Хроники Нордланда. Цветы зла

– Простите меня, девчонки, если сможете… – Шептал он, жмурясь и скалясь от невыносимой муки. – Я – не могу… Прости меня, Мария… Я обещал, что вытащу тебя, а сам пока и в ус не дую… Я не забыл, не забыл!!! И я вас вытащу, клянусь, вытащу!!!

Алиса встала рано утром, сразу после рассвета, привела в порядок свою постель, умылась во дворе, почистила платье. Служанка пришла, подсадить в коробку ещё одного цыплёнка, на вопрос Алисы разулыбалась:

– Да пока наседка остальных высиживает, они тут посидят. Я им яичко покрошила, надо покормить.

– Если хотите, я за ними присмотрю. Мне это будет приятно. – Сказала Алиса.

– Спасибо, милая. А ты сможешь?

– Смогу. – Уверенно ответила Алиса. Служанка сняла с коробки платок:

– Один хворенький был, поди… – Удивлённо хмыкнула: цыплята были бодрые, подвижные, попискивали в коробке, дружно набросились на еду. Алиса радостно улыбалась им, протянула руку, ощущая их живое тепло.

– Они не умрут. – Сказала уверенно. – Не бойтесь! Здесь никто не умрёт. Всё будет хорошо.

Позавтракала принесёнными служанкой оладьями с мёдом, и помогла убрать на столе. Зашла сестра Таис и ещё какая-то женщина, высокая, строгая, с ясными глазами, похожими на вьюнки: темный ободок радужки окружал очень светлую, почти белую сердцевину с точкой зрачка в центре. У этого взгляда, казалось, не было никакого выражения, настолько глаза эти были странными и пронзительными. Таис представила её, как настоятельницу, мать Адриану. Потом уже она рассказала Алисе, что в миру мать Адриану звали Камилла, графиня Карлфельдт, и она приходилась двоюродной сестрой, или кузиной, её величеству, но не его высочеству – у принца Элодисского и королевы были разные матери. Ей было около пятидесяти, но выглядела она моложе, была стройной, статной и очень гордой с виду. Ей следовало уже рассказать придуманную Гаретом историю, и Алиса страшно волновалась, но в грязь лицом не ударила. Как советовал Гарет, она говорила чистую правду, только до известного предела: что сирота, что её воспитывали в закрытом доме, в уединении, что она не покидала дом даже для того, чтобы побывать в церкви. Настоятельница поинтересовалась, чему её учили, что она читала, и вздохнула, услышав ответ:

– Стандартный выбор. Эти книги дают набор знаний и истин, которые не так уж необходимы, а то и совершенно бесполезны и в жизни, и в быту, и совершенно не развивают ум. К сожалению, это всё, что позволено знать женщине в наше время, и даже это считается хорошим образованием. Я не думаю, Таис, что девочке так уж нужна эта Золотая Легенда. Это чтиво для малообразованных людей, и содержит много абсурдных выдумок и откровенного фальсификата. Подумать только, назвать Понтия Пилата, знатного римлянина, из сословия всадников, сыном звездочёта и дочки мельника! Этот человек совершенно не знаком был с иерархией римского общества того времени… Почитать Золотую Легенду ты можешь, дитя моё, – обратилась она к Алисе, – когда получишь более обширное образование и разовьёшь свой ум настолько, что эти враки уже не смогут повлиять на него. Скажи, ты в самом деле любишь читать и стремишься к образованию?

– Да, – ответила Алиса, которой начала нравиться эта женщина, – мне очень хочется знать, как можно больше, и как можно больше понимать. Мне говорили, что это не нужно, и даже вредно…

– Чушь! – Глаза настоятельницы загорелись огнём внутреннего убеждения. – Человек невежественный – раб, если не по статусу, то по сути своей. Раб любого, кто сможет склонить его на свою сторону любой мало-мальски красивой ложью. Истинную свободу даёт только знание, только умение анализировать, сопоставлять и понимать. Вот, например, разговоры о конце света… Ты слышала их?

