, что, показав людям чудо, можно увести их за собой. Ты удивишься, я не против чуда. Я думаю, люди иногда должны видеть чудеса, но с какой целью – это главное. Чудо должно придать силы человеку, сделать его чуть уверенней, но не должно быть главным в его жизни. Не чудо должно направлять человека, а он сам, развившись, притягивать к себе чудеса. Кому определено, тот узрит, кому ещё рано, не узрит, а узрит – не почувствует, а почувствует – не поверит. Если дать богатырю еды невиданной, только укрепятся силы его, если дать ту же еду ребёнку, сила эта раздавит его и искалечит.
Многие чудеса делать могут. И если делает кто-либо чудеса сии ради денег или гордыни своей, то раздаёт он их всем подряд, ибо не о людях думает он, а о себе. И неважно ему, что будет с людьми потом. Если чудо правильное и к месту, то выходит человек мыслями светел и духом возвеличен. И огонь горит в нём, но не тот, что сжигает, а тот, что поддерживает, огонь творящий. Если же чудо неправильно, то становится он завистлив и напуган, и не сердца просит он, а силы, а если и зажжётся огонь в душе его, то и сам он в нём сгореть может и других сжечь.
Инквизитор впервые о чём-то глубоко задумался, слова Иисусовы задели его. Он едва не поддался порыву что-то сказать, но сдержался.
Иисус подождал, наблюдая за ним.
– Ты говорил также, что людям нужен авторитет. И опять лукавишь ты. Не слово важно, а какая цель в нём. Ребёнок родившийся – разве не авторитет для него родители его? И если есть у родителей любовь истинная, то всё сделают они для блага дитя своего, не душить будут своими руками, а подставлять руки, чтобы крепче стоял он на ногах. Не навязывать мысли свои из страха, что ребёнок вырастет непохожим на них, но помогать ребёнку мыслить самому, ибо уважают они ребёнка своего, ибо во главе всего любовь.
Такой ли авторитет ты хочешь? Нет, ты желаешь, чтобы люди стояли перед тобой подчиняющиеся, смирные, запуганные. А ты был бы кесарем среди них.
Ты когда-нибудь задумывался, почему люди идут за мной? Почему они решают обменять надёжное, видимое и осязаемое на нечто невидимое и неосязаемое? Что они должны ощущать в душе своей? Не все, но те, кто избавился от соблазна твоего, кто понял, что хлеб нужен для утоления голода и поддержания жизни, но не хлебом единым жив человек. Перестав гнаться за количеством хлеба, оперевшись на мой авторитет, облегчили они души свои и, взлетев, ощутили чудо бесконечности. Разве будет гнаться за количеством тот, кто понял, что любое количество конечно, а он может получить бесконечно много и при этом не обделить никого?
Инквизитор ухмыльнулся и первый раз ответил:
– Долго же ты искал таких людей. Я вижу другое и не могу не верить в то, что вижу. Вокруг меня люди, которые просто желают выжить, на уровне хлеба, для себя и своей семьи. Им нет дела ни до какой бесконечности, они не знают и не хотят знать этих слов, тем более размышлять об этом. Эти люди живут, не поднимая головы, и ходят в церковь, чтобы немного успокоиться и не одичать полностью. И моя церковь даёт им всё, что нужно. Я вижу и других людей, которые приподнялись над голодом и пищей. И что же? Что движет ими? Деньги, власть и страх потерять деньги и власть. Деньги, власть и страх – вот три рычага, управляя которыми можно дать этим людям чувство значимости, сделать их жизнь наполненной борьбой, интригами, удовольствиями, – и моя церковь даёт и этим людям всё, что им надо. Есть, наконец, элита, те, кому не нужны деньги и власть ради денег. Это моё окружение. Для нас главное – порядок. И мы добиваемся его. Давая еду бедным, раздавая деньги и власть и держа всех в страхе, чтобы знали свои границы. Да, я использую твоё имя, но разве ты будешь сердиться на это? Разве великая цель не оправдывает такое средство? – Инквизитор улыбнулся.
Иисус печально посмотрел на него.
– Ты очень циничный человек. Человек не так прост, как ты его представляешь. Ты сознательно огрубил его, отбросил его надсущное и оставил животное, не обращаешь внимание на то, что облегчает его душу и возносит его к Отцу, и утяжеляешь её, чтобы он сильнее притягивался к земле. Имея власть, обладая умом и волей, ты бы мог постепенно открывать перед людьми всю красоту истинной свободы…
– И получил бы всеобщую анархию.
