Моя лучшая ошибка

Именно на этих студентов и смотрела Бекки, которая, судя по всему, интересовалась ещё кое-чем помимо созданных из нитей цветочков и Великого Делания. Или, если точнее, кое-кем – мне не составило труда проследить за её взглядом и наткнуться на…

Ох. У Бекки определённо был вкус.

За столом ровнёхонько напротив нас сидел северянин, с виду немного за двадцать. Его нездешность выдавал внешний вид: могучая фигура, высокий даже для юноши рост, светлые длинные волосы, собранные в традиционную тугую косу. Ученическая роба на нём не сидела, стягивала широкие плечи, стесняла в движениях. Он морщился, пытаясь совладать с неподатливой тканью, достичь хотя бы подобия удобства. Судя по выражению лица, получалось плохо.

– Это наш официальный староста, его представили на торжественном обеде, – негромко произнесла сидевшая по левую руку от меня Джози. – Йорек как-его-там – фамилия просто непроизносимая. Но да, такому красавчику и непроизносимую фамилию простить можно.

Я почувствовала, что краснею, и поспешно уставилась в тарелку. Скосила глаза в сторону Бекки: той было хоть бы хны – так и сидела, мечтательно разглядывая старосту. Мне кажется, даже заметь он столь пристальное внимание, Бекки не отвела бы взгляда и только очаровательно, игриво улыбнулась. Вот она – смелость, заслуживающая восхищения!

Мне же, по-хорошему, следовало заглядываться не на северян, а на своего жениха, который должен был находиться где-то столовой. Но, увы, отыскать его среди полусотни студентов было решительно невозможно – в форме практически все были на одно лицо. Меня, например, нельзя было отличить от Ники: обе светловолосые, миловидные и миниатюрные. Даром, что разного роста – стоя Ника едва доставала макушкой мне до плеча.

– Кого ищешь? – Джози заметила, как я вытянула шею.

Я посмотрела на неё с сомнением, не уверенная, стоит ли говорить правду. Всё же Джози и другие девочки приехали сюда ради образования и уважения, а не ради романтики – ещё засмеют. Но как иначе объяснить свой интерес к юношам-однокашникам?

– Просто пытаюсь понять, насколько их больше.

– Раза в три, тут и смотреть не нужно. И это только среди первокурсников, чтобы ты понимала.

Да уж, паршиво. И как мне отыскать нужного? Или, того сложней, как поговорить с ним наедине? Очевидно же, что он не захочет обсуждать дела сердечные на публике – маменька говорила, что у молодых людей с этим туго, да я и сама сделала похожие выводы, наблюдая за многочисленными кузенами.

– А мы пересекаемся только на обедах и занятиях?

– Есть ещё общественные мероприятия, – ответила неожиданно Глория. – Пару раз в месяц нас выводят куда-нибудь, обычно на спектакль или оперетту. По праздникам устраивают балы, но ближайший будет только на Рождество. Это довольно забавно.

До Рождества я ждать не могла, поймать Дерека на спектакле —тоже. Не протискиваться же к нему меж кресел посреди антракта!

– Но вообще, зря ты это, – погружённая в свои мысли, я не сразу поняла, о чём говорила Глория. – Искать себе жениха тут некогда. Преподаватели не щадят нас, потому что мы девушки. Наоборот – некоторые специально задают больше заданий, так как считают, что нам надо больше практики, чтобы понять даже очевидные вещи. У тебя просто не будет времени бегать на свидания – если бы такая возможность была, конечно.

– Мисс Бендикот не даёт нам даже парой слов перемолвиться, – пояснила Бекки, отвернувшаяся-таки от своего северянина. – Только заметит, что ты с кем-то болтаешь – тут же оказывается рядом и проверяет, чтобы вы ни о чём «таком» не говорили. Об учёбе можно, но тоже чуть-чуть.

– А об учёбе-то почему нельзя? – поразилась я.

– Так мало ли: вдруг это просто предлог? Говорят, ещё до того, как нас принимать начали, был какой-то скандал со студентом. Тогда на балы приглашали девушек из института благородных девиц, и он вроде как с одной из них подружился. Преподаватели следили, но они правда говорили только о занятиях. Ну, и договорились через девять месяцев.

– До чего? – не сразу сообразила я.

Вместо ответа Бекки очертила в воздухе округлый живот.

