Море и небо лейтенанта русского флота

Мичман Ярыгин, переодевшись в рабочий китель, поднялся на палубу. У носового орудия трудились матросы во главе с артиллерийским кондуктором Гайдуком. Стоя на палубе миноносца, мичман подумал о том, что вот с этими людьми ему предстоит служить, а возможно и воевать. На миноносцах нет брони, тонкие стальные переборки не защитят ни от вражеских снарядов, ни от вражеских мин, поэтому и служба здесь одна на всех, и смерть, если доведется, одна на всех.

Командир, три офицера, три кондуктора, боцманмат, шесть унтер-офицеров 1-й статьи, баталер 1-й статьи, фельдшер 2-й статьи, писарь, кок и 50 матросов – экипаж. Да, экипаж, ибо без него железо мертво и неподвижно. Этих разных по характеру, темпераменту, знаниям и мыслям людей объединяет одно короткое слово – экипаж.

В Российском Императорском флоте экипажи комплектовались только из русских, белорусов, украинцев, прибалтов и поляков. Инородцев на флот не призывали. Миноносец, такой как «Лейтенант Пущин» – небольшой корабль. Это не линкор. Офицеры и матросы служат на нем рядом, бок о бок. Все на виду. Совместная работа сближает людей, независимо от их звания, происхождения, особенно в море. Море во все времена требовало и требует сильнейшего напряжения человеческих сил.

Повседневная жизнь экипажа миноносца, как в базе, так и в море, складывается из очень простых и обыденных событий: побудка, завтрак, подъем флага, утренняя приборка, корабельные учения, во время которых обслуживаются орудия, минные (торпедные. – А.Л.) аппараты, ремонтируется и отлаживается многочисленное хозяйство боцмана на верхней палубе и, главным образом, обслуживаются сложные механизмы машинной команды, затем обед, послеобеденный сон, запланированные на послеобеденное время работы, ужин и, если позволяла обстановка, увольнение матросов на берег, раздача коек, отбой и дальше сон. И так изо-дня в день…

По воскресеньям, в базе, команда повахтенно посещала церковь, несколько раз матросы ходили в цирк.

В ежедневные обязанности вахтенного начальника на миноносце входит контроль закладки продуктов, согласованный ревизором и утвержденный командиром, в котел при приготовлении пищи. Нужно напомнить, что на кораблях русского императорского флота все чины, от матроса до кондуктора, получали жалованье и жалованье весьма различное. Однако питались нижние чины на корабле все одинаково. Это происходило потому, что часть жалованья, так называемый провиант, выдавался в натуральном эквиваленте. То есть в сутки всем нижним чинам полагалось определенное количество мяса (300 грамм с костями в день), хлеба, круп, овощей, пряностей. Плюс чайное довольствие. Стоимость этого провианта минусовалась из жалованья, а все излишки, которые образовывались и из разницы в жаловании и из дополнительных прибавок (награды, выслуга и прочее) просто копились. Накопить удавалось весьма приличные суммы, потому что к накоплениям плюсовались махорочные (для некурящих) и чарочные деньги (для трезвенников).

В этот день вахтенный мичман С.Я. Ярыгин проконтролировал, чтобы на завтрак команде выдали чай с белым хлебом и сахаром, убедился в том, что на обед были приготовлены щи из мяса, картофеля, капусты кислой, зелени, сметаны, сала говяжьего, муки подправочной с черным хлебом, на ужин – каша рисовая со свиным салом и луком и черный хлеб. Вечерний чай с сахаром. Нужно сказать, что кормили на флоте добротно.

Дважды в неделю – каша с молоком. В субботу – селедка с картофелем, подсолнечным маслом и луком. Вообще это вкусно, горячая картошка, к ней селедка, посыпанная колечками лука, и все заправлено ароматным постным маслом. По воскресеньям суп с вермишелью и компот из фруктов.

Необходимость находиться в постоянной боевой готовности требовала от матросов не только физического здоровья и выносливости, но и заставляла экипаж миноносца тщательно следить за состоянием его механизмов и оружия. Техника нуждалась в систематическом уходе, смазке, чистке, одним словом, неустанной ежедневной заботе. Пока «Лейтенант Пущин» находился на бочке в Южной бухте, матросы, под присмотром боцмана, подкрасили надстройку и борта эсминца.

