Мы назовём её Возмездие

– Мог бы меня и разбудить! – укоризненно высказала я ЛИ 7. – Ну ладно, я имела в виду, что следовало будить меня понастойчивее. Твои «через десять минут время завтрака» меня из тёплой постели не выгонят.

Завтракать пришлось в одиночку. Я сразу же отправилась искать остальных членов миссии. Через двадцать минут от моего прекрасного настроения уже и следа не осталось. Двери всех лабораторий, зал управления – всё было заперто. У меня никуда не было доступа! Ну, не совсем никуда, во все общественные места вроде спортзала и зимнего сада я могла свободно проходить, но я словно оказалась в полном одиночестве на этой большой пустой станции. Они все позакрывались от меня! Что, все так ненавидят журналистов? Или все так заняты в своих лабораториях, что к ним уже и зайти нельзя?

Я ещё раз высказала ЛИ 7 за его непродуктивные попытки разбудить меня вовремя. Ну вот, это была прекрасная возможность застать всех вместе и сразу со всеми перезнакомиться. Плохо, что на обед и ужин они так все вместе не собираются. По крайней мере, ЛИ 7 так говорит.

Я вышла на кольцо лабораторий. Всё заперто. Вот засада! Я проспала совещание, а теперь они все заняты работой. А я даже постучаться к ним не имею права, потому как даже не знакома с ними. Или рискнуть?

Я подошла к двери ближайшей лаборатории. Опечатано. Не заперто, а опечатано! Как это?

– У вас нет доступа в эту лабораторию, – сообщил ЛИ 7, как только я остановилась возле этой двери.

– Да знаю я! – огрызнулась я.

Судя по дате на полосе замка, лаборатория была доставлена на станцию три с половиной месяца назад. И до сих пор не используется? Странно. Я быстро перешла к следующей.

– У вас нет доступа в эту лабораторию, – назойливо сообщил мой надсмотрщик.

Тоже опечатано. Ими не пользуются? Ещё одна опечатанная. Странно. Зачем на станции лаборатории, которыми не пользуются? Да здесь целых пять таких не распакованных лабораторий! И только три работающих. Остальные узлы пусты. Пять простаивающих лабораторий! Это очень странно.

Вообще-то, блоки лабораторий – это очень мобильная система и нет никакого смысла держать простаивающие блоки про запас. Обычно лабораторию привозили на станцию вместе со специалистом, который в ней будет работать. Ну, возможно, на пару дней раньше. Потому что обычно людей на грузовиках как меня не привозят. И когда специалист заканчивает работу на станции, лабораторию отстыковывают и перекидывают туда, где она сейчас будет нужна. А здесь они просто простаивают уже три месяца. Куда смотрит распределительный центр?

Пройдя полный круг с ревизией, я остановилась у дверей медицинской лаборатории и взглянула на массивный браслет на моей руке. Вот прекрасный повод побеспокоить доктора. Тем более, что капитан мне это и велел сделать. Я взглянула на табличку с именем на двери и опустила протянутую уже к панели вызова руку. Да, причина глупая, но мне сразу расхотелось встречаться с ним.

Пабло Бенцони. Какая распространённая фамилия среди докторов. Или, возможно, это его внук? Хотя, если он похож на своего деда, то лучше бы он оказался однофамильцем. Я как-то уже встречалась с одним доктором Пабло Бенцони, и клянусь, я ещё ни разу так не радовалась моменту расставания с кем-либо другим. Наверно, он очень умный и квалифицированный специалист, но зануда ужасный! Мне однажды не посчастливилось лететь вместе с ним. И я за время полёта сто и один раз успела пожалеть, что задала вопрос о вирусах этому благообразному старичку. Полёт превратился в нескончаемую монотонную занудную лекцию о свойствах вирусов и отличия их от небелковых форм жизни. Мне большого труда стоило не уснуть под его безжизненный голос до того как нас рассовали по перегрузочным капсулам. А ведь кому-то не повезло ещё больше. Он ещё и в трёх институтах преподаёт! Мои соболезнования его студентам. Пусть они будут не родственники, ну, пожалуйста!

Я едва успела снова протянуть руку, как краем глаза уловила движение сбоку и успела обернуться до того, как силуэт женщины исчез в проеме двери лаборатории. Я, не раздумывая, бегом бросилась за ней. Вот это гораздо интереснее общения с докторами!

