Полная версия
Будущее уже было
– Это же почти нереально, – засомневался Виталий, который и так чувствовал себя очень скверно после вчерашнего застолья.
– А других вариантов у нас пока нет. Причём это сделать нужно сегодня, потому что завтра солдаты сольются с людской массой, и поиски осложнятся тем, что все разбредутся по городу, – подтвердил Филатов, и сам не очень веря в такую затею.
– А если он вообще не в городских частях служит? – засомневался и Михаил. – Бабка ведь сказала, что он в командировку отбыл.
– Будем спрашивать у солдат и офицеров, по правилу «шести рукопожатий», возможно, и выйдем на нужного нам человека, – Сергей немного задумался.
– Кажется, нашёл, – Михаил громко воскликнул, открыв дверцу большого платяного шкафа, за которой скрывалась небольшая комната-гардеробная.
Ровными рядами на вешалках висели самые разные одежды. Сергей быстрее всех подошёл и сразу обратил внимание на красивый офицерский мундир. Примерив на себя, он невольно заглянул в карман и обнаружил удостоверение «поручика лейб-гвардии Волынского полка… Сергея Филатова».
– Мужики, это опять всё подстроено. Здесь опять наши документы.
– Не может быть, – остальные кинулись просматривать одежду.
Рядом висели шинели, в которых нашлись удостоверения на каждого.
– Значит, один вопрос уже отпадает сам собой, нам уже есть в чём выходить на улицу, – радостно сообщил Олег.
Виталий, с трудом сдерживающийся всё это время, кинулся в туалет.
– Тяжело парню, малость перебрал вчера, – посочувствовал Олег.
– Полагаю, что ему и придётся остаться дома, – вдруг решил Сергей. – Судя по тому, что от входной двери только один ключ, нам нужно кому-то всегда оставаться в квартире, чтобы в любой момент каждый из нас мог беспрепятственно вернуться назад. Вполне вероятно, что мы в большой толпе народа на улицах города потеряемся друг от друга. Мобильные телефоны здесь не работают, позвонить друг другу возможности нет. Их вообще лучше спрятать подальше и не демонстрировать, чтобы не спалиться.
– А если сфоткать что-нибудь захочу на память? – удивился самый молодой из путешественников во времени.
– Лучше воздержаться. И ещё, пожалуй, самое важное – каждый должен знать дорогу домой. Где бы вы не были, возвращайтесь в эту квартиру. Место сбора здесь. И запомните, что вернуться к себе в своё время мы сможем только все вместе – только тем же составом, что и прибыли.
– Офигительный квест, – съиронизировал Миша. – И как я буду без навигатора по Питеру ориентироваться? Карты ведь на телефоне тоже не работают?
– Запоминайте дорогу на память, – утвердительно приказал Сергей. – Тебя, Тарас, это тоже касается. Вы тут с Мишкой оба не местные.
– Да, разберёмся как-нибудь, – спокойно отреагировал тот. – В крайнем случае, есть ведь и такси… Точнее, извозчики. Деньги, я смотрю в карманах тоже малость имеются.
– Да, о нашем пребывании здесь кто-то предусмотрительно позаботился, – опять задумался историк, внимательнее разглядывая прессу. – Удивительно, уже который год страна в состоянии войны, а в газетах почти ни слова о сводках с фронтов. Сплошь реклама ресторанов, театральные премьеры, разные сплетни и криминальные сводки.
– Ну, почему же? – возразил Олег. – Вот объявления о продаже облигаций военного займа. Какой-то банкир Алфёров за пять дней продал облигаций на пятьсот тысяч рублей. Все облигации будут погашены через десять лет. «Настоящая война – война народная, военный заём также должен стать народным делом, и каждый из нас должен принять в нём участие в той мере, к какой может». Это что, и сто лет назад из карманов обычных граждан также обманом выкачивали деньги?
– А ты как думал? Кому война, а кому мать родна, – подтверждает Сергей. – Или может ты думаешь, что кому-то действительно выплатили по этим военным займам, когда уже и страны-то такой не стало?
– Из века в век одно и тоже…, – усмехнулся Олег.
– А вот и главная статья, – читает Филатов. – «В последние дни отпуск муки в пекарни и выпечка хлеба в Петрограде производится в том же количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватало, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари».
– И почему это она главная? – удивился Олег.