Мичман Ярыгин втянулся в службу, занимаясь и техникой и людьми миноносца. Обладая внутренней твердостью характера, высокой требовательностью, как к себе, так и к подчиненным ему матросам, Ярыгин постепенно выстроил с командой ровные, не беспокоящие лишней нервотрепкой отношения, но вместе с тем без малейшей тени панибратства. Он никогда не боялся подчиненных. Сергей знал старую флотскую истину – «боязнь подчиненных» – это такая болезнь, которую лечат только отстранением от службы. Такой болезнью он не болел.

До 1 мая 1914 года эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин» находился в вооруженном резерве. С 1 мая начались учебные выходы в море, шли постоянные тренировки и отработки учебных задач.

…Мичман Ярыгин нес самостоятельную вахту на ходу, осваивая все то множество новых, дополнительных офицерских обязанностей, которые и формируют корабельного офицера-миноносника. Вечерами в кают-компании «Лейтенанта Пущина», за крепчайшим чаем, именуемом на флоте «адвокат», офицеры обсуждали события и происшествия, случившиеся на бригаде, предстоящие продвижения по службе. О политике старались не говорить, о девушках – пожалуйста…

В воздухе «пахло войной»… Миноносец «Лейтенант Пущин» часто выходил в море, проводя учебные стрельбы и тренируясь в минных постановках.

…И на этот раз открытое море встретило миноносец хорошей волной и северо-западным ветром.

Накануне стрельб мичман Ярыгин практически не спал. Вместе с артиллерийским унтер-офицером Иваном Семеновичем Гайдуком проверял материальную часть орудий и работу механической подачи 75-мм снарядов из погребов к носовому и кормовому орудиям. Инструктировал старшин орудий, с секундомером в руках проверял тренировки орудийных расчетов.

И вот зачетные стрельбы… Ревун резанул тишину. Прозвучал выстрел носового орудия, напористо шибанув всех, стоявших на мостике, ударом воздушной волны и дыма. У носового орудия возилась прислуга, старшина орудия оглянулся на мостик. Первый снаряд пристрелки взметнул воду на перелете за щитом. Ревун и второй залп. Опять воздушная волна и дым. Второй снаряд ударил под левой скулой щита. Щит взят в вилку. Третий снаряд…

– Накрытие! – не удержался от возгласа мичман Ярыгин.

«Лейтенант Пущин» маневрировал. Стреляли практическими снарядами по очереди то носовое орудие, то кормовое. Израсходовали 30 снарядов.

Наконец прозвучала команда: «Дробь», «Орудия «на ноль». Отстрелялись успешно.

На переходе с полигона в базу, ветер стих. Безбрежная даль моря, голубое небо, ровный ход эсминца, успешные стрельбы – все это вызвало хорошее настроение на ходовом мостике и передалось матросам – рулевому, стоявшему за штурвалом, и сигнальщикам, находившимся слева и справа на крыльях мостика.

К вечеру эсминец пришвартовался кормой к Минной стенке в Южной бухте Севастополя. Свободные офицеры убыли на берег. Мичман Ярыгин остался на корабле. Стрельбы вымотали его. Вытянувшись на диване, Сергей чувствовал приятную истому во всем теле, натруженном за день. Кстати всплыла в памяти старая флотская мудрость: «Горизонтальное положение никому не вредно, кроме откупоренной бутылки», – и он заснул…

Редко, но бывали у мичмана Ярыгина и свободные от службы на эсминце «Лейтенант Пущин» минуты. В любое свободное время Сергей спешил в городской аэроклуб. Он серьезно увлекся воздухоплаванием. Его тянуло небо. Небо и море…

…Эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин» снова вышел в море, выполняя ночной переход в район предстоящих минных (торпедных. – А.Л.) стрельб. Вахтенный офицер мичман Ярыгин находился на мостике. Взошла луна. Ярыгин понял это по желтоватому сиянию, озарившему край горизонта над морем. Через минуту Сергей увидел луну в разрыве туч. Огромный, желтый огрызок луны повис над морем, и стало видно, как быстро мчатся тучи. Луна исчезла, но желтоватое пятно среди туч осталось, и уже не было так темно, как прежде. Неожиданно ветер разорвал тучи, и луна выплыла вновь, сверкнув своим светом на пене волн, и море озарилось далеко-далеко. Ветер задувал с западных румбов, сильно качало, из труб миноносца вырывались клочья дыма. Корабль держал заданный ход – 20 узлов, что на угольных миноносцах заставляло матросов машинной команды крутиться, как чертям. Вахта кочегаров на угольных миноносцах самая тяжелая, особенно когда требовалось резко увеличить или быстро уменьшить выработку пара – как говорили кочегары, «загрести жар в котле». Кочегары лопатами выгребали горящий уголь из топки парового котла на площадку перед ним. При этом жар от раскаленных углей жег их лица, пот заливал глаза, легкие обжигал раскаленный воздух. Работать в таких «адских» условиях – врагу не пожелаешь.

Ветер стал слабеть. Луна еще не зашла – на некотором расстоянии, видел мичман, море было по-прежнему озарено лунным светом.

Стоя на мостике идущего хорошим ходом миноносца, мичман Ярыгин вспомнил Ольгу. В душе Сергея теснилась радость любви к Ольге и теплилась надежда, что и он нравится ей. Как чудесно жить! Наверное, в этом и есть счастье.

Еще сияли звезды, но уже еле приметный розовый отсвет начал ложиться на волны… В конце ночи ветер утих, но волны были еще сильны. Светало… В открытом море белые буруны еще срывались с кончиков волн и размазывались среди них белой пеной. Солнечный свет вспыхнул в небе на востоке, над морем разлилась утренняя заря.

Мостик миноносца «Лейтенант Пущин» жил своей, только ему понятной жизнью: от сигнальщиков шли доклады, давались команды в машину, увеличить или уменьшить число оборотов винта, звучали звонки машинного телеграфа, рулевой репетовал курсы и перекладывал штурвал – эсминец находился в районе полигона минных (торпедных. – А. Л.) стрельб…

– Минный аппарат № 1 «Товсь!»

– Минный аппарат № 1 «Пли!»

Минный аппарат эсминца, развернутый в диаметральной плоскости корабля, с шумом выплюнул стальную сигару, и та медленно, словно нехотя шлепнулась в воду и, слегка погрузившись, взбивая за собой винтами пенный след, двинулась к цели.

Не дойдя до цели, торпеда утонула. На мостике офицеры зачертыхались!

Самодвижущаяся мина образца 1912 года наиболее совершенная из торпед, созданных в Австро-Венгрии на Фиумском заводе, производилась в Петербурге на заводе Лесснера и Обуховском заводе. Это была первая из торпед с «влажным перегревом», длиной 5,58 метра, диаметром 450 мм, общей массой 810 кг, из которых взрывчатого вещества – 100 кг. Торпеда имела три режима движения: дальность 2 км при скорости 43 узла, 5 км при 30 узлах и 6 км при 28 узлах. Торпеды были для своего времени технически сложным оружием и требовали отличной выучки минеров при приготовлении их к стрельбе.

Готовя следующую торпеду к стрельбе, мичман Ярыгин вспоминал своего наставника, преподавателя минного дела в Морском Корпусе генерал-майора Л.А. Гроссмана, вдалбливавшего гардемаринам на репетициях по минному делу, как производится изготовление торпеды к выстрелу. Сергей повторял про себя, как на экзамене: «запирающий клапан, стержень глубины, прибор расстояния, стопора на рулях и гребных винтах…» Вторая торпеда прошла под целью, это был успех.

По прибытии «Лейтенанта Пущина» в Севастополь, мичман С.Я. Ярыгин получил в арсенале Севастопольского порта новую торпеду. Минеры эсминца загрузили ее на борт с помощью кран-балки и установили в минные кранцы левого борта. Боевые части торпед хранились отдельно от корпуса в погребах, расположенных рядом с торпедными аппаратами, и подавались по элеваторам непосредственно перед заряжанием.

1 июля 1914 года эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин» и его экипаж, после сдачи всех задач, приказом командующего флотом был выведен из вооруженного резерва.

На эскадренном миноносце «Лейтенант Пущин» начались корабельные будни… А через месяц – война!

Война!

