Джон Арин. Проклятая земля

– Вот же ж шут! – Шепнул он себе под нос, когда меч Дина в очередной раз отлетел в сторону, стоило учителю легонько задеть его в бою, а сам ученик плюхнулся на пятую точку даже без толчка, просто потеряв равновесие на ровном месте.

   От своих мыслей Джону самому тут же стало стыдно.

   «Не заслуживает Дин таких насмешек», – подумал он.

   Из всей семьи Ролленов лишь на Дина Джон не держал обиду – он был единственным, кто не отпускал колких шуток в его адрес. Когда родители или сестра ехидничали, младший Роллен смеялся вместе с остальными, но сам никогда не говорил кривого слова, а в отсутствие других членов своей семьи разговаривал с воспитанником родителей на равных. Джону иногда даже казалось, что не наставляй его родители «не быть приятелем тому, кто его ниже», он бы даже стал с ним дружить.

   И всё же, он не мог не заметить, что Дин смотрится по-настоящему смешно в роли кадета. Телосложение хилое, глаза трусливые, будь перед ним сейчас настоящий противник, он бы сдался, не раздумывая. По лицу его было видно, что никакого энтузиазма учиться у него нет, а становиться кадетом он не хочет. Джону показалось несправедливым, что Дина, у которого нет ни способностей, ни желания освоить битву на мечах, тренируют лучшие учителя города, а ему самому не разрешают даже прикасаться к мечу и заставляют заниматься чёрной работой.

– Держи меч крепко. – Наставлял Дина измученный бесполезностью своей работы учитель, но тот будто его не слышал, хоть и отвечал послушным кивком на каждое замечание.

   «Даже я запомнил», – подумал Джон, наблюдая за тем, как Дин снова берёт меч за рукоять так боязливо, словно боится уколоться.

   Несмотря на злость из-за ощущения несправедливости, ему в этот момент стало жаль Дина. По натуре он был мягким, как рыхлый снег, не хотел ни в какой кадетский корпус, но должен был повиноваться родителям, стремящимся сделать его командующим. Джону подумалось, что несмотря на всю разность и пропасть между ними, у них одинаковая проблема – оба не вольны сами выбирать свою судьбу.

   После обеда, когда Джон сел за стол, к нему присоединилось всё семейство Ролленов. Но не для того, чтобы поесть, они уже отобедали.

– Слышал, ты собрался поступить в кадетский корпус. – Сказал старший Роллен, посмотрев на Джона как голодная собака на кусок мяса.

– Я… я думал об этом, господин Рон. Вернее, я бы хотел попробовать. – Промямлил парень, растеряв скудные остатки и без того не существующей у него уверенности в голосе.

– Он бы хотел попробовать. И откуда у бездарей столько желаний? – Фыркнул Роллен, повернувшись к своей семье. Он дождался, когда семейство, соглашаясь, поддакнет и добавит от себя пару эпитетов, и перевёл ядовитый взгляд на воспитанника. – Запомни, Джон Арин, ты не достоин становиться ни кадетом, ни солдатом!

– Я ему так и сказала. Он не сможет даже пройти отбор, так что нечего там позориться. – Вмешалась Эшли.

   Оба старших Ролленов в глубине души понимали, что у Джона есть все шансы. Именно это их и раздражало. Их собственный сын тренировался с самыми лучшими и дорогими учителями города, но за всё время нисколько не продвинулся в мастерстве, а Джон, если отбросить его нерешительный и вечно сгорбленный вид перед ними, выученный из-за постоянных насмешек и наказаний, выглядел воинственно, обладал стойким характером, а телом был хоть и не крупным, но сложенным крепко.

– Можешь попробовать. – Сказал Рон Роллен, вставая из-за стола, потом возвысился над Джоном и, оскалившись, добавил. – Но если пойдёшь пробоваться, сюда тебе назад дороги нет. Если не возьмут, а тебя и не возьмут, у тебя одна дорога – шахта.

– Вот именно, шахта! – Ухмыльнулась Деми, поддерживая отца. – Я уже говорила тебе, Джон, высший свет не для тебя.

   Все Роллены вставили свои слова, только Дин молчал и извинительно смотрел. Ситуация была ему неприятна, но ничего в поддержку Джона он не мог сделать кроме того, чтобы промолчать и ещё сильнее его не обидеть.

   Когда наступила ночь, Джон пробрался в его комнату.

– Дин. Спишь? – Шепнул он.