Чуть не поссорилась с Надеждой

Единственная женщина на станции это Надежда. И её мотивация лететь сюда для меня очень интересна. В досье написано, что в третьем классе у неё был низший бал по ботанике. А уже на следующий год она победитель олимпиады по биологии! Интересно, что повлияло на резкую смену её отношения к предмету? И потом целая череда побед на различных школьных олимпиадах и конкурсах. Там на два листа список и всё победитель, победитель, призёр… А далее практика на Ральге, университет с отличием, практика в космозоо, практика в проекте переселения какой-то живности с падающего в чёрную дыру спутника, работа в паре миссий, работа в институте, экспедиция куда-то, я уже забыла куда. Но самое интересное для меня – она отказывается от работы над престижным проектом космозоо ради подготовки к этой миссии! Это более чем странно. Несравнимые по значимости проекты. Кто угодно бы выбрал космозоо на её месте, а она семь лет ждала возобновления этой миссии. У неё должна быть очень серьёзная причина выбрать дальний космос, а это как раз то, что меня очень интересует!

Я едва успела подставить руку перед закрывающейся за Надеждой дверью лаборатории. Сработало. Дверь неохотно остановилась и раскрылась шире, давая мне возможность безболезненно убрать руку. Или проскользнуть внутрь, что я и сделала.

– Привет! К тебе можно?

– Привет, – без особого энтузиазма в голосе отозвалась Надежда, лишь на короткий брошенный в мою сторону взгляд, оторвавшись от просмотра каких-то записей на дисплее. – Ты, должно быть, Дарирадость?

– Очень проницательно, – я с удовольствием отметила, что она улыбнулась, значит, с ней не всё потеряно.

Надежда покосилась на закрывшуюся за мной дверь, но ничего не сказала.

– Я не помешаю? Мне следовало попросить разрешения войти, – изобразила смущение я.

– Ничего, – она снова бросила на меня короткий взгляд и уткнулась в окуляр микроскопа. – Тебя действительно зовут Дарирадость?

– Да, – улыбнулась я, – родители учудили. Но лучше Дара. Так короче и не так выпендрёжно звучит.

– Хорошо, Дара, – она оторвалась от работы и улыбнулась.

– Это образцы с планеты?

– Да, то, что успели поднять оперативники во время вылазок на планету. Спуск на планету сейчас запрещён, – голос её нервно дрогнул и улыбка исчезла с её лица.

Так, мне не стоит говорить с ней о том, что заставляет её нервничать.

– Это останки гуманойдов? – я постаралась переключить её на другую тему разговора, в надежде, что она разговориться о любимой работе и мне легче будет вывести её на откровенность.

– Ага, – вздохнула Надежда. – Ещё одна загадка.

– Неизвестный вид?

– Известный. Они, по хроникам Союза на пяти планетах и ещё двух спутниках в этой системе жили. Но совершенно непонятно почему они все вымерли.

– Сразу на всех планетах вымерли?

– Ты же знаешь, что от трех планет в этой системе только пояса астероидов остались? – с видом инспектирующего знания преподавателя уставилась на меня она.

– Да, я в курсе, что этот сектор от столкновений сильно пострадал, – отвертелась общей фразой я. – Три планеты взорвали, а с остальными что случилось?

– Череда природных катастроф, – Надежда вновь нагнулась к микроскопу. – По сути, только на этой планете они и остались тогда.

– И всё-таки, они здесь тоже вымерли. И ты теперь изучаешь от чего?

– И это в том числе.

– А почему они в таких разных позах? – припомнила я факт, на котором акцентировал внимание кто-то из рассказывающих об этой планете журналистов в новостях.

– Наблюдательная ты, – Надежда взглянула на меня с одобрением. – Это тоже одна из загадок этой планеты. Почему они в таких нелепых позах по всей планете раскиданы.

– Я слышала версию про какой-то сверхвирус, – призналась я.

– Да. Это официальная версия, но даже её я сейчас проверить не в состоянии. После всех этих несчастных случаев, приходится довольствоваться записями предыдущих вылазок и записями зондов и спутников. Пока Антон с командой не вернётся, – её тон вдруг вновь стал напряжённым.

– А кто такой Антон?

– Антон – это руки и глаза на планете для всех, кому спуск на планету закрыт.