– Врёшь! – восторженно воскликнула Джози – и тут же поймала строгий взгляд мисс Бендикот, сидевшей за преподавательским столом на противоположной стороне залы. – Где бы они успели?..

– Как будто бы в академии мало укромных уголков, – это фыркнула Дороти. – Да и на балах за нами, конечно, пытаются следить, но не то, чтобы успевают. Нас много, а дежурных преподавателей обычно два-три.

Вот это было уже интересно: похоже, Дороти знала больше, чем могло показаться на первый взгляд. Может, у неё тоже в этих стенах есть тайный возлюбленный?

– И всё равно… – протянула Джози с сомнением. – Тут же, хм, особое уединение нужно…

Сказала – и тут же залилась краской, с Никой на пару. Дороти, Бекки и Глория отреагировали спокойнее, а Эмили с Мэриан я толком не видела. Сама я от этих разговоров испытывала смешанные чувства: в рассказ Бекки верила слабо, упомянутые Дороти тайные уголки вызывали у меня интерес, а разговоры о, с позволения сказать, любовных утехах хотелось пропускать мимо ушей.

Если честно, я этой темы немного боялась – смыслила мало и не хотела показаться глупой.

– Только если ты влюблена, – девушки же менять тему не торопились: Бекки и вовсе ринулась просвещать наивную Джози. – Когда это без чувств – так, просто нежности, – то можно и в той же библиотеке…

– Как будто ты там когда-нибудь это делала! – Дороти закатила глаза.

– Нет, но могла бы! – уверенно возразила Бекки. – Есть во мне нерастраченный… авантюризм!

– Дурости в тебе много, – сказала, как отрезала, Глория.

Бекки не обиделась – наоборот, ухмыльнулась:

– Что правда, то правда, – а затем, мечтательно вздохнув, снова поглядела на Йорека. Судя по виду, представляла, чем бы они вдвоём могли заняться в тёмной безлюдной библиотеке.

Она не отрывалась от своего увлекательного занятия до самого конца ужина. Без Бекки же разговоры о романтике и прочем быстро сошли на нет. Эмили втянула Нику и Джози в разговор о каких-то правах для женщин, Глория с Дороти снова переключились на учёбу – я пыталась прислушиваться, но быстро смирилась с тем, что ничегошеньки не понимаю. Мэриан со мной болтать не спешила, да и сидела далековато, так что остаток трапезы я провела в молчании.

Это было по-своему полезно: появилась возможность внимательно разглядеть преподавателей. Все они предсказуемо оказались мужчинами, почти все – в преклонном возрасте, сильно за сорок. Они были неуловимо похожи: одинаковые учёные мужи с постными выражениями лиц, начинающими седеть волосами и равнодушными взглядами. На их фоне выделялись трое мужчин, два профессора и ректор.

Ректор, несмотря на свой возраст, был очень бодрым и живым человеком. Разговаривая, он ярко жестикулировал, порой позволяя себе коснуться чьего-то плеча. Старые преподаватели относились к этому со смирением, рука об руку следовавшим с привычкой. Молодые иногда вздрагивали, но вымучивали вежливые улыбки. Я же гадала, что пробуждало в ректоре подобную непосредственность: то ли высокий пост, на котором можно позволить себе не обращать внимания на других людей, то ли природная эксцентричность. Что бы то ни было, он вызывал во мне исключительно тёплые чувства.

Второй заметный мужчина, наоборот, казался холодным и мрачным. Судя по тонким серебряным полосам, расчерчивающим его робу, это был один из деканов – но не ясно, алхимического или астрологического факультета. На вид он был моложе своих коллег лет на десять, но по поведению мало от них отличался, был таким же скупым на движения и проявления чувств. Лицо его, очень рельефное, было будто вытесано из камня – его можно было бы назвать красивым, не будь оно омрачено профессорской строгостью.

Наконец, был за преподавательским столом ещё один человек, обращавший на себя внимание. Он выделялся своей молодостью – я бы не дала ему больше тридцати, что для преподавателя очень и очень мало. И вот уж кто точно вёл себя на свои годы! Он явно легко общался с ректором, постоянно то усмехался, то ухмылялся, говорил громче всех за столом – даже до меня порой долетал его голос. А ещё он единственный позволил себе нарушить правила, касающиеся одежды: его чёрная роба была небрежно распахнута, под ней виднелась обыкновенная белая рубашка с нахально не застёгнутым воротничком. Эта деталь особенно раздражала мисс Бендикот – бедняжка то и дело вздрагивала, когда преподаватель повышал голос, и каждый раз неодобрительно смотрела именно на его открытое горло. Было бы в её взгляде чуть больше раздражения, и можно было бы подумать, что она мечтает его задушить!

