Фатум

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Гроза

1. Игорь

Ключи со звоном упали на кафель тамбура. Игорь негромко выругался, с трудом нагибаясь за ними. После сегодняшней смены тело его ныло от усталости. А из-за дождя, льющего второй день напролет, обувь промокла насквозь, и как следствие: зуд в носу и периодический чих. Да, разгружать вагоны по ночам в такую погоду – это вам не занятие в шейпинг зале и уж тем более не йога. В пояснице что-то глухо хрустнуло. Игорь подобрал ключи и, стараясь не шуметь, открыл входную дверь своей квартиры.

Два часа ночи. Весь пролет спит давно, а тут грохот на полдома. Давно пора было положить перед дверью коврик с какой-нибудь банальной англоязычной фразой, типа WELKOM. Причем такой уже был куплен.

– Ладно, завтра, – вновь отложил Игорь.

За дверью, в квартире напротив, послышались шаркающие шаги. Игорь повернулся к ней. Раздался щелчок замка, и в открывшемся проеме появилась лысая голова Анатолия Викторовича, соседа по тамбуру.

– О, Игорь, это ты тут так шумишь?

– Да, Анатолий Викторович. Что-то вот ключи решили от меня побегать.

Игорь хотел было пойти к себе, но Анатолий Викторович, которого, похоже, вновь мучила бессонница, решил продолжить беседу.

– Ты с ночной что ли?

– Да нет, – отмахнулся парень. – Сегодня отсыпной. Решил подработать копеечку. С вокзала только.

– А-а, – протянул старик. – Вагоны. Понятно. Понятно.

Вообще, Анатолий Викторович был весьма боязлив, и его ночная беседа являлась следствием невероятной скуки и интереса к происходящему за дверью. Игорь был уверен, что в момент падения ключей, Анатолий Викторович, скорее всего мирно смотревший телевизор, испытал огромнейший выброс адреналина, а его сердце, и так пережившее инфаркт, подпрыгнуло к самому горлу и замерло там в непростом выборе: продолжить движение дальше или вернутся в свое прежнее состояние. Да и дверь он открыл, лишь убедившись, что за ней стоит Игорь.

– Анатолий Викторович, вы меня извините, но я спать. День сегодня был тяжелый. Да и самочувствие что-то не очень.

– Да-да, Игорь, спать в таком молодом возрасте нужно хорошо. Это я… – старик медленно выдохнул, а потом негромко хмыкнул, растягивая сухие тонкие губы в саркастической улыбке. – Это я уже выспался, – закончил он тоскливо. И вновь слегка улыбнулся своей полустальной улыбкой. Часть зубов, вслед за волосами уже покинула свои места. А за неимением средств пенсионеру пришлось вставлять самые дешевые.

– Все, Игорь, не смею отвлекать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Анатолий Викторович.

Дверь за стариком закрылась, и удаляющееся шарканье подтвердило, что пенсионер возвращается на свое теплое кресло. Игорь задержался у двери. Усталость вкупе с меланхоличным настроением заставили его на мгновение задуматься о ненасытности времени, которое пожирает жизни, переваривает их, превращая крепких сильных людей в старые развалюхи. Песок – это конечно метафора, но вот лысеющие головы и беззубые рты – это факт. И Анатолий Викторович являлся тому самым что ни на есть лучшим подтверждением.

Игорь зашел в квартиру. Прикрыл дверь, отгораживая себя от всего мира, но неожиданно замер, непроизвольно прислушиваясь к раздавшемуся в тамбуре шороху. Негромкое шарканье. Как будто, кто-то не спеша прошел по тамбуру к общей двери. Прошел медленно, и вроде как, слегка подволакивая ногу. Игорь прислонился к глазку. Никого.

– Правильно, никого. А кого ты ожидал увидеть? – задал он сам себе вопрос.

Напротив дверь Анатолия Викторовича. Старая дверь, обитая дерматином. Наверное, такая же старая, как и сам пенсионер.

Игорь постоял еще мгновение, всматриваясь через глазок в видимую часть пустого тамбура. Ничего, только лампа дневного света тихо гудит и периодически мигает, то прибавляя яркости, то затухая. Парень перевел взгляд на дверь соседа и заметил, что глазок в двери Анатолия Викторовича будучи темным, неожиданно посветлел. Видимо пенсионер тоже смотрел в тамбур, а сейчас опять отправился к себе на кресло.

Старость. Шлындают туда-сюда. Сами не спят и других пугают.