– Вознося человека к Богу…
– Никто бы не понял твоего Бога. Они всё равно отвернутся и придут ко мне.
– Если ты приоткроешь им глаза и уберёшь страх, они постепенно устремятся к Небесам.
Инквизитор внимательно смотрел на Иисуса, напряжённо думая. Наступило долгое молчание.
– Хорошо, – прервал тишину Инквизитор, – давай сделаем, как ты хочешь. Я не только не сожгу тебя и дам тебе уйти, но и не буду мешать тем, кто захочет уйти с тобой. Я уберу страх, а ты приоткроешь им глаза, и будь что будет.
Иисус молчал, потом так же молча встал и неслышно вышел.
Через некоторое время из темноты появилась фигура в капюшоне.
– Учитель, что вы сделали, зачем вы пошли на это, ведь он был в наших руках?! Завтра мы могли бы прилюдно сжечь его, показать перед всеми его ничтожность, чтобы у него в будущем не было больше мыслей мешать нам.
Инквизитор весь сжался от гнева.
– Ты один из лучших моих учеников, но смотришь только перед собой и мыслишь категориями завтрашнего дня, не более того. Если мы сожжём его, покажем, как ты говоришь, его ничтожность, чьим именем мы будем править? Какой авторитет ты дашь людям взамен? Весь наш порядок держится только на том, что люди знают, что есть нечто, чему они должны повиноваться, нечто, что выше их разумения, что освящено веками. Ты покажешь свою силу завтра, а послезавтра ты получишь тысячи стай, и каждая будет считать себя правой, потому что из жизни людей уйдёт пример истины.
– Простите меня, Учитель, я позволил эмоциям затмить свой разум. Вы, конечно же, правы. Как всегда.
– Но дело не только в этом, – старик задумался, – есть ещё две причины, по которым я отпустил его. Это мои личные причины.
– Могу ли я осмелиться спросить о них? – робко спросил ученик.
– Первая – это то удовольствие, которое я хочу получить завтра, – старик хитро заулыбался.
– Удовольствие!?
– Да, ты это увидишь сам. А вторая – этого я пока тебе не скажу. Но я почти уверен, что это случится.
Инквизитор быстрой походкой вышел из камеры, а ученик ещё долго стоял согнувшись, спрятавшись в свой капюшон.
ИСХОД
В Севилье было воскресенье. Солнце заливало своим светом город. Люди вышли на улицы. Все думали о вчерашних чудесах, но боялись говорить об этом открыто. Заполнялись церкви, ждали каких-то особенных проповедей. Время шло, но священники не приходили, это усиливало ропот, напряжение росло, происходило что-то необычное. Привычный ход жизни нарушался, и стал расти страх в душах людей. Город был богатый, люди тяжело работали, но жили хорошо. Жизнь была размеренна и понятна. Неопределённость, повисшая в воздухе, пугала. Люди собрались перед резиденцией Инквизитора, где находились сейчас все священники, но ворота были закрыты. Наступила тишина. Время тянулось томительно. Устремив, словно заколдованные, свои взгляды на ворота, люди терпеливо ждали. И только когда напряжение достигло своей высшей точки, готовой выплеснуться в крики и беспорядки, в звенящей тишине послышался звон металла. Это открылся засов на воротах.
Единый вздох пролетел по площади. Через открывшиеся ворота стали выходить священники. Впереди шёл Великий Инквизитор. Его лицо было бледнее обычного. Лица остальных были бесстрастны. Священники звали людей на проповедь в свои церкви. Люди расступались перед ними, образуя проход. Постепенно все разошлись по церквям.
Инквизитор проповедовал в кафедральном соборе.
– Жители Севильи! Любимые дети мои! Великое событие произошло в нашем городе. Вчера вы были свидетелями, как появился у нас чужестранец и творил дела великие. Творил чудеса! Будучи на страже порядка нашего великого города, мы решили проверить, кто это, и не именем ли Сатаны он творит чудеса, совращая народ? Но нет, мне достаточно было посмотреть в глаза ему, и я понял, что это Иисус, Господь наш и…
Договорить он не мог, крики заглушили всё. Люди кричали и плакали. Волна счастья захватила всех, она выплеснулась из собора и слилась с подобными волнами из других церквей и захлестнула весь город.
Инквизитор терпеливо ждал. Наконец люди успокоились.
– Я разговаривал с Иисусом в великом почтении и смятении и, конечно же, отпустил его. И, граждане Севильи, Господь наш, учитывая заслуги нашего города и его церкви, пообещал нам небывалый дар. Он пообещал прямо сегодня забрать всех с собой в Царствие небесное.