– Бекки, – окликнула я, на мгновенье замявшись. – А на кого это смотрит наша мисс Бендикот?

– Ммм, – та нехотя отвела взгляд от Йорека. – О, это профессор Харди! Ты с ним скоро познакомишься, он даёт занятия по основам алхимии для всех студентов первого курса. Он славный – единственный здесь не считает нас слабоумными только из-за того, что мы носим юбки.

Почему-то я поверила ей сразу. Профессор Харди выглядел как человек, готовый воспринимать все новые веяния, пускай даже суфражистские. Наверняка с ним будет приятно иметь дело.

Вдруг он встал. Встали и остальные преподаватели, следом – ученики. Запоздало я поняла, что это немой знак заканчивать трапезу, и тоже поспешила выбраться из-за стола. Хотела было выйти, но Глория цепко ухватила меня за рукав:

– Сначала преподаватели, потом – мы.

И действительно, никто не сдвинулся с места, пока меж столов с важным видом не прошли профессора. Остались лишь трое: мисс Бендикот и два декана с серебряными нашивками – они, видимо, должны были сопроводить нас до спален.

– Девушки, – мисс Бендикот кивнула нам, – идёмте.

Путь между столовой и дамской гостиной я не запомнила ни с первого, ни со второго раза. Такие беды с памятью должны были послужить мне сигналом: не стоило предпринимать никакие авантюры в первый же вечер, не изучив толком академию. Но я всегда плохо воспринимала сигналы, поступавшие от разумной части моего сознания.

Так что, когда после коротких посиделок в гостиной все принялись разбредаться по спальням, я осталась, сославшись на бессонницу. Глория посетовала, что не прихватила с собой любимых сонных капель, и пообещала с утра же отвести меня за ними в лазарет – а после наконец-то меня оставила. Она продержалась дольше остальных девушек, начавших зевать, едва мы вернулись с ужина.

Мне же только и нужно было, что остаться одной.

Убедившись, что никто не спешит возвращаться, я рванула к двери из гостиной. На пробу дёрнула ручку – увы, мы были надёжно заперты. Тщательное изучение замка тоже не дало почвы для размышлений: я не была всемирно известным детективом или хотя бы захудалым вором и не умела пользоваться отмычками. Этот путь был для меня закрыт.

Но я была уверена, что из комнаты должен был существовать другой выход. В гостиной должны были убираться слуги, а они не сновали туда-сюда по общим коридорам – это я как раз успела заметить. Значит, существовали другие проходы, надёжно спрятанные за толстыми стенами. И были двери, невидимые только с первого взгляда.

Я принялась искать потайной проход с дотошностью, которой мог бы позавидовать любой учёный. Медленно, осторожно я простукивала каждую стену – начала с той, что была справа от двери, затем переключилась на ту, что напротив. И расплылась в улыбке, когда стенка ответила на стук глухим, пустым звуком.

– Ага! – шёпотом возликовала я, и разве что не подпрыгнула на месте.

Понять, как открывается служебная дверь, было нетрудно. Это был не потайной ход, поэтому с ним не мудрили – хватило одного нажатия на полотно. Подцепив приоткрывшуюся створку, я потянула её на себя и открыла проход во тьму.

Проход, из которого на меня недоумённо смотрел лохматый мальчишка-слуга.

Глава четвёртая, в которой мисс Имельда Браун совершает судьбоносную ошибку

Сердце моё попыталось выскочить из груди от ужаса: вот сейчас он окликнет кого-то постарше, мою вылазку обнаружат и я в первый же день обучения вылечу из академии с невиданным позором. Мигом представив выражение лица маменьки в момент, когда она ознакомится с этой новостью, я отмерла и сделала первое, что пришло в голову.

Зажав парнишке рот, толкнула его в тёмный коридор и прижала к стене – благо, он удивился так, что я смогла всё это проделать.

Некоторое время мы оба стояли молча, пытаясь, видимо, сообразить, как выйти из ситуации с наименьшим уроном. Слуга не пытался вырваться, хотя взгляд его бегал из стороны в сторону, будто старался найти шанс на спасение на стенах тёмного коридора. Я же вдруг поняла, что в коридоре недостаточно темно: распахнутая настежь тайная дверь впускала внутрь холодный лунный свет и повышала мои шансы быть обнаруженной. Подумав об этом, я свободной рукой потянула дверь на себя.

