Моялера

– Чистое, концентрированное безумие, которое, неизбежно превращается в… хаос, – заключила я и посмотрела на Влада, который на миг залюбовался самой идеей того, что сумасшествие можно получить искусственно. Мы замолчали, потому как такая простая, а потому совершенно удивительная вещь сложила воедино многое из того, что нам казалось разрозненным. Мне это казалось волшебным, притягательным, как сама жизнь, которая вьется, сплетая из простых вещей сложное, неподвластное копированию, кружево, которое человек никогда не сможет увидеть целиком, а потому и понять до конца. Только крохотные части.

– Хочешь сказать, что твой Никто есть хаос? – спросил Влад, и голос его снова завибрировал еле сдерживаемым гневом.

– Хаос, как он есть, – ответила я, кивнув и глядя Владу прямо в глаза.

Он смотрел на меня злобно и устало. Он боялся за свой мир и людей, доверивших ему свою жизнь, и устал смотреть, как восхищенно блестят мои глаза при малейшем упоминании о Никто. Тихим, звенящим от напряжения голосом он заговорил на непонятном языке, и длинное заклинание стало разворачиваться в его устах. Он говорил и говорил и вдруг хлопнул в ладоши. Послышался стеклянный перезвон, и на траву с тяжелым стуком приземлился деревянный лоток из лаборатории, полный разноцветных бутыльков.

Все посмотрели на него так, словно он был заражен радиацией, хотя и осознавали, что сейчас, в разобранном состоянии, он не нес вреда.

– И кто же будет ключом? – спросил Косой.

Мы все молчали. Потом, почти разом, Косой, Ирма и Игорь громко выкрикнули «я». Все оглянулись, глядя друг на друга, но заговорил Косой:

– Игорь ты не идешь.

– Почему? – спросил тот, возмущенно и нарочито громко.

– У тебя руки ходуном ходят. Ты боишься.

Мы все разом, совершенно автоматически, посмотрели на крупные ладони парня. Они тряслись так сильно, что по ним, как по книге, можно было читать страх, который неистово рвал парня на куски. И хотя тот всем своим видом старался казаться стойким, но по одним только рукам было видно, до чего ему страшно возвращаться в безумие. Когда не знаешь, какие кошмары ждут тебя в темноте, шагнуть во тьму легче.

– Я пойду, – сказала Ирма и твердой походкой направилась к поддону, но Косой остановил ее, взяв за руку.

– А ты будешь командовать на кухне. Здесь тебе делать нечего.

– Ну, знаешь ли…

– Нечего! – грубо повторил Косой.

– Ирма, Косой прав, – сказал Влад, подходя к нему. – Справишься?

Тот кивнул, и на лице его не было ни капли сомнения, словно он решил это уже давно. – Что делать нужно?

– Пей все подряд, без разбора. Много не надо, одного глотка будет достаточно.

– Может лучше смешать? – спросил он, глядя на пузырьки.

– Нет, как раз в процессе смешивания они и… – тут Влад замолчал и посмотрел на старого друга, словно видел его в последний раз. – Я все верну на места. Если мы справимся, если выживем, я тебя вытащу. Я обязательно придумаю что-нибудь, но ты там не останешься.

Косой кивнул и посмотрел на него без лишней показной храбрости. А затем схватил первую же склянку, открыл крышку и опрокинул ее, сделав большой глоток. Бросив на траву полупустой бутылек, он тут же, не медля ни секунды, схватил следующий. Одна за другой – бутылки мелькали в его руках. Ирма заскулила, Игорь закусил губу, а потому закрыл рот рукой, а Влад повернулся ко мне и крикнул:

– Готова?

Я кивнула. Давно уже.

Последний бутылёк Косой выпить не успел – взгляд его помутнел и сделался совершенно непроницаемым. Он поднял глаза, обвел нас пустым взглядом. Ирма не выдержала и вскрикнула. Он посмотрел на нее, но не узнал. Вдруг он резко выдохнул и вдохнул, как запыхавшийся пес, несколько раз подряд, затем умолк.