В Севастополе, как и по всей стране, всеобщая мобилизация началась 18 июля 1914 года. Здесь, наверное, уместно напомнить, что к началу войны российское хозяйство достигло высшей точки своего расцвета. Заметно повысился общий уровень благосостояния. Потребление мяса и мясных продуктов, что является одним из важнейших показателей, возросло примерно в два раза. В городах страны среднедушевое потребление мяса составило 88 килограмм в год. Для сравнения, в то время в США в среднем – 72 килограмм. В столице Санкт-Петербурге эта цифра составляла 94 килограмм, в Вологде – 107, в Воронеже – 147 килограмм. Наш демографический рост был самым высоким в мире – 1,5% ежегодно. Зарплата наших рабочих уступала только американцам. Начиная с 1905 года ежегодно в стране открывалось около десяти тысяч школ. В Европе это называли «Русской весной» и «Русским чудом». Императорская Россия была на подъеме!

В 1913 году российский военный бюджет был самым большим в мире. Именно поэтому в одном из аналитических обзоров германской разведки говорилось, что Россия развивается рекордными темпами и к 1917 году «победить эту страну будет невозможно».

И вот война! 19 июля (1 августа – по новому стилю. – А.Л.) 1914 года после того, как Германия объявила войну России, началась Первая мировая война. Великая война, как ее называли тогда, стала войной новейших технологий и устрашающего нового вооружения. Войной на земле, в небе, на воде и под водой. Войной без благородства и романтики, войной на фронте и в тылу – тотальной войной. Через два дня Германия объявила войну Франции, а еще через день Великобритания объявила войну Германии, АвстроВенгрия – России, а Сербия – Германии. Сразу заполыхала вся Европа!

Возникает вопрос, почему лидеры Европейских держав не проявили сдержанности, какую они проявляли во время Боснийского (1908), Марокканского (1911) или Балканского (1912) кризисов? Почему державы буквально рвались в бой? Мотивы очевидны: Германия, мечтая уничтожить доминирование Британии на море и в мировой экономике, знала, что к 1917 году Россия завершит перевооружение, после чего победить ее будет практически невозможно, поэтому решила уничтожить опасного конкурента, рассчитывая на нейтралитет Англии; Франция, не смирившись с утратой Эльзаса и Лотарингии, аннексированных у нее Германией, понимала, что в случае разгрома России сама станет следующей жертвой Германии; Англия считала, что через несколько лет немцы будут иметь флот, равный британскому, следовательно, надо воевать сейчас, пока еще можно рассчитывать на союз с Россией и Францией. И только Россия, руководствуясь соображениями престижа, ввязалась в войну, бескорыстно помогая славянским братьям – сербам!

Николай II знал об этих коллизиях, несмотря на успокаивающие телеграммы своего родственника кайзера Вильгельма, что «его вынуждают вести войну», а сам он «чист перед Богом». Знал он и о том, что уже в первые годы правления Вильгельма II появился план «Серединной Европы», немецкого протектората, включавшего территории Малороссии и Новороссии. Второй рейх планировал, что «…эта задача должна была решаться за счет территории России».

После «миролюбивых» заявлений Вильгельма Николай II продолжать комедию не стал и начал всеобщую мобилизацию. По сути, на всем протяжении царствования Николая II Европа вела жесткую борьбу с Российской империей, используя экономическое «оружие» – внешние займы, торговые тарифы, биржевые атаки, идеологическое «оружие» – измышления и клевету западной прессы на Россию, и самое настоящее оружие – подпитку оружием «пятой колонны» – разного рода анархистов, эсеров, большевиков внутри страны. Мировая война должна была стать решающей атакой на империю Романовых. И эта атака началась – Николая II втянули в Первую мировую войну!

Разве все это не похоже на современное противостояние Европы с Россией путем введения санкций, клеветы в прессе, поддержки либеральной оппозиции – «пятой колонны» деньгами и ведения, по сути, гибридной войны по границам нашего государства? Как сто, двести, пятьсот и семьсот лет назад, во времена псов-рыцарей, Русь – Россия находилась и находится в постоянном цивилизационном противостоянии с Европой.

К сожалению, ничего не изменилось!

