Кэти Уилсон и Новый мир

– Да вы раздевайтесь. Чувствуйте себя как дома, – гостеприимно произнёс хозяин.

«Дома?» – от этого слова Кэти бросило в дрожь, будто она снова оказалась на холодной сырой лавочке в парке.

На мгновение Кэти вспомнила о том месте, откуда пришла, и только грустно отвела глаза.

– Как вы поживаете? – продолжил мужчина.

Вместо ответа Кэти молча сняла с себя меховую мантию, обнажая грязный наряд, и неловко протянула её незнакомцу.

– Спасибо, – произнесла она, стесняясь своего вида.

– Да не за что, моя хорошая. Нельзя же в одиночестве оставаться ночью в парке, да ещё и сырой одежде. – Хозяин бара в несколько движений смотал шкуру и бросил её на подоконник.

– Я не специально.

– Как же так вышло? Ваши родители наверняка сильно переживали.

– Не думаю, – еле слышно проговорила Кэти, разглядывая пол.

– Ой, простите меня, милая, – всплеснул руками безымянный собеседник. – Вот же дырявая моя голова! Забыл представиться. Моё имя Фред. Фред Олдмен. Владелец этих стен, а ещё член приёмной комиссии академии Кастенвиль.

– Кастенвиль? – Она мгновенно вспомнила о газете, которую принесла с собой и отложила на соседний пенёк.

Заметив это, Фред только злобно фыркнул:

– Проклятые бумагомаратели! Снова раздули из ерунды сенсацию. Будь моя воля, я бы их… – Он сжал кулаки, положив один на другой, и покрутил ими в воздухе, словно выжимал невидимую тряпку.

На этой неприятной ноте Фред удалился. Через минуту он вернулся с прежней улыбкой, разрезая на кусочки яблочный пирог. От этого аромата Кэти совершенно забыла о грусти и с нетерпением закусила нижнюю губу.

– Смотри, какой красавец, – ликовал Фред, любуясь своим творением, и положил два больших куска на деревянную тарелку Кэти. – Желаю приятного аппетита.

Она набросилась на пирог, набивая полные щёки, а когда последний кусок оказался у неё во рту, посмотрела на весёлое лицо Фреда – исподлобья, словно запасливый бурундук. Вспомнив про манеры, Кэти аккуратно смахнула с губ прилипшие крошки и тихонько произнесла:

– Фпасибво.

– Просто волшебно! Как же я люблю девочек с хорошим аппетитом! – Фред с большим удовольствием разлил по кружкам тёплый напиток с пышной упругой пенкой. – Вот и чокофино подоспел.

Шоколадный аромат с кофейными, ванильными и коричными нотками расплылся по залу, подогревая любопытство Кэти. Она сделала один недоверчивый глоток и, округлив глаза, залпом опрокинула в себя содержимое широкой деревянной кружки. После этого Кэти облизнула раскрасневшиеся губы и улыбнулась.

– Благодарю, месье Олдмен, – сказала она уважительно, хотя про себя уже много раз назвала его по имени. – Вы готовите очень вкусно.

– Ой, да бросьте, – просиял смущённый кулинар, – называйте меня попросту Фред.

И вновь он прочитал её мысли.

– Тогда… вы тоже, – заколебалась она и нерешительно продолжила, – Фред… называйте меня просто… Кэти.

– Какое прекрасное начало для зарождения настоящей дружбы! – восторженно объявил он.

– Да… наверно, но я хочу понять, где нахожусь и что это за место.

– О-хо-хо, моя хорошая, ты попала в одно из лучших заведений долины Гринме́ллоуз, бар-гостиницу «Три мага».

– Гринме́ллоуз? Но почему сюда?

– Я полагаю, тебе больше некуда пойти.

Фред попал в точку. Кэти не хотела возвращаться к прежней жизни. Туда, где все видят в ней пустое место. Она грустно склонила голову, а через минуту застенчиво взглянула на него, призывая продолжить рассказ.