– Косой… – позвал Влад.

Тот повернулся к нему и уставился на него взглядом человека, только что родившегося, но сразу во взрослом теле – глаза его смотрели, но не фокусировались на чем-то конкретном, лишь беспорядочно блуждали по лицу и телу Влада, словно он искал что-то. Тут он наклонил голову влево, вправо, потом замотал ею, словно пытался отогнать от лица назойливых мух, а затем по лицу его пробежала волна судороги, исказившая его в гримасе не то боли, не то щекотки. Он оскалил зубы и еле слышно пробурчал неразборчивое «понимаю». Господи, до чего же это страшно! Мы смотрели на него и все, как один, молча стискивали зубы. Ирма снова беззвучно плакала, зажав руками рот, Игорь сжимал кулаки, видимо, ожидая чего гораздо более страшного, а Влад хмурился, глядя на то, как несуразный, изувеченный природой человек, терял единственное, что имело для него ценность – собственный разум. Я же смотрела на него и слышала, как ухает внутри меня сердце, как собственные легкие, словно огромные меха, сжимаются и разжимаются, и все, о чем я могла думать, так это то, что даже заклятому врагу я не пожелаю такой участи, что выпала сейчас на долю моего друга. Косой вытянул руку, посмотрел на нее, словно видел впервые, и тут Ирма завизжала не своим голосом, потому что Косой раскрыл рот и жадно вцепился в собственное предплечье зубами, разрывая кожу. Кровь хлынула из его рта, заливая собой его одежду, проливаясь на траву ярко-красной водой. Влад рванул к нему, набросился, схватил за руку, и, потянув на себя, завернул ее за спину, перехватив его сзади второй рукой, зажимая его голову под подбородком. Все произошло так быстро, что я еле успевала сообразить, что происходит. Реакция Игоря была быстрее моей, и он подбежал к Владу, крепко хватаясь за левую, целую, руку, которой Косой пытался схватиться за Влада. Лицо Косого заливала кровь, и Игорь заметно побелел, увидев это вблизи. Лицо Влада было настолько обескураженным, что ни страха, ни боли еще на нем не было. Вдруг Косой начал хихикать, тонко, противно, насколько это позволяло зажатое в тисках горло.

– Тащим его к колодцу! – закричал Игорю Влад.

Они потащили брыкающегося Косого к запечатанному колодцу, где, в ужасе глядя на происходящее, стояла я. Когда до прозрачной породы оставался лишь шаг, я вцепилась глазами в любимые лица и увидела, как по щекам Влада катятся слезы. Игорь, идущий рядом, был белее снега. Где-то на заднем плане кричала и плакала Ирма.

Косой сделал последний шаг по траве, ступил ногой на прозрачную породу и…

Глава 10. Безумный зверь

Вокруг меня снова не было ничего, кроме пустоты. Я открыла глаза, и губы мои расползлись в улыбке. Стало так спокойно, так хорошо. Я снова закрыла глаза , наслаждаясь тем, как счастье разливается по моему телу легким, сладким ликером, заполняя меня, опьяняя свободой, растекаясь от сердца – к рукам, ногам, голове, заливаясь в крошечные трещины моей души, залечивая их, наполняя влагой каждый сантиметр моего тела, забираясь в тонкие мембраны, наполняя теплом и приятно щекоча нервные окончания. Я чувствовала, как гудит во мне черная дыра, зная, что слышу ее последние несколько мгновений, и когда сладкое, тягучее счастье спустилось по орбите к зияющей пропасти, та, жадно проглотив его, замедлила свой ход, остановилась и схлопнулась, провалившись в саму себя. Волна мурашек пробежалась по моей коже.