Этого оказалось достаточно, чтобы потерять преимущество.

Когда дверь закрылась, и мы погрузились в кромешную тьму, я неожиданно ощутила прикосновение к своему запястью. И была настолько этим ошарашена, что не сопротивлялась – послушно отвела руку от лица слуги, отступила в сторону. Вмиг вспомнила о приличиях и осознала, что оказалась в тесном пространстве мало того, что с юношей, так ещё и явно не моего круга. Кто знает, что могло прийти ему в голову!

Судя по всему, этому юноше пришло в голову то же самое, что и мне:

– Не бойся, – я услышала сначала голос в темноте, а потом какой-то шорох. – Сейчас, я нащупаю свечу.

Что-то коснулось моей юбки – то ли рука, то ли склонившаяся к полу макушка. Я вжалась в стену сильнее, и это от него не укрылось. До меня донёсся звук, подозрительно похожий на смешок, а за ним:

– Извини.

Только тут я сообразила, что он обращался ко мне на «ты». Ужасная фамильярность со стороны слуги, которой было бы впору возмутиться – разумеется, если бы я сама до этого практически не прижималась к нему, пускай и исключительно в целях безопасности!

Нет, не так я представляла себе первый день в академии.

– Ага, достал, – снова шорох, снова прикосновение к юбке, а затем – долгожданное чирканье спички.

Маленький огонёк ослепил меня, пронёсся перед моим носом, а потом превратился ярко и весело полыхающий фитиль свечи. В его свете слуга выглядел загадочным заговорщиком – и вскоре я убедилась, что это впечатление было далеко не таким уж обманчивым.

– Итак, мисс?.. – он выразительно поглядел на меня, вынуждая разлепить пересохшие губы.

– Браун, – зачем-то сказала я правду, и тут же мысленно укорила себя: сама же дала оружие в руки! Но отступать было поздно и я, чувствуя, что выкапываю собственную могилу, продолжила, – мисс Имельда Браун.

– Фред, – слуга фамилию называть не стал. – Итак, мисс Браун, что же вы делаете в столь поздний час в столь неподходящем месте?

– У меня разболелась голова, и я хотела позвать слугу, чтобы он принёс мне лекарство? – соврала я первое, что пришло в голову, но так неуверенно, что не нужно было даже стараться, чтобы распознать ложь.

– Леди, чтобы вызвать слугу, звонят в колокольчик, а не лезут в тёмный страшный служебный коридор, в котором наверняка водятся пауки или крысы. Или пауки и крысы, – он ухмыльнулся, в изменчивом свете показавшись маленьким дьяволёнком. Но я тоже не лыком шита:

– Нет тут пауков! Иначе они были бы по всему дому, а этого бы уже не допустили ни деканы, ни ректор, ни мисс Бендикот. Особенно мисс Бендикот.

Ухмылка стала только шире:

– А ты умная, мисс Браун. Пожалуй, я не буду раскрывать твой секрет.

– Тебе бы и так никто не поверил, – скрестила я руки на груди.

– Неужто? Думаешь, твоя мисс Бендикот такая дура, что не догадалась бы, к кому ты решила сбежать?

– Ни к кому я не сбегаю, – буркнула я.

Конечно же, неубедительно.

– Да ну? И кто же этот «никто»? Какой-нибудь красавчик-второкурсник? Или вообще жених? Скорее жених, да? Ты же новенькая, познакомиться ни с кем не успела. Значит, тут есть кто-то, кто тебя знает. А на мужской части академии это может быть только жених или брат. Вот только к братьям так не бегают, уж поверь мне.

Какой отвратительно догадливый и неглупый слуга!

– Только не надо ненавидеть меня лишь за то, что ты не умеешь врать.

– Я умею! – вскинулась я, и тут же пожалела об этом.

Взгляд слуги – как там его зовут, Фред? – говорил красноречивее слов.

– Да уж, не повезло бы тебе, встреть ты тут кого-то другого.

– А с тобой, что ли, повезло?

– Ещё бы! – он ухмыльнулся. – Я не только ничего никому не скажу, я ещё и помогу тебе с твоим женишком!

Я поглядела с сомнением – Фред меньше всего был похож на альтруиста. Что ж, он и не пытался долго им притворяться:

– За достойную плату, конечно.