– Кхм, кхм, – прокашлялся Фред после глотка чокофино. – Гринме́ллоуз – это долина, где живут и трудятся волшебники. Сейчас мы находимся в её центре – магической столице Рингольд. Та площадь, на которой ты оказалась, пройдя через портал, названа в честь легендарного мага и основателя академии Кастенвиль – Седого Филиппа.

– Седой Филипп? Портал? – недоумевала она. – Зачем же вы… Ой! То есть… ты… оставил мне конверт? Я же не волшебница, а самая обыкновенная.

Кэти каждый раз делала невероятное усилие, чтобы обращаться к малознакомому человеку, который годился ей в отцы, в такой простой и доверительной форме, но, казалось, Фред не обращал на это внимания.

– Наш директор думает иначе, – деловито подметил он.

Кэти вопросительно подняла брови, и Фред, улыбаясь, продолжил:

– С точностью могу сказать, простого в тебе столько, сколько и в этой мальве.

Обиженный цветок внезапно ожил, слегка встрепенулся и выстрелил пыльцой вверх.

– Я многое в жизни повидал, и уж точно отличу уникальное от заурядного. Так вот, моя хорошая, ты точно необыкновенная, – полушёпотом сказал Фред, немного пригибаясь. – Ну же, неужели не замечала за собой чего-нибудь?

Кэти насупила брови, вспоминая о безразличии родителей и постоянных издевательствах со стороны одноклассников. Она всеми силами старалась отыскать в памяти что-нибудь исключительное, но у неё ничего не получалось. Боль заглушала здравый смысл.

– Простите… – Всё, что Кэти смогла из себя выдавить и тут же поправилась. – Ой! Прости… Фред. Я не могу.

– Ничего. Не переживай ты так. Как говорится: в умелых руках забудешь про страх! – расхохотался Фред, довольный своим изречением, и весело продолжил. – А, может, ещё чокофино?

Кэти кивнула, и горячая жидкость с огромной пенной шапкой заполнила её кружку выше краёв. Только теперь она решила насладиться этим напитком чуточку помедленнее.

– Какая славная девочка, – произнёс Фред, смущая её непривычной нежностью. – Пей-ешь сколько влезет и пойдём. Твоя комната давно готова.

Ошарашенная Кэти едва не захлебнулась от этих слов и, прочистив горло, чуть ли не вскрикнула:

– У меня есть своя комната?

– Ну конечно же, – невозмутимо подхватил Фред. – У каждого, кто сюда попадает, есть своя комната. И, что примечательно, она сама выбирает тех, кому по-настоящему нужна. По правде сказать, я был удивлён подобным выбором, даже, признаться, сконфужен.

Лёгкая грусть коснулась его лица.

– Много лет назад в этой комнате жила одна прекрасная девушка. Только небесам известно, где она сейчас… О, четвёртый кусок пирога! – встрепенулся Фред и погладил Кэти по голове так, что она втянула её в плечи. – Ты ж, моя хорошая. Кушай, набирайся сил. Как закончишь, я тебя сразу же провожу.

Пока она уплетала свежую выпечку, размышляя о том, что ещё спросить, входная дверь громко скрипнула, и по залу разлетелся звук глухих шагов. Фред весело подмигнул ей и отправился встречать своего гостя.

Кэти бросила короткий взгляд на вошедшего, но увидела лишь невысокий худой силуэт в длинном плаще. Ничего интересного в нём не было, и она повернулась к окну в надежде заприметить что-нибудь чуднóе.

Внезапно тело Кэти обдала странная дрожь.

– Милая, пойдём скорее, – окликнул её Фред.

Она схватила рюкзак и вышла из-за стола.

Фред остановился возле стены – к ней примыкала барная стойка – и достал из кармана звенящую связку бронзовых ключей. Самый маленький из них, с золотой вставкой, который напоминал кусок смятой фольги, он зажал между пальцев.