Вот и все. Я не смогла сдержать смех, и он полетел сквозь мрак – легкий, порхающий, словно бабочка. Мои беды закончились, и пустота внутри больше не съедала меня. Она больше не вернется, потому что теперь я – единое целое, и больше она не найдет места, не отыщет лазейку, не сможет забраться в меня ведь теперь я – монолит.

Я снова открыла глаза и посмотрела наверх. Теперь она была там, а не под ногами, как в прошлый раз. Огромная, блестящая океанами, прячущаяся за вуалью облаков. Она медленно крутилась, подставляя солнцу бок, спину, живот, другой бок. Такая красивая, такая молчаливая.

– А почему мы все время оказываемся рядом с Землей? – спросила я и протянула руку.

Из темноты возникла огромная звериная лапа, неспешно взяла мою ладонь. Никто подтянул к себе мое легкое тело, лишившееся груза былого горя, и положил левую руку на мою спину. Невесомость нянчила нас в своих руках, и мы оба наслаждались ее объятьями, купаясь в свободе от всего вокруг, и несвободе друг от друга.

– Мне казалось, тебе так будет комфортнее, – сказал Никто, нежно прижимая меня к себе. – Но, если хочешь, мы можем отправиться на другой конец вселенной. Я еще не показывал тебе кое-что интересное. Одну звездную систему, тебе она понравится. Я приберег ее на такой случай, как сейчас.

– Приберег для меня солнечную систему?

– Я могу и цветами обойтись. Просто мне показалось, что звезды – гораздо интереснее.

Я засмеялась:

– Нет, нет, хочу солнечную систему. А что в ней необычного?

– Там двадцать три звезды вращаются вокруг одной планеты.

– Такое бывает?

– Еще и не такое бывает. Полетим?

Я посмотрела в огненно-красные глаза и залюбовалась движением красной лавы – жуткой, прекрасной, изменчивой каждое мгновение и никогда не повторяющей свой рисунок дважды. Я покачала головой:

– Мы с тобой возвращаемся обратно в мир Влада.

Он засмеялся, обнажив длинные кинжалы блестящих зубов:

– МояЛера, ты так прекрасна в своей наивности. Ну и зачем мне это?

– Затем, что это нужно мне.

– И все?

Я кивнула и улыбнулась. Он запустил левую руку в мои волосы и стиснул мою голову. Не больно, но ощутимо, чтобы снова напомнить мне, где мое место. А я не испугалась. Я засмеялась и еще глубже зарылась в огромную ладонь в белой перчатке. Он смотрел на меня с той жадностью, что рождала в нем моя человечность:

– МояЛера, мой крошечный человечек, меня так тянет к тебе, когда ты говоришь глупости, – он хищно облизнулся и потянулся к моей шее…

– Я всех обманула.

Никто застыл. Остановился и посмотрел мне в глаза. Я улыбнулась ему, а потом опустила взгляд на свой указательный палец, который наткнулся на одну из огненно-красных линий не его груди и теперь медленно, с нескрываемым удовольствием, скользил по ее узору:

– Влад был прав – тебе свобода не нужна. И Космос тебе не интересен, хоть он и живее, чем может вообразить себе человек. Ты насмотрелся на его величие, тебе осточертела его бесконечность. Надоело слишком холодное или слишком горячее. Тебе ненавистен вакуум, потому что ты рожден сеять хаос. А еще я знаю, где находится твой мир. Я пока не разгадала всего, но точно знаю, что твой песок, тот, что светится в кромешной тьме – это бессчетное множество вселенных, которые ты, каждое мгновение своей бессмертной жизни, топчешь ногами. Каждая песчинка – крошечный мир, где расцветают миллиарды галактик, звезд, черных дыр, в одной из которых мы сейчас и находимся. В одной из которых живу я. Оттого они и светятся. Поэтому ты не можешь покинуть это место – дальше просто некуда бежать. Ты уже за пределами всех существующих величин. Хаос, запертый в стерильности – что может быть печальнее? Что может быть ужаснее, чем абсолютный беспорядок, запертый в абсолютном порядке.

