Мы назовём её Возмездие

Надежда увеличила запись, где Фёдор переворачивался с бока на бок, натужно кряхтя и катаясь так по полу. Теперь, когда я знала, что он повторяет движения животного, меня просто ошарашило это сходство в поведении.

– Он… да он же пытается втиснуть своё тело в пол! – осенило меня. – Винтом, как тот с щетинистыми пластинками, который ввинчивается в почву.

– Да, он… а ты откуда знаешь? – Надежда одарила меня наигранно удивлённым взглядом. – Неужели действительно интересовалась моей работой?

Я облегчённо выдохнула и согласилась с её версией. Не могла же я признаться, что обязана этими познаниями обманутому мной Грейдо.

Надежда открыла запись момента трагедии с Фёдором. Он пнул его. Нарочно пнул своим тяжёлым ботинком. Зло пнул. Ввинтившийся в почву звёрёк даже в тот момент не мешал ему. Но Фёдор всё равно, проходя мимо, зло пнул его по оставшемуся торчать хвосту. И упал. Вот Самсон собственным весом прижал его к земле, не давая Фёдору закатиться под разрядную дугу мотора.

Надежда закончила расставлять метки и закрыла запись. Открыла следующую. Это уже был другой пострадавший.

– Что он делает? – тихо спросила я, наблюдая, как очередная жертва пытается выгнуться кольцом назад, не смотря на негнущуюся спину.

– Змееног в своём теле свободно сворачивается кольцом назад. У него на животе пластины впитывающие тепло почвы. А когда тепла недостаточно, он сворачивается кольцом назад и подставляет брюхо греться на солнышке. Вот он и сейчас пытается погреться. Вероятно, пол в палате слишком прохладный для него.

– Но человеческое тело так не гнётся.

– Он не понимает, что он теперь человек. Это просто инстинкт.

– Да он себе так шею свернёт!

– Он и свернул, – вздохнула Надежда. – Я серьёзно. Он сломал себе шею в очередной попытке выгнуться назад. Санитар не успел остановить его в тот раз.

– Но ведь должен был инстинкт самосохранения сработать.

– Наверно, он и сработал. Но это был инстинкт самосохранения не человека. И он убил его.

Надежда закончила монтировать этот случай и, открыв следующее досье, тяжело вздохнула.

– Получается, что этот закон карает обоих – и убийцу и жертву, – с болью в голосе произнесла она. – Убийцу за то, что он лишил кого-то жизни. Но жертву-то за что? Перемещённая душа мучается в неподходящем для неё теле. Оно не подходит для её способа жизни, для целей её жизни. В этом теле нет тех органов чувств, которыми она привыкла исследовать окружающий мир. Нет того, что сделает её привлекательной для её племени, для неё самой. Даже если это была бы овечка, попавшая в шкуру волка, она уже не сможет быть овечкой! Не сможет вернуться к своим родным. Она тоже наказана. За что? Это не справедливый закон.

– Точно, – согласилась я. – Разжалуем их из богов. Некачественная работа.

– Из богов?

– Это Поль высказал предположение, что они вроде как боги для тех, чьи судьбы они вершили.

– Вот лезут в боги все кому не лень, а остальные мучаются потом от их тупости, – недовольно проворчала она, открывая следующее дело. – Наворотили дел!

Я отмотала запись на момент трагедии. Крепкий мужчина с явно излишним весом, злится на мешающий ему длинноногих зверюшек, облепивших резонатор. Он включает его и, испугавшись вибрации, зверьки бросаются врассыпную. Мужчина занят работой и не обращает внимания, что они вновь начинают сползаться к его ногам. Он, вероятно, наступил на зверька, потому что в следующий момент, мужчина вцепился в резонатор и опрокинул его на себя. Вот камера фиксирует стайку зверенышей, продолжающих лазить по нему. И, судя по всему, мужчина тоже ползает по верху рухнувшего резонатора.

Мне бы хладнокровие и выдержку Надежды! Куда подевалась её истеричность? Она почти механически прокручивает записи и ставит метки. Но на следующем деле она замерла и на миг прикрыла глаза. Я взглянула на имя файла. Третья миссия, биофизик, Макс Тровской. Двоюродный брат Надежды. Я невольно затаила дыхание.

– Знаешь, ведь это было не случайное убийство, – Надежда остановила запись на кадре, когда Макс нагнулся над лабораторным столом. – Макс действительно его убил. Я же его хорошо знаю. Он бы не остановился ни перед чем, что бы похвастаться, что исследовал новую форму жизни.