– Ещё нет. – Послышался шёпот из темноты.

– Одолжи, пожалуйста, свой меч. Хочу потренироваться.

– Он там, в углу.

   Джон взял меч и пошёл было к выходу.

– Джон, подожди. – Остановил его Дин. В это время он встал из постели и уже натягивал на себя уличную одежду. – Я с тобой.

– Вот ещё. – Фыркнул Джон. – Твои родители узнают – я опять буду в подвале ночевать.

– Не узнают. Они давно спят. И к тому же, ты не сможешь тренироваться один, тебе нужен противник. А у меня два меча.

   Парни на цыпочках, не создавая шум, пробрались на улицу и ушли достаточно далеко от дома, чтобы не было слышно звона стали.

   Противники встали напротив друг друга.

– Нападай. – Сказал Джон.

   Дин сделал неуверенный рывок вперёд и неловко замахнулся в воздухе. Казалось, что не он управляет мечом, а меч им, тяня за собой, схватив за руку, и тряся его так же, как ветер трясёт готовые оторваться от ветки осенние листья. Джон отбил его атаку одним лёгким ударом, и меч Дина как всегда отлетел в сторону.

– Держи крепко за рукоять, – наставил Джон словами учителя, – ты держишь о самый край, поэтому хват получается слабым.

– Мхм, – кивнул Дин и последовал совету.

   На этот раз получилось лучше, но за два часа тренировки Дину так и не удалось хотя бы приблизиться к тому, чтобы одолеть противника. Каждый раз, когда на него нападали, он не отражал удар, а прятал лицо или пятился назад, издавая девчачий визг. Сам он нападал настолько неуверенно и медленно, что у противника оставалось уйма времени, чтобы проследить за его движениями, понять направление удара и предугадать его дальнейшие действия.

– Из тебя явно получился бы кадет лучше, чем из меня. – Сказал Дин после очередного раза, когда Джон выбил меч из его рук.

– М? – Округлил глаза Джон, а внутри от таких внезапных и редких в его жизни слов словно пролилось тепло.

– Ты первый раз в жизни держишь в руках меч, но бьёшься лучше меня. – Склонил голову Дин, разочарованный в самом себе. – Мне никогда не стать таким же сильным, как ты.

   Кто-то, кто имеет хотя бы косвенное отношение к боям, понаблюдав за тренировкой двух парней, сразу бы заметил, что движения Джона оставляют желать лучшего, и что он смотрится так же нелепо, как и его соперник, но Дину, уже который раз подряд проигравшему Джону, показалось, что он искусно владеет мечом.

– Ничего… Ты ведь тренируешься с лучшим учителем города. Научишься. – Подбодрил Джон, хоть и сам не верил в то, что произносит.

   Дин полуулыбнулся со сжатыми в тонкую полоску губами и оставил его слова без ответа.

– Я боюсь, Джон, – признался он на обратном пути к дому.

– Чего боишься?

– Тренировок. – Ответил стыдливо.

– Как же ты собираешься поступать в кадетский корпус, если тебе страшно даже на тренировках?

– Мама говорит, что я должен попасть в список лучших кадетов и отправиться в столицу, охранять короля.

   И Джону, и самому Дину уже сейчас было ясно, что это лишь фантазии Эшли Роллен, но никто из них вслух свои мысли не озвучил.

– И я тоже боюсь. – Признался Джон, чем удивил собеседника. Он всегда казался Дину бесстрашным. – Твоя мама говорит, что у каждого в этом мире своё место. Иногда я боюсь, что она права, и мне так и суждено остаться никем, всю жизнь посвятить грязной работе и умереть какой-нибудь невзрачной смертью под завалами камней. – Он немного помолчал и дальнейшими словами снова удивил собеседника. – Тебе повезло, Дин. Все в городе знают фамилию Роллен, а если ты станешь кадетом, твоё имя будет на слуху у каждого и тебе будет дозволено стать главнокомандующим. И даже если ты не станешь командующим, ты вернёшься, выберешь себе красивую жену и проживёшь с ней в большом доме. А может, построишь не просто большой, а огромный дом. Таким, как ты, дозволено мечтать. Всё, о чём могу мечтать я – выбраться из ада и перебраться в ад менее страшный.

– В ад? Ты о чём?

– Ты же не думаешь, что поле битвы похоже на рай? – Джон спросил риторически, но по взгляду Дина понял, что тот и не думал, что на поле боя настолько уж страшно. – Скорее всего, уже при первом или втором бою я стану удобрением на той земле.