– Нет. – Покраснела Алиса.

– Ты не много потеряла! А в нашей среде, и особенно в среде обывателей эти эсхатологические ожидания очень популярны уже не одну сотню лет. Невежественные люди слушают бред всяческих сектантов о том, что наступают последние дни, и верят, и сходят с ума от страха… А ведь достаточно только вспомнить историю и понять, что мир отнюдь не скатывается к худшему, напротив, он медленно, но неуклонно идёт к свету, и с каждым годом становится немного лучше, чем было до этого… Но прости меня, – она улыбнулась неожиданно мягко и нежно, и её суровые гордые черты волшебно преобразились. – Я могу заговорить тебя совсем…

– Мне интересно! – Воскликнула Алиса, прижав кулачки к груди. – Я так рада, и польщена, и мне так хочется… – Она смутилась, – так хотелось бы…

– Поговорить? – Настоятельница взяла её за руку. – Не стесняйся. Сколько девочек, прибыв сюда, чувствовали то же, что и ты! Я и сама когда-то была точно такой же. Сколько душ пропадают, погибают, душ, которые могли бы способствовать развитию человеческой мысли, человеческому движению к свету! И всё из-за глупой предвзятости и косности… Конечно же, здесь ты найдёшь и собеседниц, и собеседников – да, дорогая, не все мужчины ограничены и полны ненависти ко всему женскому. Большинство священников логику подменяют казуистикой и нагромождают горы слов, чтобы скрыть зерно истины… Но есть и настоящие, просвещённые умы, есть люди, которым истина дороже традиций! – Она была, судя по всему, увлечённой и истово верующей натурой, и легко загоралась. – Ах, если бы ты осталась с нами, ты смогла бы поговорить с такими людьми, узнала бы столько нового и важного, перед тобой открылись бы такие дали!.. Но это мы ещё обсудим. Может быть, ты и не захочешь нас оставить – кто знает? – И она продолжила светским тоном:

– Чем ты занимаешься целый день?

– Я бы помогла вам, если можно, всем, чем могу. – Сказала Алиса. – Я умею вышивать гладью, плести кружева, играю на лютне…

– Довольно. Достаточно того, что умеешь плести кружева. Я бы советовала тебе посвятить часть твоего досуга чтению, часть – работе над кружевами, всё необходимое тебе принесут, и часть – работе в огороде. Надеюсь, ты не слишком горда для того, чтобы полоть грядки?

– Нет, вовсе нет!

– Хорошо. Сестра Таис сказала, что ты не ешь мяса. Это похвально. Но мне бы хотелось знать, почему. Это по религиозным соображениям?

– Просто я плохо чувствую себя от такой еды.

– И всё равно это похвально. – Настоятельница встала, кивнула сестре Таис. – Пусть девочка начнёт с Апостола, а там посмотрим…Надеюсь, Алиса, твоё пребывание под нашим кровом пойдёт тебе на пользу, а нам – в удовольствие.

Оставшись, наконец-то, одна, Алиса с облегчением открыла книгу, устроившись в нише узкого окна. Здесь было так мирно, так хорошо, так красиво… И ещё… Алиса протянула руку в сад, и на неё с тяжёлым гудением опустились, щекоча её, семь огромных шершней. Любой другой на месте Алисы, даже самый отважный рыцарь, обмер бы от ужаса: укусы этих чудовищ из мира насекомых были смертельны даже для взрослого мужчины. Но Алиса нежно улыбнулась им, как старым друзьям, губы её шевелились – она беззвучно разговаривала с ними. С этого момента эти семь летающих копьеносцев всегда были при Алисе – её свита, её охрана и её рыцари.

Гэбриэл проснулся, как и брат, поздно. Фыркнул на слугу, разбудившего его, отвернулся, пряча голову под подушку. Солнце светило прямо в окно, на кровать.

– Милорд, ваш брат ждёт вас завтракать. – Сказал Кевин вежливо. – Что вам подать?

– Дубину. – Пробормотал под подушкой Гэбриэл. – Чтобы я тебя огрел.