На тёмно-коричневой деревянной стене появилось тиснёное изображение пера. Оно просияло золотым светом и выпрыгнуло наружу, словно радостный щенок, который долго дожидался хозяина, а затем начертило на огромном деревянном холсте проход с лестницей, ведущей вниз. Стоило им ступить на порог, как на улице раздался сильнейший грохот. Фред настороженно оглянулся.

– Неужели опять эти черти проникли к нам? – недовольно пробурчал он, изменившись в лице, и обернулся к Кэти.

– Тут сейчас небезопасно, солнышко. Мне придётся вернуть тебя обратно.

– Но…

– Всё будет хорошо, милая. Мы наблюдаем за тобой, – произнесло лицо Фреда, окутанное туманной дымкой, и тут же исчезло.

Ошеломлённая Кэти стояла в парке возле своей «деревянной постели», где до сих пор лежала её старая и никому не нужная спортивная форма. Она снова осталась в полнейшем одиночестве. Только пара воробьёв неподалёку плескалась и чистила свои крохотные пёрышки в серой луже.

– Это был сон? – пробубнили её губы, не веря тому, что они говорят.

Не погружаясь в длительные размышления, Кэти со смешанными чувствами собрала вещи в рюкзак и направилась в сторону дома.

Когда она подошла к крыльцу, её встретила кошка – белоснежная, с пепельными подпалинами на мордочке, хвосте и лапах. Кэти называла её Маркизой. Так гласила чёрная надпись на круглой металлической сфере, которая висела на серебристом ошейнике. Кошка ласково потирала пушистую шёрстку о худенькие ноги хозяйки, явно выпрашивая рыбку.

Кэти обрадовалась такому тёплому приёму и, улыбнувшись, присела, чтобы погладить её мохнатую шкурку.

– Пошли, милая, – неожиданно для себя проговорила она и резко прикрыла рот рукой.

«Милая?» – Кэти вспомнила ночное видение, разглядывая дверь, словно пыталась увидеть на ней золотое перо. Кошка с любопытством посмотрела на хозяйку и продолжила свой обхаживающий танец, увлекая её в дом.

Внутри было тихо и немного дымно, словно в ночном кафе. Никотиновый аромат въелся в пожелтевшие от старости обои. Годри никогда не проветривал, а только закрывал тяжёлые шторы, чтобы не впускать в комнаты дневной свет. Вещи вокруг по обыкновению находились в беспорядке: разбросанные журналы, опрокинутая ваза с искусственными цветами, запятнанные ковры – всё создавало ощущение заброшенности. Только солнечные лучи, которые пробивались между шторами и падали на этот неряшливый ансамбль, наполняли дом чем-то волшебным.

В этих блестящих столбах густилась пыль, напоминая Кэти о магической пыльце, кружащей возле белой мальвы. Она снова погрузилась в томительную задумчивость. Напрасно мяукающая кошка пыталась прорваться свозь неё – до тех пор, пока не опрокинула виляющим хвостом банку с кремом для обуви, чем и вернула хозяйку в настоящее.

– Какая же ты нетерпеливая, Маркиза, – с деланно серьёзным видом произнесла Кэти, поднимая банку.

На кухне Кэти поставила кастрюлю с водой на пожелтевшую электрическую плитку, а после достала из морозилки сардину, которую припасла для такого случая. Немного погодя, она бросила её в кипящую жидкость.

– Потерпи немножечко, – ласково проговорила Кэти вьющейся между ног кошке.

Она присела на табурет и начала мечтательно водить пальцем по столу, вырисовывая неизвестные символы. Спустя некоторое время Кэти соскочила с места – вспомнила о рыбном лакомстве благодаря насыщенному аромату, который наполнил кухню. Достав разваренную сардину, она положила её на блюдце и, немного остудив, позвала Маркизу, но та бесследно пропала.