Только Игорь не знал, что мгновением раньше, после разговора с ним, Анатолий Викторович, уже сидящий в своем мягком кресле, так же услышал четкое шарканье за дверью. Ну, услышал и услышал, и черт бы с ним, но тут раздался негромкий стук. Анатолий Викторович замер в кресле не в силах пошевелиться, в надежде, что стук ему показался, что это лишь старый мозг нарисовал в сознании звуки. Время застыло вместе с пенсионером. Даже картинка в телевизоре как бы замедлилась. Анатолий Викторович ждал. Стук раздался вновь, заставив пенсионера резко встать, но ноги опять остановились, будто прилипнув к полу. Анатолий Викторович, преодолевая оцепенение (чего ему боятся, ведь он у себя дома), двинулся к входной двери, с каждым шагом ощущая, как кровь в венах становиться все гуще, как сердце, мерно стучавшее пару секунд назад, сейчас бьется в грудной клетке, как поршень локомотива, накачивая давление в давно уже не эластичные сосуды.

– Может Игорь чего сказать хочет? – подумал старик.

Анатолий Викторович подтянулся к глазку и, в отличие от своего молодого соседа, увидел в тамбуре какой-то неправдоподобно ломанный, темный силуэт. Будто угловатая карикатура на тень двигался к общей двери, немного кособоко, и довольно сильно подволакивая то, что должно было быть левой ногой. Старик смотрел в след фигуре, не смея дышать. Около общей двери, которая всегда была закрыта на замок, и ей пользовались точно так же, как еще одной входной, силуэт остановился. Нечеткие его очертания немного поплыли из стороны в сторону. Некоторое время он так и стоял, как будто бы ожидал чего-то или над чем-то раздумывал. А потом шагнул прямо в дверь и прошел сквозь нее, как будто и не было у него на пути никакой преграды.

Пот крупными холодными каплями побежал по спине пенсионера. Трясущейся рукой он ухватился за стену прихожей, чтобы не упасть, но сведенные внезапной судорогой пальцы не смогли найти должной опоры и соскользнули по давно побледневшим обоям. Пенсионер привалился спиной к двери и тихо сполз на пол. Он понимал, что это не было маразмом. Что приходили, скорей всего, за ним. Не за Игорем же? Но вот почему ушли? Видимо не время еще? Или уже как раз именно то время?

Мысли в голове у старика начали путаться, а сердце, немного остывшее от пережитого, видимо, все-таки успело нагнать большое давление в сосуды, и Анатолий Викторович почувствовал, как в голове у него что-то стрельнуло, не сильно так, чуть-чуть, но очень ярко. И легкое тепло полилось от головы вниз, к ногам. Легкое дурманящее, вязкое тепло, которое почему-то тут же переросло в мутное чувство тошноты. Уже в полубессознательном состоянии, старик нашарил рукой на тумбочке сотовый, машинально снял с блокировки и, отключаясь, несколько раз нажал на кнопку вызова. Благо единственным вызываемым за последнее время абонентом, была его тоже уже давно не молодая дочь.

***

Игорь скинул с себя одежду, быстро обмылся. Есть ему не хотелось, а может, просто не было желания, что-то готовить в столь позднее время. Разбираться, что больше ему не хочется делать, парень не стал. Он грохнулся на кровать и зарылся с головой в одеяло. Сон обволакивал его мягко и неотступно. Игорь еще понимал, что лежит у себя на кровати, но сознание неумолимо скатывалось в мир иллюзий.

Он вновь стоял в тамбуре перед своей дверью, перебирая в руке связку ключей, и никак не мог найти ключ от квартиры. Вот, кажется он, ан нет. Парень чувствовал, что уже держит нужный ключ, но тот все время выскальзывал. Вновь и вновь. Раз за разом. Сам процесс перебирания ключей начал затягивать Игоря. Он уже не видел целью найти нужный ключ. Его начали пленить отблески света на металлических гранях, переливающихся у него в руке. И вот связка ключей уже не связка, и уже не ключи блестят под бледным светом дневной лампы, а непонятно откуда взявшаяся струя воды стекает через пальцы на кафель.

Кафель под ногами. Темно-коричневый, в мелкой сетке трещинок, местами со сколотыми углами.

Но почему он мягкий?

Игорь перевел взгляд с руки на пол. Подошва его кроссовок заметно просела, как в песок. Парень приподнялся на носки и вновь опустился на стопу. Кафель под кроссовками расползся, образовав небольшой гребень вокруг. Трещинки же на его поверхности приобрели объем. Слегка подергиваясь, они начали шевелиться, перемещаясь к кроссовкам Игоря. Он присел на корточки, пытаясь разглядеть пол более внимательно.