– Но тогда почему ты туда хочешь?

– Там я по крайней мере буду чего-то стоить, буду не ниже остальных. Надеюсь, что буду. – Поправил он сам себя. – Тебе не понять, Дин, с тобой никогда не обращались как со скотом. Но хуже смерти только жизнь, при которой у тебя уже горб болит от постоянных поклонов. А знаешь, я наконец определил свою мечту. С моим происхождением я не могу метить хотя бы на роль командующего отрядом. Но если хотя бы несколько человек решат, что я чего-то да стою, и если хотя бы для пары человек я стану Джоном Арином, который был достоин зваться солдатом, этого достаточно.

   Вернувшись домой, они осторожно и без шума открыли дверь. И всё же, пройти незамеченными им не удалось.

   Сидя на кресле, их поджидал старший Роллен.

– И где вы были? – Спросил он грозно, после чего взглянул на мечи. – Ты отобрал его у моего сына?!

– Нет, господин Рон, я лишь попросил Дина одолжить мне меч. – Принялся оправдываться Джон.

– Так я тебе и поверил! Должно быть, ты даже силой поволок моего сына за собой.

– Нет. Я говорил ему остаться, он сам захотел пойти. Скажи, Дин, ведь так? – Посмотрел на Дина умоляющими глазами, но тот лишь стоял как столб и не мог произнести ни слова.

   Он точно знал, что отец ничего ему не сделает, даже если он скажет правду и подтвердит слова Джона, но Дин никогда не отличался смелостью перечить родителям. Напротив, в присутствии старших Ролленов он преображался и даже поведением начинал походить на родителей. У Дина Роллена не было своего поведения, было только то, что он копировал у других, и для старших Ролленов он был как сырое тесто, из которого можно вылепить всё, что душе угодно.

– Так скажи, Дин, он говорит правду? – Вежливо обратился Рон Роллен к сыну. Только голос давал понять, что он ждёт отрицательный ответ.

   Дин по-прежнему молчал.

– Трус! – Закричал ему Джон, не выдержав. – Трус, вот ты кто! А я ведь делился с тобой своими планами!

– Ты это моему сыну?! – Рон Роллен ударил Джона так сильно, что он отлетел в сторону.

   В подвал на этот раз его практически бросили, а не просто приказали туда спуститься. Впервые в жизни Джон сделал шаг для того, чтобы приблизиться к цели – устроил тренировку – и вот чем это для него обернулось.

   «Ад. Настоящий ад!», – подумал он, смотря, как над его головой закрывается деревянный люк, с которого сыплются опилки.

Глава 3

Безумный Кольт или благородный граф?

   Вечер накануне шестнадцатилетия Джона.

   После того, как Роллены легли спать, Джон собрал все свои скудные пожитки в тканевый узелок через плечо, на выходе из дома положил поверх вещей наполовину зачерствевший батон и направился к двери.

– Так и знал, что ты удерёшь сегодня, – услышал он голос Рона Роллена, когда одной ногой уже оказался на улице. – Знаешь, я ведь хотел на эту ночь отправить тебя туда, где тебе и место – в подвал. Но решил, что будет лучше, если ты покинешь мой дом. Ты всегда был лишним ртом в моём доме, а теперь на одного человека кормить надо будет меньше.

   Джон повернулся всем телом и решил в первый и единственный раз проявить смелость перед человеком, перед которым шестнадцать лет молча склонял голову. Он мог бы высказать множество слов, которые у него на уме, но был вопрос, который не давал ему покоя много лет.

– Зачем вы так со мной? Что я вам такого сделал? – Голос звучал злобно. Так с хозяином дома он ещё никогда не говорил.

– Ты? Мне? Что-то сделал? – Разразился Рон Роллен высокомерным хохотом, сотрясающим стены. – Такое отребье, как ты, ничего не может мне сделать. Запомни, Джон Арин, – сказал он, когда парень снова развернулся и сделал шаг в сторону выхода, – таким, как ты, никогда не попасть в высший свет. Даже если тебя и возьмут в кадеты, ты умрёшь на поле и сгниёшь в земле, а твоё имя навсегда исчезнет из истории.

– Что ж, – ответил Джон, не разворачиваясь, – пусть так. Я не стремлюсь попасть в историю. Всё, что мне надо – это чтобы хотя бы несколько человек решили, что я чего-то да стою.