– А! Он оперативник! – догадалась я.

– Он командир команды оперативников, – пояснила Надежда. – И он самый вменяемый из всех оперативников, с которыми мне приходилось работать. Так что, вся надежда на то, что он к нам вернётся поскорее.

– А что самое интересное в местной фауне? – я снова попыталась переключить её на другую тему, потому что мой вопрос про Антона явно заставил её нервничать.

– Понятия не имею! Я здесь уже третий месяц торчу, и мне ещё ни разу не позволили вниз спуститься, – эмоционально пожаловалась она.

– У тебя нет права на спуск? Ты же психобиолог, специалист по углеродным формам жизни? Я думала, твоя работа и заключается в том, что ты на планете всякую живность изучаешь.

– Меня угораздило простыть не вовремя, – с раздражением в голосе ответила Надежда. – А у тебя конечно, разрешение на спуск есть?

Она вдруг резко развернулась ко мне, сложив руки на груди, и взглянула на меня так, словно я её чем-то обидела.

– Я ещё не знаю, – пожала плечами я. – В моем договоре это не значилось. А что, мне могут разрешить спуск?

– Может быть, – как-то недобро ухмыльнулась она. – Раз ты такая особенная, что тебя послали разнюхивать на закрытую для всех других станцию.

– Я не разнюхиваю.

– Тогда почему тебя прислали так внезапно?

– Почему внезапно? – я даже несколько растерялась от её напора. – К вам не так уж часто летают. Вот и торопились на ближайший рейс.

– Ты же журналист?

– Я писатель. Я пишу сказки для детей.

– Для детей? – Надежда нервно усмехнулась и по-детски обиженно поджала губы. – Ты хочешь сказать, что тебя прислали на закрытую для всех станцию, писать детские сказки?

– Представь себе, да! – не выдержала и огрызнулась я.– Это программа воспитания нового поколения с мечтами об освоении новых планет! И это серьёзная правительственная программа. И я не понимаю, почему ты злишься на меня? Я ведь не виновата, что тебе спуск запретили. Я всего лишь выполняю свою работу, так же как ты свою.

Она вообще-то намного старше меня и мне не следовало так сразу переходить на панибратский тон с ней. Так она мне ничего больше не расскажет.

– В том то и дело, что мне мою работу выполнять толком не дают! – Надежда, выплеснув на меня раздражение, потерла виски длинными красивыми пальцами, и продолжила. – Прости. Я не должна была на тебя срываться. Я исправлюсь. Просто я себя чувствую совсем беспомощной. Ничего не получается. Одна надежда на Антона.

– А когда он прилетит? – поинтересовалась я, чувствуя себя виноватой за этот всплеск эмоций. – Здесь так мало людей по списку. Станция выходит совсем не жилая. И трети положенного состава нет.

– Как только найдёт замену в команду. Мы только начали работать, как у него в группе один ногу подвернул в спортзале, а второй… вторая забеременела, – вздохнула она. – Надёюсь, что скоро. Без него …

Я аж подпрыгнула от неожиданности, когда из моего браслета вдруг раздался чуть надтреснутый голос.

– Дарирадость, найдите время зайти ко мне, пожалуйста. Ах, простите. Я не представился. Доктор Пабло Бенцони.

– Очень приятно, доктор, – отозвалась я, и увидела, как Надежда демонстративно отвернулась от меня к своим записям. – Я сейчас подойду, если вы не заняты.

– Да, будьте так добры, – проскрипел голос доктора в ответ. – Я жду вас.

– Извини, – я виновато улыбнулась Надежде.

Она нервно кивнула и жестом руки отпустила меня, словно царствующая особа.

За дверью меня ожидал мой железный надзиратель.

– У вас нет допуска в эту лабораторию, – запоздало предупредил он.

– Да, я догадалась. Пошли к доктору. И не говори, что у меня к нему нет допуска, он меня сам вызвал.

– Не понял просьбы, – вежливо признался ЛИ 7, догоняя меня.

– Отмена последней команды, – облегчила я его страдания.

Так, о спуске на планету с Надеждой лучше не говорить. Это у неё пунктик. О чём тогда? Мне необходимо подружиться с ней. Люди не рассказывают о глубинных мотивах поворотных моментов своей жизни тем, кому не доверяют. А Надежда оказалась такой нервной. Хотя, по сравнению с большинством моих подруг, она само терпение во плоти. Журналистов никто не любит. Ну что же, значит, мне придётся быть с ней более внимательной.