– Нет, не надо так думать. Ведь уже установили, что он просто ошибся с дозой парализатора.

– Незачем было усыплять его, – зло ответила она.

– Никто не знал, как животное отреагирует на наркоз. Ну, бывают же просчёты, ошибки.

– Нет. Понимаешь, Дара, незачем было усыплять его! Уже лет сто как никто не изучает замершие жизненные процессы. Это же любому понятно, что жизненные процессы и метаболизм искажаются при усыплении, взаимосвязи работы органов, реакция на среду, ритм и синтез веществ – всё абсолютно не соответствует реальным жизненным показателям! Какой смысл на это опираться в исследованиях? Он бы ещё вскрытие сделал и по трупу гадал, как всё это при жизни работало! Средневековье какое-то!

– Ой, и правда. Мы же проходили в школе метод сплошного сканирования жизнедеятельности.

– Ну, это грубый метод, можно точнее… не важно. Факт, что Макс сознательно и необоснованно подверг это животное риску гибели ради удовлетворения своего любопытства. И убил его. Макс заслужил свою участь.

– Надя, ты зря так о нём. Он же учёный, первопроходец.

– На ученых лежит двойная ответственность, – она с невероятным для неё хладнокровием прокручивала на экране две параллельные записи с поведением уже больного Макса и длинношеего животного, ставя метки на кадрах схожего поведения. – Ученые разрабатывают мнения и методы, которыми потом будут пользоваться остальные. Ученый без нравственности – это монстр, убийца. И этим своим мнением он потом инфицирует остальное общество.

Я смотрела на неё и не узнавала сейчас. Куда делась та вечно нервная истеричная женщина? Она же сейчас монтирует запись, на которой мучается очень близкий ей человек. Двоюродный брат, с которым она вместе выросла, который вдохновил её стать признанным специалистом в своей области. На её сосредоточенном спокойном лице сейчас не было ни намёка на душевные переживания.

– Макс так хотел быть первым, кто расскажет о них миру, что не остановился перед убийством. Как и тысячи учёных до него, – она, вероятно, приняла мой долгий взгляд за ожидание продолжения рассказа, и спокойно продолжила: – Знаешь, я бы использовала эту планету как экзаменационную площадку для будущих учёных. Выжил, выдержал необходимый порог нравственности – значит, достоин заниматься наукой. В науке обязан быть отбор по морально-этическим критериям. Знание – это само по себе мощнейшее оружие! И оно не должно попадать в руки нравственно недоразвитых типов. А то слишком много самозваных богов развилось. Подумаешь, законы кармы они научились менять. Кому они этим помогли?

Она закончила со случаем своего брата и повернулась ко мне.

– Этот готов. Ещё два остались.

– Да, вот энергетик из первой миссии, – я открыла запись, на которой молодой парень пытался влезть по стене, нелепо выворачивая локти.

– Алегрот. Сразу видно, – поставила диагноз Надежда через пару минут наблюдения за его попытками присосаться к стене. – Так, это должно быть на записях с зонда и с камер зоошпиона. В лабораториях алегротов не изучали. Момент трагедии нашла?

– Да, – я остановила запись на нужном моменте. – Здесь хорошо видно как он его сбил.

Она вывела несколько фрагментов на экран и стала подбирать более подходящие к поведению больного кадры наблюдения за животными.

– Наденька, не могли бы вы подойти в бокс? – раздался вежливый голос доктора из её браслета. – Мне нужна ваша помощь с Полем.

– Да, сейчас иду! – она резко подскочила, её нервные резкие жесты вновь вернулись к ней. – Готовь по последнему случаю. Я скоро вернусь.

Я осталась одна. В зале совещаний мгновенно стало слишком пусто и безжизненно. Да, я не хотела сейчас оставаться одна, что скрывать? Мне абсолютно нечего здесь боятся. Это всё эти записи. И это напряжение последних дней.

Я собралась с духом и открыла дело последнего заражённого. И выругалась. Ну, конечно, медицинские записи мне недоступны. У меня же ограниченный доступ! Это Надежда их легко открывала. Я на миг задумалась, решая, что мне делать: отложить работу и пойти перекусить, наконец, пока Надежда не вернётся или нарушить обещание не взламывать больше ограничения в доступе. И в итоге я позвонила Грейдо.