Глаза Никто стали огромными, и красная лава вскипела внутри них:

– Откуда ты…

– Ты – мое творение. Это я создала тебя! Так спроси меня снова, как уже спрашивал однажды – испугаюсь ли я собственного детища? А еще я знаю – тебя непреодолимо влечет жизнь, и именно поэтому я обманула всех. Когда я была по ту сторону времени и смотрела на собственную жизненную нить, я не стала заглядывать в будущее, это правда, но… Я связала наши с тобой жизни до самого конца моей нити. Понимаешь, что это значит?

Никто во все глаза смотрел, не веря тому, что слышит.

– Это значит, что пока я жива, ты сможешь жить в моем мире. Сможешь наслаждаться жизнью среди людей, привязанный к моему существу, но свободный от моего тела. Ты можешь жить там, где настоящая жизнь – где все кипит, бурлит, и где нет порядка. Нет стерильности. Великая не увидела этого, потому что я сделала это уже после того, как она покинула ту сторону времени, но я искренне надеюсь, что она от души посмеялась, когда вернулась обратно и нашла мой сюрприз.

Мы замолчали. Над нами вертелась Земля, и время перемешивалось с гравитацией и светом. Огромное чудовище молчало, но я видела, как закипела в его глазах красная лава, и он жадно скользил ими по моему лицу.

– Сколько мне отведено? Восемьдесят? Девяносто? Шестьдесят? Сколько бы ни было – все мое. Я поделюсь с тобой моим местом под солнцем, если ты поможешь мне. Я помогу тебе проникнуть в столь малое, что приведет тебя к еще меньшему. Как если бы человеку дали возможность забраться внутрь атома, а потом еще глубже, в протон, а там, подержать в собственных руках кварк и своими глазами увидеть его орбиту. Я даю тебе такую возможность. Я могу дать тебе хаос во всем его многообразии. Забирайся со мной в одну из крошечных песчинок и живи там столько, сколько буду жить я. Но только после того, как ты поможешь мне, и не только потому, что я не доверяю тебе. Наша победа – контрольная точка, тот момент, что сделает тебя свободным и сможет дать тебе жизнь в моих мирах самостоятельно, физически отдельно от меня, но пока он не наступил, без меня ты по-прежнему остаешься зависим от моего тела. Не справишься, обманешь меня или решишь убить – и не получишь ничего. Таковы мои условия, – я улыбнулась, заглядывая в ярко-красную лаву огромных глаз, и спросила. – Идешь?

Никто растянул тонкие губы в хищной улыбке, заполненной острыми зубами.

***

Я вернулась в мир Влада через секунду после того, как Косой наступил на колодец. Здесь время остановилось и люди, словно фигуры на шахматной доске, застыли в неподвижности. Никто сидел на траве и смотрел на небо. Он улыбался, как дитя. Огромное, жуткое чудовище, космический зверь, звездный баловень судьбы, в чьих лапах миллиарды вселенных, смотрел на голубое небо над головой и улыбался во всю свою акулью пасть. Я стояла рядом с колодцем, который теперь был открыт, а в шаге от меня Влад и Игорь держали Косого, чей рот, рука и почти вся одежда были залиты кровью, а глаза – пусты. Я отошла от зияющей пропасти, которая снова раскрыла свою пасть и, несмотря на то, что в этом мире время остановилось, там, внизу, по-прежнему перемешивалась черное нечто, переливаясь из себя в себя. Я подошла к Никто и тоже подняла взгляд вверх. Там облака клубились пухом из воды и были похожи на сладкую вату.

– Что ты там увидел? – спросила я.

Никто поднял звериную лапу и указал когтем на кусочек неба на севере. Сначала я ничего не увидела, но присмотревшись, заметила до боли знакомый излом, небольшую рефракцию, которая заставила меня испугаться – то же самое я видела, когда Никто показывал мне нулевой день. Точно так же небо «ломалось», изгибаясь гранями, ощетиниваясь углами, словно там, высоко в небе, расцвел выпуклый кусочек мозаики, прозрачного витража.