В целом, это был неплохой вариант. Я дала бы ему свои карманные деньги, он бы забыл этот вечер – предварительно организовав нам с Дереком свидание, естественно. Но была в плане одна загвоздка:

– У меня нет денег.

На этот раз пришёл его черёд глядеть на меня скептически.

– Это академия, – я закатила глаза. – Здесь нам выдают форму, учебники, писчие принадлежности, кормят и водят в театры. Всё уже оплачено – зачем мне ещё какие-то деньги?

– На платья?

– Форма, помнишь? Мы носим форму.

Я выразительно указала на себя, одетую в эту самую форму.

– Могу дать разве что драгоценности.

– Нет уж, – он отказался на удивление прытко. – Потом ты скажешь, что твои любимые серёжки пропали, всю академию поднимут на уши, серёжки найдут у меня – и меня очень быстро отсюда турнут. Тебе, конечно, здорово: со мной исчезнет твоя проблема. Но я не такой дурак, чтобы на это подписываться.

Чёрт, а я о таком плане и не подумала! Даже обидно.

– И что мы тогда будем делать? Будешь молчать бесплатно? – без особой надежды поинтересовалась я.

– Ещё чего, – он фыркнул. – Расплатишься по-другому.

– Как? – мигом в мыслях всплыл разговор за обеденным столом.

Видимо, что-то промелькнуло на моём лице: слуга коротко рассмеялся, покачал головой.

– Нет, принцесса, не так. Дашь мне пару уроков?

– Чего? – я сама-то толком ничего не умела.

– Манер, – он улыбнулся так, словно знал, какой это произведёт эффект. – Расскажешь про эту кучу вилок и ножей на столе, про правила поведения, обращения, ваши дурацкие танцы…

– Почему это танцы дурацкие?!

– Рад, что только это тебя волнует.

– Не только это, – мне не понравился тон, с каким он это сказал: будто уже записал меня в разряд наивных, глупых девиц, к которым я решительно отказывалась себя приписывать. – Зачем тебе эти уроки?

– Ответ на этот вопрос стоит дороже моей помощи и молчания.

Впервые я посмотрела на него с подлинным интересом. Словно в нём было что-то больше дурного происхождения, невероятной наглости и острого языка. Да, в нём была тайна.

– По рукам, – ещё не успев принять окончательное решение, я протянула ему ладонь.

Он склонил голову набок, будто тоже увидел что-то новое во мне благодаря этому жесту. Взгляд из насмешливого стал внимательным, изучающим – от такого захотелось передёрнуть плечами.

– По рукам, – медленно кивнул он, я сжал мои пальцы.

Рукопожатие вышло совсем коротким, длилось долю секунды, но я всё равно успела прочувствовать и тепло его кожи, и шероховатые мозоли на ладони и кончиках пальцев. Когда он отпустил мою руку, ей вдруг стало пусто и холодно – так, что я невольно сжала и разжала кулак.

– Итак, как ты можешь мне помочь?

– Сразу к делу? Уважаю твой подход, мисс Браун!

Говорил ли он искренне или в насмешку? Так и не скажешь.

– Для начала, дам совет: не лезь в служебный коридор сразу после отбоя и вообще раньше трёх часов ночи. Когда вы, великосветские создания, ложитесь спать, мы выходим из своих норок, чтобы прибраться за вами. Народу в этих коридорах сейчас больше, чем в вашей столовой во время ужина.

Стоило ему это сказать, и мне послышался какой-то шум в темноте.

– Не волнуйся, я вышел чуть раньше положенного. Хотел поживиться пирожными, которые вы, принцессы, всегда забываете.

– Ты же в курсе, что здесь нет принцесс?

– Да, но с принцессами проще всего сравнивать себя нищим.

Это что, намёк на Марка Твена? Нет, не может быть!

– И что, ты правда воруешь недоеденные пирожные? – отгоняя от себя догадки, явно не соответствующие истине, поинтересовалась я.

– Мне приятно, что ты в этом усомнилась! – в глазах его заплясали весёлые искорки – или отразился дрожащий огонёк свечи? – Нет, недоеденные не трогаю. Но ваша староста вообще не ест сладкое, если ты не заметила.

– У нас нет старосты, – заметила я, поражённая, что он так много знает об устройстве жизни в дамской гостиной.

– Официально, может, и нет, – лукаво улыбнулся он.

И вдруг посерьёзнел, повернув голову будто на звук.

