Из записок мага

– Думаю, эта красавица, что с самого рассвета латает крышу вон той развалины, тоже не отказалась бы от чашечки кофе по рецепту Базилио.

Настроение Маято тут же испортилось. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Джон говорил о Тин. Коо Та нехотя поднялся, накинул халат и вышел на балкон.

Тин, в самом деле, латала крышу. Рядом с развалинами лежала куча веток, которыми Саоса затыкала дыры в жалкой постройке, она беззаботно напевала, прекрасно видя, что за ней наблюдают две пары мужских глаз.

– Честное слово! – засмеялся Корнуэл, – я давно не видел, чтобы человек так заразительно работал. Глядя на нее, я готов свернуть горы. Не нужно ли вам что-нибудь починить, Маято?

– Обычно этим занимаются слуги, – недовольно проворчал Маято.

– Жаль, – Корнуэл покачал головой. – Человек должен работать, должен бороться с природным желанием все уровнять в единой гармонии. Знакомы вы с философским трактатом Маркса? Он становится интересен в Германии. Это, конечно, чепуха, но растительная жизнь достойна только презрения.

При этих словах Корнуэла Маято, кажется, немного покраснел, но кто может ручаться за это? Быть может, то были лишь лучи утреннего солнца, упавшие на его красивое лицо?

– Мой милый друг, достаточно ли вы отважны, чтобы поохотиться на того гадкого льва, что вчера так нагло съел мою лошадь? – не дождавшись реакции на свою отповедь, спросил Джон.

– А вы что полагаете, что я трус?! – негодующе воскликнул Коо Та.

– Да нет, – задумчиво сказал Корнуэл. – Увидимся за завтраком.

Он еще раз глянул на Тин и вышел из комнаты…

Корнуэл молча ехал, с явным любопытством разглядывая открывающиеся его взору пейзажи. Казалось, все интересовало его: деревья, птицы, витавшие у них над головой, цветы, – и он явно пребывал в хорошем расположении духа. Чего нельзя было сказать о Маято. Ему не нравился его гость, не нравился день, и больше всего ему не нравилась эта дурацкая идея устроить охоту на льва вдвоем. Если у Маято и возникало желание получить острые ощущения на охоте, то он брал с собой по крайне мере дюжину слуг, ведь лев свиреп! А что задумал этот сумасшедший! Он англичанин, если вчера лев и не слопал его заодно с лошадкой, так он думает, что и сегодня все обойдется. Но он-то, Маято не идиот, он знает, что голодный лев не упустит шанс полакомиться таким беззащитным существом, как человек. И зачем он только поддался на эту дурацкую затею, нет, он определенно теряет последний рассудок.

– Я думаю, он скоро проголодается, – сказал Джон, имея в виду льва.

– Послушайте, Корнуэл, – отважился, наконец, Маято. – Клянусь честью, это очень плохая затея. Вот попомните мои слова, когда столкнетесь с этим чудовищем. Даже опытные охотники не выходят тягаться со львом один на один.

– А вы считаете меня неопытным? Я очень опытный, – Корнуэл снял с плеча винтовку и закинул ее в чащобу. – Может быть, теперь вы поймете, что я нисколько не шучу.

Маято покрылся холодным потом.

– Вы сошли с ума, – только и мог он сказать.

– Возможно, но ведь у вас осталось ружье. Надеюсь, вы не будете стоять и смотреть, как лев разрывает меня на части.

Да-да, этот англичанин сошел с ума, он полагает, что гулять по джунглям это то же самое, что дефилировать под ручку с дамой по Пиккадили! Нет, он, Маято, в этом участвовать не будет, он конечно, не трус, но и не безумец!

– Я часто думаю, – сказал Корнуэл, срывая с куста премилый цветок, – до чего же трусливая тварь – человек. Причем боится он каких-то совершенно безобидных вещей, и знаете почему? Потому что он не верит, или недостаточно верит, что одно и то же, в общем-то. К тому же слишком много думает о себе. Он не верит, что молния не ударит в его дом и змея не укусит его. Как же она может его не укусить?! Не верит в целесообразность всего происходящего, со страхом смотрит в будущее, вперед, боится поглядеть назад и сделать шаг в сторону, потому что не верит. Вера, мой друг, заменяет храбрость.

– И вы верите, что лев вас не съест, даже если будет голоден? – язвительно спросил Маято.

Корнуэл лишь улыбнулся в ответ и понюхал цветок. Лошадь под ним дернулась и тревожно заржала.