– Слушай, а ты можешь открыть мне доступ к медицинским записям Виирета Джен?

– Э-э-э… кого? – Грейдо что-то вновь разносил на части, судя по сопровождающим его голос фоновым звукам.

– Заболевшего со второй миссии, – пояснила я. – Я помогаю Надежде отчёт собирать, но её доктор к Полю вызвал, а я без неё файлы открыть не могу. Не хочется задерживать, нам бы к совещанию успеть. Двадцать минут осталось.

– Какие файлы? – спросил он, нагибаясь к экрану через моё плечо.

– Ты откуда здесь? – я вздрогнула от неожиданности.

– Ну, я мимо проходил, решил заглянуть, – улыбнулся он, быстро набирая код и считывая свои отпечатки пальцев на моём компьютере.

– Врёшь, я слышала, как твои взломщики вскрывали обшивку катера в гараже. Ты оттуда мне отвечал.

– Ну ладно, ты меня поймала, – легко согласился он. – Решил воспользоваться возможностью ещё раз полюбоваться на красивую девушку, пока твой парень мне шею не свернул. Готово.

Как же здорово, что он может сейчас вести себя как нормальный человек. Может, он так же подавлен произошедшим. Ещё и долгожданной любимой работы лишился. Но у него есть силы поддерживать других.

– О! Благодарю. Ты просто волшебник!

Я машинально прокручивала запись с припадками Виирета, выбирая моменты активного поведения для того что бы Надежда потом смогла определить на какое животное это похоже. На записи аварии силуэт животного был размыт из-за высокой скорости зонда при столкновении. А Грейдо всё это время ещё стоял у меня за спиной. Поэтому я не сразу заметила его реакцию. И не сразу сообразила, что ввело его в такой ступор.

– Грейдо, с тобой бы это никогда не случилось, – я поймала его руку.

– Он же его случайно сбил, – побледневший и растерянный Грейдо не отрываясь смотрел на экран. – Я бы тоже мог не успеть отреагировать на этот прыжок.

– Ты бы успел! Ты же виртуозно управляешь зондом.

– Это не справедливо. Ведь это была случайность.

– Ты бы никогда никому не навредил. Ты не мог! Я же видела, насколько ювелирно ты водишь.

– Я сотни раз мог сделать это. Случайно.

– Нет, Грейдо, с тобой бы это никогда не случилось. Ты так аккуратен и заботлив с ними. Я же видела.

– Хорошо, что я тебе не дал порулить. Никогда бы себе не простил! Даже, если бы ничего не случилось, – он развернулся и быстро пошёл к себе.

Я развернулась к экрану.

– О, необъятный космос! А что если действительно… Ведь это могло быть случайно. Виирет же тоже просто управлял зондом из того же самого зала управления, что и Грейдо. Просто рука бы дрогнула. Или Грейдо бы просто не заметил кого-нибудь. Или, уж не знаю, какая-нибудь зверюшка лизнула бы обшивку и отравилась. Или я отвлекла бы его своими разговорами. Это бы тоже считалось убийством? Ужасный закон! Ужасный! Нет, только не Грейдо! С ним всё будет в порядке. Хорошо, что миссия уже свёрнута. Теперь уже ни с кем ничего плохого произойти не может. Пожалуйста, пусть это будет так.

Надежда вернулась вместе с доктором, застав меня за растиранием глаз в попытке спрятать выступившие слёзы. Я передала ей подборку отобранных моментов и, увидев стакан с водорослевым коктейлем в её руке, решила, что тоже ещё успею быстренько перекусить перед началом очередного совещания.

– Хотите, я вам кофе принесу? – предложила я доктору. – Или что-нибудь перекусить?

Переволновавшийся и уставший сейчас он стал похож на обычного старенького немощного дедушку.

– Да, пожалуйста, если вас не затруднит. Уже нет сил идти в столовую, – признался он, слабо улыбнувшись. – Крепкий эспрессо сейчас был бы очень кстати. А мой железный помощник только слабый латте мне выдаёт. Ограничения медконтроля. Сам ставил.

– Я быстро! – Пообещала я и побежала в столовую.

Планета совершила чудо

– Приятного аппетита! – кивнула я бабуле, в одиночестве потягивающей свой витаминный супермолодильный напиток.

– И тебе, деточка, – улыбнулась она. – Проголодалась?