– Не согласен с вашим желанием, милорд. – Чуть усмехнулся Кевин. – Я имел в виду – из одежды.

– Давай что-нибудь. – Смирился Гэбриэл, переворачиваясь, стаскивая с лица подушку и слегка приоткрывая глаза. – Где Иво?

– Если вы имеете в виду вашего армигера, милорд, он давно встал, помылся, и ждёт вашего пробуждения.

Гэбриэл сел. Покрывало соскользнуло с его плеч, и слуга содрогнулся, увидев шрамы… Гэбриэл покраснел, вновь натягивая покрывало:

– Ты мне дай одеть что-то… ну, как вчера было. И иди.

– Простите, милорд, но эти шрамы… – Не выдержал слуга. – Что же с вами было?!

– Так. Всякое. – Буркнул Гэбриэл. – Давай одежду.

Оделся, вышел в гостиную. Там сидел в кресле Иво, листая огромную книгу с иллюстрациями. Как раз внимательно разглядывал миниатюры времён года; глянул на Гэбриэла:

– Ну, наконец-то! Ни хрена ты спать!

– Ты завтракал? – Спросил Гэбриэл, сладко потягиваясь.

– Тебя ждал.

– Ну и зря. Я к брату. Он меня ждёт. А ты пойдёшь на конюшню, прикажешь оседлать моего коня, его Пепел зовут. И это… Тебе тоже надо коня, сбрую, всё такое.

– У меня как бы есть конь… – Испугался Иво. – Он, конечно, не мой, я его оставил в Гранствилле…

– Такого коня, какого ты здесь будешь иметь, – фыркнул Гэбриэл, – ты не видал никогда. Забудь про ту клячу. Едешь со мной в Гранствилл, кстати, и со своим Нэшем встретишься. У нас встреча в «Старом месте». Только это, если будут слуги спрашивать, куда и зачем мы едем, говори: в Гранствилл, а зачем, не знаешь. Понял?

– Понял. – Иво мешкал. – А мне… самому надо туда идти?..

– Я тоже дорогу не помню. – Ухмыльнулся Гэбриэл. – На конюшню можно пройти прямо из нашей башни; если окажешься в главном этом, как его, холле, значит, не туда попал, возвращайся. Привыкай! Всё это теперь – твоя забота! И это… Короче, о том, кто ты, можешь рассказывать, что там дед у тебя был, только не мельник, а лесничий, понял?.. Моим слугой или армигером может быть только этот, дворянин. Всю правду говори и про деда, и про тётку, только поменяй мельника на лесничего. И про Сады Мечты не говори. О том, где ты был всё это время и где со мной подружился, можешь говорить уклончиво: все должны думать, что мы в банде вместе были. Этого не подтверждай, но… – Он с сомнением посмотрел на Иво. Искусству блефа он научился благодаря Хэ, и виртуозно умел сделать вид, будто лжёт или уклоняется от темы, чтобы напротив, подтвердить сомнения собеседника, но сможет ли это Иво?.. Добавил со вздохом:

– Но и шибко не отрицай. А теперь давай, на конюшню! – И, не слушая возражений Иво, потащил его за собой вниз; показал двери, через которые можно было попасть на конюшню и на хозяйственный двор. В передней сидели оруженосцы Гарета, слуги – все убивали время, ожидая, что господин позовёт их. Кто-то играл в кости, кто-то тренькал на расстроенной лютне, кто-то даже читал. Почтительно поклонились Гэбриэлу, с любопытством разглядывая Иво. Гэбриэл похлопал Иво по плечу, коварно усмехаясь, и вошёл к брату. Иво постоял, смущаясь и сердясь одновременно, потом сказал чуть хрипловато:

– Нужно коня оседлать для моего… милорда.

– Я уже распорядился. – Лениво сообщил молодой блондин. – Так и знал, что они вместе поедут. Пепла уже седлают. Садись, перекуси. Меня зовут Матиас, тебя Иво. Ты откуда?

– Из Блумсберри. – Буркнул Иво.