Темный песок, не кафель. Темный песок, по которому ползут белые черви, какие-то ломанные, угловатые. Как они вообще ползают?

Шевеление в руке вновь заставило переключить внимание. Игорь посмотрел на руку и с отвращением потряс ею. Толстые, неправдоподобно длинные, белесые опараши обвивали его пальцы. Ему даже показалось, что он слышит писк, идущий от них. Писк и чавкающее шевеление слегка влажных тельц. Отвращение, вызвавшее тошноту и головокружение, заполнило сознание. Игорь неистово затряс рукой, стряхивая жирные тельца, отшатнулся от этого наваждения и увидел, как дверь его квартиры начала плавно оседать вниз, превращаясь в кучу трухлявой древесины, а стены когда-то светло-серого цвета исчезли, открыв взору бескрайнюю темно-коричневую пустыню. Молодой человек оглянулся назад, но там его ждала та же самая картина. Пустыня, испещренная трещинами земля, местами покрытая песком. Ничего не попадалось на глаза от горизонта до горизонта. Матово-серое небо, больше похожее на туман, так же не имело отличительных признаков. Свет равномерно распределялся по нему, не давая никакого намека на месторасположение солнца.

Игорь не сомневался, что спит. Еще бы, в реальности такого не бывает. Ключи не превращаются в червей, двери не гниют за секунды, да и замкнутые пространства не становятся в один миг бескрайними пустынями. Это конечно сон. Но что не нравилось Игорю в этом сне, так этого его четкость, а так же само осознание молодым человеком, что он спит. Игорь присел на корточки и коснулся земли под ногами. Черви и куча древесины уже куда-то исчезли. Почва была сухой. Мертвой. Игорь, как-то сразу осознал, что земля под ногами выжжена, что верхней слой ей обуглен, и запекшаяся поверхность просто полопалась во многих местах, образуя трещины.

Просто сон. Игорь выпрямился. И неожиданно ощутил, что все его тело болит. Болит? Правильно, ведь он восемь часов кряду разгружал вагоны с цементом. Пятидесяти килограммовые мешки. Ему даже показалось, что он ощутил тяжесть у себя на плечах. Но разве во сне он не должен был чувствовать себя лучше? Разве не должен был не ощущать этот гул в натруженных ногах, эту ноющую боль в пояснице, и отвратительную ломоту в шее и руках. Вот тебе и сон. Игорю это не нравилось. Он понял, что хочет спать, что усталость, накопившаяся за весь день и ночь изнурительного труда, никуда не исчезла, что он стоит один посреди этой пустыни абсолютно вымотанный.

– Проснуться. Надо проснуться, – подумал Игорь. – Уйти из этого сна. Убежать в реальность. К себе, в однокомнатную квартиру. Где есть стены и пол, выложенный паркетом. Где есть кровать, на которую можно лечь и пусть не выспаться, но хотя бы просто вздремнуть.

Игорь прикрыл глаза, постоял немного, не двигаясь и прислушиваясь к своему телу. Он хотел проснуться, но не знал, как это сделать. Что там говорили в фильмах: «…просто ущипни себя…». Хорошо. Игорь легонько сдавил кожу на руке. Легкая боль уколола сознание. Он открыл глаза, но, еще не сделав этого, понял, что ничего не изменилось. Он так же стоял посреди пустыни. Игорь еще раз ущипнул себя. Уже сильнее. И боль, на этот раз, он ощутил более сильную. Но окружающее его пространство не подернулось пеленой, не исчезло. Наоборот, с этим пощипыванием, он более явственно ощутил себе в этом мире. Более четко осознал, что он как бы и не спит, и мир, раскрывшийся перед ним, представился ему более реальным. Под ногами твердая земля. Над головой серое небо. Но абсолютно тихо, как в вакууме. Нет движения воздуха, даже легкого ветерка. Игорь непроизвольно кашлянул. И, неожиданно сам для себя, услышал свой кашель. Шаркнул ногой, и звук тут же дошел до его слуха. Он слышал абсолютно все звуки, которые мог воспроизвести сам, но вот мир вокруг него, этот мир молчал.

Сон, или может не сон?

– Будем думать, что это сон, – сам себе сказал Игорь. – Ну что, посмотрим, что там впереди.