– Да. Столько всего произошло, что я забыла, когда ела в последний раз. И когда спала. Сейчас, кстати, сколько? Ого, уже утро!

– Это ты зря, – покачала головой бабуля. – Режим надо соблюдать. Куда тебе столько кофе? Вредно же!

– Это я доктору. Он тоже не спит уже вторые сутки.

– Дарочка, а скажи, неужто это правда про Поля? Он что действительно переселился в тело Самсона?

– Похоже, что так, – кивнула я, удивляясь, когда и как она успела об этом узнать.

– Повезло Полю, – мечтательно протянула она. – Такое тело досталось даром! Самсон над ним столько работал.

– Что? – я не ожидала такого подхода к этой трагедии.

– Главное, что бы Поль теперь не запускал его, – спокойно продолжала рассуждать бабуля, потягивая свой напиток. – У Самсона был жёсткий график тренировок и диета. Какое тело досталось! Повезло.

Я уловила искреннюю зависть в её глазах, и мне стало нехорошо.

– Дарочка, а кофе? Ты кофе забыла.

– А? – я вернулась за чашкой кофе для доктора. – Спасибо.

Я старалась не смотреть на экран и не слушать, как Надежда демонстрирует действие закона на примерах остальных пострадавших. Это было убедительно. И так было понятно, что факт переселения Поля в тело Самсона уже практически доказан.

– Неужели миссию признают провалившейся даже после такого открытия? – эмоционально закончила свои объяснения Надежда.

– Задачи миссии не выполнены, – ответил капитан. – Мы ни на шаг не приблизились к ответу на вопрос – что за цивилизация установила этот закон. Мы же так и не смогли установить время их активной деятельности здесь. Даже возраст спутников.

– Поль говорит, что возраст руин всего восемнадцать – двадцать тысяч лет, – неуверенно произнесла Надежда. – Но он уверен, что их тогда не строили, а восстанавливали последний раз.

– И эти плиты с письменами, так же как и спутники, созданы из живого метала, они самовосстанавливаются, омолаживая свою структуру, – подтвердил доктор. – Наши методы измерения времени создания здесь не работают. Приборы могут показать, что одна часть объекта одного и того же объекта создана тысячу лет назад, а другая прямо сейчас. Так что по исследованию этой цивилизации мы практически не продвинулись.

– У Союза, безусловно, есть информация о предыдущих ушедших цивилизациях, но я не слышал ни об одной, менявшей законы физики на планетах, – задумчиво произнёс капитан.

– Это не законы физики, капитан, – поправил его доктор, – это законы кармы. Это гораздо более высокий и сложный уровень. Мгновенное возмездие. По сути, это суд военного времени.

– Но зачем вводить такой закон на планете? – эмоционально спросила Надежда.

– Возможно, это был единственный способ остановить широкое распространение убийств, – пояснил доктор. – Если Поль прав, они ссылали сюда своих преступников.

– Скорее всего, это не представители их вида, а цивилизация, которую они взялись перевоспитывать, – предположил капитан. – Потому что, как уже заметила Надежда, тела убийц не всегда идеально подходят для продолжения жизни в них душ убитых. В любом случае, каждое срабатывание закона наказывает обоих, и убийцу и жертву.

– Так если и те и другие уже были повинны в убийстве, – предположил доктор, – то эта кара для обоих была заслужена.

– Но толк от такой перевоспитательной программы нулевой, – ответил капитан, – они уже никогда не вернутся в своё общество полноценными исправившимися личностями. Поэтому, для своих такую меру наказания применять бессмысленно. Хотя и чужих не перевоспитаешь так. Я думаю, это замаскированный способ геноцида. Ссылаешь сюда целую цивилизацию, и потом наблюдаешь, как они сами себя уничтожают.

– Логично, – кивнула Надежда, – потому что, переселившись в тело убийцы, душа попадает под яд его сбитой генетики, мусор его нейронных связей в мозгу. В итоге ссыльные осознают, что единственный способ быстро и безболезненно закончить своё существование здесь – снова убить кого-то. Он переселяется в твоё состарившееся больное тело, а ты оканчиваешь игру и свободен.

– Оканчиваешь игру, – задумчиво повторил доктор. – А что если самым большим наказанием для них и было выйти из игры? Потерять право существовать в физическом теле? Поэтому и наказание такое – мгновенное лишение права продолжать игру.