– Полукровка! Да ты не волнуйся, здесь к полукровкам нормально относятся. – Матиас присел рядом с Иво. – Да ты не переживай. Я смотрю, ты нас боишься? Правильно делаешь, мы – стая волков. – Он весело усмехнулся, забавно сморщив нос. – У нас отличное место, здесь здорово кормят, не унижают, почём зря, и здесь есть реальный шанс стать кем-то. То есть, при других господах, если ты армигер не шибко знатного рода, так и сдохнешь армигером, не смотря на то, что якобы можешь стать рыцарем. Здесь же шанс есть, понимаешь?.. И за этот шанс мы сожрём друг друга с какашками. Но всё равно, здесь здорово. Расскажешь про своего господина? Откуда он взялся, где был всё это время?

– Я не знаю. – Неискренне пожал плечами Иво. Матиас рассмеялся:

– Не так надо говорить. Я бы тебе наговорил с три короба совершеннейшей чуши, если б не

хотел говорить правды; и ты не смог бы ни обвинить меня в скрытности, ни повторить этой чуши без того, чтобы не прослыть идиотом.

– Я учту. – Иво почувствовал себя свободнее; оказалось, что говорить с другими армигерами довольно легко. – Как только придумаю достаточно интересную чушь, расскажу обязательно.

– Вот это наш парень! – Весело воскликнул Матиас, трепля его по плечу. – Тебе здесь понравится!

Гэбриэл и Гарет довольно весело позавтракали вместе, прошли к отцу, поприветствовать его и пожелать доброго утра, и спустились в конюшню. Конюшня оказалась вовсе не такой, как помнил по ферме Гэбриэл и как представлял себе её и здесь. Это было очень красивое, длинное, тёплое здание, каменное, больше похожее на дворец, чем на конюшню. У коней были не стойла, а отдельные просторные денники, очень чистые, тщательно выметенные и даже помытые, и пахло здесь хорошо: лошадью, сеном, но не навозом и не лошадиной мочой. Конюхов здесь было несколько, и все были заняты делом: кто чистил коней, кто мёл, кто носил воду. На каждом деннике была табличка с именем коня, и Гэбриэл, уже научившийся у Алисы писать и узнавать буквы своего имени, шевелил губами, пытаясь найти что-то знакомое.

– Это не все кони, – пояснил Гарет, гладя изящного вороного жеребчика с белой звездой во лбу. – Только наши, вот это Грачик Габи, её любимчик, андалузец, великолепная порода под дамское седло и для парадных выездов; а это, – он подошёл к мощному и белому, как облако, коню с длинной роскошной гривой, – олджернон, как и наши с тобой, Холг, на нём ездит отец. Холг – патриарх, ему уже тридцать лет. Другие кони – тоже породистые, кастильцы, олджерноны, шайры, бельгийцы. Андалузцы – они под дамское седло, наши дамы их любят за масть, особенно вот таких, – он погладил изящную морду кобылы цвета топлёного молока, со светлой, почти белой гривой, – называется масть «изабелла». Мы твоей невесте такую же подберём. Вот твоя Красавица, – они подошли к деннику, в который уже поставили кобылку Гэбриэла, и лошадь тихонько заржала, потянувшись к нему. Гэбриэл, довольный, что о ней не забыли, сунул ей одну из запасённых морковок. – А кони для армигеров в соседней конюшне, там лошади тоже отличные, но, конечно же, не сравнить с нашими, и денники у них поскромнее, хоть чистота там такая же, отец ненавидит грязь и неряшливость, и меня к тому же приучил.

– Я тоже не терплю.

– Да ты вообще весь в отца! – Засмеялся Гарет. – Пошли, выберем коняшку твоему Иво.

В соседней конюшне было не хуже, чем в первой, разве что денники и в самом деле были поменьше, и в некоторых кони стояли по двое и даже по трое. Сюда братья попали через крытый манеж, где конюхи гоняли на корде роскошную каштановую, в еле заметное мелкое яблочко, кобылу, и Гэбриэл полюбовался ею. Кобыла, почувствовав внимание, заиграла, «завыделывалась», по словам молодого конюха, тоже любующегося своей подопечной:

– Ох, и любит, когда на неё смотрят, ох, и любит! Кокетка!