– Мне кажется, она чувствует опасность, – сразу приободрился Джон.

Маято хотел, было, предложить ему повернуть назад, но тут Корнуэл дал лошади шпоры и вихрем помчался в самые заросли. Маято ничего не оставалось делать, как последовать за ним, больше всего он не хотел, чтобы вина за гибель англичанина пала на него, ведь этот безумец кинулся навстречу опасности безоружным.

Догнать безумного Корнуэла Маято удалось лишь на большой поляне, где тот стоял, замерев от необычайного зрелища, раскинувшегося перед ним. В оцепенении остановился и Маято, не в силах пошевелить членами от охватившего его ужаса.

На поляне, как на сцене разыгрывалась трагедия. У дерева стояла Тин Саоса, рядом с ней валялась куча веток ятобы, девушка в отчаянии ухватилась за ствол, надеясь найти поддержку у могучего великана бете. Напротив нее, оскалив пасти, стояло два совершенно белых льва. Маято даже протер глаза, чтобы проверить, не двоится ли в них от ужаса, ведь львы никогда не охотятся парами, и никогда еще он не видел белых львов.

– Какое невероятное зрелище, – глубокомысленно сказал Джон.

Маято перевел потрясенный взгляд на англичанина и стал еще более потрясенным. Корнуэл был абсолютно спокоен, будто это не львы, а два маленьких котенка, готовились растерзать Тин Саоса.

– Они же сейчас съедят ее, – ужасным полушепотом произнес Маято.

– Вот именно, – подтвердил Корнуэл, – но ведь оружие есть только у вас.

Маято опомнился, схватился за винтовку и попытался прицелиться, но руки его столь сильно дрожали, что было удивительно, как он может удерживать в них оружие.

– Стреляйте же! – с проклятиями обрушился на него Джон, видя, что львы приготовились к прыжку.

Маято отчаянно выстрелил, и выстрелил так удачно, что сам не поверил. Пуля, пройдя сквозь сердце одного чудовища, попала в голову другого. Оба они свалились у ног приготовившейся умирать Тин. Девушка без чувств упала поверх поверженных монстров.

Занавес.

Оба горе-охотника кинулись к ней. Маято оттащил Тин в сторону, а Корнуэл удивленно осмотрел добычу.

– Вы мастер, – уважительно сказал он. – Я еще никогда не видел подобного выстрела, черт побери!

Маято снял с пояса фляжку с водой и поднес к бескровным губам девушки.

– Я бы посоветовал вам побрызгать ей в лицо, если вы, конечно, не хотите, чтобы она захлебнулась, – сказал Корнуэл и пошел за лошадьми.

Когда Тин, наконец, открыла глаза, Маято легко поднял ее на руки и со своей драгоценной ношей покинул страшную поляну…

Вечером того же дня Маято сидел с англичанином за ужином. Дождь еще сильнее ударил в стекло, заставив героя вздрогнуть. Он отхлебнул вина и сказал, обращаясь к Джону Корнуэлу:

– Если я кому-нибудь расскажу об этом случае, мне просто не поверят, назовут лгуном и выдумщиком.

– Тогда я бы посоветовал вам никому об этом не рассказывать, – ответил Корнуэл.

– Небеса не перестают испытывать меня, – пожаловался Маято. – Теперь они решили проверить мою храбрость.

– Да-а-а, и что же они испытывали до этого?

– Мое терпение.

– Думаю, каждый человек может сказать то же самое, – улыбнулся Джон.

– Но мой случай особенный. Да-да, в этом что-то есть.

– Мне раньше казалось, что только я способен говорить загадками, но вы мистификатор почище меня, Маято.

– Никакой тайны в этом нет, просто я боюсь, что люди будут смеяться надо мной, если узнают.

– Они будут смеяться, даже если не узнают, – вздохнул Корнуэл.

– Да, – Маято потер подбородок. – Вы помните ту девушку, которую мы спасли в лесу?

– Да, неутомимая труженица, латавшая крышу утром и отправившаяся за ветками днем, – сказал Корнуэл, и лицо его стало очень тихим.

– Она – моя головная боль. Ее клочок земли и развалюха портят мне жизнь. Я уже дошел до точки, честно говоря. Еще немного и я ее просто задушу.

Корнуэл взглянул в окно дождя и промолвил:

– Завтра ей, наверняка, опять придется чинить свою крышу.

– Этого могло и не быть, если бы не ее глупое упрямство.