– То есть, теперь мы пришли к идее планеты как гладиаторской арены? – капитан снова с сомнением покачал головой. – Кто знает, как действительно было устроено их мышление.

– И главное, кто они были? – добавил доктор, – цивилизация, способная менять единые для всей вселенной законы кармы на одной отдельно взятой планете. Нам было бы чему у них поучиться.

– Чему? Переписывать законы мироздания на отдельно взятых планетах? И к чему это нас приведёт? Люди быстро придумают, как использовать эту планету в своих корыстных целях.

Я вздрогнула от этих слов Надежды. Они напомнили мне про ту отвратительно искреннюю зависть в глазах бабули. «Повезло Полю. Такое тело досталось даром. Самсон над ним столько работал». Она хотела бы оказаться на месте Поля. Она мечтала поменять своё тело, омолодить. Неужели, даже таким путём? Она ведь могла бы тоже переселиться как и Поль, и она не отказалась бы от такой возможности. Наверняка не отказалась бы. Она и работает до сих пор ради этого, постоянно проходя процедуры омоложения. Интересно, А чьё тело она бы выбрала? Моё или Надино?

Я содрогнулась от своих мыслей. До таких гадостях только я могу додуматься. Нет, бабуля на такое не пойдёт. Зря я так про неё. Да я бы с радостью выбросила все эти гадкие мысли из своей головы, но они упорно продолжали хозяйничать там. Ведь обязательно найдётся кто-то, кто пойдёт на преступление ради молодого тела. А всего-то надо, уговорить носителя подходящего тела убить тебя здесь на планете. Может даже так, что бы он сам не знал, что убивает в этот момент. Ужасная планета! Ужасная.

– И, тем не менее, это чудесная планета! – мечтательно произнёс доктор.

И это было так невпопад к моим мыслям, что я просто взорвалась.

– Это ужасная планета! – не выдержала я. – Ужасная! Ужасная!

– Дара, трагедии, с которыми мы столкнулись… – попытался успокоить меня доктор.

– Нет, подождите! – отскочила от него я. – Послушайте, это важно! Ведь теперь все узнают о свойствах этой планеты. Нет, не все. Вы же доложите об этом только горстке учёных? Или даже нет, только высшему командованию, так ведь? И потом какой-нибудь посвящённый в тайну старый богатый мерзавец, прилетит на эту планету с молодым сильным парнем, подстроив так, чтобы молодой нечаянно убил его. Ведь так и будет, правда? Где есть сокрытие информации, есть и возможность злоупотребления. И никто даже знать не будет! Потому что все миссии здесь проваливаются! И будут проваливаться! Поэтому засекретят всё и знать будут только ваши эти учёные и какие-нибудь моральные уроды вроде Генриха!

Меня трясло, и я не могла остановиться. У меня просто сил больше не было сдерживать всю эту усталость и напряжение. Я заревела. Позорно. По-детски, во весь голос. Не сдерживая слёзы. Меня трясло. Я сделала всё только хуже своими словами. Но я не могла остановиться. Эти гадкие мысли вылились из меня потоком. Я падала вниз, в бездонную тёмную бездну. Я обнажила перед ними всё, что сейчас роилось в моём замусоренном тупыми кинушками мозгу. Конечно, им чистым и идеальным такое в голову не придёт. На лице доктора застыло удивление, но потом он тоже задумался. Руки доктора Пабло легли мне на плечи, и я отшатнулась от него.

– Нет! Не надо мне успокоительного. Я сейчас. Я сама успокоюсь, – я быстро растирала по лицу слёзы. – Я прошу прощения за… за мою несдержанность. Это всё не случайно. Поль заслужил это тело! Заслужил! Это как исправление ошибки! Поль родился таким, потому что люди не смогли помочь его матери. Он же не виноват! Поль заслуживает это тело. И для его работы оно больше подходит. Он выдающийся учёный. Его всё время преподавать приглашают, а он вынужден прятаться. Вынужден был. А теперь он нормально выглядящий человек. Это как исправление ошибки! Самсон сам себя наказал. Но Поль… Да, на этой проклятой планете установлен неправильный закон! Но это справедливо по отношению к Полю! Эта планета совершила для него чудо! И Поль это заслужил! Но ведь другие тоже захотят как Поль… И это будет не честно!