– Красавица! – нежно произнёс Гэбриэл. Так и жил бы здесь! Не был бы графом – стал бы конюхом! Ему хотелось не просто владеть этими лошадьми, но ухаживать за ними, быть с ними, жить с ними. Для Иво он выбрал высокого каштанового мерина с белыми чулками на всех четырёх ногах, молодого и спокойного, зная, что друг ещё не очень уверенно сидит в седле. Выехали в сопровождении свиты в шесть человек; с моста Гэбриэл заметил башни, вроде той, в которой жили Моисей с Гансом и Тильдой, спросил у брата:

– А здесь кто живёт?

– Никто. В той, что на нашей стороне, располагается стража, а в той, что на том берегу, пусто. Раньше стража была в ней, но когда дед построил башню здесь, ту забросили.

– Я мечтал жить в такой. – Признался Гэбриэл. – С Алисой. Я бы охотился, работал, она бы готовила, убиралась… А вечером мы бы сидели вместе, читали какую-нибудь книгу… У нас есть книга про Гийома и Бьянку?

– Найдём. – Почему-то усмехнулся Гарет. – Гийом и Бьянка… Что-то знакомое. А ты откуда про них знаешь?

– Моисей читал по вечерам. Только не до конца. Там такой момент был, когда мы остановились, мне так интересно, что дальше будет!

– Узнаешь, раз интересно. – Гарет велел свите, в том числе и оруженосцам, ждать на развилке, а сам, кивнув брату, подхлестнул коня, и братья помчались по извилистой дороге на Белую Горку.

Это была маленькая, не больше десяти дворов, но очень зажиточная и красивая деревенька, с прекрасной церковью Марии Магдалины, с утопающими в кустах сирени и вишни дворами. Посреди деревенской площади рос огромный ясень, древний, как сам Остров, наверное, единственный настолько старый ясень в Нордланде, слегка корявый, дуплистый, но зелёный и крепкий, без единой сухой ветви. Деревенские считали, что это священное дерево живущих здесь прежде эльфов, очень его уважали и звали Наше Дерево. Лужайку вокруг него обнесли кованой оградкой, вдоль которой поставили скамейки, и по вечерам собирались под его ветвями, чтобы отдохнуть от дневных трудов, пообщаться и посплетничать. Гарет показал брату и ясень, и церковь; спешившись, они вошли в её прохладный полумрак, и Гарет подвёл брата к чаше со святой водой:

– Есть поверье, что эта вода – особенная. Что она из ключа между корней Нашего Дерева, и у неё, помимо святости, масса других удивительных качеств. Говорят так же, что здесь жила наша пра-пра-пра-бабка, Белая Волчица Дрейдре. В память о ней Хлоринги никогда не охотятся на волков. Но, не смотря на это, волки Элодисского леса людей не трогают и скот не режут. Мы с ними живём в мире. – Он зачерпнул серебряным кувшинчиком немного воды, протянул Гэбриэлу:

– Выпей. Это тоже примета. А потом умойся и вымой руки. Я тебе полью.

– И что будет? – Гэбриэл послушно выпил. Вода была приятно холодной и свежей, вкусной.

– Просто обычай такой у Хлорингов. – Светло улыбнулся Гарет. – Если долго не был дома, надо приехать сюда и выпить этой воды, а потом умыться ею и вымыть руки. Тогда всё зло прошлого уйдёт в землю вместе с водой, и вся грязь – тоже.

– Это хороший обычай. – Раздался рядом чей-то голос, и братья вздрогнули – им казалось, что здесь никого нет, но из полумрака выступил молодой человек, стройный, темноволосый и синеглазый – его глаза поблёскивали синим даже в полумраке. – Вода в самом деле может помочь. Люди даже не представляют себе, сколько в воде силы и сколько тайных возможностей!