– Чего-то стоишь? Я тебе сам скажу, чего ты стоишь – шахты! – Усмехнулся Рон Роллен.

   Джон его слова слушать не стал, однако краем уха всё же услышал. Он ушёл, оставив дом, в котором он всегда был чужим, город, в котором он был никем, и зная, что уже завтра Эшли Роллен будет лицемерно сокрушаться перед своими подругами, как она была ошарашена обнаружить с утра, что её неблагодарный воспитанник ушёл, даже не сказав «спасибо» за то, что Роллены спасли его от голодной и холодной смерти шестнадцать лет назад.

– Сын простых рабочих, что с него взять. – Будет говорить она. – Благородство, оно ведь передаётся по крови.

   Джону оставалось лишь мысленно смириться с тем, что в этом городе его запомнят как живое доказательство тому, что воспитание нельзя получить, просто вырастя в богатом доме.

   В этот момент весь высший свет казался ему прогнившим, и ему даже стало жаль будущего себя, солдата, которому придётся лить кровь, чтобы они могли по сто раз на дню устраивать чаепития, на каждое из которых надевают новые наряды, а потом с гордостью обсуждать победы с поля боя, рассказывая о них так, будто это их собственная заслуга.

   «Может, ну его? – Подумал он на секунду. – Может, эти люди и не достойны того, чтобы их защищали?».

Соседний город, через который пролегал путь Джона, располагался в графстве Кольта. Джон совсем не хотел туда, ведь слышал от Ролленов много неприятного про графа Николаса Кольта, владевшего этими землями. Эшли и Рон нередко судачили о Николосе и чаще всего называли его безумцем.

Делать Джону было нечего, его дорога пролегала через графство Кольта, и ему необходимо было там пройти. Шёл он пешком и добрался только на рассвете. Он остановился у колодца, чтобы перевести силы, опёрся обеими руками о каменный круглый заборчик и осмотрел место, в котором оказался.

   Город был богатый – все дома двух или трёхэтажные и каменные, даже на окраине, где обычно живут бедняки, не было затхлых полуразвалившихся лачуг вроде той, в которой родился он сам. В самом сердце города возвышался действительно огромный особняк, почти дворец.

   «Столица? Это дворец короля?», – задался вопросом Джон, никогда в жизни не видевший домов больше, чем у Ролленов.

   Но столица, на сколько он знал, в сотнях километрах, он не мог добраться туда пешком за одну ночь.

   Уставший и обессиленный, он склонился к колодцу, зачерпнул воды и, сев прямо на траве, начал грызть чёрствый батон, который за ночь успел высохнуть до состояния камня.

– Эй, парень, ты что тут делаешь? – Услышал он и мигом встал смирно перед оторвавшим его от завтрака мужчиной лет около пятидесяти, а может и всех шестидесяти.

– Простите, господин, я не знал, что это ваш колодец и ваша вода. – Начал Джон тараторить виноватым голосом.

– Моя вода? Как может быть моим то, что вытекает из-под земли? – Мужчина начал смеяться так весело, что по крайней мере минуту не мог остановиться. Только на землю не упал со смеху. – А ты смешной, парень. Как тебя зовут?

– Джон, господин. Джон Арин.

– Арин, – задумчиво произнёс мужчина, почёсывая подбородок без бороды, – никогда не слышал об Аринах.

– Никто не слышал, господин. Мой отец был простым шахтёром.

– Господин-господин. Тоже мне, заладил. Хорошо же тебя выдрессировали. Так куда путь держишь, Джон Арин, отец которого был простым шахтёром?

– В кадетский корпус. – Сконфуженный и тихий голос еле донёсся даже до его собственных ушей.

   Джону было нелегко признаться, куда он идёт, и казалось, он говорит слова, которых непременно нужно стыдиться. Он уже было съёжился, готовясь услышать громкий, оскорбительный хохот какой был у Эшли Роллен, когда он попросил о нескольких минутах тренировки с учителем Дина, но этого не произошло. Незнакомец не стал смеяться.

– В кадетский корпус? – Удивился мужчина. – Пешком и в таком тряпье? Чего же родители не раздобыли тебе приличную рубашку и коня?

   Джон со стыдом глянул на свою рваную одежду, а незнакомец продолжил делать предположения:

– Должно быть, ты искусный боец, раз так уверен в своих силах.

– Нет, господин. Сказать по правде, я никогда не учился биться на мечах. – Признался Джон.