Изумлённый вздох снова прервал его речь. Начался невообразимый шум. Инквизитор, не прерывая его, снова дождался, пока все взгляды снова устремились на него.
– Вы спросите, где же он? Я не знаю. Но он должен появиться, ибо не может нарушить обещание. Иисус хочет повести вас в царство истиной свободы. Подумайте, что мы знаем об этом царстве?
Все молчали.
– Я такой же, как и вы. Я тоже ничего не знаю. Что ждёт вас там? Наверное, вы будете там в полной равностности, никто не будет обладать ничем, но чувствовать, что обладает всем. И хозяин будет как слуга его, а слуга как хозяин.
Инквизитор сделал паузу, как будто углубляясь в свои мысли. В кафедральном соборе собирались в основном богатые, важные, привилегированные жители со своими слугами, и последние слова заставили их призадуматься.
– Ибо сказано в Евангелии: «…лисицы имеют норы и птицы небесные гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову…». Так разве же и вам будет где преклониться? Не думайте об этом! Доверьтесь Господу! Отдайтесь ему полностью, и он поведёт вас за собой.
Но люди стали думать.
– Всех? – раздался вопрос.
– Господь не может повести всех. Он уважает свободу человека и не признаёт насилия и назидательности. Он поведёт только тех, кто захочет пойти с ним. Откажитесь от всего, облегчитесь и доверьтесь. На Небесах вы получите несравненно больше.
– А вы пойдёте с нами, святой отец?
Инквизитор не без труда подавил улыбку. Как он ждал этого вопроса!
– Нет, дорогие мои. Мне ещё рано покидать этот мир. Я должен продолжать заботиться об оставшихся в городе. Я не могу оставить на произвол судьбы и богатства церкви нашей. Кто, если не я, должен подумать о передаче всего этого в надёжные руки? Всё это произошло так неожиданно, что мы не были готовы, а интересы моей церкви для меня превыше всего.
Инквизитор осмотрел притихшую паству. В душе он торжествовал: пока что люди вели себя в точности с его представлениями; значит, и дальше будет так. Он получал наслаждение от этой игры. Ведь он играл с самим Иисусом, и играл по-честному, ну, почти по-честному, самую малость он переигрывал, но кто это заметит.
– Думайте, думайте, хорошо думайте и выходите на улицы, уверен, скоро вы увидите Спасителя, – произнёс он. «Пусть побольше думают, с их головами я научился справляться. Чувства гасить намного труднее, порой невозможно. А сжигать в этой игре я никого не буду».
Вся Севилья вышла из домов. От волнения мало кто мог говорить. Хотя находились насмешники, которые даже в этой ситуации ёрничали, пробуя шутить. Немногие смеялись, остальные думали, просто стояли в растерянности, дрожали от волнения, плакали. Многие были озлоблены, не в силах принять решение. Никто не знал, что будет. Многие надеялись, что, может, ничего и не произойдёт, и этот ужас выбора закончится, так и не начавшись.
Иисус появился незаметно. Он вышел с маленькой боковой улочки и медленно шёл по направлению к площади. Но сила его шла впереди него. Люди оборачивались в недоумении, и, видя его, без слов понимали, кто перед ними, падали на колени. Он шёл, слегка улыбаясь, внимательно вглядываясь в лица людей. Неземная глубина и бездонная загадка струились из его глаз.
Поймав его взгляд, уже нельзя было отвести глаза, хотелось впитывать каждое мгновение его, как воду из чистейшего родника, как прикосновение к забытой правде, и после того, как он проходил дальше, в душах людей навсегда запечатлевалось его прикосновение. Люди замолкали, проникшись глубиной этого переживания, оставаясь в возвышенном благоговении. Иисус рассекал площадь, никого не касаясь, и людское море расступалось перед ним тихо и безропотно. В центре площади он поднялся на небольшую трибуну, так что был виден со всех сторон. Он стал осматривать площадь, медленно поворачиваясь. Наступила абсолютная тишина. Десятки тысяч глаз смотрели на Иисуса, стараясь не упустить ни одного его взгляда, ни одного движения. И тут Иисус поднял руки ладонями к людям. И такое сияние пошло из этих рук, такая волна света, что люди сжались ещё плотнее, только чтобы быть поближе к этому свету. Свет источал невыразимое блаженство, он притягивал и вызывал желание слиться с ним, раствориться в нём, ощущать его бесконечно.