«И куда она делась?» – мысленно возмутилась Кэти и вместе с миской поднялась по скрипучим лесенкам в свою комнату, а затем вышла на балкон, который вёл на крышу.

В углу, возле тонких погнутых перил, она поставила кошачье блюдце, а сама села рядом, оплетая руками колени.

«Гринме́ллоуз, Фред, Кастенвиль». – Снова в её голове всплывали причудливые имена и названия, увлекая Кэти в бесконечные размышления. Но чем сильнее она пыталась вспомнить подробности предыдущей ночи, тем скорее обо всём забывала.

Так Кэти просидела до самых сумерек, пока холодный вечерний воздух не пробежал по её телу лёгкими мурашками. Она с сожалением вздохнула, поглядев на остывшую рыбку, которая так и не дождалась Маркизы, а после направилась в комнату.

Посмотрев на рюкзак, Кэти вспомнила об уроках и тут же поникла. Ей хотелось навсегда распрощаться со своей злополучной школой, но она не знала, куда уйти. Реальность была далека от мечтаний, и Кэти неохотно разобрала грязный рюкзак, утешая себя приближением летних каникул.

На следующий день память о волшебном сне развеялась. Жизнь Кэти вновь стала обычной – не считая странного чувства, которое она испытывала с той самой ночи: будто рядом всё время был кто-то невидимый, желал ей добра, оберегал и заботился.

Внезапные подарки

Благодаря мадам Нинэ и её бесконечному списку из дополнительной литературы, по которому она грозилась сделать тест, лето пролетело незаметно. Новый учебный год был уже в самом разгаре. Отношения Кэти с одноклассниками носили всё тот же удручающий характер, но её это не печалило так сильно, как раньше. Причиной тому были интересные обстоятельства.

В свой день рождения, 17 ноября, на пороге у дома она обнаружила большую поздравительную открытку с яркими воздушными шарами. Рядом стояла коробка с прозрачным окошком – из него выглядывала пара новеньких лакированных туфель, как раз по её ноге. Они были тёмно-красного цвета с небольшим каблучком и бархатными чёрными бантиками на носках. Никто и никогда прежде не покупал Кэти таких дорогих подарков. Ненароком ей даже представилось, что родители наконец-то вспомнили о своей дочери, но забыли подписать открытку.

Она быстрее схватила новенькую пару и вошла в дом. Розалинды здесь не было. Заглянув в комнату отца, Кэти увидела его уставшее, пропитанное хмелем лицо. Годри безразлично оглянулся и продолжил свой вечерний обряд, переключая очередной канал старого чёрно-белого телевизора. Та малая надежда, которая коснулась юного сердца Кэти, внезапно рассеялась, и она, с грустью уронив голову, поднялась в свою комнату.

«Откуда же они могли взяться? – Кэти непонимающе разглядывала коробку, а потом перевела взгляд на гольфы с колокольчиками. Они висели на спинке стула, словно украшение. – Сначала гольфы, а теперь туфли».

Лёгкая улыбка коснулась её лица. Знать, что кто-то о ней заботиться, пусть даже неизвестный, было очень приятно, и она, довольная, проскакала к зеркалу, чтобы примерить полученный подарок.

В этот момент в комнату гордой поступью вошла кошка, будто зная, что сейчас в ней есть особая нужда. Кэти восторженно поприветствовала её:

– О, Маркиза! Ты как раз вовремя! Смотри, что у меня есть!

Кошка ненадолго застыла на месте, с минуту поглядела на Кэти, а после, увидев на полу яркое солнечное пятно, лениво на нём растянулась.

– Правда, они красивые? – восхищённо продолжала Кэти.

Но Маркиза, не обращая внимания на свою хозяйку, лишь томно потягивалась.

Кэти подскочила к ней и, схватив полусонное животное, начала кружиться. Впервые в жизни она чувствовала себя такой радостной и беззаботной.