Занудный вирусолог и преступная халатность

Дверь распахнулась и мне чуть дурно не стало. О нет! Да не может такого быть! Это тот самый доктор. Ну, за что это мне? Но как? Он же совсем старик! Как это его прислали сюда? Он же преподаёт в трёх институтах, выступает везде. Да не может он быть врачом в исследовательской миссии! И, тем не менее, это был именно тот самый занудный лектор, и он был здесь.

– Здравствуйте, Дарирадость, – монотонно и безжизненно проговорил он, оторвавшись от разглядывания бегущих по экрану строк. – Добро пожаловать в нашу скромную компанию.

– Здравствуйте, доктор, – я взяла себя в руки и выдавила из себя лучезарную улыбку.

– А мы, случайно, не встречались ранее? – вгляделся в меня старик. – Я уж, простите, не могу запомнить всех моих студентов.

– Нет, нет! Я не ваша студентка, – меня саму ужаснула такая перспектива. – Но мы встречались. Вместе летели на Радую.

– Ах, да. Вот почему мне ваше имя знакомо. Многообещающее имя вам дали.

– Это причуда моих родителей.

– Я задержу вас всего на несколько минут. Сканер выявил у вас достаточно широкий эмоциональный диапазон. Возможно, придётся ещё корректировать. В вашем деле пробелы в медкарте. Вы, конечно, проходили проверку перед отлётом сюда.

Он говорил настолько монотонно, что я даже не поняла вопрос это или утверждение очевидного факта.

– Я проходила карантинный осмотр на борту, когда летела сюда.

– О. Какая преступная халатность, – возмутилась мимика доктора, при этом, никак не отозвавшись на интонациях его голоса. – Я непременно поставлю этот случай на рассмотрение комиссии.

– Но я здорова, – попыталась я смягчить ситуацию, – я ничем вас не заражу.

– Я просто обязан провести полное обследование, – упрямо пробубнил он.

– Хорошо, – мне пришло в голову, что это может быть даже на пользу мне, – я думаю, после того как вы подтвердите, что я абсолютно здорова, этот браслет мне не понадобится.

– Браслет нужен, что бы отслеживать любые изменения в вашем самочувствии, – пояснил доктор.

– Но я же здорова, – я не оставляла надежду уговорить доктора снять с меня эти кандалы, – я ничем вас не заражу.

–Это вы можете заразиться. Ваш организм может оказаться ослаблен.

– Чем заразиться?

– Вы же знаете о тех семи необъяснимых случаях.

По его лицу совершенно невозможно было определить – шутит он или просто пытается меня напугать.

– Да их же используют только для отслеживания изменения состояния больных. Или заключённых. А я здорова.

– Вы находитесь на станции пятого уровня опасности, юная леди, – назидательно напомнил он, – все на этой станции находятся под постоянным контролем. Мы обязаны как можно раньше обнаружить малейшие признаки заражения. Поэтому в этой миссии абсолютно все носят браслеты биоконтроля, и все показания с них анализируются каждые пятнадцать минут. И раз в день я провожу дополнительный осмотр, особенно если были какие-то скачки в показаниях.

– Это как-то через чур. Тотальная проверка здоровья. Да я и не могу заразиться, – усмехнулась я, – я не работаю ни с какими образцами с планеты.

– Остальные работают. А вы с ними контактируете, – он спокойно продолжал вводить какие-то настройки в программу отслеживания моего браслета. – К тому же три из этих семи случаев произошли именно на борту станции.

Это его спокойствие и полное отсутствие эмоций, придавали его словам больше серьёзности, чем любые доказательства. По моей спине пробежал неприятный холодок и в животе что-то сжалось.

– Вы просто пугаете меня, – покачала головой я. – Меня бы не отправили сюда, если бы я могла чем-то заразиться.

– Увы, для вас заражение так же возможно, как и для любого другого члена нашей команды. Потому что причину заболевания и методы лечения наука ещё не нашла.

– Но сейчас же нет неизлечимых болезней?