И он пошел. Куда? Вперед, как стоял прямо, так и пошел, куда глаза глядят. Но двигаться, не имея никаких ориентиров, оказалось сложно. Не за что взгляду зацепится, нет точки, от которой можно начать свой путь и не видно точки, к которой двигаешься. Земля под ногами вроде и меняла свои контуры. Трещины на ней, то расходились, то вновь сближались, то сплетались в непонятные рисунки, но смотреть постоянно под ноги Игорь не мог, а горизонт как был далеко, так там и оставался. Отсутствие видимых ориентиров усугублялось тем, что Игорь не чувствовал времени. Он начал считать шаги. Один шаг примерно полметра, может больше. Но это не важно, пусть будет полметра. Времени на два шага уходило порядка одной секунду. Из этого парень и решил исходить. И Игорь начал считать.

Сначала это было даже интересно. Прикидывая, сколько он сможет пройти за час, за день, Игорь сам для себя не заметил, как счет шагов перевалил за десять тысяч. То есть, шел он уже более часа и преодолел около пяти километров. Игорь остановился. Картина не изменилась ни грамма.

– Да чтоб тебя.

Парень сплюнул на землю. Растер ногой плевок, превращая его в грязное пятно, которое тут же исчезло, испарилось в обезвоженном грунте.

– Что это за хренотень?

Игорь громко выругался. Ему надоело, что этот сон не кончается. Что его и так уставшие ноги за час ходьбы устали еще больше. Ему надоела эта пустыня.

Игорь опустился на землю. Ему захотелось плакать. Странно. Он никогда не считал себя слюнтяем, никогда не страдал сильной депрессией, но сейчас, он хотел разрыдаться, понимая, что его сон затягивается и не получает никакого развития. Он хотел проснуться у себя дома. Он просто хотел домой.

– Да где же я? Что со мной? – парень опустил голову на руки. – Может, я все-таки сплю? И сейчас проснусь?

Он вновь начал щипать себя, но кроме боли ничего не почувствовал. Игорь поднял взгляд на горизонт.

– Я хочу домой, – тихо произнес он.

Подождал секунду. Затем уже громче.

– Я хочу домой!

А через мгновение просто заорал.

– Я ХОЧУ ДОМОЙ!

Ничего, даже эхо не отозвалось на его крик. Игорь вновь опустил голову и зарыдал. Слезы катились по его щекам, срываясь на темную землю. Плечи ходили ходуном. Всхлипывания рвались из стиснутого истерикой горла.

– Домой! – шептал Игорь. – Домой!

Он завалился на бок, свернулся калачиком, дрожа всем телом, и начал проваливаться в сон, удивляясь на гране бодрствования, как можно уснуть, уже будучи во сне.

И не знал Игорь, что за спиной у него все это время находилась тень, не его собственная, которая в этом мире просто отсутствовала, а некий силуэт, несколько вытянутый вверх, который двигался за парнем шаг в шаг, не издавая ни звука, всегда вовремя смещающийся, когда Игорь решал обернуться. А в момент, когда он впал в истерику и завалился на бок, силуэт склонился над ним и бережно провел невесомой рукой над головой у парня, от чего тот и провалился в сон.

2. Маша

– Мам, открывай. Это я, – Маша с силой дернула дверь подъезда, но та не поддалась. Девушка вновь набрала домофон. Раздался женский голос.

– Не получилось? Пробуй еще.

На этот раз домофон пиликнул, и девушка без труда попала в подъезд. Да, сколько лет она ходила через этот подъезд? Постоянно плохо освещенный, пахнущий плесенью и чем-то еще более неприятным. Обшарпанные стены, изредка подкрашиваемые работниками местного ЖЭКа, пестрели разнообразными надписями, повествующими о каких-то Оле, Коле, Яне, которые, следуя из написанного, получались не очень хорошими людьми с явно выраженными теми или иными сексуальными наклонностями.

Почтовый ящик квартиры был закрыт, и в нем, судя по белеющим отверстиям, что-то лежало. Девушка открыла его и вытащила платежку за предыдущий месяц, а так же три письма. Она весьма удивилась. В современном мире письма писали либо органы власти, либо какие-нибудь шарлатаны, ну, либо бабушка Зина. Маша быстро просмотрела конверты.

Так. От бабы Зины. Хотя бабушка уже давно была снабжена мобильным телефоном, однако в своей деревушке она так и не привыкла к современной технике, поэтому написание писем для нее оставалось вполне допустимым вариантом общения с родственниками.