   Возмущённое выражение лица незнакомца выдавало, что ему такой ответ не понравился, и он высказал возникшие мысли вслух:

– Значит, боец из тебя никудышный, но в кадеты хочешь. И что же тебе мешало немного поучиться прежде, чем отправляться в кадетский корпус? – Последнее было вовсе не вопросом, а упрёком, но Джон, подумав, что ему задают вопрос, ответил, чем удивил незнакомца.

– Мне не разрешали тренироваться с мечом.

– И кто же тебе мог запретить? – Хмыкнул мужчина.

– Семья, которая меня приютила после гибели родителей, господин.

– И почему же они тебе запрещали? – Любопытство незнакомца нарастало с каждым ответом, поэтому он один за другим задавал вопросы. По другому вытащить из Джона слова было невозможно, из-за своего стыда он молчал так, словно не хотел выдавать важную информацию врагу.

– Лорд и леди Роллены считали, что мне не стоит тратить времени на уроки по бою на мечах, ведь лучшее, на что я годен – это быть шахтёром. – Сказал Джон как есть.

– Во-о-от, значит, как. – Задумчиво протянул мужчина. – Ты ведь знаешь, Джон, что должен будешь сдать экзамены, чтобы стать кадетом?

– Знаю… – Опустил голову разочарованно.

   Мужчина некоторое время подождал, когда Джон сам раскроет ему свой план, но, поняв, что тот не собирается отвечать развёрнуто, снова задал наводящий вопрос:

– Ну-у-у… И как ты собираешься сдать экзамен, не умея биться?

– Я внимательно следил за тренировками Дина, сына моих воспитателей, и попробую сделать всё так, как он говорил.

– Знаешь что, Джон Арин, сын шахтёра, пробуют неудачники, остальные делают. А получится или нет – это уже дело второстепенное. Так что, ты уж сделай всё, как там говорил учитель, уроки которого ты подслушивал, и приложи все силы. Дай боги, добьёшься своего. – На лице мужчины нарисовалось подобие улыбки, а голос отдавал спокойствием, будто он благословлял Джона на его затею.

   Из-за града вопросов, которые посыпались на Джона от незнакомца, он уже начал было относиться к нему с предостережением, но одна короткая фраза в конце, сказанная с улыбкой, целиком и полностью изменило его мнение. Однако самым ценным для Джона стали даже не слова, а его одобряющий взгляд без намёка на укор или насмешку.

– Меня, кстати, звать Николас Кольт. Но ты зови просто Ник. – Сказал мужчина неожиданно.

– Кольт? – Удивился Джон фамилии, которую раньше ему уже доводилось слышать.

   Время от времени Эшли и Рон Роллены говорили о неком безумном Кольте из соседнего графства, которому взбрели в голову сумасшедшие мысли. Какие это были мысли – Джон так ни разу и не смог расслышать, но из тона голоса понял, что Кольт – весьма неприятная личность, из-за которого страдает не только семья Ролленов, но и многие богатые семьи в их городе. Тогда Джон представил себе этого безумного Кольта как злобного человека с сумасшедшей, маньяческой улыбкой и сумасшедшими глазами, и сейчас был сильно удивлён, увидев стройного и высокого мужчину приятной внешности, у которого на макушке начали проступать несколько седых волос, добавлявшие в его облик, однако, не старости, а мудрости.

– А-а-а, уже слышал моё имя, – догадался Николас.

– Доводилось, господин.

– И что же ты обо мне слышал?.. Хотя, это и не важно. Обо мне постоянно что-то говорят, зачем мне знать всё. Садись-ка ты в повозку. – Сказал он, хромая на одну ногу пошёл к карете, уселся сам и показал на свободное место рядом. – И выброси этот кусок корма для скота, люди не должны таким питаться. – Не сказал, а прямо-таки приказал, отчего Джон сам не заметил, как выбросил кусок чёрствого хлеба на землю со словами:

– Да, господин.

– Да не на землю! Разве так мусорят? – Возмутился Кольт, не успел батон долететь до земли.

   Джон подобрал хлеб, увидел, что вдоль дороги стоит что-то, похожее на урну, выбросил туда и посмотрел на Николаса Кольта глазами, ждущими одобрения, будто отчитывался о выполненном задании. Кольт же продолжал ждать, пока собеседник усядется рядом с ним в карете. Джон сел на свободное место рядом с новым знакомым, и только спустя пять минут решился спросить:

– Куда мы едем, господин Николас?

– Завтракать. Я каждое утро обхожу часть своих владений, а потом возвращаюсь на завтрак.

– Ваши владения? – Округлил глаза от удивления. – Так, значит, весь этот город…

– Да, моя земля. Хотя ещё лет пятнадцать назад, до того, как я их купил, эти земли принадлежали Локам, и тут ничего не было. Абсолютная пустошь, не считая пары кустов! Я же впервые оказался тут случайно. Такое красивое место с благородной почвой, всё приедается легко – и пшеница, и розы, но никто до этого не додумался обосноваться тут. Удивительно! – Сказал с действительным удивлением и тоном, каким произносят законченную мысль. На секунду замер с открытым ртом и решил развить предложение, – сказал бы я, но нет в этом ничего удивительного. Основать город и набрать рабочих – это ведь труд, а трудиться мало кто желает.

– Но зачем вам понадобилось основать новый город? Разве у вас прежде уже не было дома?

– Конечно же, был. – Засмеялся Кольт. – Видишь ли, Джон Арин, я очень любопытный человек и хотел проверить одну свою догадку, а этот город можно считать моим экспериментом. Я всей душой верю в труд и в то, что если усердно идти к своему, можно куда-то да дойти. Вот я и хотел узнать, насколько будет эффективно работать то место, где всем правит труд.

– Труд?

– Именно. Я был уверен, что трудом и упорством можно добиться всего, и хотел это проверить. – Повторил Николас, бросил беглый взгляд на свои владения, и голос стал умиротворённым. – Кажется, я был прав. Ведь прав? Оглянись вокруг. – Он и сам начал крутить головой, с гордостью смотря на то, что создал, и, показывая то на один дом, то на другой, увлечённо говорил. – Вот они выращивают пшеницу, а они держат скот. Вот эти вот, они разводят кроликов. Работы тут много, зато жизнь сытая. Посмотри на эти дома, Джон! В них живут обычные работяги. Вот это я и хотел проверить – можно ли создать такое место, где сыто будут жить все.

– А-а-а… как город стал таким большим? – Спросил Джон после молчаливого осматривания окрестностей восторженными глазами. Он и сам не замечал, как с каждой секундой начинает чувствовать себя комфортнее и вести развязнее в компании нового знакомого.

– Всё просто. Если есть мёд, пчёлы слетаются сами. – Николас Кольт посмотрел на парня, увидел, что он его не понял, и объяснил. – Если хорошо платить, люди сами приходят и просят работу, а чем больше людей, тем больше приходится строить домов.

– Но разве вы не граф? У вас ведь должны быть слуги, вам не нужно нанимать рабочих. – Удивился Джон.

Кольт рассмеялся.

– Ты ведь слышал, как меня называют? – Спросил и тут же сам и ответил. – Безумный Кольт! А знаешь, почему меня так называют? – Снова лишь секунду ждал ответа от Джона и ответил сам. – Я освободил всех слуг и начал платить им как рабочим. Поверь, за хорошую работу я очень щедро плачу. – Развёл руками, показывая на ровно выстроенные дома.

– Хорошо им. – Проговорил Джон, смотря на большие каменные дома.

– Им хорошо, и мне хорошо.

– А вам как хорошо? – Спросил, потупив глаза и постыдившись своей невежественности. Джон почему-то почувствовал, что он мог бы и сам догадаться, будь он чуть умнее.

– Ну как же, это ведь мои земли. Всё, что они выращивают, я продаю. В этом заключается мой труд – находить покупателей результатам их труда и хорошо платить тем, кто трудится. Не так благородно, как выращивать хлеб. Ну-у, что умею. – Пожал он плечами. – Но запомни, Джон Арин, одно правило жизни: когда кто-то выигрывает, другой проигрывает. Здесь трудятся не только мои бывшие слуги, но и рабочие из соседних городов. Все эти люди ушли из своих прежних мест, чтобы работать у меня. И тем людям, от которых они ушли, сейчас, должно быть, сейчас живётся не сладко без слуг.

   Тут Джон вспомнил разговор Ролленов и наконец понял, как навредил им Николас Кольт. Только сейчас он вспомнил, что заменял своим воспитателям по крайней мере десятерых слуг – тех слуг, которые от них ушли туда, где лучше. Он работал-работал, а те ему ничего не платили. Он даже не думал, что его труд должен был вознаграждаться.

   Мужчина продолжил:

– Так, к чему я это, будущий кадет Джон Арин, сможешь сказать?