С этого момента, подарки часто появлялись в её комнате, но родители этого не замечали –они никогда не заходили в её комнату, – а совсем скоро Кэти обнаружила на постели изумительную школьную форму: серый сарафан с плиссированной юбкой и белоснежная блузка с высоким воротником, где красовался бантик с жемчужной брошью.

Если бы Кэти спросили, какой день самый счастливый в её жизни, то она бы ответила: «Этот!». Прежняя форма была никуда не годной: рукава у рубашки – совсем короткие, а на юбке – куча заплаток. Казалось, что их больше, чем основной ткани. Сложно представить, сколько насмешек она вытерпела от одноклассников.

На следующий день, когда Кэти появилась в новом наряде, все ученики косились на неё, обдавая модницу невероятной волной интереса. А она лишь тихонько шла и еле сдерживала смущённую улыбку.

Не успела Кэти дойти до кабинета, как Виктория демонстративно рухнула на пол, разыгрывая вывих левой лодыжки. Одноклассница злобно посмотрела на неё и перетянула внимание толпы обратно к себе. К сожалению, обновка не принесла Кэти большого признания, а только свежую порцию боли. Единственное, о чём шептались у неё за спиной: «Откуда у этой оборванки деньги на новые вещи?».

После занятий она грустно зашагала домой. Разглядывая, как медленно опускаются на землю снежинки, Кэти заприметила на другой стороне дороги немолодого приземистого мужчину. С пузом наперевес и в шляпе, напоминающей панаму, он нёс две стопки книг, связанные холщовой верёвкой. Походка у него была неуклюжей. Он покачивался из стороны в сторону, словно пингвин, балансирующий на льду, а после очередного неловкого шага его круглая фигура растянулась на обледенелой мостовой и заскользила на животе, проехав несколько метров. Книжки, словно птицы, выпущенные из клетки, взметнулись ввысь, порхая бумажными крылышками, а затем пикировали на землю.

Когда Кэти бросилась к нему на помощь, он уже перекатился на спину и, сидя с широко расставленными ногами, отряхивал манжеты тёмно-коричневого пальто.

– Я вам помогу, – вырвалось у неё.

Кэти стояла коленями на стылой брусчатке, хватаясь за яркие цветные обложки и укладывая книги одна на другую. Незнакомец немного опешил от такой услужливости, но вскоре тоже присоединился к своей помощнице.

Когда книги снова были разложены по стопкам, он с трудом встал на обе ноги и подхватил Кэти, отряхнув с её шапки снег, словно хотел погладить по голове. Она подняла глаза и посмотрела сквозь его круглые очки. Широколицый мужчина с редкой тёмной бородкой и усами стоял неподвижно, добродушно улыбаясь в ответ. От этого в груди Кэти неожиданно разлилось тёплое, словно весенний ручеёк, чувство, заставившее её смутиться.

Так она проводила его до небольшого двухэтажного здания, примечательного снаружи, разве что цветом. Рыжее сооружение с полосатой вывеской «Библиотека Чарли», напоминающей большую конфету, дружелюбно раскрывало свои объятия каждому, кто хотел испытать вкус неизведанного.

И действительно, когда Кэти зашла внутрь, ей показалась будто она попала в музей чудес. На полках стояли книги с яркими иллюстрациями. Рядом с ними располагались тряпичные куклы, кружевные салфетки и стеклянные вазы, набитые леденцами. На столе, будто солнце, сиял золотой самовар с пышным ароматным кексом по соседству.

– Вот мы и дома, – устало присел на стул незнакомец, когда снял пальто.

– Вы здесь живёте? – восхищённо посмотрела на него Кэти.

– Без малого тридцать пять лет. Сам я из Англии.

– Вас зовут Чарли? – спросила Кэти, а после смутилась от собственной бестактности. Всё-таки перед ней был взрослый мужчина. – Так написано… на вывеске.

– Обычно меня называют мистер Чарльз, но если хочешь…

– Нет-нет, – не дала она ему закончить. – Я буду называть вас так, как вам нравится.