– Вы успели вовремя, – сказал он, опуская голову и глядя на меня. Его лицо было разрезано пополам зубастой улыбкой, словно сам факт этого забавлял его.

– Времени мало, – сказала я и посмотрела не него.

– Времени предостаточно, – сказал он таким меланхоличным тоном, словно вот-вот зевнет.

Он посмотрел на Влада. Словно собака, он встал на четвереньки и совершенно по звериному, но грациозно, завораживающе плавно, подошел к, застывшим в борьбе Владу, Игорю и Косому.

– И что ты в нем нашла? – задумчиво спросил он меня, разглядывая красное от натуги лицо Графа. – Он же отвратительный.

– В каком смысле? – удивленно вскинула брови я.

– В прямом. Страшненький какой-то… – он перевел взгляд на Косого и, оглядев его, сказал. – А вот этот интересный. Очень примечательный экземпляр.

– Ну, с человеческой точки зрения, он считается не особо привлекательным.

– Ну и зря. Вы, люди, так держитесь за симметрию, не понимая, что она ужасно скучна, – затем он посмотрел на Игоря и улыбнулся еще шире. – Двуликий… – протянул он, словно встретил старого друга, потом посмотрел на меня и, указывая кивком на молодого парня, сказал мне. – Ненавидит меня.

– Знаю. У него на это весьма веская причина.

– Да не особо – то и веская, если учесть, что я дал ему возможность пожить на краю мира.

– Тот еще курорт, скажу я тебе.

– И тем не менее, не всякому дано там побывать.

Он медленно повернулся и посмотрел на Ирму. Тут глаза его вцепились в женщину, которая застыла в плаче. Он долго любовался ею, а потом сказал:

– Она мне нравится, – прорычал он. – Почему она никогда не приходила ко мне, когда я был Древом?

– Потому что все, что делало ее счастливой, уже было при ней. Ей от тебя никакой пользы.

– Ошибаешься, МояЛера. У всех есть потаенные желания. Мне казалось, ты это уже поняла.

– Значит, она счастлива тем, что они так и остаются потаенными.

Никто задумчиво окинул ее взглядом:

– Немного не точно, но в целом правильно.

Он перевел взгляд на Ольгу, которая лежала на траве, а затем сказал, снова глядя на меня:

– Ты ведь знаешь, что она не сможет жить рядом со мной?

Я кивнула. Мне не стало грустно. Моя душа и так нагрустилась сполна. Потратила на это долгие два года, и теперь я ко всему относилась спокойно и принимала, как есть, любой поворот истории. Не потому, что мне стало все равно, а потому, что теперь я была совершенно уверена в том, что справлюсь. Справлюсь со всем, что попадется на моем пути, а значит, и бояться нечего. Будущее больше не пугало меня.

– Никто, нам пора.

Он посмотрел на меня – хищная улыбка расползлась от уха до уха:

– Пора – так пора, МояЛера.

Тут оно рвануло вперед в один единственный огромный прыжок покрывая расстояние между нами и, налету вытягивая вперед длинные лапы, вцепилось в меня, сбивая с ног. Я даже боли не почувствовала, просто услышала, как рвется под острыми зубами плоть и ломаются кости, разрываемые огромной когтистой лапой.

Время ожило, раскручивая свой маховик, и мир пришел в движение. Влад и Игорь чуть не провалились в колодец, зияющий пустотой, а Косой так и вовсе висел над ним, удерживаемый на весу силой двух мужчин. Ирма рыдала и кричала от ужаса. Внезапно вскрикнув, Влад потащил Косого на себя, второй рукой хватая за шкирку Игоря, глаза которого стали огромными. Даже Косой затих благоговейно, глядя на то, как хрупкое тело Леры, которая стояла от него в двух шагах, задрожало. Ирма замолчала, пряча свой рот за ладонями, которые намертво вцепились в собственное лицо.

