Парейдолия

– Это подобное, как вы выразились, подозреваемый осуществлял посредством интернет-активности особого рода, не в последнюю очередь – и это особенно подчеркну – благодаря своим знаниям в программировании и как выясняется сейчас, в прикладной математике. Теперь вы понимаете, насколько нам нужна ваша помощь?

– Ааа… – Луговской протяжно вздохнул и уставился на стену. – м-да… – закончил он странную фразу, продолжая оставаться в застывшей позе. Горчаков выдержал паузу и мягко спросил:

– Итак, Эдуард Сергеевич, «Лёлик» это?..

– Евгений Ряба. Мой ученик, студент.

После этих слов Луговской обречённо опустил голову, словно только что предал родного брата. Внутри Горчакова пробежала яростно-сладостная волна возбуждения, которая разлились по всему телу вибрациями радости, и майор чуть было не заулыбался во весь рот, но успел сдержаться.

– Ну вот! И стоило из-за этого сутки тут пропадать?! Я вас поздравляю, Эдуард Сергеевич, вы поступили благоразумно!

– Я поступил глупо и подло… – сказал профессор, не поднимая головы.

– Не понял? Постойте-ка, почему же это? Видите ли, у меня, как у следователя ФСБ нет никакого желания убеждать кого бы то ни было, и уж тем более быть чьим-то личным психотерапевтом, избавляя его от чувства вины, моё дело – выбивать признание. Но здесь не удержусь – с какого это перепуга, уважаемый профессор, такое немотивированное чувство вины?

– Какая разница, вам не понять. Как вы правильно сказали, вы поломали человека, добились желаемого, чего вам ещё нужно? Будьте довольны. Теперь, я могу отправиться домой?

– Эээ, погодите, профессор, не так скоро.

– Я так и знал…

– Давайте-ка сначала выясним ваши отношения. И в самом, деле, чего так быстро расходится, разговор только начинается.

– Неуверен, что начинается. У меня на редкость немного информации об этом человеке.

– Уверен, что нам будет достаточно. Итак: расскажите о Евгении всё, что знаете – кто он, откуда, как учился, какие между вами были взаимоотношения, какую роль тут играет математика. – Горчаков настроил диктофон и развернул его к профессору. – Пожалуйста, говорим сюда.

Эдуард чуть помялся, и косо поглядывая на диктофон, начал:

– Семь лет назад его перевели на физтех с математического. У меня на курсе он был два года. Парень из Челябинска, переехал в Москву, затем в Санкт-Петербург. Помогал ему защитить курсовую по теме прикладной математики, точнее, флуктуации фазово-переходных процессов в волновой среде и методы их измерения, если вам это что-то говорит. Я тогда работал над этой темой и подключал в неё молодых студентов. Женя был талант, да. Один из самых способных студентов на курсе, почти гений, но…

– Что но?

– Но не со всем справлялся. Странным делом он был просто бог в некоторых областях, где даже авторитетные профессора рядом не стояли и абсолютный профан в некоторых общедоступных дисциплинах, которые давались всем легко. Сначала не было понятно, в чём дело. Потом, на третьем курсе, Женя взял академ, и исчез на год. Как выяснилось, ему пришлось лечь в частную психиатрическую клинику. Только тогда я понял, что уже давно замечал в нём странности и некоторые проблемы в обучении. Не знаю диагноз, это что-то невротическое, но точно не шизофрения. Он понимал тяжесть своих проблем и думаю, страдал от этого. Всё это я узнал от третьих лиц, повторю, я с ним на тот момент мало общался.

– Какова была его сфера интересов внутри институтского курса?

– Фазовыми флуктуациями его заинтересовал я, и он впоследствии развивал это тему, и именно тогда мы начали переписываться, оттуда и этот древний аккаунт в ICQ. Затем сфера его интересов расширилась в сторону информатики, и в частности, в построение искусственного интеллекта. Здесь, впрочем, удивляться совсем не стоит, и в этом нет ничего необычного – почти все студенты этим болеют в тот или иной период времени, тема-то модная. Потом он вроде бросил этим заниматься, устроился на работу программистом, и надолго пропал из вида. Потом снова появился, задавал мне различные прикладные вопросы, которые я не всегда понимал, лишь потом начал связывать это с его душевным расстройством.

– Поясните?