– А как же зовут такую хорошую девочку?

– Кэ-ти. – Её голос дрогнул. Никто прежде её так не называл. Если бы не красные от холода щеки, она бы непременно сбежала отсюда, чтобы не выдавать своего волнения.

– Я могу обращаться к тебе Катрина? – Его большие глаза выжидательно уставились на неё.

Кэти впервые понравилось то, как её назвали, и она кивнула.

– Ну что ж, Катрина, усаживайся, – указал Чарльз на соседний стул. – Будем с тобой греться.

С того дня она часто к нему приходила. Кэти помогала с делами: вела архив и картотеку, наводила порядок, раскладывала книги по полкам, сметала с них пыль и подклеивала корешки. В обычном библиотекаре она впервые увидела доброту, которую раньше не встречала в людях. Ей хотелось отблагодарить его за заботу. Он всегда угощал Кэти вкуснейшим липовым чаем с маковым кексом и, несмотря на отказы, каждый месяц платил ей небольшое жалование.

В городе Чарльз прославился своей необычной страстью к совам. На крыше библиотеки, в специально сколоченном вольере, он всегда оставлял лакомства для этих пернатых животных. Иногда они прилетали в дневное время и после плотного обеда, сытые и довольные, позировали для его картин. В эти дни Чарльз находился в особенно хорошем расположении духа. Было большой удачей застать птицу, которая прячется днём и охотится ночью, чтобы предаться любимому занятию. Вот почему стены библиотеки украшали картины с совами. Он считал их необычайно мудрыми, и даже иногда сравнивал себя с ними. Возможно, поэтому его любимым цветом был коричневый, а на носу сидели круглые очки с золотистой оправой и толстыми линзами: они делали его жёлто-карие глаза такими же крупными, как у совы.

Жители Брезе́на не судили увлечение Чарльза слишком строго. Многие дети любили его поучительные сказки и с большим удовольствием посещали библиотеку, чтобы послушать красочные истории о далёких странах. Были и те, кто попросту приходил из большой любви к конфетам и леденцам, которые он раздавал по доброте душевной.

Как-то раз, в конце учебного дня, Кэти отправилась в библиотеку. Томас проследил за ней, а после распустил слух, будто у Чарльза появилась новая сова с таким же именем, как у одноклассницы. С той поры её стали дразнить «Совой». Виктория даже клялась, что видела, как Кэти подкармливает птиц и натравливает их на детей по ночам, заставляя отдать ей самые лучшие вещи. Совсем неудивительно, что эту сплетню поддержала вся школа, а сверстники стали её бояться, избегая даже разделить столик в кафе.

Когда Кэти впервые узнала об этой сплетне, она кое-как дождалась окончания смены и, еле сдерживая слёзы, сбежала в парк, в котором когда-то уснула. В последнее время он стал для неё вторым домом и утешительным приютом в те дни, когда одиночество было необходимо, как лекарство.

Молчаливые слёзы стекали по её щекам, а на лице вместо печали всё отчётливее проявлялась злобная гримаса. Она бросала хлебные куски, не замечая, что они долетали до земли подгоревшими – возмущённые голуби жадно сновали вокруг и пытались разбить поджаренные сухари серыми клювами.

«И кому нужна эта дурацкая школа? Зачем я туда вообще хожу? – вертелось в голове Кэти. – Не хочу больше! Не хочу!»

В тот момент, когда она вытирала рукавом слёзы, подошёл Чарльз – в старом тёмно-коричневом пальто и поношенной шляпе-панаме. Библиотекарь ходил так весь год, словно у него больше не было другой одежды. В руках он держал потёртую трость из красного дуба – на её рукояти находилась резная голова лошади с развевающейся гривой.

Искусная работа приковала взгляд Кэти, заморозив солёные потоки. Чарльз медленно усадил свою плотную фигуру рядом, положил тёплую руку на голову Кэти и проскользил пальцами по её тёмно-русым волосам. Горькие чувства нахлынули вновь, и она расплакалась сильнее прежнего.