– Кто ты? – надменно спросил Гарет, смерив незнакомца взглядом и пытаясь определить его статус. Не рыцарь, не горожанин, не священник, не крестьянин… Но кто?..

– Я путешественник. – Усмехнулся юноша, и Гарет вдруг подумал, что он старше, чем кажется. – Странник.

– Ты не похож на иностранца.

– А я не иностранец. Я родился на Острове, и с тех пор странствую по нему, наблюдаю, и не устаю удивляться.

– Бродяга?

– Странник. – Повторил человек, снова усмехнувшись, без обиды, без гнева, но Гарет почувствовал, что не хочет больше спрашивать. – Не спрашивай Странника об имени, ибо оно – тайна.

Гэбриэл чувствовал больше. У него при появлении странника мурашки побежали по коже, и так и продолжали бежать, приподнимая дыбом короткие волоски на шее. Сердце билось сильно-сильно, Гэбриэл смотрел на него во все глаза, и ему казалось, что того окружает словно бы голубоватое сияние, еле видное, мерцающее… прекрасное.

– Я герцог Элодисский. – Сказал Гарет. – Это мой брат, граф Валенский. Милости просим, странник, в наш замок. Ты сможешь там отдохнуть, а мы охотно послушаем твои рассказы.

– Благодарю. – Чуть нагнул голову странный странник. – Это щедрое предложение, и я тронут и даже растроган, но сейчас принять его не могу. Ещё не время.

– Но… – Гарет почувствовал себя задетым, и хотел высказать претензию, но Гэбриэл помешал: вдруг сильно стиснул его руку, и сказал:

– Воля ваша, господин.

– Рад был повидать тебя, Сетанта Ол Таэр. – Сказал тот. – Наконец-то. Поезжайте в Гранствилл; там вас ждёт нечто очень нужное вам.

Гарет возмущённо дёрнулся, но Гэбриэл дёрнул его за руку, и тот повернулся к брату, сверкая глазами:

– Да что ты… – В этот миг незнакомец отступил в тень и исчез, испарился, заставив Гэбриэла приоткрыть рот и вздрогнуть от внезапного и сильного озноба. Гарет развернулся обратно, и выругался, увидев, что странник исчез.

– И что это было?! – Воскликнул в спину брату, который поспешил наружу.

– Не знаю. – Сказал Гэбриэл. – Но это не человек. Или не просто человек.

– Почему?

– Смотри. – Гэбриэл показал ему руку, покрывшуюся «гусиной кожей». – Мне до сих пор холодно.

– Да ладно! – Воскликнул Гарет. – Молодой, синеглазый, темноволосый… ДА ЛАДНО!!!

– Что?

– По приметам это Страж. – Просто сказал Гарет. – Но этого быть не может! ОН не существует, это легенда! Эй, ты! – Он окликнул человека, робко стоявшего у забора, и не решающегося приблизиться к герцогу. – Ты кого здесь сейчас видел?

– Вас, милорд! – Поклонившись несколько раз, признался тот.

– А такого темноволосого типа в тёмной одежде – видел?

– Нет, никого не было, милорд! В деревне бы его не просмотрели, уж поверьте! А птицу видели!

– Какую птицу?

– Ястреба! С крыши Магдалины нашей взлетел сейчас, здоровый! Я думал, ваш…

– Кто такой Страж? – Спросил Гэбриэл брата, но тот шёл, почти бежал, к своему коню.

– Поехали в Гранствилл! – Крикнул тот на ходу. – Там нас ждёт что-то очень нужное!..