– Есть. Например, эти семь случаев, – доктор, наконец, покончил с настройками моего браслета и, оторвавшись от экрана своей аппаратуры, повернулся ко мне. – Дарирадость, я вовсе не пытаюсь вас пугать. Но, видите ли, все предыдущие случаи заражения наступили так внезапно, что симптоматика так и осталась неизвестной нам. Поэтому в этой миссии и ведутся постоянные замеры. Очень важно выявить механизм заражения. Это поможет разработать меры защиты и, возможно, даже подскажет, как, наконец, излечить несчастных. Тех, кто дожил до сих пор, по крайней мере.

– Дожил? То есть, кто-то из них… погиб?

– К сожалению, – он аккуратно положил какой-то прибор, закрыл футляр и поправил его, чтобы все на столе стояло строго симметрично. – Четверым из этих семи мы уже ничем помочь не сможем.

– Это смертельно? – если бы у меня был хоть малейший повод заподозрить, что вся его речь розыгрыш, но, похоже, он совершенно не умеет шутить. – То есть, я должна буду ходить с этим браслетом, что бы вы сразу узнали, что я заражена?

– О, милое дитя, я совсем не хотел вас напугать, – в исполнении его лишённого интонаций голоса это прозвучало не слишком убедительно. – Но вы же знали, куда летите? Вы и договор подписали. Необходимо соблюдать установленные на станции правила.

Да какая мне разница, что было в том договоре! Мне всего только надо выяснить мотивы прилёта сюда этих людей, описать их характеры, их истории и всё. Я не могу заразиться!

– У вас очень высокая амплитуда колебаний эмоций, – заметил доктор, поправляя что-то в настройках графиков, считываемых с моего браслета. – Пожалуй, так будет лучше. Одиннадцать утра. Вам удобно будет?

– Сейчас уже почти одиннадцать?

– Одиннадцать часов и семь минут, – доктор свернул окно настройки. – Через сутки как раз данные успеют накопиться.

– У меня встреча с капитаном! – Я бросилась к дверям.

– Так вас устроит время? – Проскрипел доктор мне в след.

– Да! Конечно!

Я вышла из его лаборатории и через несколько шагов зародившийся страх снова зашевелился. Неужели, я действительно могу заразиться? Это ведь не так? Разве мне разрешили бы лететь сюда, если бы была опасность, что я заражусь? Да ещё и чем-то неизлечимым? Нет, конечно! У меня просто воображение разыгралось. Он просто пугает меня, как тогда со своими занудными вирусами. Мне ничего не угрожает. Точно ничего. Так ведь?

Мне не дали времени на подготовку

Я вышла на смотровую площадку. До назначенного мне здесь свидания с капитаном ещё несколько минут. Есть время полюбоваться планетой и собраться с мыслями.

Самым вероятным прототипом для героя моей сказки, конечно, является сам капитан. Я успела изучить про него кое-какие данные, во время полёта сюда. Даже сквозь скупые строчки официального досье просвечивался бунтарский дух и жажда приключений. Как раз то, что нужно для героя, вдохновляющего других на мечты о дальних странствиях и неоткрытых планетах. Чаще всего приходится делать собирательный образ, но на этот раз мне повезло. И его внешность, и послужной список, и качества, упомянутые в его досье – это всё просто идеально подходит под мои задачи. Вот только смогу ли я разговорить его? Мне же не просто интервью для студенческой газеты надо взять. Мне нужно понять глубинные мотивы его личности. Что побуждает его поступать именно так.

Я вновь вспомнила его холодный тон и пронизывающий взгляд, и мне стало не по себе. Более того, я поймала себя на том, что боюсь этой встречи с ним. Я боюсь его? Почему? Он так смотрит на меня, словно я перед ним в чём-то виновата. В чём? В том, что его, оказывается, даже не предупредили заранее, что я прилечу сюда? Это само по себе, вообще-то достаточно странно. Хотя, меня саму-то тоже не предупредили заранее.

Я услышала его голос, вздрогнула и машинально отпрыгнула в проём двери. Сердце заколотилось как бешенное. Что за глупость! Я не боюсь его. Подумаешь, смотрит неласково.

Капитан остановился, не дойдя до смотровой палубы. Перед ним медленно полз какой-то приплюснутый робот, быстро вскрывая панели в стене и снимая какие-то показания. Робот поставил панель на место и передвинулся. Капитан, читая что-то на ручном дисплее, сделал несколько шагов и остановился рядом с разбирающей следующую панель машиной. Он ещё не заметил меня. Надо выйти, глупо прятаться от него здесь.