– Да как бы вам сказать… он интересовался странными вещами, научными которые, в строгом смысле, не назовёшь. Я с ним общался на эти темы исключительно из-за личной симпатии, и он знал, что я не буду смотреть на него косо, в отличие от других докторов наук.

– Что именно его интересовало?

– Ну например, возможность обращение вспять направленности энтропии в замкнутой системе, посредством структурной поляризации пар запутанных фотонов. Он верил в связь квантовомеханической запутанности и законов энтропии, разрабатывал формулы, по которым можно теоретически, обратить направленность энтропии вспять, а значит, и заставлять течь время в обратном направлении. Ещё его интересовала фракталодинамика – ныне модная псевдодисциплина, согласно которой, используя формулы самоподобия, можно влиять на истинно случайные процессы.

– Вот как… А были ли у него какие-либо успехи в этих областях?

– Успехи? Навряд ли, только теоретические построения.

– Как по-вашему, мог ли он, используя свои знания создать что-либо такое, что… скажем так, с большой долей вероятности предугадывало бы будущее? Или даже нет, не так: какие-либо математические построения на этот счёт?..

– Что?.. – профессор вытянулся и усмехнулся. – Не совсем понимаю, к чему вы клоните. Но я не замечал за ним ничего подобного.

– О чём вы общались в последнее время?

– Изредка, он задаёт мне вопросы по некоторым практическим аспектам решения тех или иных уравнений, ничего конкретного, всё достаточно разрознено, вот тот диалог, который показали мне вы, он ещё со студенческих времён.

– Скажите, фамилия Шноль вам что-нибудь говорит?

– Шноль, Симон? Конечно! Знаком с ним, помогал ему выстраивать математический аппарат для описания его биофизических опытов, и вот, кстати, с работами Шноля я познакомил и Евгения.

– Вот-вот, подробнее можно, с чем именно познакомили?

– Да познакомил много с чем, но Женя, как обычно, заинтересовался самым скандальным детищем Шноля – макрофлуктуациями. Это когда рисунки гистограмм измерений совершенно различных и совершенно случайных процессов, вдруг, якобы, приобретают некую схожесть в зависимости от того, в какое именно время и в каком именно месте проходили эти измерения. А Женя за такие вещи очень цепкий, что не удивительно, вот и заинтересовался. Впрочем, он много чем интересовался, особенно новомодными физическими теориями, типа, М-теория, и тому подобное…

– Очень хорошо, профессор. Что ещё можете добавить?

– Да пока всё. Я же говорю вам, информации совсем немного.

Чуть распыленный разговором профессор снова сжался, опустил голову и кажется, ушел в себя. Горчаков выдержал паузу, затем спросил:

– Но скажите, чего же вы так расстроились, поведав нам информацию о вашем студенте?

– А из-за того, – поднимая голову сказал Луговской, – что я уверен, что он невиновен! Не может этот человек творить то, что описали вы. Он и мухи не обидит, какой ещё экстремизм?! Ну, может, где-то с кем-то вляпался по дурости, может связался не с теми, обманули его, но чтобы он сам, вот всё то, что вы описали – не поверю. Темните вы что-то, гражданин следователь. А теперь из-за меня парня посадят, ведь так?

– Вы неправы, Эдуард Сергеевич. Во-первых, если он невиновен, никто его не посадит. Напомню, он пока только подозреваемый, вину его или невиновность будет доказывать суд. И кстати, его душевные расстройства, что вы описали, будут безусловно являться смягчающим обстоятельством. Во-вторых, мы бы всё равно скоро на него вышли, дело времени. Всё таки, не понимаю вашу степень недоверия к нам.

– Не понимаете степень недоверия?! А неужто у кого-то есть степень доверия к вам, особенно, к тому, что вы говорите? Или думаете, я поверю в справедливый суд в нынешней России, ха-ха, смешно! Закатаете вы человека, почём зря, звёздочку получите да в отпуск пойдёте, главное ведь отчётность, не правда ли? Или, я слишком банален в своих воззрениях на силовые службы?

– Конечно, вы неверно нас воспринимаете и транслируете старые стереотипы, сохранившиеся ещё с перестроечных времён, и свою помощь, свой гражданский, зрелый поступок, вы воспринимаете также искажённо.