– Да, потому что, значит действительно в стране хлеба достаточно, и повода митинговать совсем нет. А ведь изначально началось всё именно с хлебных бунтов. Искусственно созданная шумиха и возмущения масс. Всё спланировано. Всё по методичке. Как и у вас, на Украине, – Сергей обратился к Тарасу. – По одной схеме работают.
Из туалета вновь с мокрой головой появился Бероев, укутанный полотенцем.
– Похоже, тяжко парню, – с сочувствием усмехаются друзья.
– Виталий, мы идём в город, а твоя задача осмотреться тут в «своей» квартире. Остаёшься за дежурного. Отлежись, приди в себя. Всех впускать, никого не выпускать, – отдал распоряжение Филатов. – И, осторожненько так, поизучай соседей. Только сам сильно не светись. Если что, ты – дальний родственник, приехал издалека.
Тарас, вновь осматривая округу из окна, подметил:
– На улице всё больше и больше народу. Все куда-то спешат.
– Все идут на Невский, – утвердительно сказал Сергей. – Там сегодня будет основная туса.
– Так надо быстрее вливаться в толпу, – вдруг встрепенулся Олег.
– Форму все себе подобрали?
Перед «поручиком» Филатовым выстроились три бравых «солдата» в уже слегка потёртых шинелях. Более нелепо среди других выглядел Тарас.
– А можно я в обычной одежде пойду? – быстро сбросил с себя военное обмундирование украинский товарищ. – Мне в гражданском как-то попроще.
Он тут же на вешалках отыскал старую потёртую кожаную куртку и кепку.
– Ну, вылитый Путиловский рабочий, – с восхищением отметил Сергей. – Значит, будешь налаживать связь с рабочим классом.
– Очень смешно, – сквозь зубы произнёс Тарас.
– А я и не смеюсь. Я серьёзно. С простым народом тоже нужно будет разговаривать. А к военным они не очень предрасположены. Военные с оружием, и иногда по ним стреляют.
Подойдя к окну, Филатов обратил внимание на то, как вдалеке большими группами прямо по льду люди переходят через Неву с Васильевского острова. Послышались отдалённые звуки канонады.
– Кажется, начинается, – вглядываясь вдаль, отметил он. – Значит, мосты уже перекрыты. Бунтовщиков перестали пускать к Невскому. Начинается стрельба. Самое главное, мужики, будьте осторожней. Нам бы самим под пули только не угодить. В любой ситуации – сразу домой. В конфликты не вступать, на агрессивные выходки не отвечать.
В этот момент Сергей пристально посмотрел на Олега:
– Персональная просьба.
– А что, сразу я? – опять возмутился друг.
– А догадайся сам.
– Да не собираюсь я никого трогать.
– Поймите, мужики, нам нельзя сейчас здесь влезать ни в какие передряги. Своим вмешательством мы можем изменить историю, и тогда непонятно в какое время мы вернёмся. Всем ясно? Как можно меньше контактов с местными.
– Тогда как мы найдём этого Соколова, если не будем вступать в контакт с людьми? – поинтересовался Михаил.
– Вступать, конечно, нужно, но очень осторожно, – пояснил Филатов и махнул рукой. – За мной.
***
Группа «пришельцев из будущего» осторожно шаг за шагом, медленно и озираясь по сторонам, через парадную дверь вышла на улицу Петрограда начала двадцатого века. День выдался очень солнечный, но морозный. По тротуару в разные стороны быстро сновали самые разные люди. На вымощенной дороге старинные автомобили непонятной конструкции, громко сигналя, обгоняли повозки, запряжённые в лошадей. Вместе с утренней свежестью сразу врезался и пронизывающий запах конского помёта, устеленного по всей мостовой, который давился колёсами автомобилей, смешиваясь со снежной кашей, наматывался на них и отлетал в разные стороны.
Следом за компанией из подъездных дверей выскочили два мальчишки, шустро проскользнув между «солдатами» и скрылись в соседней подворотне. Выйдя на улицу, компания сразу оказалась на широком проспекте. На здании висела кованная табличка с надписью «Офицерская».
– Это же проспект Декабристов, – воскликнул Олег.
– Это уже в наше время он будет «Проспектом Декабристов», – пояснил историк Филатов. – До Невского пешком далековато будет. Метро ещё не изобрели, поэтому придётся ловить извозчика.