Еще в 1913 году, за год до начала войны, в Германии вышел секретный документ «Военный закон» об усилении германской армии, в котором говорилось: «Наш новый Военный закон есть не что иное, как распространение дела военного воспитания германского народа… Священный долг наш – отточить меч, вложенный нам в руку, и держать его готовым, как для защиты себя, так и для нанесения ударов нашему врагу. Надо заставить народ проникнуться мыслью, и приучить его думать, что наступательная война с нашей стороны есть необходимость».

Как видим, Германии оставалось лишь найти повод для развязывания наступательной войны.

И далее в «Военном законе»: «Мы помним, что провинции древней Германской империи – графства Бургундия и Лотарингия – находятся еще в руках французов; что тысячи наших братьев – немцев в Балтийских провинциях стонут под славянским игом. Вернуть Германии то, чем она некогда владела, – это национальный долг». «Военный закон» предполагал соответствующие методы: «Следует позаботиться вызвать волнения на севере Африки и в России. Это хорошее средство для поглощения сил противника. Восстания, организованные в военное время политическими агентами, должны быть тщательно подготовлены материальными средствами».

Будущее показало, что так все и произошло. Забастовки рабочих в Петербурге в июле 1914 года, как раз перед началом войны, затем события февраля и октября 1917 года.

20 июля (2 августа – по новому стилю. – А.Л.) 1914 года в столице в Зимнем Дворце был отслужен молебен, на котором присутствовали главным образом офицеры в походной форме. По окончании молебна император Николай II объявил о начале войны, буквально повторив слова Александра I в 1812 году:

«Офицеры моей гвардии, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю ее. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока остается хоть один враг на родной земле».

Народу император Николай II объявил о начале войны с Германией с балкона Зимнего дворца, выходившего на Дворцовую площадь.

В этот же день указом Николая II Таврическая губерния была объявлена на военном положении. В Севастополе ввели комендантский час, а на Южном берегу Крыма – светомаскировку.

21 июля (3 августа – по новому стилю. – А.Л.) 1914 года губернатор Тавриды Н. Лавриновский издал обращение к населению Таврической губернии, в котором говорилось:

«Все силы нашего Отечества напряжены для борьбы с врагами. По призыву царя народ русский встал, как один человек, и наши доблестные войска пошли в бой с германцами и австрийцами на защиту Престола и Родины. Святое дело народной войны потребует от нас многих жертв. Свою жизнь и кровь принесут на алтарь Отечества наши воины. Мы же, все те, кого не коснулись непосредственно тягости войны, обязаны исполнить свой первый и священный долг – оказать посильную помощь больным и раненым воинам…»

В сознании всех и каждого зазвучало тревожное слово «война»! На вокзалах страны звучала медь духовых оркестров, речи военачальников и плач женщин, прощающихся с мужьями и сыновьями…

С началом войны произошел рост патриотических настроений среди населения: в Симферополе и Ялте прошли шествия в честь России и Императора. Одновременно в губернии ужесточился полицейский режим. Телеграммой министра внутренних дел Н. Маклакова предписывалось:

«Следить за настроением населения и за деятельностью злонамеренных лиц, сеющих в его среде ложные и возбуждающие слухи… пресекать в зародыше все аграрные и погромные движения, нарушающие общественный порядок…»

Главнокомандующий войсками великий князь Николай Николаевич повелел: «…подавлять всякие народные беспорядки быстро и решительно в самом их начале, для чего войскам предписано самое энергичное содействие гражданской власти».

Германия, объявив войну России, в тот же день вторглась в Люксембург, рассчитывая разгромить Францию, прежде чем неповоротливая Россия сможет мобилизовать и выдвинуть к границам свою армию. В двух словах этот план изложил император Вильгельм II: «Обед у нас будет в Париже, а ужин – в Санкт-Петербурге».

Газеты печатали сообщения с фронта: «7 августа 1914 года немцы захватили бельгийский город Льеж. 20 августа германские войска взяли Брюссель и вошли в соприкосновение с англо-французскими войсками…» На Восточном фронте – Русском театре военных действий германские войска захватили город Калиш. 5 августа 5-я армия Юго-Западного фронта наступала широким фронтом, имея центром наступления город Львов: 21 августа нами был взят Львов. В начале сентября 1914 года на австрийском фронте у Равы-Русской наши войска взяли «30 орудий, более 8000 пленных, огромные склады огнестрельных и продовольственных припасов. Генерал Брусилов свидетельствует, что войсками проявлено высшее напряжение, стойкость и доблесть». Захват Галиции воспринимался в России не как ее оккупация, а как возвращение отторгнутой части исторической Руси.