– Гражданский зрелый поступок?! – Луговской выпрямился, наклонился чуть вперёд, и подался к Горчакову, поднимая указательный палец. – Знаете, что я скажу вам, про гражданский зрелый поступок?.. Да вот прям такими же словами, особист-кгбшник говорил моему отцу, убеждая его сдать товарища по проекту. Отец мой, главный инженер, и соратники его по конструкторскому бюро – все пошли по подозрению в диссидентской деятельности, благо, уже начало 60-х было, а то раньше, сами понимаете, что с ними стало бы. Но кололи людей, как и вы, и сказками и ласками, надо было найти крайнего. И ведь тоже пообещал капитан гэбэшник , что никого не посадят, побеседуют, и всё. И уехал Ефим, товарищ его, в места не столь отдаленные, надолго. А отец всю жизнь себе простить такого не мог, всю жизнь! И мне завещал, вашей братии не верить, ни на йоту! Все вы, одного гнезда, одного племени. С советских времён стереотипы, говорите? Да какие же это стереотипы, когда явное и прямое наследие! Как были вы НКВД, потом КГБ, так и остались чекистами, да только знаете, что? Оно в Совке всё ж получше было, там хоть правила игры какие-никакие были: туда не ходи, это не переходи, то не говори – и проблем не будет. А сейчас то, и правил нет!.. Непонятно, за что и с какого конца к тебе могут придраться, за что статью повесить. Да виноват бы даже Женя в чём-то – ну и пусть! Вот и искали бы его без меня, раз так. А я теперь тоже заляпался доносом, камеры испугался…

Плотно сжав пальцы и отведя глаза в угол, Горчаков дослушал профессора и тут же добавил:

– Эдуард Сергеевич, ваши настроения я понимаю, хоть и не разделяю, жаль, что вы так демонизируете нашу службу, она того не заслуживает. Ну что ж, это ваше мнение, имеете на него право. В любом случае, большое спасибо за помощь.

Горчаков поднялся из-за стола, сложил бумаги, диктофон и направился к выходу.

– Следователь! – окрикнул его Луговской.

– Сегодня уже поздно, надо оформлять протокол на освобождение, завтра с утра, Эдуард Сергеевич, сегодня уж переночуете, как-нибудь, завтра отправитесь домой. До скорого, всего доброго!

Анатолий вышел за дверь и вошедший охранник сопроводил профессора обратно в камеру.

Выйдя из коридоров следственного изолятора и подойдя к машине, Горчаков набрал номер мобильного и Алексеенко вскоре ответил на вызов.

– Ну что Григорий, все сплетни бандитского Петербурга собрал? Не все ещё? Где зависаешь, с приятелем на Литейном, говоришь? Слушай, ты давай заканчивай зависать, необходимо встретиться сегодня. Да, срочно, до завтрашнего утра нужно кое-что решить. Давай я подъеду туда, жди меня, до встречи.

Горчаков завёл двигатель и машина тронулась.

Неспешно проехав по ночным улицам Северной столицы, Тойота притормозила на углу одного из переулков. Вскоре в стекло постучали, Анатолий обернулся и открыл дверь капитану. Проехав несколько сот метров, Тойота остановилась возле одного из ресторанов, и захлопнув двери автомобиля, Горчаков вместе с капитаном проследовали внутрь заведения. Предварительно плотно и молча поужинав, Горчаков принялся обсуждать с Алексеенко насущные дела, заведя разговор, который оказался недолгим, но очень активным. Рассчитавшись с официантом, сотрудники Федеральной службы вновь отправились к автомобилю и вскоре выехали на проспект. Через полчаса машина остановилась около одного из зданий, дверь открылась и капитан приготовился к выходу.

– Короче, Гриша, не напивайся сильно с другалями сегодня, ты завтра утром должен быть, как огурчик, ну ты понял.

– Ну блин, Толя, я что в первый раз в первый класс, что ли? Да проблема гроша ломанного не стоит, нужно было его уже сегодня додавить, я бы подъехал, тут же на месте и решили.

– Нет, сегодня я устал уже, спать и ещё раз спать, да и согласовать этот момент надо было.

– Ладно, отдыхай, гражданин следователь, ты заслужил. Теперь-то мы знаем имя этого засранца, так что, уже вопрос времени. Батарею для него я уже приготовил.

– Ой, ладно капитан, давай без мести. Всё, гудбай, до завтра.

Алексеенко вышел из машины и Горчаков продолжил свой путь в гостиницу.

Звон ключей охранника разбудил Эдуарда Луговского, и в полутемную, но уютную камеру проник яркий свет из коридора. Профессор уже поднялся и успел умыться. Скрип открываемой двери был вполне ожидаем, и Луговской обернулся к вошедшему охраннику.