За этим дело не стало, усевшись все в одну повозку, компания двинулась в сторону основных событий, которые их ждали впереди.
С огромным интересом разглядывая всё по сторонам, прежде всего, в глаза бросалось огромное количество пёстрых безвкусных вывесок на стенах домов с гигантскими буквами. Два нижних этажа одного за другим зданий были сплошь ими залеплены. На некоторых домах вывески торчали даже на четвёртых и пятых этажах. Они нелепо висели поперёк тротуаров, прицеплялись к балконам, эркерам, тянулись вдоль всех крыш домов. От такого обилия наружной рекламы рябило в глазах. В слабом февральском утреннем свете выпяченные объемные буквы сверкали всеми красками, блестели позолотой, лаком, стеклом. Архитектурная стройность улиц терялась в этом море рекламы. Было понятно, что каждый владелец своего магазина устанавливал витрину по своему вкусу, не считаясь с обликом зданий, а потому всё выглядело нелепо и несуразно. Окрас самих зданий совсем непривычно из-за преобладания в основном тёмного, и в частности тёмно-красного цвета, создавал мрачный вид.
Так, глазея по сторонам, «компания военных» в сопровождении «путиловского рабочего» незаметно прибыла к месту. Однако извозчик отказался довозить до Невского ещё целых пару сотен метров, ссылаясь на опасность быть побитым недовольными вольнодумцами и пьяной молодёжью, блуждающей среди повстанцев, поэтому остаток пути до заветной городской артерии друзьям пришлось преодолевать уже пешком.
***
Виталий ещё долго не мог прийти в себя. Голова болела, сильно мутило. Даже несколько глотков обычной воды вырывались наружу, упорно не желая усваиваться внутри. Время тянулось очень медленно. Горемыка то ложился, то вставал, то ходил по комнатам, то рассматривая старинную прохудившуюся мебель, листая свежую прессу, просматривая полки шкафов, после чего вновь ложился, покрывая голову мокрым полотенцем. Спустя час или более, Виталия осенила мысль прогуляться по улице, вдохнуть аромат свежего воздуха, а заодно и пройтись до ближайшего магазина, лавки или может быть аптеки. Еду организм пока упорно не принимал, поэтому он решил чем-либо полечиться.
Примерив висевшие пальто и шляпу, Виталий осторожно вышел на лестничную площадку. Не успев повернуть за собой ключ, вдруг услышал звук открывающейся двери напротив. Молодой человек продолжал стоять спиной, не поворачиваясь, чтобы дождаться, пока соседи спустятся первыми по лестнице, решив таким образом остаться незамеченным. Вдруг он услышал очень нежный женский голос:
– А вы, наверное, родственник Карла Оттовича?
Виталий, так и не поворачиваясь, мотнул головой и пробурчал под нос:
– Да.
– Я заметила, что у вас большая компания. Карл Оттович перед отъездом во Францию предупредил, что приедет племянник с друзьями, – продолжала поддерживать разговор молодая особа.
– Да, – опять невнятно произнёс молодой человек.
– А вы, как я смотрю, совсем немногословны.
Виталию уже совсем неудобно было оставаться спиной к даме, поэтому он сделал вид, что, наконец закрыл неподдающийся замок, поправил очки и шляпу и медленно повернулся. Перед ним стояла изящная высокая стройная золотоволосая чернобровая женщина со слегка прищуренным, но очень обаятельным взглядом в ярко розовом пальто с накинутым поверх белым мехом. Подойдя ближе, почти вплотную к Виталию, девушка протянула тонкую руку в белой кружевной перчатке и томным голосом с привздохом произнесла:
– Любовь.
Виталий сглотнул комок, подступивший к горлу, и продолжал молчать, не зная, что ответить. После некоторой паузы девушка добавила:
– Любовь Дмитриевна.
Виталий немного оторопел, но быстро придя в себя, слегка наклонился, чтобы прикоснуться губами к руке, и негромко сказал:
– Виталий… Виталий Бероев.
Девушка неожиданно расхохоталась, заливая небольшое подъездное пространство лестничной площадки пронизывающими до глубины души звонкими миловидными звуками лучезарного смеха, чем парня совсем привела в смущение. Но, также резко остановилась:
– Не обращайте внимание. Мне просто забавно смотреть на вашу нерешительность.
С этими словами внутри молодого человека вдруг «проснулся» пусть, не орёл, но, точно вожак стаи. Как-то самопроизвольно расправились плечи, и рост, казалось, «увеличился» на десяток сантиметров.