Маленькая, хрупкая девчонка, согнувшись пополам, росла прямо у них на глазах, вытягиваясь вверх, становясь больше, шире. Ноги, тонкие, женственные, вытягивались, становясь длинными, жилистыми, изнутри наполняясь буграми мышц, заливая их силой и невероятной гибкостью, которой так завидовала Лера. Девушка скулила, стиснув зубы, и зажмурившись от боли, вцеплялась руками в своё собственное тело, словно пытаясь удержать то немногое, что еще оставалось в ее распоряжении. Руки ее вытягивались, становясь огромными, разрывая плоть, хрустя суставами и костями. Пальцы правой руки стали невероятно длинными, и тонкие лезвия когтей росли прямо на глазах, сверкая в свете солнца.

– Господи… – прошептала Ирма. – глаза ее стали большими, а с лица сошла краска, когда она увидела, как левая ладонь Леры вспыхнула огнем без пламени, расплавляя как воск, кожу, которая падала к огромным ногам девушки обугленными лоскутами. Сухожилия, мышцы, кости – все бесследно исчезло под потоками красной лавы, которая теперь собралась в левую руку существа, уже ничем не похожего на человека.

Влад пятился, таща за собой Косого. Игорь упал на задницу и теперь пятился от чудовища, отталкиваясь ногами. И только Косой завороженно смотрел на то, как хрупкая спина девушки вздыбливалась волнами, разрастаясь в длину и ширину, хрустя позвонками и разрываемыми мышцами. Лера взвыла, закрыв огромными лапами лицо. Ирма, услышав это, заскулила, и поток слез хлынул из нее с новой силой. Существо поднималось вверх, выгибаясь от боли, запрокидывая голову назад, и вот уже оно заслонило собой солнце, бросая тень на хрупких людей, смотрящих на нее снизу вверх. Лера отчаянно замотала головой – темно-каштановые волосы скидывали с себя краску, словно воду, превращаясь в снежно – белую гриву.

– Владик, Боже мой, Владик… – запищала Ирма, но Влад лишь смотрел бескровным лицом, по которому текли слезы, на то, как меняется самое дорогое, самое любимое существо. Тонкая человеческая оболочка трещала по швам под напором чудовища, пытавшегося втиснуться в рамки крошечной вселенной, и от столь великой разницы в величинах боль стала настолько огромной, что перестала существовать. Существо больше не кричало и не выло. По всему телу кожа начла рваться, как тряпка, и оттуда, где тонкие лоскуты обнажали налитые кровью мышцы, поползла новая, заливая все темно-серым, превращая хрупкую кожу в толстую броню. Лера вцепилась в свое лицо, которое вытягивалось, становясь узким, покрываясь темно-серой кожей. Рот пополз в стороны, разделяя лицо на две половины. Существо, корчась под напором невероятной силы, слишком большой, слишком грубой для хрупкого человека, оскалилось звериной пастью, полной тонких длинных зубов, которые все еще продолжали расти, заполняя рот, разрывая лицо пополам. Чудовище закрыло глаза, тяжело дыша, выгибаясь назад, открывая взору огромную грудь, которая стала втрое больше и ничем не напоминало женщину, став плоской, широкой, жилистой, и там, где целую жизнь назад было сердце, расцвели и поползли по телу в разные стороны необычайной красоты узоры – тонкие ярко-красные линии, врезались темно-серую броню, спускаясь вниз, оплетая огромные ноги, распускаясь невероятными геометрическими фигурами, ползли по обеим рукам, и поднимаясь по жилистой шее, опутывали тонкой сеткой причудливых завитков подбородок, щеки, лоб, забирались под волосы, вплетаясь в них. Длинный тонкий хвост опустился вниз, лениво покачиваясь в разные стороны. Существо медленно, глубоко вдохнуло, выдохнуло, сделало еще один вдох. Выдохнуло. Оно выпрямилось во весь свой рост, расправляя исполинскую спину и широкие плечи, крепко вставая на ноги. И вдруг застыло. Оно словно прислушивалось к чему-то. Звериная лапа медленно перебирала когтистыми пальцами в воздухе, будто проверяя их подвижность, а огромная голова медленно наклонялась то влево, то вправо, словно хотела убедиться, что сидит на шее достаточно крепко, а затем чудовище открыло глаза и посмотрело на крошечных людей, стоящих у его ног. Красная лава переливалась в огромных глазах и то темнела, то светлела, становясь почти прозрачной, и тут же густела, сверкая черным, открывая беззащитным существам у его ног истину, которую они осознали в ту же секунду, как только два огненно-красных глаза уставились на них – Леры здесь больше нет. Оно улыбнулось, разрезая лицо пополам хищным оскалом, полным острых, длинных, тонких зубов и низким рокотом, с утробным клокотанием на выдохе, сказало:

– Привет.

Ирма захлебнулась собственным ужасом, молча глядя на чудовище огромными черными глазами, полными слез и страха, Игорь сжал губы в немой ненависти и страхе, который жег заживо бедного парня перед лицом того, кто олицетворял его ужас. Косой со смесью восторга и восхищения глядел на что-то невероятное, невообразимое, что никогда раньше не встречалось на его пути, но страха не было не только в нем. Влад не боялся. Он смотрел на Никто, и синие глаза, наполняясь слезами, с недоверием смотрели на то, что несколько мгновений назад было человеком. Любимым и самым дорогим на свете человеком.

Чудовище недолго разглядывало людей, застывших у его ног, а затем оно село на корточки, быстро, грациозно, и потянуло лапу к Косому. Влад метнулся к другу, закрывая его своей спиной.

Все кончено!

Этот зверь не пришел сюда, чтобы помочь, он не будет смело сражаться на нашей стороне, и не пойдет в бой ради того, чтобы мы выжили. Нет ему дела до нас и наших жизней. Он получил свободу руками глупой девчонки, и теперь борьба будет не между людьми и пришельцами из других миров. Нет! Два мерзких чудовища будут делить этот мир, как кусок мяса, сражаясь за территории и крошечный планктон, который зовется человеком. Леры больше нет, надежды на победу в войне – тоже.

Но тут огромная звериная лапа аккуратно взяла Влада за руку. Влад обернулся, вывернул руку и освободил ее от лапы хищника и, занимая боевую изготовку, приготовился драться до последнего вздоха. Игорь дернулся к нему, чтобы помочь отбиваться от зверя, но Ирма остановила его:

– Смотри, – шептала она, огромными глазами глядя на чудовище.

Игорь, Влад, Ирма и Косой смотрела на чудовище и не верили тому, что видели – глаза, наполненные огненно-красной лавой, смотрели на Влад с такой нежностью, словно перед ним – самое дорогое существо в мире. Так не может смотреть животное, так смотрит лишь…

– Лера – там… – еле слышно шептала Ирма.

Тут чудовище метнуло на нее быстрый взгляд, кивнуло и растянуло огромный зубастый рот в улыбке, разрезающей узкое серое лицо на две половины, и в этот момент в одном лице смешалась нежность и звериная жадность.

Лера – там! Она внутри огромного монстра и, Бог знает, какими усилиями держала в узде свирепое существо, которое теперь командовало парадом в ее хрупком теле, но все же владела им полностью. Лера – там, и все ее внимание было сосредоточенно на том, чтобы не дать Никто творить все, что ему вздумается. С веревкой на его шее и заряженным пистолетом, снятым с предохранителя, приставленным к его спине, она внимательно следила за исполнением договора. Никто – хаос, но немного порядка ему не помешает, и кто, как не Лера, вечно творящая глупости, могла распознать глупость, намеренную или нет, в другом существе.