– Странно, девушка не показалась мне глупой. Даже наоборот, она трудолюбива, отважна, смело борется с препятствиями и, по-моему, заслуживает уважения.

– Она самое тупое и упрямое животное, когда-либо жившее на этой земле! – вознегодовал Маято. – Почему! Ну почему она не хочет продать мне свою землю, обменять ее?! Я предлагал ей такую цену! Я уговаривал ее переехать в мой дом! Я даже хотел построить ей новый! А она…

– Может быть, она ждет другого предложения? – грустно спросил Джон.

– Этого предложения не будет никогда! Она нищенка.

– Я понимаю, – Корнуэл кивнул и посмотрел в окно с какой-то тоской. – Но было бы по-соседски предложить ей заночевать на кухне.

Маято с бешенством отодвинул свой бокал и ушел спать…

На следующее утро Маято с большой тревогой смотрел в окно, как Корнуэл помогает Тин чинить крышу. Они о чем-то тихо переговаривались и, кажется, были очень довольны. Саоса определенно кокетничала с англичанином, да и он весь светился от радости. Маято плохо спал ночь и понимал, что вряд ли сможет спокойно уснуть до тех пор, пока безумный англичанин не покинет его дом. Но он не мог так прямо сказать ему: мол пора, друг, отправляться в путь, твоя щиколотка вполне зажила, раз ты рьяно бросился помогать отщепенке латать ее халупу.

За завтраком Корнуэл был оживлен и много говорил о политике. Маято угрюмо молчал.

– Право же, я чувствую, что мое общество вам порядком наскучило, – улыбнувшись, сказал Корнуэл. – Это я могу понять. Кстати, завтра на рассвете я планирую уехать, моя щиколотка уже вполне зажила, я даже смог помочь Тин латать ее халупу. Но черт побери! Мне здесь определенно нравится. Я когда-нибудь обязательно еще разок навещу вас, и мы отлично поохотимся, мой друг!

«Ну уж нет!» – подумал Маято.

– Конечно, мистер Корнуэл, мы всегда рады вас видеть.

– О! как приятно. Я тоже очень привязался к вам, – прощебетал Джон. – Здесь тепло и удивительно мирно, но теперь начался сезон дождей, и я предпочел бы пережить его где-нибудь в более сухом месте. Я хоть и люблю воду, но не в таком же количестве! Вот смотрите, дождь опять припустил. Что за напасть!

– Это надолго! – буркнул Маято.

– Это навсегда, – улыбнулся Корнуэл.

Через неделю после этого разговора Маято сидел на скамейке под раскидистым деревом и смотрел, как капли только что закончившегося дождя стекают по бурой его коре, проникая во все щелки. Коо Та был необычайно грустен и тосковал. Он был готов терпеть присутствие даже назойливого и безумного Корнуэла, но тот, как и обещал, уехал на следующее утро после их последней беседы. После этого разговора у Маято пропал последний интерес к происходящему. Сезон дождей действовал на него угнетающе, но еще больше его раздражало, что подобное угнетение происходит в самой прекрасной поре его молодости. Что же с ним будет в зрелые годы! К тому же безумный Корнуэл своими речами заронил в него какое-то семя сомнения в правильности его, Маято, существования, он вел растительный образ жизни и, кажется, презирал себя за это.

«Наверное, стоит съездить в колонию», – подумал он, – «напьюсь, погуляю с англичанами, развею эту треклятую тоску».

Маято повернул голову на тихий вздох, и взгляд его уперся в голые ноги, заляпанное грязью, латанное-перелатанное платье, всклокоченные волосы и глаза-антрациты, в общем, он увидел Тин.

Оба молчали, ибо говорить им было не о чем.

Тин перевела дыхание и, запинаясь, сказала:

– Я много думала. Наверное, это бес вражды вселился в нас, сосед. Но с меня довольно. Я согласна продать свой участок за первоначальную цену. Уеду в колонию, мистер Корнуэл обещал устроить меня прислужницей в английскую семью. Давай разойдемся мирно, не будем помнить о плохом.

Слова дались девушке нелегко. Она нервно потерла щеку и опустила голову.

В глазах Маято разлилось странное выражение. Он встал, возвышаясь над девушкой, как огромная неприступная скала, и негодующе, с вызовом, сказал:

– Не нужна мне твоя развалюха! Не буду покупать! – и быстрыми шагами ушел в дом…

Корнуэл попридержал лошадь и прислушался. Ехавший рядом с ним майор Дарст удивленно посмотрел на Джона и спросил:

– Что-то не так?

Корнуэл тронул поводья и поравнялся со своим спутником.

– Знаешь, старина Дарст, – с улыбкой сказал он. – А мне здесь нравится. Год назад я гостил в одной белокаменной усадьбе миль за десять отсюда. Я обязательно хочу еще раз побывать там.

– Что тебе понадобилось у Коо Та? – расхохотался Дарст.

– Я просто еще никогда не был крестным отцом. Когда ребенка называют в твою честь, это приятно, черт побери!

4.

– Торадо! Мальдито! Налей мне еще вина, ты, портовая пута!

Молодой человек с внимательными глазами обернулся на громогласного мужчину за соседним столиком и с интересом воззрился на его явно испанский и дорогой наряд.

– Простите, сеньор, – ласково сказал он. – Вы, как я понимаю, испанец?

– Да, тысяча чертей! – воскликнул яростный испанец и ударил кружкой по столу, – и если это кому-то не нравится, то…

– Я не имел в виду затронуть вашу честь, – улыбнулся молодой человек. – Просто приятно встретить земляка так далеко от Родины.

Испанец недоверчиво уставился на случайного собеседника.

– Позвольте представиться, – продолжал последний. – Родриго Кабрера.

Испанец хмыкнул и пересел за столик к Родриго.

– Я дон Филиппе Альбана-и-Бланко, герцог, советник его величества короля Испании Филиппа по… личным вопросам. Выпьем?

Получив утвердительный кивок от Родриго, Филиппе опять разразился проклятьями в адрес неповоротливого слуги. Вообще же, Филиппе был примечательнейший испанец, самых что ни на есть голубых кровей. Лет сорока от роду, с тонкими ниточками седины в черных, как смоль волосах, высокий, подтянутый, могучего телосложения; а глаза его были быстрыми и черными, как испанская ночь.

– Откуда вы родом, дон Родриго? – спросил Филиппе, когда по первой было выпито.

– Из Севильи.

– О! Севилья. Рай на земле.

– Точно.

– И что же вас занесло на этот проклятый остров, где кроме голозадых туземцев, всего десять человек прилично одетого народа?

– Исключительно тоска. Это, видите ли, моя таверна…

– У вас вместо слуг черепахи! Карамба!

– О нет, дон Альбана. Просто жизнь здесь течет гораздо медленнее, чем в Испании, я бы даже сказал, что по ночам время останавливается.

– Чудесно! Но мне кажется, что для вашего темперамента это должно быть сплошнейшим мучением. Ничего не говорите: я читаю душу человека по его глазам! Вы кажетесь мне порохом, – торжественно заключил Филиппе.

Родриго только улыбнулся.

– И как идут дела? – продолжал допрос Филиппе.

– Идут. Я не могу похвалиться большими доходами, но у меня кое-что осталось со времен конкисты, да и сахарные плантации, что на этой половине острова – мои…

– Все?! – глаза испанца вылупились на Родриго.

– Все, – гордо заключил Кабрера.

– Карамба! Бьюсь об заклад, ваш предок участвовал в завоевании Мексики.

– Э-э… вы не ошибаетесь.

– Я же говорю, что отлично знаю людей! – самодовольно заметил Филиппе.

– Ну а что вас занесло на этот проклятый остров? – поинтересовался Родриго.

– Известно ли вам, что завтра в этот порт прибывает галеон под названием «Сан-Хосе»?

Родриго кивнул, наклонившись к испанцу, потому что тот перешел на полушепот.

– Так вот, на этом галеоне, помимо мебели, вина и книг, есть один весьма примечательный груз, – улыбаясь, сказал дон Филиппе.

– Если у этого груза отменные ножки, то я вас понимаю, – кивнул Родриго.

Дон Филиппе расхохотался на всю таверну и стукнул кулаком по столу.

– Да, черт побери!

– Думается, этот груз остановится именно в вашей таверне, дон Родриго, ведь здесь нет больше ни одной!

– Муж этого груза, – продолжил Филиппе, – выслал его из Мадрида за излишне капризное поведение. Характерец у нее, конечно, не приведи Господь. Но какие глаза!

– Дама имеет к вам симпатию? – поинтересовался Родриго.

– В общем… она от меня без ума, – запнувшись и нахмурившись, ответил дон Филиппе, но тут же просиял. – Какое это имеет значение, если дама едет в сопровождении одних только слуг, а галеон мой! В такой глуши человек прислушивается к природе, чувства начинают топтать разум, и все гораздо проще, мой друг.

Родриго на минуту задумался, прихлебывая вино, затем спросил:

– Могу ли я предложить вам свои услуги, дон Филиппе, ибо мне кажется, что они не будут для вас лишними.

– Я буду просто счастлив. Не хочется, знаете ли, вести дела со всякими проходимцами, которые живут на этом проклятом острове!

Родриго только хмыкнул в ответ. Он внимательно посмотрел на испанца, отчего тот почувствовал себя несколько не в своей тарелке, и впервые за все время знакомства с Родриго, подумал, что Кабрера тот еще проходимец, и нужно держать ухо востро. Но слов обратно не вернешь, к тому же Филиппе было гораздо удобнее обратиться за помощью к земляку, ведь помощь в этом щепетильном деле ему действительно была нужна.

Прекрасный груз звали Изабеллой. Своенравная красавица заставляла своего мужа исходить черной яростью от ревности, но тем не менее, почему-то хранила ему верность, по крайне мере никто из ее многочисленных поклонников не мог похвастать, что познал вкус ее губ. Но дон Филиппе не собирался сдаваться, ему невыносима была одна только мысль о том, что его просто запишут в длинный список разбитых сердец. Он соблазнил даже королеву, неужели эта сумасбродная Изабелла сумеет устоять против его очарования и силы. Но Изабелла устояла, а герцог как с цепи сорвался. Своими домогательствами он вынудил мужа Изабеллы перейти к решительным действиям. Чтобы защитить свою честь и не лишиться жизни, он отправил Изабеллу в Новый Свет, где не так много белых мужчин, которые не смогли бы устоять против ее чар, и где несносная вертихвостка сможет в одиночестве вволю думать об искуплении. Он договорился со своим дальним родственником о предоставлении удобного, соответствующего ее положению помещения, и позаботился о скромном, но достаточном обеспечении неугодной жены, надеясь больше никогда в жизни не увидеть ее.

Филиппе Альбана не сдался, и кажется, окончательно потерял голову. На ближайшем корабле из Кадиса, он отплыл на тот остров, куда по его сведениям намеревалась уединиться его головная боль, и таким образом, он уже заранее ожидал ее здесь, строя планы скорейшего совращения. Нет-нет, дон Альбана не собирался засыпать ее драгоценностями, миллионами цветов и комплиментов, он хотел действовать, как пират, – быстро и наверняка. Донна Изабелла достаточно помучила его в свое время, теперь его очередь взять заслуженное вознаграждение, а этот хозяин таверны, готовый на услуги столь знатному лицу, может оказаться весьма полезным.

– Не желаете ли остановиться в моем доме, дон Филиппе, в таверне, я думаю, вам не очень удобно? – угрожающе ласково спросил Родриго.

– С пребольшим удовольствием, – ответил Филиппе, приятно удивленный таким гостеприимством.

Альбана удивлялся небезосновательно. Дом Родриго был необыкновенным. Прекрасная усадьба была выстроена по традиционным, но в то же время незнакомым герцогу архитектурным канонам. Внутренняя отделка поражала воображение гостя и не совсем подходила доходу скромного плантатора, здесь было все и лучшее: мягкие ковры со странными узорами, мебель непревзойденных мастеров Старого Света и самодельные плетеные гамаки туземцев, драгоценная посуда, прекрасное собрание средневекового оружия. Тихие, как тени, слуги, бесшумно скользили по дому в белых одеяниях, да может быть, это и были тени.

Дон Филиппе был с почестями принят и препровожден в лучшие апартаменты этого удивительного дома.

Весь следующий день дон Филиппе провел в томительном ожидании перемен в своей жизни. Дон Родриго, который уехал с утра на сахарные плантации, предоставил дорогому гостю в его полное распоряжение отличнейший винный погреб, что дорогой гость по достоинству оценил, наслаждаясь весь день винами своей Родины. Никто не мешал испанскому гранду, и он мог с упоением строить планы соблазнения. Прекрасный образ донны Изабеллы не выходил у него из головы, и бедняга не знал, куда ему деваться от этого наваждения, пока не наступил вечер.

Родриго приехал пыльный, уставший, но глаза его блестели, и весь он, вроде как даже дрожал от еле сдерживаемого волнения. Он быстрыми шагами пересек свою необычную гостиную и, подойдя к столику, налил себе бокал вина.

Жадно отпив, он сказал:

– Да будет вам известно, дон Филиппе, что в данный момент «Сан-Хосе» входит в гавань этого, как вы выражаетесь, проклятого острова.

Филиппе в возбуждении вскочил со своего места.

– Но вам, я думаю, нет смысла никуда бежать, – пригвоздил его к стулу Родриго. – Я возьму на себя смелость предложить сеньоре вместо комнаты в душной таверне, свой небольшой загородный дом на побережье, недалеко отсюда, там она сможет жить в удобстве и достаточном уединении.

– Уединении, – повторил дон Филиппе. – Вы оказываете мне честь, заставляя меня быть вашим должником…

– О! – воскликнул Родриго, допивая вино. – Я предоставлю вам возможность рассчитаться со всеми долгами.

Он рассмеялся и вышел, оставив дона Филиппе в нехорошем недоумении…

Донна Изабелла нехотя отметила про себя, что этот Кабрера очень странный молодой испанец. Женская наблюдательность не упустила ни единого предмета его гардероба, ни единой черточки его лица, донна Изабелла осталась недовольна. Если ей иногда придется довольствоваться обществом этого человека, а он, похоже, единственный человек, чье общество на этом проклятом острове, она может разделить, то ее пребывание здесь окажется весьма печальным.

– Добро пожаловать, донна Изабелла! – сверкая глазами и склонившись в безупречном поклоне, сказал Родриго.

Изабелла тревожным взглядом окинула бухту и небольшое поселение, раскинувшееся за спиной у Родриго.

– Благодарю вас за гостеприимство, сеньор Кабрера. Надеюсь, вы получили письмо от моего мужа?

– Да, он писал мне. И я рад служить вам, – улыбка Родриго была способна растопить айсберг, но не донну Изабеллу.

– В таком случае, не распорядитесь ли вы, чтобы мои вещи отнесли в гостиницу? – печально и явно вынужденно попросила донна Изабелла.

– Я хотел бы осмелиться предложить вам другое жилище. В гостинице вам, определенно, не место. Мой небольшой загородный домик к вашим услугам, сеньора, – и Родриго снова поклонился.

– Загородный дом? – язвительно повторила Изабелла. – Простите мою иронию, но разве это город? – и она указала на деревню.

– Рано или поздно это им станет, – улыбнулся Родриго и протянул ей руку.

Изабелла явно смешалась, не зная, что ответить, и стоит ли ей подавать руку человеку незнатного происхождения.

Заметив ее смущение, Родриго криво усмехнулся и, махнув своим почти бестелесным слугам, велел им взять багаж госпожи…

Поздним вечером следующего суматошного дня Изабелла возлежала в гамаке и, обмахиваясь веером (что впрочем, мало помогало), с нескрываемой тоской смотрела на ночное море.

– Я здесь умру от скуки, – ленивым голосом обратилась она к Эстер, своей служанке, которая с рукоделием сидела подле госпожи.

– Весьма вероятно, сеньора, – сказала Эстер и пожала плечами. – Я слышала, что дон Родриго приятный молодой человек.

– Он не идальго, Эстер, – возмущенно сказала Изабелла.

– Но он такой богатый! – недоуменно ответила Эстер. – Знаете, ему принадлежит половина этого дивного острова.

– Ты находишь его дивным? – спросила Изабелла, непонятно, то ли о Родриго, то ли об острове.

– Да, – ответила Эстер.

– Иди спать, глупая, – раздраженно сказала Изабелла, и служанка немедленно покинула ее.

Наступающая ночь была великолепна. Недалекое море издавало тихое ворчание, как зверь, ворочающийся в берлоге, лапы пальм качались от ветра, а огромные звезды нависали прямо над донной Изабеллой. Она закинула голову и мечтательно заглянула в эти сверкающие глаза всепрощающего и сурового Бога. Донна Изабелла не любила своего мужа, донна Изабелла, вообще, никогда еще никого не любила. Толпы поклонников окружали ее, красивую, богатую, знатную, но ни в ком она не видела мужчины, для нее это были просто назойливые люди и ничего больше. И еще она была смертельно больна. И эту тайну, как и первую, никому не поверяла она. Оттого характер ее был невыносим, а капризы нелепы. А теперь муж сослал ее на этот проклятый остров, и она тысячами километров воды отрезана, возможно, от Него. Сколько продлится ее ссылка и жизнь, наполненная телесными и душевными страданиями: месяц, два, год, десять лет, пока муж не решит вернуть ее обратно, но захочет ли он видеть женщину, которая на супружеском ложе ведет себя, как истеричка?! Вопрос был риторическим, и Изабелла, к своему несчастью, знала на него ответ.