– А с чего решили, что я смущаюсь?
– Я так совсем не думаю, – теперь уже кротко ответила девушка. – Я просто хотела попросить Вас проводить меня до булочной. Знаете, на улице беспорядки. Говорят, что повсюду снуют хулиганы. Я крайне нуждаюсь в сильном уверенном провожатом. Не соблаговолите мне составить компанию?
– Непременно, – теперь уже с глубокой внутренней уверенностью утвердительно произнёс Виталий. – Я как раз сам направляюсь в ближайшую лавку.
Девушка тут же нежно, словно сразу несколько змей, обвила своими руками руку соседа и прижалась к плечу. Парочка двинулась вниз по лестнице.
– Не сочтите за любопытство, но хотелось бы поинтересоваться, чем Вы занимаетесь, Виталий? – по дороге продолжила разговор спутница.
– Я люблю рисовать и пишу книги.
– Ой, как это прекрасно, – не скрывая восхищения, воскликнула Любовь. – А я сначала подумала, что вы какой-то учёный.
– Это почему?
– А вы напомнили мне моего папеньку. Он у меня был очень известный учёный. К сожалению, его уже нет в живых, но он столько всего создал, что его теперь знают многие другие учёные.
– Ну, я ведь тоже знаю многих самых разных учёных. Может и о вашем отце слышал.
– Менделеев его фамилия. Дмитрий Иванович. Слышали что-то о таком?
Виталий в этот момент чуть было не поперхнулся.
– Безусловно. В школе проходили…
– Куда проходили? – не поняла собеседника спутница.
– Я хотел сказать, что, конечно же, слышал и знаю о его величайших открытиях. Каждому, наверное, известна знаменитая Периодическая система химических элементов, созданная Менделеевым.
Любовь от изумления широко открыла свои раскосые глаза и с восхищением воскликнула:
– Вы и химией тоже интересуетесь? Вы так много всего знаете?
Виталий хотел в ответ сказать ещё что-то умное, чтобы окончательно выглядеть в глазах милой девушки образованным интеллигентом, но, решил на этом остановиться в познаниях, чтобы не скомпрометировать себя окончательно, тем более, что за увлекательной беседой они уже дошли до лавки.
***
Уже спустя несколько минут друзья оказались на главной улице столицы и сразу влились в гущу самой разнообразной толпы. Вся улица была заполонена народом. Самая разношёрстная публика, от промасленных рабочих и бородатых лакеев, до молодых студентов и курсисток, сгруппировавшись в кучки, целенаправленно шли в сторону вокзала. Наиболее агрессивная молодёжь вела себя очень дерзко и развязно. Деревянными палками и металлическими обрезками труб они то и дело пытались что-нибудь мимоходом обязательно разбить или просто сильно ударить. После них не оставалось ни одного целого фонаря вдоль дороги. С разбегу с криками и воплями, словно обезумевшие, они вдруг налетели на движущийся старенький трамвай и с размаху побили все его стёкла. Вагончик остановился, люди в ужасе выбежали на улицу. То и дело отовсюду слышался звон разбившихся окон первых этажей. Сергей вопросительно посмотрел на Тараса:
– Тебе это ничего не напоминает?
В ответ украинский товарищ просто отвёл взгляд в сторону. Группа наших героев двинулась вместе со всеми в общем потоке. Ближе к площади поток становился всё плотнее. Люди шли уже плотно прижимаясь плечо к плечу. Людская масса превратилась в единую, словно морскую, волну. Попав в поток, противостоять ему уже невозможно, и постепенно друзья начали не самопроизвольно отдаляться друг от друга, теряясь из виду.
Через некоторое время уже ближе к площади движение вдруг неожиданно остановилось. На пути поперёк всего проспекта дорогу горожанам перегородили солдатские шеренги. Стоя лицом к лицу к вчерашним крестьянским сынам и рабочим, сегодня надевшим солдатские шинели, народ из первых рядов пытался уговорить новобранцев пропустить их к площади. Население напирало убеждениями и своей массовостью. Солдаты же стояли непреступным строем. По лицам была видна их общая скорбь с народом, но присяга и приказ были, конечно же, важнее.
