Поезд-призрак. Фантастика

Из глубины вагона появился индус, поклонился в знак приветствия, поспешно закрыл стол-карту и стал накрывать обеденный стол.

– Чем-то он мне не нравится? – внезапно подумал Михаил, – вроде не немец, а как поспешно закрыл карту, заметив, что я её разглядываю. По тому, как он бесцеремонно это сделал, можно предположить, что и я не вызываю у него дружественных чувств!

Михаил сел за стол, лицом по ходу движения и стал смотреть в окно на мелькающие столбы, бегущие вверх и вниз провода, картофельные поля и синеющие вдалеке горы. Промелькнул железнодорожный переезд, машина, переезжающая его, явно не видя проходящего поезда, въехала, как показалось Мише, прямо в бок вагона, рядом с местом, где он сидел. Михаил даже отшатнулся, предчувствуя удар. Но его не последовало. Это развеселило его.

По дороге, рядом с железнодорожными путями, в сторону виднеющегося вдалеке города бойко бежали разномастные автомобили.

Поезд проследовал под виадуком, справа возникла стена громадного элеватора, слева замелькали улицы города, показавшиеся Мише явно знакомыми. Характерное здание вокзала с островерхой крышей и надписью «Абакан» проплыло за крышами пассажирского поезда стоящего на первом пути. Буквально рядом с вокзалом железнодорожный мост через реку Абакан, немного погодя, за окнами замелькали конструкции моста через Енисей.

– Вдруг наш поезд-призрак возьмёт, и именно на мосту, выпадет из своего времени, и столкнётся лоб в лоб со встречным! – с опаской подумал Михаил. Но всё обошлось!

Аненербе

За обедом, Ганс, после очередного бокала коньяка, как бы между прочим, спросил:

– Вы что-нибудь слышали о немецкой научно просветительской организации «Наследие германских предков»?

– Нет! – ответил Михаил, – к моему стыду, я почти не знаю историю и культуру родины моего деда.

– Я слышал, в ваших высших учебных заведениях кроме истории большевицкой партии, других общественных наук вообще нет?

– Нет, есть ещё политэкономия. Во всех ВУЗах обязательно изучают философию, в том числе наследие великих немецких философов – идеалиста Гегеля и материалиста Фейербаха. А также «Капитал» Маркса.

Ганс был слегка удивлён и, чтобы скрыть растерянность, пошутил:

– Кто же не помнит: – «призрак бродит по Европе – призрак коммунизма!» Но «Майн Кампф» – по-моему, перечеркнул весь этот бред, и по Европе сейчас шагает национал-социализм. А вы недурно подкованы в этих вопросах.

– Ничего не поделаешь, предмет «Марксистко-ленинская философия» был вынесен на выпускные государственные экзамены в моём ВУЗе.

– Мы немного отошли от темы, – продолжил Вигман, – в 1933 году в Мюнхене прошла выставка «Дойче аненербе», организованная профессором Германом Виртом, где демонстрировались уникальные экспонаты, собранные со всех континентов. Вскоре выставку посетил любитель мистики и оккультизма рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, питавший интерес к древним сказаниям. Он был потрясён увиденным. Верховное руководство Германии проявляет большой интерес к высшим знаниям, зашифрованным и существующим во всех религиях и мистическим верованиям народов мира. По инициативе Гиммлера, с благословения Фюрера, создан институт «Наследие предков», называемый для краткости «Аненербе», задачей которого является: – изучение всего, что было связано с историей, культурой, языком, традициями древних германце. Уже через несколько лет после создания, Организация Аненербе насчитывала около полусотни институтов и входила в структуру СС. Все сотрудники «Наследия предков», начиная с руководителя – Вирта и кончая последним лаборантом, автоматически получили звания СС. Объединённый институт собрал под своё крыло лучшие умы Германии, более трёхсот человек, с блестящим образованием, прекрасной учёной карьерой и учёными степенями. Только здесь многие из них смогли воплотить в жизнь самые грандиозные планы и проекты. Головной институт и резиденция находятся в Баварии. Помимо традиционных знаний по культуре, истории, естественным наукам, учёные «Аненербе» ищут источники особых знаний, наглядным примеров таких работ является наш поезд призрак, – ещё в начале разговора Вигман встал и прохаживался по проходу возле столика, похожий в этот момент на профессора университета, читающего лекцию студентам.

Михаил сделал вид, что восхищён знаниями немца, и умением удерживать внимание аудитории. В качестве слушателей был только он, и поэтому поднявшись, он протянул Гансу руку и торжественно произнёс:

– Это было прекрасно! Громадный пласт знаний! Спасибо!

Немец смущённо кивнул в знак благодарности.

– Давайте продолжим наш обед, пока пища окончательно не остыла!

Надеюсь, в запале я не наболтал лишнего?

– Не знаю, для меня всё сказанное вами интересно и услышано впервые. Но, как мне стало известно, в конце нашего маршрута, эти знания, вероятно, умрут вместе со мной. Поэтому вам не о чем волноваться!

Ганс промолчал, разлил остатки из графинчика по бокалам. Молча, выпили. После кофе, немец, вытирая салфеткой губы, сказал:

– Я обещал рассказать вам о себе, ну что же – слушайте! Родился в Баварии в феврале 1880 году, доктор наук, геолог и горный инженер. Преподавал в реальной гимназии в Мюнхене. Вместе с Хансом Брантом занимался разработкой Дьявольской пещеры. Как специалист по пещерам, карстам и тоннелям участвовал в первой экспедиции штурмбанфюрера СС Эрнста Шефера в Тибет. В 1935 году вступил в НСДАП, в текущем году, в СС. Несколько лет назад, по приглашению Ханса Бранта, – руководителя исследовательского отдела карстов и пещер Аненербе, перешёл в его отдел. Последние два года являюсь старшим сотрудником филиала Ананербе в Италии, по разработке темы – Ломбардский тоннель – «Исчезнувший поезд» и, как видите, не без успехов. Женат, двое детей. Оберштурмбанфюрер СС.

Всё это было произнесено ровным без эмоции голосом диктора за кадром. Мише неожиданно вспомнился эпизод доведения послужного списка одного из персонажей фильма «Семнадцать мгновений весны», не хватало только финального дополнения – «характер нордический!»

В тридцать восьмом Абакан был тупиком, здесь заканчивалась железная дорога, – вспоминал Михаил, – в конце шестидесятых он служил в этом городе и был немножко знаком с историей магистрали. Проектные работы начались во время войны, в 1942 году, в ходе изыскательских работ погибли инженеры Кошурников, Журавлёв и техник Стафатов. Они замерзли, прокладывая маршрут будущей дороги. Их именами названы железнодорожные станции. Строить начали, – если память не изменяет, – в 1959 году. Стройка была объявлена «Комсомольской ударной», также использовались железнодорожные батальоны и заключённые, лагеря которых ещё долго существовали вдоль трассы.

Сейчас дорога бежала по широкой просеке, вдоль которой был аккуратно сложен, уже успевший почернеть, спиленный лес. Изредка мелькали небольшие посёлки, железнодорожные станции, окруженные колючей проволокой, с вышками по углам, зоны, где люди в чёрных одеждах грузили в вагоны толстенные брёвна.

Немец тоже смотрел в окно отсутствующим взглядом, думая о чем-то своём.

– Трассу Абакан – Тайшет сдали в эксплуатацию, вероятно, в 1965 году, во всяком случае, в 1969 году она во всю уже работала, – вспомнил Михаил. – В этом немецком поезде, сейчас 1938 год, конец лета. До нападения Германии на Польшу и начала мировой войны остался год. В марте 1938 года произошёл аншлюс – включение Австрии в состав Германии. В сентябре – 1938 года в разгар Судетского кризиса, Польша, в свойственной ей манере – участвовать в любом бесплатном дележе, вместе с Венгрией и одновременно с немецкими войсками, занимавшими Судетскую область, войдут в Чехословакию. По суди дела, «тихая война» с захватом территорий соседей, через месяц начнётся. Интересно, знает ли Вигман какой за окном сейчас год? И что он думает по поводу событий в Европе? Он старший офицер СС, его звание соответствует званию подполковника Вермахта. Он должен многое знать, или хотя бы догадываться.

Но Ганс молчал, разглядывая незнакомые пейзажи, чужой страны за окном вагона, вероятно уже считая эти земли неотъемлемой территорией Третьего рейха.

– Как вы считаете, какой тут год? – спросил Михаил.

– Не буду скрывать, в Германии все с нетерпением ждут больших перемен. В состав германской империи вернулась Австрия. Совсем скоро решится вопрос с Судетами, – это испокон веков немецкие земли. Любой немец знает, что наши взгляды всегда были устремлены на Восток, там лежит громадная территория, населённая полудикими славянскими племенами. Я далёк от мысли, что дорога, по которой мы сейчас едем, построена вашими соплеменниками самостоятельно. Вам всегда не хватало грамотных инженеров и в создании вашей экономики, не без собственного умысла, участвовали многие наши специалисты. Мы предполагаем, что рано или поздно эти земли и предприятия станут нашими. Я верю, что мечтам фюрера и чаяньям немецкого народа суждено сбыться. Мы едем по землям Третьего рейха, предположительно в восьмидесятых годах нашего столетия. Даже при умелом немецком руководстве, рачительности и порядке, построить дорогу раньше этого времени, просто технически невозможно, – впечатлённый своей речью, Ганс остановился, чтобы перевести дух, показывая в окно, – продолжил. – А вон и подтверждение моей гипотезы, видите территорию обнесённую колючкой, это, по-моему, лагерь для военнопленных русских солдат и лиц не желающих подчиняться новому порядку. Я не согласен с некоторыми нашими учёными – славян не надо убивать, они должны работать на наше благо, иначе нам никогда не освоить эти громадные земли, – сменив пафосный тон на обычную речь, закончил:

– Ночью мы будем переходить в другой временной канал, надо подготовиться. Поужинаете без меня в своём купе. Хайль Гитлер!

Повернулся и ушёл в хвостовой вагон.

Тут же, как будто из воздуха, возник индус и начал собирать посуду. Михаил отправился к себе.

Тайшет

Глядя на прекрасные пейзажи сибирской тайги, проплывающие за окном, Миша мысленно возвращался к последней эмоциональной речи оберштурмбанфюрер Ганса Вигмана. В советских кинофильмах именно так показывали фанатиков, одурманенных фашисткой пропагандой немцев, свято веривших в превосходство арийской нации, и её священному предназначению по переустройству мира. Он не верил, что нормальные, образованные люди, могут, как идиоты, выбрасывать вперёд руку и орать, выпучив остекленевшие глаза, – «Хайль!», считая это обычным режиссёрским приёмом, для показа приверженцев фюрера в неприглядном виде.

Он и представить себе не мог, что по странному стечению обстоятельств, ему придётся ехать, разговаривать и даже кушать за одним столом с настоящим эсэсовцем, фашистом. Слушать его сумасшедшие речи и деланно восхищаться его начитанностью и ораторским искусством.

Все предыдущие дни Вигман выглядел вполне вменяемым человеком, хотя и нёс какую-то околесицу про оккультные науки, опыты и верования в то, что существуют скрытые и неизвестные науке силы, явления в человеке и космосе, опыт которых доступен лишь людям с «особыми способностями». К коим он себя, несомненно, и относил. Но это можно было понять – человек, известный в своё время учёный, многие годы занимающийся этой темой, действительно свято верил в то, что создавал. И этот реально существующий поезд-призрак, дело, в том числе, и его рук.

Но сегодня его, как подменили, говорил подчёркнуто громко, эмоционально, как будто хотел быть услышанным ещё кем-то? Но кем? Как однажды обмолвился сам Ганс, пассажиров в поезде всего трое: – он, слуга индус и Михаил. Но индус глухонемой! Может, есть ещё кто-то, до поры до времени скрывающийся в вагоне с аппаратурой, или в одном из купе? Надо быть осторожным, что у этих фанатиков на уме? Никто не знает!

Перед сном Миша решил принять душ. Стоя под струёй тёплой воды, он впервые ощутил свою полную незащищённость:

– Зачем Вигману нужны лишние глаза в поезде? Зачем кормить меня до конца поездки? Чтобы лишний раз продемонстрировать людям, встретившим его в Южной Америке, свою глупость, в результате которой, в поезд проник посторонний человек? А если встречающие, захотят поговорить с этим случайным пассажиром, и он расскажет им, что-то лишнее, из того, что ему поведал Вигман? Известно, что «умельцы» с черепами на фуражках, способны «разговорить» любого! Сдерживать устранения случайного пассажира, может лишь одно, – труп некуда будет деть, в окно не выбросишь – прилетит назад, или прилипнет к окну. Убрать в вагон с аппаратурой? Пока доберутся до конечной станции – завоняет, – как о ком-то постороннем размышлял Михаил. Не думаю, что сам Ганс способен кого-то убить, но «тихушник» индус, вполне справится!

Вернувшись в купе, он обнаружил скромный ужин на столике под окном и чистое надельное бельё, уложенное ровной стопочкой. А также брюки и рубашка на вешалке, хотя он оставлял их на постели.

– Вошёл тихонько и вышел! Вот так зайдёт ночью и задушит индийским приёмом, тихо и бесшумно. Надо что-то придумать.

Без аппетита поужинал, вынес поднос с посудой в коридор, поставил под дверь корзину для грязного белья, и выключил свет. Не спалось. Отодвинув тяжёлую штору, стал смотреть в окно. Ночь давно вступила в свои права, и непроглядная темень хозяйничала за стеклом. Иногда ветер разгонял плотные облака, и из-за лохматых туч выглядывала бегущая вслед за поездом луна, освещая тайгу бледным мёртвым светом.

Чувствовалось, что поезд на большой скорости поднимается куда-то вверх, дважды плавно поворачиваясь, начинал двигаться как бы в обратном направлении. Пейзажи спящих под светом луны тайги и гор, трижды прерывали тёмные провалы тоннелей. Когда поезд проходил между вторым и третьим тоннелем, как по заказу выглянула Луна, и Михаил увидел далеко внизу деревья, кусты и полевую дорогу. Казалось, что состав парит, летит над землёй.

– Наверное, это знаменитый Козинский виадук, – догадался Миша, вспомнив свои прежние поездки.

Не снижая скорости, коротенький состав промчался мимо освещённого перрона и скромного вокзала на возвышенности, с надписью «Шетинкино». Как заметил Михаил, стоящие на перроне люди даже не повернулись в сторону поезда:

– Они его не слышат и не видят!

Потом было ещё несколько довольно длинных тоннелей. На каком-то разъезде встретился большой товарный состав, к которому два электровоза были прицеплены с головы, а ещё один в хвосте.

– Сзади толкач, – предположил Миша, – подъёмы большие и крутые. Когда-то такое он видел на Байкале.

Когда тёмное небо начало светлеть на востоке за зубчатой полосой сопок, состав, несколько сбавив скорость, миновал длинное здание вокзала со старинной башенкой и шпилем наверху. На башенке видна была надпись «Тайшет».

Устав, Михаил подвинул корзину ближе к двери, так, чтобы она закрывала проход, и лёг спать.

Почему-то не спалось. Вспомнился дом, родители, Сашка. Где, в каком времени он остался? Чем для него закончился неудавшийся побег? Родители, наверное, с ног сбились, мама все глаза выплакала, папе вообще волноваться нельзя. Хорошо, что перед отъездом, догадался сказать отцу, куда мы едем, – может, начнут искать и обнаружат нашу записку под скалой. Хотя, вряд ли кто-то догадается, что нас черти понесли к этой проклятой скале! Четвёртые сутки на исходе, как мы с Сашкой уехали из дома. Вигман сказал, что вероятнее всего, назад из этих временных воронок, можно вернуться, лишь пройдя путь исчезновения ещё раз, но в обратную сторону. Саня там остался, хотя и в тридцать восьмом году, но всё равно ближе к церкви староверов, откуда вся эта свистопляска и началась. А как я отсюда выберусь, никому неизвестно и выберусь ли, вообще? Интересно, вот приедем мы на конечную станцию, и как они собираются меня убить? Я в их мире ещё не существую, я ещё не родился! А для меня, эти фашисты уже давно умерли, их косточки, вероятно, уже сгнили. Получается, что человека убили пули, прилетевшие из прошлого? Дурь какая-то! Но, до конца поездки, надо ещё дожить, что у этого умного немца и старательного индуса на уме одному Богу известно!

В коридоре послышались осторожные шаги. Кто-то подошёл к двери его купе и замер прислушиваясь. Михаил затих, стараясь не дышать, сердце стучало в груди так, что казалось вот – вот выскочит из грудной клетки. А его гулкие удары, вероятно, были слышны даже в коридоре.

Постояв, шаги удалились.

– Наверное, индус за грязной посудой приходил? – догадался Михаил, – нужно хотя бы, чем-то вооружиться! Но ни ножа, ни даже вилки в купе нет. Они на подносе, который забрал индус. Если после завтрака, я тихонько заберу нож из столовых приборов, слуга сразу хватится. Впрочем, таким ножом можно только масло на хлеб намазывать. В душевой есть бритва, но ей никого не зарежешь – она механическая, завёл – побрился. Михаил не стал ей пользоваться, решив отращивать бороду.

Засыпая, Мише вспомнилась продавщица магазина, рыжая, пышногрудая, любвеобильная Наташка, живущая когда-то в посёлке рядом с воинской частью. С которой они тайно встречались почти год, и отношения готовы были перерасти в семейные. Но внезапно, досрочно вернулся из мест не столь отдалённых, её муж, отец дочери. Отношения закончились, но воспоминания о её жарких объятиях на сеновале, ещё долго возвращались Михаилу во снах.

Севернее Байкала

На следующее утро проснулся поздно, когда солнце за окнами купе приближалось к полудню. Его никто не тревожил, телефон не звонил, услужливый индус не приглашал на завтрак. В вагоне было непривычно тихо. Лишь лёгкое покачивание вагона говорило о том, что поезд движется.

Вставать и встречаться с надоевшим Вигманом не хотелось.

Глядя на старинный плафон в потолке купе, Михаил не спеша рассуждал о вчерашних делах и событиях. Ганс неожиданно решил поделиться секретами об Аненербе, о её создателях, учёных умах, глубоких исследованиях, научных находках, планах, замыслах и, конечно, о своей причастности к этим, по его мнению, великим достижениям. Он очень тщеславный человек и этим надо воспользоваться!

Хотя особыми сведениями об этой фашисткой организации Михаил не располагал, но вспомнил, что где-то читал о приверженности руководителей третьего рейха к различным мистическим практикам Востока. И особых взаимотношениях нацистов и тибетских монахов, почему-то буддийские монахи испытывали расположения к фашизму? Может, их привлекала идея создания сверхгосударства? Немцы предприняли несколько экспедиций на Тибет в конце тридцатых годов, и как в послевоенное время писали советские газеты, – есть версия, что, в своё время, существовала радиосвязь между столицей Тибета Лхасой и Берлином. Больше всего Михаила удивили сведения о том, что в разгромленных помещениях рейхсканцелярии и бункере Гитлера были обнаружены трупы тибетцев, одетых в форму СС.

Как сейчас известно, всему миру, в «Аненербе» проводились бесчеловечные опыты над военнопленными, организация участвовала в ракетной программе, разработке атомного, бактериологического оружия, телепортации и создании летательных аппаратов на новых принципах

После войны большая часть гитлеровских учёных, оборудования и материалов исследований, попали в руки США. Советский Союз, как сообщает иностранная пресса, тоже стал обладателем неких секретов.

В ходе Нюрнбергского процесса деятельность «Аненербе» осудили, она была запрещена, многие руководители отделов приговорены к смертной казне.

Вероятно, что общедоступных сведений по «Аненербе» у Михаила было гораздо больше, чем совершенно секретных в тридцатые годы, которыми располагал Вигмана. Но он об этом естественно не знает, и вряд ли поверит. Сотрудники «Аненербе» были ознакомлены с разработками только своего отдела. А чем занимаются в соседних лабораториях, могли только догадываться.

Надо вспомнить всё, что известно об этой организации, это может пригодиться. Напрягая память, ассоциируя с другими, хорошо известными сведениями, Михаил кое-что вспомнил и систематизировал.

– Должны подъезжать к Байкалу, а может уже, и проехали, пока я спал? – подумал Михаил.

Он сел, отодвинул штору и посмотрел в окно. До самого горизонта, сколько хватало глаз, бегущие облака, оставляя причудливые тени на зеленом море тайги, делали их похожими на морские волны.

– Красота, ширь и очарование! Нетронутая природа, территория с несметными богатствами и большим будущим! Но где же Байкал? Мы не могли его проехать?

Неожиданно громко зазвенел телефон.

– Вы проснулись? – узнал Михаил голос Ганса, – через час встречаемся за обедом. Жду!

– Рад видеть вас выспавшимся и бодрым! – встретил Вигман Михаила.

– По вашей рекомендации, смотрел в окно до самого Тайшета, но всё же успел выспаться, – пошутил Михаил. – Проснулся, думал, проспал Байкал, но, кажется, нет!

– Вы не могли его проспать, только потому, что мы едем другой дорогой. Подойдите сюда! – пригласил Вигман к большому столу.

Пятнышко курсопрокладчика медленно ползло на восток, оставляя за собой красную ниточку пройденного курса. Позади остался Тайшет, Братск, Усть-Кут, северная оконечность Байкала, Северобайкальск, Нижнеангарск, Северомуйск, точка медленно приближалась к названию Тында.

– Вы посмотрите! – голосом мореплавателя, первым обнаружившим неизвестные острова, воскликнул Вигман. – Это совершенно новая железная дорога, которая будет построена после нас гением немецкой нации на необъятных просторах Сибири. В сложнейших геологических, климатических и природных условиях. Через бурные реки, неприступные горные хребты, топкие болота! В районах, где большая часть года приходится на холодную осень, длинную жуткую зиму и затяжную неустойчивую весну. В условиях почти полного отсутствия дорог, линий электропередач и другой инфраструктуры. Только немецкий народ, руководимый гением фюрера, мог освоить эту титаническую работу!

Немного успокоившись, продолжил, – Я почти всю ночь провёл возле своих приборов, полученная информация может свести с ума! Как показал курсопрокладчик, дорога пересекла реку Ангару, в районе населённого пункта с названием Братск, которого нет на карте. Там находится крупное гидротехническое сооружение, вероятно, плотина. Потом было множество тоннелей, различных мостов через большие и малые реки

Имеющаяся у нас карта неполная и старая, порой я мог ориентироваться, стыдно сказать, только по географической карте из атласа, в основном, по крупным рекам. Я имел возможность много часов любоваться под бледным светом Луны суровыми сопками, в окружении прекрасной тайги, неприступными скалами, по берегам быстрых рек, – Вигман глубоко вдохнул, и с чувством продолжил, – уже в который раз, я восхищаюсь мудростью нашего фюрера, как мы видим, всё же решившегося на восточный поход. И вот прекрасный результат, значит, всё удалось, и третий рейх будет простираться от Атлантического до Тихого океана! Но самое большое впечатление на меня произвело следующее: – Вы можете себе представить тоннель, протяжённостью более пятнадцати километров! Хотя и чуть-чуть не законченный. Непостижимо! – Ганс даже задохнулся от прилива чувств, – моя аппаратура, производя замеры, едва не сошла с ума! Объём проделанной работы громаден! Я это говорю, как специалист по карстам, пещерам и тоннелям! Понятно, что при таком строительстве, обязательно использовался дешёвый труд «восточных рабочих», из стран, которые к этому времени, вошли в состав Великой империи. Кстати доктрина их переселения и применения также разрабатывалась в «Аненербе», – Ганс подобострастно оглянул вглубь салона и продолжил, – под патронажем рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.

Михаил, проследил за взглядом немца, – на стене перегородки висели портреты Гитлера и Гиммлера, которые раньше он не замечал. Под портретами стоял, как часовой, молчаливый индус, и внимательно смотрел на Вигмана.

Михаил подумал, вероятно, Ганс пьян, выпил лишнего во время ночного дежурства, и теперь слуга обеспокоен его нервозным состоянием. Но стоило только Вигману замолчать, индус, с безразличным видом отвернулся к окну.

И вдруг Михаил понял, – индус, внимательно глядя на Ганса, читает по артикуляции губ, то, что тот произносит. Интересный ход! Впрочем, чему удивляться, отпускать человека одного в сложное и опасное путешествие, даже если он оберштурмбанфюрер, без пригляда, не в правилах такой серьёзной конторы, как «Аненербе»! Надо и мне быть осторожнее, – решил Миша, – лишнего при нём не говорить и быть внимательным!

Ганс жестом пригласил за стол. Обычно они сидели лицом друг к другу кушали и разговаривали, индус в это время, чаще всего, стоял у противоположного окна, или у сервировочного столика за спиной одного из говорящих.

Слуга принёс обед, расставил приборы, наполнил бокалы коньяком и отошёл к своему столику у буфета, откуда можно было видеть обоих сидящих, делая вид, что сосредоточенно протирает находящиеся там столовые приборы и посуду.