Я встретилась глазами со спокойным сосредоточенным взглядом капитана и замолчала. Я уже поняла, что опять опозорилась. Что выгляжу сейчас как глупый истеричный ребёнок, но всё равно не могла остановить слёз. А капитан просто смотрел на меня, не отводя спокойных, сосредоточенных серых глаз. Лучше бы он смотрел на меня холодно как в первые дни. Сейчас я как никогда понимала, что я ничем не лучше Фёдора с его глупыми антиобщественными группировками. Чем я лучше? Я так же нарушала установленные запреты ради чувства протеста, ради чувства свободы от всех этих нудных, но правильных запретов. Я ничем не лучше Фёдора! Особенно сейчас, здесь, рядом с этими чистенькими идеальными людьми. Рядом с идеальным, интеллигентным, умным доктором, легко пожертвовавшим безопасными чтением лекций ради этой опасной миссии, ради того, чтобы остановить опасность на дальних подступах к человечеству. Рядом с этим идеальным безупречно спокойным, застёгнутым на все пуговицы капитаном в идеально сидящей форме. Капитан всё так же невозмутимо смотрел мне в глаза. Спокойно и невозмутимо. «Ну, давай же», – молча взмолилась я, – «говори уже, скажи это своё «Дара, вас надо изолировать до конца нашей миссии»».

Он запрёт меня в боксе. Рядом с Фёдором и Полем. Меня же Генрих для этого прислал. Ну, говори же, что ты молчишь?

Резкий сигнал вызова заставил меня вздрогнуть и отвести взгляд.

– Что это? – я перевела взгляд на замерших Надежду и доктора.

– Грейдо? – капитан, не отрывая от меня задумчивого взгляда, вызвал его по общей связи.

– Да, капитан. – Быстро отозвался повелитель зондов.

– Что за посторонние шумы в эфире?

– Простите. Это Протокол подготовки к эвакуации переключил внешние вызовы на общую связь. Я не могу отключить. Без нарушения устава.

– Это внешний вызов? – уточнил капитан.

– Это вызов настройки связи для конференции. У нас же по графику через два часа тридцать минут должна быть конференция, – и добавил после короткой паузы. – Им, наверно, не сообщили ещё, что мы сворачиваем миссию.

– Но нас же должны были отрезать от связи.

– Нас и отрезали. Вернее, передатчики с нашей стороны заблокированы, принимающий канал на минимальной мощности. Просто на той стороне ещё этого, очевидно, не знают, и посылают вызов на проверку связи.

– Понял, спасибо.

– Мне надо… извините, – я выбежала из зала, понимая, что меня вот-вот вновь накроет взрывом неудержимых рыданий. Что я наделала?

Не смейте давать ей снотворное

– Дара! – Грейдо бросился к дверям.

– Грейдо, – строгий голос капитана останавливает его на пороге.

– Капитан, она…

– Дай ей успокоиться. Сколько точно подтверждённых мест посадок артрачских кораблей вы установили?

– Одиннадцать, – отчитался Грейдо. – Мы с Антоном проверили и точно можем доказать, что это артрачские корабли. И даже вычислили время посадок по изотопному следу. Первый корабль сел четырнадцать лет назад. Всем остальным следам посадок меньше четырёх лет. Последняя посадка была за четыре месяца до возобновления нашей миссии.

– Четырнадцать лет, – капитан на миг задумался. – Это как раз подтверждённый возраст найденного Полем захоронения.

– Да. Точно. Это именно то место посадки.

– Ясно. Что же, не буду больше тебя задерживать.

Грейдо кивнул, почти бегом бросился к дверям, но вдруг замер на пороге и развернулся к капитану.

– Два убитых артрачских наемника четырнадцать лет назад, – задумчиво проговорил он. – Два. Два! И потом десять посадок подряд! И две сейчас… О, Дара!

– Грейдо? – капитан вопросительно поднял бровь.

– А знаете, Дара ведь права. Это отчет! Это отчет переселённых душ!

Капитан смотрел на него, всё ещё ожидая объяснений.

– Две картинки сменилось и теперь! И точно во время… Подождите, я проверю!

Грейдо бросился набирать что-то на браслете.

– Так и есть! Точно в момент трагедии с Фёдором! И точно в момент обрушения стены! Секунда в секунду!

– Грейдо? Может, объяснишь?

– Дара расшифровала меняющиеся картинки на спутниках! Вернее, установила логику смены картинок. И она догадалась, что это цифры, что это отсчет! – Грейдо возбуждённо замахал руками и резко остановился. – Наверно, лучше она сама…