Сергей с Михаилом оказались вместе прижатыми с одной стороны лицом к лицу к солдатскому строю, а с другой к громкоголосой компании студенческой молодёжи с нацепленными на груди красными ленточками в виде бантов. Миловидная темноволосая девушка в полурастёгнутом пальто и без шапки озябшими руками сжимала в руках кривую длинную палку, служившую древком для флага в виде куска ярко красной материи. Девчонка, улыбаясь стоявшему рядом унтер-офицеру, игриво называя того «Тимохой», пыталась уговорить пропустить их компанию. В ответ высокий статный солдат нагловато пытаясь руками прижать к себе молодую особу, лишь отвечал: «Да, я бы ведь и не против, Ульянка, ты же знаешь. Тебя одну, да хоть куда… Хоть замуж. А вот с компанией, такого приказу не было».
Посчитав сказанное удачной шуткой, он громко расхохотался. Девушка своим флагом резко оттолкнула наглого военного, ударив того по рукам, и тут же спиной наткнулась на Мишу. Обернувшись и увидев ещё одного военного, она мило улыбнулась и спросила: «Может ты пропустишь, солдатик? Мне очень-очень надо к «бегемоту»!!!» Молодой парень опешил. Он совершенно не знал, что ответить девушке, которая невольно оказалась так близко, практически в его объятиях, и только посмотрел на Сергея. Девушка следом тоже перевела жалостный взгляд на стоявшего рядом «офицера».
Тут же неподалёку какой-то подвыпивший парень, по виду из рабочих, вдруг неожиданно рванув на себе телогрейку руками так, что пуговицы полетели в разные стороны, и яростно крикнул: «Дайте свободу или убейте!!!»
С другой стороны средних лет женщина взмолила: «Солдатики, только не стреляйте!» Унтер-офицер уверенно ответил: «Не бойтесь, стрелять не будем». После чего, развернувшись к Сергею, вдруг произнёс, словно оправдываясь, но так чтобы старший по званию услышал: «Они идут хлеба просить, пройдут и разойдутся».
Филатов, быстро осмотревшись вокруг, вдруг понял, что он в ближайшем окружении единственный «офицер высокого чина». Пристально посмотрел на унтер-офицера, которого девушка только что называла «Тимофеем», и почувствовал, что этот солдат только и ждёт его приказа, Сергей махнул головой и сделал жест рукой: «Пропустить!»
Молодой и дерзкий унтер, широко улыбнувшись в усы, перчаткой вытер лоб и, ловким движением приподняв фуражку наискось, скомандовал стоявшему рядом строю: «Расступись!»
Молодая девушка, обернулась и лукаво улыбнулась Михаилу. Их глаза оказались настолько близки друг к другу, что парню показалось, что он заглянул в глубину бездонного голубого озера. Это мгновение длилось недолго. Лишь крикнув: «Спасибо, красавчик», девушка быстро растворилась в толпе, хлынувшей в образовавшийся проход. Через минуту и его самого уже буквально затащило на площадь.
Митингующие тут же оказались лицом к лицу с полицейскими, которые с криками: «Кто пропустил? Кто позволил?», беспорядочно гоняли зевак из стороны в сторону. Казаки на лошадях также, создавая грозный вид и размахивая нагайками, делали вид, что наводят порядок, в действительности же просто прохаживались среди народа. Было заметно, что их никто не сторонится, а даже наоборот, заводит задушевный и весёлый разговор.
Олег уже с удивлением наблюдал за главным событием манифестантов, которое разворачивалось в самом центре площади возле памятника с всадником, почему то частично накрытого мешковиной. И в первую очередь, ему крайне непривычно было видеть на месте того самого памятника революционерке с флагом, сейчас совершенно другое изваяние. Сергей же, глубоко изучая историю родного города, знал, что это и есть тот самый памятник императору Александру-III, который как раз сейчас народ и называл этим обидным словом «бегемот». Остальные из друзей никакой «подмены» не заметили.
Именно здесь вокруг этого самого памятника и расположилась немногочисленная, но крайне активная молодёжь с митингом, размахивая красными флагами. Пели революционные песни, громко выкрикивая лозунги: «Долой войне! Долой царя! Долой самодержавие!»