Для Гэбриэла эта неторопливая поездка стала настоящим знакомством с городом; в предыдущие разы он как-то пропустил его мимо себя, занятый совсем другим. Теперь он имел возможность ощутить приближение большого города: по оживлённому движению на этой дороге, где в сторону города и от него шли и ехали люди, тащились повозки, мчались всадники, толпились люди возле богатого придорожного трактира у развилки Брыльской дороги, попрошайничали нищие… Гарет рассказывал брату всё, что тот должен был знать об округе, по крайней мере, на первое время, показывал достопримечательности. Знаменитые Гранствиллские дубы, посаженные сыном Карла Основателя, Генрихом Кротким, вдоль Ригстаунской дороги, трактир «Пескарики», находившийся у развилки Брыльской дороги, лавку еврея Франтика, стоявшую у ворот вот уже без малого пятьдесят лет… В стороне от дороги, рядом с городом, звенел молот кузнеца, за дубами виден был стихийный рынок, как обычно, расположившийся на турнирной площадке, у ворот засуетилась при виде герцога кучка нищих… Проезжая мимо, Гарет небрежно бросил им горсть геллеров, и те кинулись подбирать их в пыли, отчаянно скандаля. В город братья въехали в отличном настроении, дав всем убедиться в том, что воссоединившиеся братья прекрасно понимают друг друга. Вместе с каноником вошли в дом епископа. Каноник переживал, даже нервничал, твердя, что не знает, имеет ли право рыться в вещах епископа; но согласился осмотреть его бумаги. Пока он рылся в его архивах, Гарет рассматривал гравюры и картины в доме епископа, фыркая то и дело:

– Ни одной симпатичной бабёнки, всё юноши и мальчики! Святой Себастьян, в шести различных вариантах, ну надо же! За версту содомятиной прёт, и как никто не обращал внимания? Смотри, рыженькие, как этот несчастный пацан из подвала. Вот… урод долбаный!

– Я кое-что нашёл… – К ним подошёл каноник с кипой свитков. – Не могу понять, что это, просто показалось странным, и связано с бароном Драйвером, как вы и хотели. Больше ничего, как-то связанного с Редстоуном, Драйвером и Найнпортом. Вообще ничего.

– Что это? – Гарет развернул маленький свиток со свисающими печатями, одной большой и двумя маленькими. – Вирсавия Энсли… – Взял другой:

– Евгения Тодд… Матильда Фокс… Алиса Манфред… Чёрте-что!

– Что там про Алису?! – Дрогнул Гэбриэл.

Гарет вновь развернул свиток:

– Алиса Манфред, дочь сэра Августа Манфреда из Трёхозёрок и полукровки Раисс из Элодиса, обвенчанных преподобным Титусом Мнихом… Ла-ла-ла… Крещена… Судя по датам, этой Алисе сейчас шестнадцать, и её опекун – Теодор Драйвер, барон Найнпортский… – Гарет быстро развернул другой свиток, потом ещё, и ещё…

– Как много было обвенчано полукровок и мелких рыцарей преподобным Титусом Мнихом! – Воскликнул, просмотрев все. – И у всех их дочек крёстный отец – Теодор Драйвер! Прямо слеза прошибает. Смотри, личные подписи епископа и Драйвера, документы – подлиннее некуда! Трёхозёрки… Это где-то недалеко от Сандвикена, на болотах…

– Это какое-то мошенничество? – Неуверенно спросил каноник.

– Не думаю. – Быстро сказал Гарет. – Скорее, это преступные замыслы в отношении этих девочек. В этом следует разобраться. Я забираю эти документы. – Он кивнул Матиасу, и тот сгрёб свитки в мешок. Гарет оставил себе только тот, что касался Алисы, и как только они вышли во двор, сунул его брату:

– Это тебе свадебный подарок от Хэ.

– Что это?! – Гэбриэл пока что ничего не понимал, и начал уже нервничать, так как здесь что-то касалось Алисы.

– Ты говорил, что он отобрал несколько девочек, на роль своей будущей жены. Он не просто их отобрал, он выправил им документы, самые, что ни на есть, подлинные, чтобы наследник получился абсолютно законный. Твоя Алиса – благородная леди, пусть из бедного, но достойного рода. Ничего не нужно придумывать, всё уже есть! И он даже пикнуть против не посмеет, потому, что он сам сюда свою печать тиснул и сам расписался, вместе с нашим епископом! Думаю, когда он узнает, какую услугу тебе оказал, он будет петь от счастья!