– Эдуард Сергеевич, – учтиво обратился охранник, – как приведёте себя в порядок, прошу пройти со мной в кабинет следователя.

– Как, следователя?.. Меня же на выход, разве нет?

– Это вам он скажет, уладите с ним все нюансы.

– Я готов, пошли.

Луговской и охранник вышли в коридор. Зайдя внутрь кабинета, профессор с удивлением обнаружил в нём не только Горчакова, но и капитана Алексеенко. Перед майором лежала папка и бумаги, словно он находился в самом разгаре дела.

– Эдуард Сергеевич, прошу, садитесь. – сказал Горчаков и указал на стул.

Профессор с недоверчивым видом подошёл к нему.

– Ну? И где обещанное освобождение, майор? – настороженно спросил задержанный.

– Да в общем, тут оно, хоть сейчас. Но есть нюанс. – Анатолий скрестил руки на поверхности стола и подвинулся ближе к профессору. – Послушайте, Эдуард Сергеевич, мы вот пришли к выводу, что нуждаемся в вашей помощи.

– Вот как? И чем же престарелый математик может вам помочь, кроме того, чем уже помог?

– Вот именно, математик! И именно в качестве математика и нужна ваша помощь.

– Каков оборот!.. Ну-ка, ну-ка, теперь подробнее.

– Эдуард Сергеевич, сейчас времена такие, сами понимаете, достойных специалистов не хватает, лучшие умы давно за границей, вот, например, вы, а непрофессионализм если честно, достал уже. Вот и решили обратиться к вам, благо вы появились в России! А помощь в общем-то, простая: провести математический анализ программного кода. Провести анализ, разобрать его на структурные элементы, выяснить, из чего состоит, как конкретно они взаимодействуют. Собственно, и всё, и никакого подвоха.

– Ха! И неужели для такой цели вам потребовался аж целый профессор? Неужели у вас совсем плохо с местными математиками?

– Да, имеются такие проблемы. Но дело не только в этом. Скорее всего, в данном программном коде, мы имеем дело с довольно сложной математической структурой, что выходит за рамки нашей компетенции, а для вас это будет в самый раз. Ну что, поможете нам?

– Следователь Горчаков, что это за программный код такой, откуда он?.. – профессор подозрительным взглядом посмотрел на майора.

– Старое наше дело служебное, всё никак не разберёмся, висит уже давно и с места не тронется, а тут вы, прям под руку!

– Я ещё раз повторю вопрос: что это за код, откуда?

– Программа хакеров наверно, это и надо выяснить. Если б мы знали, то не дёргали бы вас по пустякам. Кстати, забыл сказать! Не бесплатно ведь! Гонорар будет, и солидный, я обещаю!

– Я так и не получил ответ на вопрос. Тогда задам его я: этот код как-то связан с Евгением Рябой?

Горчаков инстинктивно шмыгнул носом, размял кисти рук и продолжил:

– Мы не знаем, в том то и дело. Да и ваш Ряба тут совсем ни при чём, у нас эта головоломка висит отдельным пунктом, по Рябе вы нам уже помогли, спасибо, это уже другое. Над ним занимаются наши специалисты, но всё же несколько нюансов не могут понять, а вы, возможно, только взгляните на него, и всё поймёте, и дело в то, на пару минут, да домой пойдёте, вот и всё…

– Вот и всё, говорите? А если я скажу нет, а? Нет – я не буду и не собираюсь вам помогать, гражданин Горчаков!

– Эдуард Сергеевич, это просто очень большая просьба, не держите на нас зла, ещё раз сожалеем, что пришлось так обращаться с вами! Напомню, что ваш труд материально компенсируем, да ещё как!

– Профессор, в самом деле, даже я, московский капитан-фсбшник пришёл вас упрашивать! – вмешался Алексеенко. – Кстати, ваши навыки могут спасти сотни жизней! Есть все основания полагать, что данный код может быть замешан в террористической деятельности, возможно, это связующее звено в тайной переписке террористов.

Луговской резко встал и начал ходить по кабинету, косо оглядывая капитана и майора. Его тело снова тряслось, а дыхание участилось.