Михаил сразу же узнал среди этой громкоголосой группировки, ярко выделяющуюся ту самую девушку. Размахивая древком, она ближе всех находилась к глазевшим вокруг. Михаил постарался протиснуться ближе, в надежде вновь встретиться взглядами, но, в этот момент, отодвинув его плечом, подошли ещё несколько полицейских во главе с грузным начальником. Тот, представившись «ротмистром Крыловым», громко и властно потребовал немедленно прекратить эти манифестации, иначе будет вынужден арестовать всех. Но, девчонка лишь дерзко и нагло стала ещё громче кричать и прямо перед самым его лицом размахивать флагом. В ответ городовой попытался схватить девчонку за край пальто, но, резко дернувшись в сторону, она вырвалась, оголив одно плечо почти до пояса. Даже не заметив этого, активистка под визги и крики стоявшей рядом толпы резко отмахнулась своим флагом, нечаянно зацепив наглого полицейского древком по голове, смахнув с того фуражку. Народ тут же залился громогласным хохотом. Разозлившийся офицер с яростью выхватил саблю из ножен и с размаху резко полосонул по бунтарке. Удар пришёлся как раз на открытое плечо, из которого сразу хлынула красная кровь, но активистка и этого не заметила, продолжая отмахиваться древком. Вторым ударом жандарм выбил флаг из её рук, и девушка пошатнулась, присев на одно колено. Старый офицер с нескрываемой жестокостью и ненавистью в глазах уже и в третий раз занёс над собой окровавленную саблю для удара, который должен стать окончательно смертельным, так как забрызганная кровью, но с гордо поднятой головой, девушка совершенно безоружно стояла пред ним, не пытаясь защищаться даже руками.
Но, неожиданно в этот момент, Михаил, находясь в непосредственной близости, вдруг резким и отточенным движением перехватил эту занесённую над головой руку офицера, и сабля в тоже мгновение ловко оказалась уже в руках молодого парня. Не задерживаясь ни на секунду, таким же резким и размашистым движением он нанёс сокрушительный глубокий полосовой удар по пухлому туловищу полицейского. Удар получился настолько сильным, что не только весь офицерский мундир насквозь от шеи до пояса с треском разорвался, тут же покрываясь бурыми пятнами, но и кожаная портупея разлетелась на части, отлетая в сторону. Старый жандарм с широко открытыми от удивления и застывшими глазами, словно мешок лицом вниз грохнулся на мостовую. Из-под его тела тут же огромная багровая лужа растеклась по изрядно затоптанному снегу.
Все вокруг на минуту опешили и стояли не двигаясь. Первым пришёл в себя тот самый унтер-офицер по имени Тимофей, который оказался поблизости. Он резким движением, выхватил из рук молодого «солдата» саблю и выкинул в снег, оттолкнув Михаила в сторону своих подчинённых. Вместе со своими товарищами, он закрыл телами его от полицейских, выставив вперёд штыки. Толпа людей и манифестантов, поняв, что солдаты уже вместе с народом, тут же кинулась с криками на стоявших рядом полицейских. В руках их оказались палки и лопаты, которыми демонстранты, размахивая, стали целенаправленно наносить удары по полицейским. Городовые принялись беспорядочно отстреливаться из револьверов, но, тут же получали удары булыжниками и осколками льдин.
Тимофей с солдатами укрыв собой Михаила оттащили того в сторону, но, молодой парень, отмахнувшись, вырвался из рук случайных покровителей и вновь кинулся к памятнику, где на снегу, истекая кровью, лежала эта молодая активистка. Рядом склонились её товарищи. Одним движением, он, оттолкнув всех в стороны и упав перед ней на колени, тут же начал бить девчонку по щекам, приводя в сознание. Затем разорвав на себе рубаху в клочья, приложил к кровоточащей ране эти тряпки, плотно прижав и прикрыв отворотом пальто.
Взвалив молодую девчонку на руки и, поднявшись на ноги, молодой парень, ринулся в сторону. Вокруг уже шёл беспорядочный мордобой, всюду лужи крови на мостовой, стрельба из револьверов, но, Михаил этого ничего не замечал, словно вообще ничего не слыша. Ему нужна была только дорога к выходу от этих беспорядков. Обернувшись несколько раз вокруг, он не понимал, в какую сторону ему бежать. Тут вновь подоспели этот унтер-офицер с солдатами, которые повели парня за собой, указывая дорогу и расталкивая разъярённых горожан и жандармов, создавая тем самым проход. С военными никто не желал вступать в драку. Казаки на лошадях в стороне продолжали просто наблюдать за происходящим, не участвуя в потасовках.