И в этот момент, когда слияние людей с Иисусом было безгранично и над городом нависло божественное спокойствие, на стоявшую в стороне другую трибуну взошёл Великий Инквизитор.
Он с достоинством, не спеша, поднялся по ступенькам и выпрямился во весь свой большой рост, с горделивой и прямой осанкой. Его глаза сверкали и излучали немалую силу. Головы людей невольно повернулись в его сторону, и если, глядя на Иисуса, люди растворялись в его энергии, замирая от нового ощущения бытия, то взгляд Инквизитора возвращал их на землю. Они стали вспоминать его слова на проповеди, другие священники в своих проповедях говорили те же слова, и команда «думайте» начала раскручиваться в их сознании. Очень немногие устояли перед его мощью. Только самые сильные души остались полностью в поле Иисуса, остальные же начали колебаться, лёгкость уходила из них, волнение, неуверенность, сомнение, чувство собственной значимости и важности, вспыхнувшее вдруг недоверие – «а Иисус ли это?», и страх, страх перед неизвестным постепенно возвращали их в свой привычный мир.
Иисус и Инквизитор оставались абсолютно спокойными, не прерываясь ни на миг, впечатывали свои взгляды в людскую массу. Ученики Инквизитора, стоявшие рядом, дрожали от излучения его силы. Он заранее разослал учеников по площади: они должны были приходить и рассказывать о развитии событий. Но пока ничего не происходило. Неподвижные фигуры Иисуса и Инквизитора возвышались на площади, как два центра силы. Кульминация приближалась.
Иисус опустил руки, и всё стихло. Глаза его светились любовью и бесконечным состраданием.
– Если добрые семена бросить в плодородную почву, поливать их и заботиться о них, получишь ты урожай великий, если бросить добрые семена в каменистую почву, поливать их и заботиться, то произрастёт урожай меньший, если бросить добрые семена просто в камни, то и там произойдёт чудо, и из тысячи семян один колосок расцветёт и силён своим стеблем будет. Но где бы ни выросли колосья, каждый из них дорог сердцу моему, и ни один из них не похож на другой, и каждый прекрасен по-своему. И если стебель прочен, то не сломают его никакие ветра, и цветок его всегда повернётся к солнцу и свету. И не будет цветок сей рассуждать, тот ли этот свет или есть свет поярче, а почувствует каждым зёрнышком своим, что это и есть Свет, Свет истинный, Свет начала всех начал, Свет рождающий, Свет несущий.
Я пришёл сегодня собирать урожай свой, посеявши семена много веков назад. Многие пришли в Царствие моё за это время, сегодня же я хочу сам помочь стеблям крепким отдать свои зёрна, стебли гнущиеся укрепить, стеблям упавшим дать почувствовать, что они способны окрепнуть и выпрямиться. Кто хочет – пусть идёт за мной.
Он сошёл с трибуны и пошёл к выходу из города. Инквизитор обернулся к стоящему ступенькой ниже ученику. «Вот теперь смотри внимательно. Пришло время нашего торжества!»
Иисус не спеша проходил через людей, внимательно всматриваясь в их глаза. Многие провожали этот взгляд, стараясь впитать и запомнить его, ибо чисты были их сердца, и плакали они, не в силах сдержать переполнявшее их блаженство. Были и такие, кто опускали глаза, не выдерживая этот взгляд, ибо черны были их сердца, и задыхались они. Были и такие, кто смотрели с недоверием, думая, «да Иисус ли ты, мало ли кто может делать чудеса», ибо сами обманывали многих. Были и такие, кто смотрели со злобой, ибо считали себя обделёнными и злились на весь мир. Но постепенно с разных сторон площади люди стали идти вслед за Иисусом. Вначале это были одиночки, но вскоре образовался маленький людской ручеёк. Люди шли, но их было немного.
Инквизитор непрерывно принимал сообщения своих разведчиков. Они докладывали ему, сколько и кто пошёл за Иисусом.
– Шут Хорхе с площади Изабеллы, – стоявшие рядом с Инквизитором засмеялись…
– Жаль, – сказал ученик, – кто теперь будет веселить людей?
– Господин, две семьи рыбаков в полном составе.
– Несколько ткачей.
– Философ Ангелио из университета, – Инквизитор вздрогнул, он уважал его и любил с ним вести беседы. «А ведь я спас его от костра, уничтожил донос на него, и он знал об этом, – с горечью подумал Инквизитор, – хотя я сжёг двух его близких друзей».
– Вернуть его? – ученик уловил настроение учителя, но тот отрицательно покачал головой.