– Знаете что, господа… куда это вы меня пытаетесь втянуть, а? Что это за такая настойчивость?.. Вы же врёте мне, не так ли? Я же вижу, врёте! Что вы скрываете, а? А я скажу, что… – профессор поднял корявый палец вверх. – Этот код, как вы говорите, всё же связан с Евгением Рябой, и вы это точно знаете, и за меня не просто так взялись, а именно, как за его преподавателя. Ну кто, как не я на эту роль подходит? Только вот что: не буду я с вами сотрудничать. Не обязан, не намерен, и деньги мне ваши не нужны. Вы прям какая-то фабрика по производству Иуд, и меня туда втянули! Один раз проиудился вашему брату, второй раз уж не допущу. А теперь – я требую своего немедленного освобождения!

– Профессор, – набирая мощи в голосе произнёс Горчаков, – ваша личная месть застлала вам глаза и заставила искажённо смотреть на вещи. Мы обратились к вам за помощью, и вы слишком категорично…

– Хватит!!! – заорал Луговской. – Я требую немедленного своего освобождения! Если вы сейчас же меня не отпустите, я подключу все свои каналы, всех друзей, коих у меня немало и среди чиновников, и хороший адвокат у меня тоже имеется, это дойдёт до Кремля, это узнает весь научный мир, и я ещё гражданин Канады, не забывайте – это будет международный скандал! Я вам не очередной пацан, которого вы можете схватить с митинга, запихнуть в автозак и мурыжить, сколько угодно! Задерживать меня имеете право только после предъявления обвинения, уж закон-то я знаю. Я в данный момент свидетель, которого вы вообще не имейте право держать в заключении, или вы думаете, беспредельщики, это вам сойдёт с рук?!

– Профессор, – спокойно ответил капитан, доставая листок и всматриваясь в текст, – так кто вы там? Учредитель фонда «Mind-о-sphere», как заявлено, для поддержки молодых учёных и бизнес-проектов на территории России, так?

– И что? – гневно выпалил Луговской остановившись.

– А также, управляющий фонда «Развитие». Цели фонда: поддержка и координация связей между научными и правозащитными организациями. Так?

– Вот, дальше, – перехватил эстафету Горчаков, – «за период с такого-то по такое-то в фонд поступило 7.5 тысяч долларов иностранных грантов.» Так?

– Это не совсем гранты, это долг, которые вернули наши иностранные партнёры!

– Долг, говорите? А по каким документам он прошёл? Что молчите? То-то и оно. Ладно, а тут это что?.. – продолжил капитан. – Создание портала «Разумный мир», подписчиков 10 000 человек. И что интересно, он до сих пор не зарегистрирован, как СМИ, а ведь по закону, любой интернет-канал, с аудиторией более 3000 человек должен быть приравнен к СМИ. А вы этого до сих пор не сделали.

– Но это мелочи… – перехватил майор и вытащил из папки новый лист. – Вот тут, «развёрнутая сеть финансирования сотрудников иностранными денежными инвестициями и осуществление коммерческой деятельности на базе благотворительной организации». Да ещё за иностранные гранты, выходит?

– Что… что… это же ложь! Это деятельность прописана в уставе организации, юридически заверена! Вы что мне хотите пришить, сукины дети!

– Да, в уставе, да, заверена, но видите ли, уважаемый профессор, на данный момент это всё не имеет юридической силы, по простой причине – вы нарушили новый закон об НКО, некоммерческих организациях. И не зарегистрировались, как «иностранный агент», а обязаны были! Вы продолжаете осуществлять свою деятельность, нарушая законы Российской федерации. Не зарегистрировались? На принцип пошли, небось? Ну что ж, дело ваше, но сами понимаете, закрыть теперь вашу контору – одним росчерком пера.

– Так и это ещё не всё. – добавил Алексеенко, доставая ещё листок. – Андрей Малкисян, сотрудник фонда «Развитие», коммерческий директор НПО « Радиосистемы» передавал секретные сведения за границу. Вот, его переписка, его е-мейлы, пересылка схем.

– Где?.. – профессор вырвал листок, судорожно напялил очки и впился взглядом в бумагу. – Вы про это? Вы издеваетесь, господа? Это же открытая информация. Открытая! Какое шпионство, вы что… вы что, озверели совсем, с катушек съехали?..

– Вы со словами поосторожнее, профессор, а то ещё добавится оскорбление при исполнении. А вот вы кстати, неправы, насчёт открытой информации: она-то может и открыта, но детальки с оборонного завода, это российское ноу-хау, можно сказать, вывоз за границу запрещён, так что…

– Что? Вот эти вот транзисторы – ноу-хау? Где сказано, что запрещён, кем?

– И тем не менее, незнание законов не избавляет от ответственности. Или вы думаете, что недостаточно улик для возбуждения дела?

– Хотя да, да, понимаю… – прошептал Луговской снова опускаясь на стул. – одного инженера пару лет назад вот так вот и свинтили, тоже, передал Китаю открытую информацию… да и что собственно, говорить, раз тут на многодетную мать из Вязьмы за сплетню на Украину заводят дело о «госизмене», а чего уж я…

– Ну вот, профессор, хорошо, что вы это понимаете. И должны понимать, что проблем у вас предостаточно, и дела по таким фактам заводятся в момент. А раз так, то вы, увы, невыездной. И международного скандала тут уж мы не боимся – всё по закону.

Наступила пауза. Профессор склонил голову и уставился на пол перед собой. Тишину нарушил капитан:

– Эдуард Сергеевич, но есть хорошая новость – это всё пока ещё не «дело». И никогда им не будет. И сотрудник ваш может чувствовать себя спокойно. Если…

– Если я соглашусь вам помочь. Ваша взяла, ребята, победили старика, вчистую.

– Ну вот и хорошо. Сегодня едем в Москву. Останетесь там, пока не проведёте матанализ, родственникам и своим заграничным коллегам по поводу своей срочной командировки что-нибудь придумайте, мы поможем. Анализ проведёте и можете быть свободны. А с НКО и иностранным агентом вы зря, не мы, так другие прицепятся, тут уж закон такой, нравится вам или нет. И да, вы теперь под нашим наблюдением – выходы в интернет и любые средства связи строго с нашего согласия, а ваш аккаунт в аське, сами понимаете, это вещдок и путеводная нить в одном лице. И без глупостей, профессор, надеюсь, вы понимаете. Да и вообще, вся эта заморочка яйца выеденного не стоит, помогли бы нам, и никто об этих материалах и не вспомнил, дома уже были бы, так нет, упёрлись лбом, пошли на принцип, а зачем, к чему? Тоже мне, диссидент-шестидесятник. Ладно, собирайтесь.

Тойота Горчакова вновь неслась по трассе Е95, но уже в обратном направлении. За рулём сидел капитан Алексеенко, в то время, как усталый майор дремал на заднем сиденье, обнявши руками небольшую подушку-подголовник. Следом за ними, на приличном расстоянии ехала полицейская машина, иногда перегоняя, иногда отставая от Тойоты. В машине был профессор Луговской и пара конвоиров.

Через восемь часов к зданию Федеральной Службы безопасности припарковались две машины. Двери Тойоты открылись и двое сотрудников вышли наружу. Следом отворились двери полицейской машины и конвоиры аккуратно вывели сонного вида профессора, который щурясь, оглядывал незнакомое московское пространство. Горчаков махнул рукой, и полицейские с мужчиной последовали за ним в здание. Вскоре распахнулись двери Информационного отдела и нарушая местную тишину в него вошли трое.

– Ницман, Юля! – крикнул Горчаков. – Егоров, привет, где все? Свистай всех наверх.

– Сейчас будут, Анатолий Юрьевич!

Вскоре появились старший лейтенант Ницман, его помощница Юлия и ещё несколько человек из отдела.

– Вот, прошу любить и жаловать! Профессор Луговской Эдуард Сергеевич. – сказал Анатолий и указал рукой на хмурого вида мужчину. – Профессор настоящий математик, специалист, не то что вы, вечные студенты. – ухмыльнулся Горчаков. – Вот, любезно согласился нам помочь, так что теперь будет в нашей дружной компании и поможет нам побольше узнать о нашей всеми любимой программе НьюВижн. Да-да, профессор, именно так она и называется. Егоров, проводи человека, покажи, что да как, а мы пошли. Виктор, выйдем, объясню тебе правила поведения с гражданином. Тут ещё будет один присматривающий, а, вот и он, заходите. – в кабинет вошёл сотрудник отдела охраны, Горчаков указал ему рукой следовать за профессором, сам же с остальными сотрудниками удалился в коридор.

После разговора со старшим лейтенантом, Горчаков и Алексеенко направились вниз по лестнице, и через десять минут майор уже сидел в кабинете полковника Уманца.

– Вот вы лихие хлопцы, вот уважуха! – с нескрываемым удовлетворением говорил полковник. – И как вам такая идея пришла?