– Ну почему они так со мной поступают, мистер Чарльз? – лепетала сквозь всхлипывания Кэти. – Что я плохого им сделала?

– Не ищи в себе вины, – ласково отвечал библиотекарь. – Причина в них. Люди бывают жестоки из-за собственной боли.

– Но это же их боль! При чём тут я?

– Ты права, Катрина. Она не твоя. Ты не имеешь к ней никакого отношения, – замотал головой Чарльз, поджимая губы. – Мне жаль, что многие этого не понимают и вымещают досаду на других.

– Как же обидно, – жалобно простонала Кэти. – Дома меня совсем не замечают, а в школе всё время дразнят. Хочу стать такой же злой и противной, как Томас с Викторией!

– Я уверен, в глубине своего сердца ты так не считаешь. Быть собой – вот, в чём заключается твоя особенность, – тепло отвечал Чарльз.

– Моя особенность – притягивать неприятности, – недовольно пробубнила она, вытянув губы вперёд и скрестив руки на груди. – Меня окружают одни дураки!

– Не суди других за тот выбор, который они делают, – улыбнулся библиотекарь при виде милого обиженного лица Кэти. – Люди странно устроены. Многие из них так сильно стремятся к комфортной жизни, что при виде чего-то непонятного начинают от этого защищаться.

– Но почему? Что плохого в том, что я на них не похожа?

– Ничего. Просто им не нравится, когда кто-то выделяется из общей массы и нарушает душевное спокойствие. Не каждый готов впустить новое. Но, уверяю тебя, мир гораздо шире их взглядов.

Кэти ничего не ответила и только нахмурилась, пытаясь угнаться за сутью сказанного. Чарльз вновь обернулся к ней, придав лицу самое серьёзное выражение, на которое оно было способно.

– Не бери с них пример, Катрина. Я понимаю, плыть против течения труднее, но запомни: мир очень большой, и в нём есть место каждому. Ты обязательно его найдёшь, если не будешь тратить время на бестолковые попытки угодить тем, кто этого не ценит. Не ищи любовь там, где её нет. Из пустого самовара чаю не выпьешь.

– Я не хочу чай, – бормотала Кэти, утирая влажные щёки и шмыгая носом. – Я хочу со всеми дружить.

– Это прекрасная, но, к сожалению, несбыточная мечта, – тяжело вздохнул библиотекарь. – У обиженных есть только оскорбления и упрёки, а дружить надо с теми, кто видит в тебе хорошее и не ищет плохое. Такие люди обязательно появятся. Только откройся этому. Может, мир и не такой, каким мы его себе придумали, но он гораздо больше нашего представления. Чем скорее ты это поймёшь, тем скорее отыщешь свой путь.

– А вдруг я буду искать слишком долго и стану жестокой, как они? – Она с отчаянием взглянула на друга.

– Не станешь. Это они боятся потерять внимание публики и, чем сильнее добиваются признания, тем больше боли причиняют другим. В тебе же – лишь чистая мечта о дружбе.

Кэти опустила глаза, вновь изучая деревянную лошадь на рукоятке, и через некоторое время тихонько произнесла:

– Я бы тоже хотела признания. Все хотят, чтобы их кто-то любил.

– Ты права, Катрина. Но не все привлекают внимание хорошими поступками, – произнёс Чарльз, и в его голосе вновь зазвучали тёплые нотки. – Но ты не поддавайся и научись вере. Надо верить, что сердца этих ребят когда-нибудь очистятся от копоти злобы и страха. Верить, что в каждом из них живёт доброта, хоть пока и незаметная глазу. Верить всеми своими силами, даже если сейчас это кажется невозможным. Так ты не утонешь в злобе, и тогда тебе откроется весь мир, а те, кто обижал, навсегда растворятся в прошлом.