– Добрый день, – я сделала шаг и улыбнулась ему.

– Здравствуйте, Дара, – он не улыбнулся, взглянул на меня и тут же вновь уставился на данные дисплея робота. – Ещё две минуты и я освобожусь.

Робот передвинулся к другой панели, ещё ближе ко мне, и капитан пошёл следом за ним. Я машинально взглянула на часы. Одиннадцать часов двенадцать минут сорок семь секунд. Какая пунктуальность! А я совещание проспала. Робот закрыл последнюю панель, и капитан сказал кому-то в браслет коммуникатора.

– Следов дирита не обнаружено. Проводка изнутри цела, оплавленных мест нет. Ты прав, плата выжжена снаружи. Запускай дройдов на обшивку.

– Понял, капитан, – отозвался бодрый голос и капитан развернулся ко мне.

– О чём вы хотели расспросить меня, Дара? У нас двадцать минут, – он лишь мельком взглянул на меня, явно ради приличия, и, как и я до этого, перевёл взгляд на планету.

– Вы сами проверяете техническое состояние станции? – не удержалась я.

Не чувствуя на себе его пронизывающий взгляд, я чувствовала себя гораздо увереннее.

– Как я вам уже говорил, в миссии приходится совмещать несколько профессий. В том числе и мне.

– И всё же, интересная, наверно, у вас работа? – я решила приятными ассоциациями попробовать смягчить его тон. – Вы бываете на новых неизведанных планетах. Там, где ещё никто не бывал.

– Всё не совсем так, как вы представляете, Дара.

– Нет, я понимаю, что это связанно с большим риском, но это же так захватывающе – вы первый человек, шагнувший на неизведанную планету.

– Мне спуск на планету не грозит, – не отрываясь от медленно вращающейся у его ног планеты, равнодушно ответил капитан. – Я по уставу обязан все время находится на станции в полной готовности к немедленной эвакуации всей миссии.

– Но в предыдущих миссиях вы же спускались вниз? Я читала об этом.

– Вы имеете в виду миссию на Грабату? – взгляд капитана смягчился. – Это была экстренная ситуация и на борту станции оставался заместитель, способный завершить миссию в случае моей гибели. На планете пятого уровня опасности устав это запрещает.

– Если исходить из устава, профессия капитана исследовательских миссий выглядит совершенно не вдохновляющее, – призналась я. – Нет, обеспечение безопасной работы специалистов – это очень важно и ответственно, но я, пожалуй, не смогу описать эту работу как ту, о которой можно мечтать с детства.

– Возможно, вам не об этой профессии стоит писать, если вы так думаете, – спокойно заметил он. – Попробуйте написать о других специалистах.

– Нет, это говорит только о том, что я плохо понимаю истинный смысл вашей работы, – я не готова была сдаться и позволить ему закончить наше общение раньше обещанного времени. – Ваш послужной список тому доказательство. Поэтому я и прошу вас рассказать мне о вашей работе. Я не могу объяснить детям то, в чём не разобралась сама.

– Так что в моей работе вас интересует? – он не оторвал взгляда от планеты у наших ног.

– Александр Викторович, вы же уже в четвертый раз руководите исследовательской миссией. И до этого в шести участвовали. И одна другой круче, – я была уверена, что упоминание о его подвигах польстит ему. – Палагра с её соляными дождями и фиолетовыми рассветами, Грабата с гигантами, Владмата…

Я поймала на себе внимательный взгляд капитана. Опять тот пронизывающий ледяной взгляд. Что я не так сказала? Он смотрел на меня так, словно следующее, что я произнесу, будет для него приговором.

– Что конкретно вас интересует? – холодно спросил он, заметив, что я сбилась.

– Почему вы попросились в эту миссию? Именно в эту? Вам же предлагали Абролею.

– А чем эта миссия, по-вашему, хуже? – он опять сканировал малейшие изменения моей мимики.

– Она проваливалась уже четыре раза, – в лоб ему заявила я. – И велики шансы, что и в этот раз провалится. Это не самый лучший выбор для такой блестящей карьеры как у вас.

– Напрашивается вывод, что я сделал выбор не ради карьеры.

– Но что интересного может быть для вас в потенциально провальной миссии?