– А вот теперь нам и впрямь нужно поторопиться, принцесса, – проговорил он, не отворачиваясь от тёмного и, я надеялась, пока ещё пустого коридора. – Я найду тебя завтра.

– Что? – прежде, чем я сообразила, он шагнул в темноту. – Стой! Что это значит: «Я тебя найду»? Где, как?

– Не знаю, – он оглянулся, пожал плечами. – Что-нибудь придумаю. Мне же это теперь тоже нужно.

Я, как дура, стояла у выхода в гостиную, пока огонь свечи в его руках не превратился в едва заметную точку. Только после этого я почувствовала, что могу выйти из этого коридора обратно, в декорации нормальной жизни, которую я только что променяла, сама не знаю на что. На помощь? На авантюру? Или, как говаривал мистер Холмс, на шанс здорово повеселиться?

Заснуть я смогла только под утро.

Ночью же мои мысли вертелись вокруг загадочного Фреда – я пыталась понять, зачем ему нужно учиться манерам, из добрых намерений или из злых. Думала о том, почему он сам вызвался помочь мне: видит Бог, я могла согласиться обучать его и попросту за молчание. Гадала, не совершила ли ужасную ошибку, подписавшись на это – может, мне стоило утром же отправиться к мисс Бендикот, сказать, что я поймала слугу на краже пирожных, и избавиться от него?

Нет, конечно, я не могла оболгать его – не того, кто выбрал скрыть мою собственную вылазку, пускай и за плату. Словно бы, когда он решился на это, между нами образовалась тонкая, хрупкая связь. Равновесие, которое могло нарушить любое отклонение от уговора и которое я обязана была всеми силами поддерживать.

Первая же трудность на этом пути возникла, когда Мэриан пришлось трясти меня за плечо, чтобы заставить проснуться. Я была слишком вялой и усталой, чтобы девушки не обратили на это внимание. Но если Глория и Мэриан обеспокоились моим здоровьем, то Эмили (а с ней, возможно, Джози и Бекки) заподозрила неладное.

– Во сколько ты вчера легла спать? – поинтересовалась она, когда я всё же, зевая, доползла до ванной комнаты. – Я помню, ты задержалась в гостиной.

– Долго читала, – пробубнила я, будто это было ответом.

Эмили и Джози, стоявшие в это время у раковин по соседству, переглянулись. Да, я вела себя странно и придумала глупую отговорку – но посмотрела бы я на них после такой ночи!

Хотя сейчас смотреть ни на кого не хотелось, так что я поспешила склониться над краном и плеснуть в лицо тёплой воды. Умывание всегда помогало мне проснуться – настолько, насколько это было возможным.

Помогло и сейчас: когда пришла пора отправляться на завтрак, я выглядела чуточку серее обычного, но это можно было списать на волнение перед первыми занятиями. Оно, кстати, было: всё-таки я не имела ни малейшего понятия об астрологии, которую приехала изучать.

– Не волнуйся: курс назначен на изучение с нуля, – попыталась успокоить меня Глория, с которой я поделилась своими волнениями – теми, что могла поделиться. – Первую пару недель вам будут объяснять, во что вы ввязались, всё разложат по полочкам…

– И попытаются отговорить, – не отвлекаясь от завтрака, веско добавила Дороти. – Что? Я всего лишь готовлю их к реальности!

– Она права, Глори, – вклинилась Бекки. – Нужно быть готовыми к тому, что почти все профессора начнут говорить: наука не для женщин, женщина должна быть матерью и хранительницей очага, науку звёзд женщине не постичь…

Кажется, она кого-то пародировала, причём похоже – даже Глория прыснула. Но тут же состроила строгую мину:

– Бекки, хватит. А если кто-то услышит?

– Тогда мне влетит, – обезоруживающе ответила та, но, кажется, её не особенно это волновало. И через мгновение я поняла, почему, так как Бекки добавила, – В очередной раз.

Что ж, мне стоило догадаться, что она бунтарка.

– Вот именно, – кажется, между Бекки и Глорией продолжался извечный спор. – Ещё пара таких раз, и они не ограничатся тем, что напишут твоему отцу. Тебя могут отчислить, Бекки.

– Вряд ли. Ты знаешь, сколько родители платят за наше обучение?

Глория, видимо, знала, потому что тут же умолкла. Дороти, на этот раз сидевшая рядом со мной, аккуратно ткнула меня локтем, привлекая внимание: