Моялера

Тут он махнул рукой, и Вселенная взорвалась скоростью, расширяясь, разлетаясь в разные стороны, сверкая галактиками, искря звездами, разрываемая черными дырами. Разум мой уже затуманивался, но я все еще видела, как скопления звезд и звездного вещества разбегались, как круги на воде, удаляясь друг от друга и, словно искры от костра, затухали вдали бесконечности. От центра к краям разлетались крошечные планетки, словно пылинки, поднятые ураганом, и их смерть заставляла меня умирать вместе с ними. Где-то там крошечная Земля вспыхнула, как искорка, и погасла навсегда – все, кого я знала, все, кто был мне незнаком, все, кого я любила, умерли за считанные доли секунды. Сердце мое зашлось, тело мое разваливалось, но страх, боль и отчаянье все еще струились по венам, которые уже не держали в себе мою жизнь. Я растворялась в вечности, глядя, как огромная Вселенная растворялась и угасала прямо на моих глазах. Все, что было в ней, превращалось в ничто, все, что составляло ее суть, становилось пустотой и там, где когда-то светилась энергия, не стало больше ничего. И умирая, я поняла, чем же заканчивается небрежно брошенная чудовищем фраза. Каждый раз, когда… все останавливается. Жизнь есть движение, и пока есть движение – есть жизнь. Для того, чтобы жить, нужно бесконечно двигаться – физически, морально, духовно, эмпирически, нравственно… Неважно – как, главное – двигаться. Главное – не стоять на месте, а иначе…

Мой разум покинул хрупкое тело в тот момент, когда Вселенная провалилась во мрак, и когда последний атом того, что когда-то было мной, развалился на части, все поглотила тьма. Осталось только ничто. Остались пустота и небытие. Только – тьма. И в этой тьме тихо и отчетливо прозвучало:

– Дыши, Моялера, дыши…

Глава 12. Снова Никто

– Дыши, Лерка, дыши! – кричал кто-то, а следом сильные толчки в грудь один за другим пронзали меня болью. Горячие губы на моих губах, и глоток воздуха с силой врывается в мои легкие. А потом снова разряды боли в груди.

Я втянула воздух. Со сдавленным хрипом я раскрывала рот, чтобы схватить кислород. Он входил в меня вместе с болью сотен тысяч иголок, вонзавшихся в мои легкие.

Я застонала.

– Молодец, Лера! Давай, Лера, дыши! Дыши…

Теплые ладони легли на мое лицо. Я открыла глаза – надо мной горели два сапфира. Синие, бездонные океаны, полные страха и паники.

– Живая? – спросил Влад, склоняясь ко мне, глядя меня рукой по щеке, цепляясь взглядом за каждое движение моего лица.

Я слабо кивнула.

– Слава Богу… – сказал он, и лицо его оттеснили на задний план Ирма и Косой, которые склонились надо мной с теми же напуганными выражениями лиц. Посыпались вопросы о моем самочувствии, на которые я не успевала отвечать. Лишь махала головой и мычала. Меня бережно подняли и посадили. Я, словно пьяная, качалась и никак не могла найти равновесие. Я все еще не понимала, где нахожусь. Я помнила космос, черную тьму и вспышки света умирающей вселенной. Что-то неприятно зашевелилось внутри. Я сделала что-то плохое. Я сделала что-то ужасное…

Я подняла глаза на Ирму и нашла ее теплую руку.

– Ирма, что я сделала?

Ирма опустила глаза, и на короткое мгновение в них мелькнул страх и ужас, но тут же, овладев собой, она затараторила, пытаясь заглушить мой вопрос:

– Все хорошо, Лера. Мы живы. Господи, Лера, мы живы!

Она обняла меня и прижала к себе. От нее так знакомо пахло ванилью. А еще горечью боли. Она отпустила меня, и я встретилась взглядом с Косым. Холодный и равнодушный обычно, теперь он был бесконечно усталым и… глаза были красными. Не помню, чтобы Косой плакал хоть когда-нибудь. Я завертела головой в поисках Игоря, но тут же возник Влад.

– Идти сможешь? – спросил он, протягивая мне руку. Его лицо было таким странным, что я испугалась еще сильнее и то, что сидело внутри, меня зашевелилось с новой силой. Лоб его был расслаблен и брови не хмурились, но в глазах, кроме усталости и облегчения была растерянность. Ярче всего его выдавали губы, которые стали тонкой белой полосой. Я что-то сделала. Что-то ужасное.

Влад поднял меня на ноги и обнял. Такой теплый… его кожа источала такой дурманящий аромат, что я невольно закрыла глаза и прильнула носом к его шее. Он еле заметно дернулся, как будто испугался, но, спустя сотую долю секунды, прижал меня к себе еще крепче, позволяя мне надышаться пряным ароматом его кожи, который заглушал собой все на свете. Заглушал, но не убирал полностью. Я что-то сделала, и это что-то испугало их всех. А главное, продолжает пугать и сейчас…

– Влад, что я сделала?

Я попыталась обернуться, посмотреть назад, но Влад крепко прижимал меня к себе теплой сильной рукой. Я попыталась отстраниться, но он мягко держал меня в своих объятьях, не давая мне вырваться. И молчал.

– Влад…

– Не сейчас, Лера, – сказал он тихо, разливая теплое дыхание по моей шее. – Не надо.

Страх вспыхнул во мне, боль взвилась до небес, опаляя мою душу, обжигая сердце:

– Отпусти, – прошептала я.

– Нет, – ответил он, и руки его обвили меня теплыми тисками, в которых было тепло и уютно даже тогда, когда они давили на меня. Но мне сейчас не это нужно.

– Влад, отпусти!

– Лера, послушай меня…

– Я все равно узнаю. Все равно увижу.

– Может быть. А может, я смогу сделать так, что не узнаешь. Никогда и не увидишь. Дай мне время…

– Отпусти! – рявкнула я и толкнула его в грудь.

Я обернулась назад. В первую секунду я лишь растерянно смотрела на то, что предстало передо мной, пытаясь понять, что вижу. Но вот сердце досчитало до пяти, и я услышала, как что-то похожее на звериный вой, сдавленный, хриплый, вырывается из моей груди. На негнущихся ногах я подошла к ней и резко отодвинула Игоря, пытавшегося закрыть ее от меня какой-то пыльной старой тряпкой. Я упала на колени, осторожно сняла ткань и отбросила прочь, бросив быстрый испепеляющий взгляд на парнишку, который посмел накрыть такое прекрасное таким грязным и уродливым. Протянула руку и отдернула, словно от огня. Но потом снова потянула ладонь и прикоснулась кончиками пальцев к сияющему фарфору ее кожи. Даже сейчас ее тело излучало красоту, несмотря на кусок плоти, выдранный из него там, где должно быть сердце. Меня затрясло. Руки мелко задрожали, и я прижала их к груди, не зная, что с ними делать. Взгляд мой скользил по прекрасному лицу, которое было так неестественно спокойно, что я не смогла смотреть на него. Я закрыла глаза трясущимися руками. Я слышала свой тихий стон так далеко, словно он шел из-за гор, словно был эхом чужого горя. Не моего. Я убрала руки от лица. Прекрасный рельеф губ, длинные ресницы, четко очерченные высокие скулы и волосы, словно серебряные нити переливались в тусклом свете. Такая тихая, такая спокойная. Неживая.

Вот что я сделала!

ВОТ ЧТО Я СДЕЛАЛА!

Мой собственный крик оглушил меня. Я ничего не слышала, ничего не соображала. Я громко кричала, и плач мой заглушал мою боль тем сильнее, чем был громче. Я визжала и плакала. Я цеплялась за мертвое тело и пыталась найти в нем жизнь. Я уже не понимала, не чувствовала, как Влад схватил меня, как Ирма помогала ему отодрать мои руки от Амалии, как Косой отгораживал ее тело от меня, потому что я отказывалась верить тому, что видела. Игорь, бледный и напуганный, сгребал в охапку безжизненное тело, потому что я тащила ее за собой. Влад что -то кричал мне, Ирма плакала и толкала нас куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Косой утирал слезы и помогал Игорю поднять Амалию на руки. Никто не хотел оставлять ее здесь. Никто не хотел оставлять ее одну.

Вот что я сделала!!!

Вот что я сделала…

***

Три дня я смотрела в окно на дождь. Дождь, который вместе со мной оплакивал Амалию уже почти трое суток. Дождь пытался смыть воспоминания о кристаллах , растущих из-под земли, о жутких мерзких тварях, что рыскали по свету, не имея собственной воли, о чудовище, зовущимся Умбра, который хотел пустить этот мир на топливо. Все исчезло. Испарились кристаллы, которые пронзали этот мир насквозь. Теперь от них не осталось и следов в земле и даже тот крохотный, что был у Влада в лаборатории, растаял, словно его и не было. В деревнях потихоньку открывались ставни и размуровывались входные двери. Люди выходили из убежищ, но пока еще не верили, что все позади. Тени больше не придут. Тени исчезли. Так же, как и Умбра. Так же, как и Амалия.

Я снова зарыдала. На этот раз тихо. Уткнулась в подушку и заскулила. Я вспоминала вечер, когда она спасла меня от разъяренного волшебника. Ни тени страха, ни тени сомнения не было в ее глазах. Она была смелой. Нутро скрутило. Я согнулась пополам и завыла, зарываясь в подушку так глубоко, как могла.

Дверь тихо открылась, и в комнату зашел Влад. Я слышала его тихие неспешные шаги, которые обогнули край кровати, и подошли к тому краю, где лежала я.

– Лера, – сказал он тихо. – Пора.

Повисло молчание. Он терпеливо ждал, когда я заговорю. Он не притрагивался ко мне с того самого момента, когда меня притащили в комнату в полуобморочном состоянии. Он не тянул ко мне руку и сейчас. Он ждал. Я молчала. Я просто не могла говорить.

– Лера, все уже собрались. Больше откладывать нельзя. Мы поймем, если ты не…

– Я пойду! – сказала тихо и отрывисто.

Я встала с кровати и пошла в ванную. Умылась, собрала волосы в хвост и вышла в комнату. На стуле висело скромное черное платье. Я переоделась прямо при Владе и вместе с ним вышла из комнаты.

Были все жители замка. Никто не остался в стороне. Как бы они ни относились к ней, когда она жила в замке, теперь это не имело значения. Пришли все. Я смотрела на заплаканную Ирму и вспоминала слова, которые она говорила мне когда-то очень давно.

Еще неизвестно, на что ты пойдешь, защищая то, что тебе дорого.

Как же ты права, ведьма! Как всегда. Я пошла на самое ужасное.

Никто не поставил мне это в вину. Никто ни разу не сказал, что я сделала что-то непростительное. Но это было непростительно, и мне было тошно от того, что никто не говорил мне этого. Непростительно, но необходимо, иначе не было бы всех этих людей, не было мокрой земли под ногами, не было бы этого мира. Небытие и мрак. Наверное, то, что я сделала, было лучшим из вариантов. Но почему-то я уверена, что – не единственным. Никто – жуткий зверь, чудовище из другого измерения жизни – не думал и не разбирался. Он был в эйфории. Кроме того, для него ничего не значит человеческая жизнь. Но я-то была там. Могла ли я остановить его? Могла ли сделать так, чтобы не стоять сейчас под дождем в черном? Я не знаю. Я уже ничего не знаю.

Все продлилось недолго и когда закончилось, люди молча разошлись по своим комнатам, заплаканные и опустошенные. Я зашла в свою комнату и снова закрылась на три дня. Чем дольше я сидела к пустой комнате, тем реальнее мне казалась возможность прожить так всю жизнь.

Седьмой день почти полностью прошел в дреме и сне, и когда закатное солнце поплыло над горизонтом, медленно склоняясь к лесному рельефу на той стороне земли, мне приснился сон. Жуткий и страшный. Я проснулась в холодном поту, но совершенно не могла вспомнить, что же мне снилось. Меня трясло, лицо было заплаканным, а одеяло, скомканное и скрученное, лежало на полу рядом с кроватью. Знакомое ощущение того, что меня ждут, заставило меня подняться с постели и подойти к окну. На лужайке перед замком в розовом закатном мареве стояла огромная фигура чудовища и смотрела прямо на меня. Ярко-красные глаза и огненные узоры светились, переливаясь магмой под темно-серой кожей. Рот разъехался в фирменной улыбке и Никто, как старому закадычному другу, кивнул мне головой, приглашая прогуляться. Я оделась и вышла.

На улице у меня слегка закружилась голова. Я и не подозревала, сколько времени безвылазно просидела в четырех стенах. Свежий воздух наполнял меня, как пустой кувшин, и мне нравилось чувство легкости, которое он придавал мне. Я шла медленно, не торопясь, разглядывая фигуру, стоявшую передо мной. Огромная, она все сильнее и сильнее закрывала собой небо по мере того, как я подходила ближе. Наконец, когда он закрыл собой все, фирменная улыбка обнажила стони острых зубов:

– Здравствуй, Моялера, – сказал он и нежно погладил меня по щеке звериной лапой, а потом, совсем по-человечески притянул меня к себе и нежно обнял. Интересно, откуда у него эти людские замашки? Он передразнивает нас или в нем, и правда, так много от человека? – Я все ждал от тебя слов благодарности, но так и не дождался. Решил прийти сам. Ты же знаешь, я не гордый, – он хохотнул и, отодвинувшись, посмотрел мне в глаза.

Тут на востоке, там, где находилась ближайшая к замку деревня, раздался еле слышный хлопок, и в предзакатном небе засверкали фейерверки. Люди, наконец, поняли, что все закончилось. Хорошо или плохо – точно не знал никто, но больше люди не скрывали своей радости. Во всех сторонах света слышались радостные возгласы, крики счастья и восторга. Волна искрящейся жизни накрывала сказочную страну, неся с собой свет и смех. Конец света отменяется! Впереди – многие столетия жизни, и жизнь эта искрится и кипит в людях, звенит в воздухе, дрожит в самой земле. Только в нашем замке никаких праздников не предвиделось ближайшие несколько недель. В нашем замке пока не было места празднику, там гостили облегчение и тихое счастье.

Я снова перевела взгляд на чудовище:

– Спасибо, – сказала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Опять.

– И угораздило же меня привязаться к такой зануде… – прорычал Никто, присаживаясь на землю рядом со мной. – Чего ты ревешь, глупая? Мне казалось, именно этого ты и хотела?

Я кивнула, вытирая щеки руками.

– Тогда откуда слезы?

Я всхлипнула, тяжело вздохнула и посмотрела в его огромные красные глаза.

– Ты же мог сделать так, чтобы Амалия выжила?

– На тот момент – уже нет. Но это могли сделать вы.

– Кто – мы?

– Все те, кто так усердно оплакивал ее.

– Как? – уставилась на него я, чувствуя, как заходится сердце.

Никто слабо дернул плечом, как бы говоря, что это не так уж и сложно, а потом сказал:

– Ну, вы могли не отпускать ее из замка в ту ночь, когда она пустилась в свободное плавание. Или узнать, где она живет, и написать письмо. Узнать, как она и не нуждается ли в чем-нибудь? Вы могли просто не оставлять ее одну.

– Но она хотела уйти, хотела жить сама по себе. Хотела быть одной.

– Тогда незачем брать на себя вину за ту судьбу, которую она выбрала сама. Она всех Вас поставила под удар. Почему ты об этом не вспоминаешь?

– Мне кажется, она так же нуждалась в Умбре, как я – в тебе.

– Так и было.

– Тогда в чем между нами разница?

– Ты умеешь выбирать чудовищ, – сказал Никто и рассмеялся. Он снова медленно прикоснулся лапой к моей щеке, а потом улыбка исчезла с его губ и он сказал. – Что сделано, то сделано – Моялера, – и посмотрел на меня с той самой нежностью, которая была такой же безграничной, как и его возможности.

– Мы оба знаем, что временем можно управлять, – возразила я.

Никто кивнул и улыбнулся одним уголком рта:

– И ты бы кинулась переплетать полотно времени, чтобы спасти одну единственную жизнь?

– Не знаю… – прошептала я.

Никто кивнул и улыбнулся одними губами. А затем он сказал:

– Ты очень расстраиваешь меня, когда не ценишь то, что я для тебя сделал.

Я нахмурилась и, посмотрев на него, попыталась понять, о чем он говорит. А он продолжил:

– Я старался ради Вас. Я бился на твоей стороне и боролся за тебя и твоих людишек. Все, как ты хотела.

– Ты старался ради себя, – твердо и тихо сказала я.

– О, Моялера… Ты все еще мнишь себя центром мироздания. Я бы мог жить без того, что ты мне предложила. Скучно, конечно, но я бы существовал. А вы – без того, что сделал для вас я?

Я долго всматривалась в узкое, темно-серое лицо, рассматривая тонкие полосы ярко-красных узоров. А потом отрицательно покачала головой. Он кивнул в ответ на мою капитуляцию, а затем сказал:

– Так наслаждайся, Моялера. Наслаждайся, а иначе я передумаю. Мне несложно отмотать назад и перекроить полотно времени. Не для того я потакал твоим желаниям, чтобы смотреть, как ты сидишь в четырех стенах. Я показал тебе, что есть жизнь. Без движения нет жизни. Если тебе не нравится жить здесь, среди людей, я могу прямо сейчас навсегда забрать тебя с собой в космос. Мы будем летать там вечно… – мечтательно произнес он, глядя на меня.

– Я не могу там жить. Я там умираю.

– Я буду оживлять тебя снова и снова.

– Чтобы снова умереть?

– Ну конечно. Как и все во вселенной.

Я отрицательно помотала головой:

– Нет. С тобой холодно.

– Но интересно, – и он улыбнулся, сверкая кинжалами зубов, на что и я улыбнулась. Впервые за долгое время. Я протянула руку и прошлась пальцем по тонкой линии, идущей от левого глаза к уголку губ. Я кивнула:

– Поэтому не уходи далеко. Я буду рада полетать с тобой. Время от времени.

От улыбнулся еще шире , и узкое лицо разошлось пополам, в зубастой улыбке от уха до уха:

– У меня для тебя есть кое-что, – вдруг сказал он, распахивая огромную ладонь в белой перчатке. Я посмотрела на белую материю и увидела тонкий отблеск, еле заметный блик на его ладони. Протянула руку и взяла большим и указательным пальцем тонкую, коротенькую иглу, втрое меньше и тоньше швейной.

– Что это?

– Это… – Никто задумался, пытаясь объяснить мне понятнее элементарные для него вещи. – Это то, с помощью чего Умбра соединял два мира.

– Иглой?

– Ну да. По-моему очень символично, – хохотнул зверь, а потом продолжил. – Для этого – то и нужно чудовищу тело человека. Её нужно воткнуть в палец, а у чудовища пальцев нет. В общепринятом смысле. И если сделать вот так…

Тут Никто взял мою руку и аккуратно вонзил острие тонкой иглы в указательный палец правой руки. Игла вошла в тело так легко, словно в мягкое масло. Я почувствовала острую боль, но слабую, еле заметную.

– Смотри… – сказал он, указывая на землю под нашими ногами.

Я раскрыла рот и, не в силах вымолвить ни слова, смотрела, как подо мной и Никто, сквозь зеленую траву просачивались, искрясь и сверкая, светло-сиреневые песчинки. Я посмотрела на чудовище, а потом снова на песок, пробирающийся сквозь траву в этот мир. Я смотрела, как на крошечном островке, где стояли чудовище и человек, два мира сливаются в одно.

– Ты можешь соединять любые миры. Это мост между разными вселенными и только тебе решать, куда прокинуть его, – и, говоря это, он уже точно знал, куда именно я кину непрочный мостик. Я подняла глаза на Никто. Потом сделала шаг вперед и, обвив руками огромную шею, поцеловала его в холодную щеку:

– Спасибо. За все, спасибо.

Никто засмеялся и погладил меня по спине. А затем повернул огромную голову и прошептал прямо на ухо:

– Моялера… – раз и навсегда соединяя два слова в одно – мое имя, и «р» в моем новом имени приятно пророкотало по моей шее. Я улыбнулась и разомкнула объятья, отступая на шаг назад.

Чудовище окинуло меня взглядом, желая убедиться, что теперь меня можно ненадолго оставить одну. А затем он вдруг сказал:

– Если ты действительно хочешь дать Амалии второй шанс, попроси об этом.

Я смотрела на него, не понимая, о чем он:

– У кого попросить? – потом меня осенило. – Ты можешь дать ей жизнь?

Никто улыбнулся и посмотрел на меня с нежностью:

– Я не могу создавать жизнь. Вселенная никогда не позволит мне этого.

– Но ты же создал ее в первый раз?

– Она никогда не была человеком в полном смысле этого слова. Странно, что никто из людей этого не замечал.

– Тогда кого мне просить?

– Того, кто движет все сущее. Если он будет милостив к тебе, то исполнит твою просьбу.

Я посмотрела в красные глаза и с трудом верила, что слышу эти слова из уст космического чудовища.

– Ты что… – помедлила я, подбирая правильные слова. – Веришь, что Бог существует?

Никто смотрел на меня совершенно серьезно.

– Я не верю, Моялера, я знаю.

Мы замолчали, глядя друг на друга так, словно пытались выучить наизусть язык линий наших лиц.

– И как же он это сделает? – спросила я.

Тут Никто тихонько ткнул меня острым когтем в живот, чуть ниже пупка. Я вопросительно уставилась на него и сначала не поняла, о чем он говорит, а когда до меня, наконец, дошел смысл его слов, залилась густой краской, на что Никто захохотал низко, звучно, и смех его вибрацией, как волны, заструился по моей коже.

– Увидимся, Моялера, – сказал Никто, поднимаясь на ноги. Он выпрямился во весь свой огромный рост и, кинув мне прощальный взгляд, повернулся и зашагал прочь. Я смотрела ему в спину и думала о его словах. И когда через десять шагов огромное тело растаяло в воздухе, я задумчиво перевела взгляд на свой живот и погладила его собственной ладонью.

За моей спиной, на самом верхнем этаже огромного замка, в окне стоял высокий, стройный мужчина и смотрел на крошечную фигурку девушки, стоявшей внизу. Все это время он наблюдал за тем, как огромное чудовище и хрупкая девчонка разговаривали о чем-то. Густые брови сошлись на переносице, темно-синие глаза напряженно всматривались в крошечные фигурки внизу, а когда Лера обняла Никто, закусил нижнюю губу и отвел глаза.

– Я принесла тебе чай, – сказала Ирма, входя в кабинет. Увидев лицо Графа, ведьма сразу же все поняла. Она подошла к окну и посмотрела на стоявших внизу, потом снова подняла глаза на Влада и спросила. – Ты говорил с ней?

Влад отрицательно мотнул головой.

– Почему?

Влад поморщился, прошелся ладонью по лицу, вздохнул и заговорил:

– Что я ей скажу? Я, знаешь ли, не чудо-зверь из другой вселенной и я не могу рассказать ей сказки о том, как там – в миллиардах световых лет отсюда. Я не могу подарить ей космос, не могу исполнить ее мечты. Все что я даю ей, кажется недостаточным. Там – безграничный космос и он влечет ее, а здесь…

– А здесь – ее дом! – уверенно и четко заявила Ирма. Влад посмотрел на нее, и та заговорила тихо, но настолько уверенно в том, что говорит, как умела только она. – Она не чудовище, и космос, каким бы безграничным он ни был – не ее дом. Она – человек. Как ты, как я. Ее место – здесь. Рядом с тобой…

– Я уже не уверен, что ее место рядом со мной, – он немного помедлил, а затем в его глазах мелькнул страх. – Ты же видела! Ты сама видела, как она убила Амалию? Ни на секунду не задумавшись. И рука не дрогнула…

– Это была не Амалия. И убивала не Лера. Это были Умбра и Никто, Влад.

– Но она тоже там была!

– Вот именно! И защищала всех нас! Защищала тебя…

– Я не о том, ЧТО она сделала. Я о том, КАК. Быстро, резко, безжалостно!

– Не нам с тобой решать…

– Я боюсь ее, Ирма! – выпалил Влад и тут же опустил глаза в пол, стыдясь собственных слов. Влад кусал губы и искал слова, он прятал синие глаза и закрывал ладонью рот, пытаясь спрятать уже сказанное. А потом он снова заговорил, но так тихо, что только Ирма могла слышать его слова. – У нее внутри – чудовище. Оно теперь там навсегда. И кто знает, когда из моей Леры она превратиться…

– Внутри каждого из нас сидит монстр, – перебила его Ирма. – Каждый из нас носит что-то в себе, что внушает другим ужас или отвращение. Но только ты знаешь чужого монстра в лицо. Ты знаешь ее так, как никто не знает, и только ты можешь смело утверждать, что видел все, что собой представляет Валерия. Ты видел ужасы и мерзости, что сидят внутри нее, разве не это значит – знать человека? Нет людей ближе, чем вы и, знаешь… я бы предпочла знать лицо монстров, живущих внутри людей, нежели гадать и догадываться, что же там. Еще неизвестно, как выглядит твой монстр, мой милый Граф, а потому… Тебе не бояться его нужно, а найти общий язык, – сказала Ирма и подмигнула Владу.

Тот задумчиво посмотрел на нее, а потом обнял и поцеловал в лоб, все еще хмурясь.

***

Два месяца пролетели совершенно незаметно. Наверное, потому что мы были заняты делом.

Чертежи будущей библиотеки завалили весь стол в кабинете Влада, а рабочие заседания стали привычной частью каждого дня. Все, кто мог принимать посильное участие, а это абсолютно все, кроме Анютки и Ольги, заполняли кабинет Графа и наперебой спорили о том, как лучше, как удобнее, как правильнее, как красивее. Спорили до хрипоты, до смеха, до икоты и до полного изнеможения. В конце концов, приходили к компромиссам и принимались за дело. Мне казалось, что самым сложным будет бурение огромного куска скалы, в котором и должны были поселиться книги, но, как оказалось, это была самая простая часть – Влад просто пробормотал длинное, хитровыговариваемое заклинание, и в стене из горной породы образовалась огромная пещера, доверху наполненная мелкими камнями. Оставалось только вынести их, что мы и сделали за один день, естественно, при помощи магии. А дальше началось самое интересное. Пока мужская половина занималась укреплением потолка и стен, женская принялась за оформление. Вот тут-то дали себе волю и те, кто до этого участия в работе не принимал (а именно, Анютка и Ольга). Мы спустили фантазию с поводка, и она понеслась во весь опор. Что-то грандиозное, величественное рождалось на наших глазах, и мы были в полном восторге от того, что принимаем в этом самое непосредственное участие.