Дальше. От налоговой. Этим опять денег мало. Что там, налог на жилье? Понятно.

И третье. Тут у Маши лицо приняло еще более удивленное выражение, чем прежде. Письмо было от ее школьной подруги Яны Скворцовой.

С Яной Маша рассталась сразу после выпускного, когда проведя пол-лета в городе, Яна уехала в Краснодар, навсегда. Увезли ее родители, что бы дать образование в аграрном университете. Там у них на Кубани был родственник, который мог неплохо пристроить Яну, только образование должно было быть соответствующим. После отъезда Яны девушки виделись еще пару раз, когда подруга приезжала в Москву на праздники. А потом их связь оборвалась. Яна изучала какие-то сельхоз науки. А Маша, поступив в экономический институт, надеялась, что в Белокаменной найдется место еще одному более или менее грамотному бухгалтеру. И вот, спустя восемь лет после окончания школы, подруга вспомнила о ней, решив написать пару строк.

С явно приподнятым настроением Маша направилась к лифту. Машинально нажав нужную кнопку, она погрузилась в воспоминания. В памяти всплывали разные ситуации, в которые попадали две подруги, а перед глазами стояла улыбающаяся Янка со своей вечно растрепанной прической, наскоро собранной в узелок на макушке. Маша улыбнулась.

Дверь в квартиру была уже открыта. Мама стояла на пороге, держа в руках полотенце.

– Ты чего так долго? Я уже переживать начала. В подъезд вроде вошла, а все ни как не поднимешься, – она отступила чуть назад, пропуская дочь в прихожую.

– Все нормально. Почту вот разбирала.

Маша передала маме два письма и платежку, оставив весточку от подруги у себя.

– Что там? – мама быстро пробежала по бумагам. – Ага, понятно. А у тебя, что за письмо?

Женщина мельком взглянула на конверт в руках у дочери и пошла на кухню.

– Это от Янки Скворцовой. – Маша вновь невольно улыбнулась. – Помнишь? Со мной в школе училась. Такая блондинка с яркими глазами.

Переобувшись в домашние тапочки, девушка прошла за мамой.

– Помню, помню. Подруга твоя, – мама что-то готовила, постоянно помешивая содержимое сковороды. – Помню, и как на дискотеки вы с ней бегали, и как вместе в лагерь ездили, и как я вас с выпускного пьяных домой вела, а на следующий день таких же вела с природы, где вы с классом умудрились выпить ящик водки и еще чего-то по мелочи. Как же не помнить?

– Да ладно, мам, праздник же был, молодые, счастливые, школу как-никак закончили.

– Ага. Счастливые. Счастьем было то, что вы потом не умерли от выпитого, а промучившись на следующий день животами и головой, все-таки смогли расстаться хотя бы на день.

– Больше, чем на день, мам, – с грустью в голосе сказала Маша. – Больше. Уже восемь лет прошло с выпускного.

– Ладно. Читай уже, что там?

Маша улыбнулась. Присела за стол, на котором уже появились тарелка с нарезанными огурцами и помидорами. На сковороде дожаривалась картошка, поблескивая золотистыми, слегка маслеными и очень аппетитными кусочками. Девушка открыла конверт, немного нервничая от ожидания и предвкушения еще не известного содержания. Вздохнула, как перед погружением в прохладную воду, и раскрыла письмо. Один лист формата А4 – это само письмо, и небольшая открытка. Первым делом Маша посмотрела открытку.

На белой с оттенком розового цвета матовой бумаге два белых голубка ворковали друг с другом, слегка соприкоснувшись красными клювами. А рядом с ними на вышитой розовыми кружевами подушечке, в окружении таких же розовых цветов вишни, лежали один на другом два золотых кольца. Девушка развернула открытку.

«Если Вы получили эту открытку, значит, 22 августа этого года Вы со своей второй половинкой приглашены на скромное празднество, посвященное нашему Дню Свадьбы»

И подпись:

«С уважением, Ваши Яна, пока еще Скворцова, и Андрей Ирилеонов.»

– Ирилеонов! Мам! – Маша, улыбаясь, посмотрела на маму. – Янка из Скворцовой станет Ирилеоновой!

Женщина усмехнулась.

– Ну и хорошо. Это же не какой-нибудь Какашкиной.

– И то верно. А я через два месяца еду на свадьбу.

– И куда тебя приглашают? – мама расставляла на столе тарелки.

Маша развернула письмо, быстро пробежала по нему глазами в поисках необходимой информации.

– На солнечный пресолнечный берег Черного пречерного моря. Сочи, мам.

– Это хорошо. Иди мой руки, а я накладываю кушать.

3. Бродяги

-Эй, бродяги. Ну что, гуляем? – Бес подошел к стоящим полукругом трем парням и бросил в центр пакет, в котором отчаянно задребезжали чуть не разбившиеся бутылки. – Вы что такие веселые? Аж повеситься хочется.

– Не тараторь, – остановил его браваду Моня. – Кису повязали.

– Кису? – медленно произнес вновь пришедший, и задумчиво почесал затылок, сбив при этом серый кепель себе на лоб. – Да я же с ним неделю назад по киоскам прошустрил. Вот черт! – он со злостью сплюнул на асфальт перед собой. – А за что? Как?

– Пока не в курсе, – ответил Миха, присев на карточки и протянув руки к пакету. – Сами вот мозгуем, по какому делу залет и кого он с собой потянуть может.

– Да не. Киса – пацан правильный, – Моня начал помогать Михе организовать поляну на лавочке. – Он за собой не потянет.

– Потянет, не потянет, – одноглазый оглянулся по сторонам, высматривая, нет ли тех, о ком он собирался говорить. – Это как менты надавят. А то такое может быть, что и мамку свою им сдаст, – он еще раз посмотрел по сторонам и сплюнул себе под ноги.

–Все, пацаны, молчок, – Моня поднял один из четырех наполненных пластиковых стаканчиков. – Ну. Что бы Кису не закрыли, – замолчал на секунду и добавил. – И нас вместе с ним.

Не чокаясь, парни выпили по первой. Без закуски, словно воду. Одноглазый, чье прозвище полностью совпадало с внешностью, достал пачку сигарет, которая, пройдя по кругу, сразу полегчала на четыре штуки. И через секунду у каждого во рту дымилось по огоньку.

Двор, в котором отдыхали парни, располагался на окраине города, затерявшись среди разваливающихся пятиэтажек, население которых не очень рвалось утихомиривать иногда чересчур разошедшихся гуляк. Смысла не было. Если менты приезжали и забирали кого-нибудь, то где-то через час, этот кто-то возвращался и начинал орать еще сильнее, суля всем жильцам не очень приятное будущее. И такие вечера у пятиэтажек повторялись с завидной регулярностью. Так что жильцы окружающих когда-то детскую площадку домов, на которой сейчас пьянствовали представители законно непослушной прослойки общества, уже не обращали на них внимание.

Моня разлил по второй.

– Я вот что думаю, – Бес смачно затянулся и попытался выпустить колечко густого белесого дыма, но, взметнувшееся было вверх, закругленное облачко неожиданно смялось под порывом ветра, и, потеряв форму, растворилось в сумраке летнего вечера. – Как с делом-то теперь управимся? Или нет? – рука с татуированным перстнем протянулась за налитым.

– Четыре не пять. Это конечно плохо, – Миха также поднял стакан.

– Ерунда. Поменяем расстановку. Двое в нападении, один на воротах и один в защите, – одноглазый стрельнул бычком под лавку. – Раньше справлялись.

– Слышь, футболист хренов, сам-то в защиту пойдешь один? – Моня в упор посмотрел на подельника. – Не бзднешь?

– А что бздеть-то? Возьму два травмата да и постою в зале, лохов попугаю, чтобы не рыпались, – одноглазый развел в стороны руки с выставленными вперед указательным и средним пальцами, представляя пистолеты, перевел их сначала на Беса с Михой, а потом, соединив вместе, направил на Моню, и выстрелил, сдув воображаемый дым с кончиков пальцев. – Постою.

– А глаз хватит за всеми уследить? – Моня закрыл один глаз и прищурился другим.

Одноглазый резко подорвался к Моне, схватив его за грудки.

– Слышь ты, тля!

– Э, а ну, хорош собачиться! – два других парня, не выпуская из рук стаканы, разняли сцепившихся.

– Что правда глаза колет, точнее глаз? – завелся Моня.

– Да я тебя, щенок! – одноглазый вновь бросился на собеседника. – Я тебе сейчас сам глаза выколю.

– А ну, шабаш! – в свою очередь рявкнул Бес. – Да успокойтесь же вы! – он с Михой вновь принялся разнимать будущих подельников. – Давайте лучше выпьем. А то рука уже устала стакан держать.

Одноглазый зло посмотрел на Моню, но все-таки потянулся за стаканом, что не замедлил повторить и его оппонент.