В Крыму в сложном положении оказались немецкие колонисты, которых было около шести процентов населения полуострова. Императорским указом еще в июле-августе 1914 года с полуострова были выселены вначале германские и австрийские подданные, а затем – все немцы призывного возраста. За оставшимися был установлен строгий жандармский надзор. Среди населения начался бойкот немецких товаров, а в объявлениях о найме гувернанток писалось – «только не немка».

Газеты «За Россию», «Время», «Вечерние известия» писали: «Немецкое засилье опасно у нас в России. Большинство русских окраин перешло в руки немцев, которые живя и пользуясь благами в нашем Отечестве, не перестали быть послушным орудием своего кайзера; теперь этому засилью приходит конец».

Начало войны совпало с таким достаточно редким природным явлением, как солнечное затмение. Губернатор Таврического края призывал граждан спокойно отнестись к солнечному затмению, ибо: «Затмение есть явление обычное и не должно быть суеверно истолковано как предзнаменование каких-либо чрезвычайных событий в связи с военным временем».

Удивительно, если не сказать мистически, но тень солнечного затмения прошла по территории России с юга на север, соединяя Черное и Балтийское моря, как раз по линии, на которую наши войска отступят в 1915 году и с которой перейдет в наступление и начнет побеждать русская армия в 1916 году.

К началу Первой мировой войны Севастополь являлся военным портом 1-го класса, который прикрывало более 300 артиллерийских систем. Из них 189 находилось на береговых батареях и были сведены в крепостной артиллерийский полк. Связь флота осуществляли десять телефонных станций почтово-телеграфного ведомства, флота и крепости, а также первая Морская центральная оперативная телефонная станция на двадцать пять номеров, которая имела выходы на городскую станцию и станцию штаба крепости. Для охраны военных объектов и производства крепостных работ с началом войны в городе-крепости была сформирована сводная бригада ополченцев.

С началом военных действий комендант Севастополя распорядился об особом положении, в связи с чем «в городе запрещается всякое движение с 11 вечера до 5 утра, виновные будут задерживаться и подвергаться штрафу в 3000 рублей или аресту на три месяца», а на побережье ввели режим светомаскировки, предписывая гасить все огни не позднее пяти часов вечера.

Наступила осень. 1 сентября 1914 года газеты сообщили, что в ходе борьбы с «немецким засильем» столица Российской империи город Санкт-Петербург переименован в Петроград.

«В Петрограде уже вступила в права хмурая осень с резкими холодными ветрами и серыми тучами, – думал мичман Ярыгин, стоя на палубе своего эсминца «Лейтенант Пущин» и вспоминая учебу в Морском Корпусе. – А здесь, на Черном море в Севастополе еще много солнца, синевы моря и голубизны неба…» Но осенняя погода весьма переменчива.

…Море штормило, северо-западный ветер усиливался, начался дождь. Волны захлестывали носовую часть миноносца по боевую рубку, разбивались о ее основание и двумя рукавами захлестывали ходовой мостик, затянутый лишь брезентом. Находившийся в дозоре эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин», зарываясь носом в волну и принимая на свою палубу тонны воды, упорно шел заданным курсом…

На открытом мостике все вымокли с головы до пят – брезентовые обвесы мостика слабая защита от волн. Не помогали ни прорезиненные плащи, ни сапоги. Сильная волна, ударив в правую скулу миноносца, накренила его еще больше… Крен приблизился к критическому, но – все обошлось… Осенние черноморские шторма случаются очень злыми.

Перед войной Черноморский флот по всем статьям имел полное превосходство над турецкими военно-морскими силами. В его составе находились линейные корабли типа «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Ростислав», «Три Святителя», «Синоп», два крейсера типа «Богатырь», семнадцать эскадренных миноносцев, двенадцать миноносцев и четыре подводные лодки. В то же время строились четыре мощных линейных корабля-дредноута «Императрица Мария», «Императрица Екатерина Великая», «Император Александр III» и «Император Николай I».