Моя лучшая ошибка

Вопрос остался непроизнесённым – долго разглядывать здание мне не дали. Мисс Бендикот кивнула в знак приветствия ожидающему нас у входа слуге и решительным, но не очень широким шагом направилась к деревянной двери. Стоило ей ступить на крыльцо, как та услужливо распахнулась, будто по мановению руки (хотя, конечно, в действительности дело было в предупредительном швейцаре, чью ливрею я успела заметить за открывшейся створкой).

– Весь первый этаж отведён под классные комнаты и общие помещения, – объяснила мисс Бендикот, проходя через просторный холл. – В восточном крыле находятся столовая и библиотека, в западном – кабинеты. Подробную экскурсию для вас проведёт одна из старших девочек, когда вы немного освоитесь.

– Хорошо, мисс Бендикот, – кротко откликнулась я, мысленно порадовавшись, что в ближайшее время мне не придётся одной бродить по этим тёмным коридорам, при виде которых мигом вспоминались произведения Горация Уолпола (маменька думала, что надёжно их спрятала, но за своё детство я успела исследовать все полки в домашней библиотеке).

– Вы, как и все наши студенты, будете жить на втором этаже. Девушки и юноши проживают отдельно, вам отведена дальняя часть западного крыла, рядом с личными комнатами преподавателей. Не волнуйтесь, они вас не потревожат: никому не дозволено заходить в дамскую гостиную и тем более в ваши спальни. Кроме, разве что, слуг.

Что ж, вполне разумно. Конечно, я не сомневалась в манерах юношей, обучающихся в столь благородном заведении, но обезопасить девушек от всяческих поползновений никогда не было лишним.

– Я лично слежу за тем, чтобы дамская гостиная оставалась неприкосновенной, – продолжала меж тем мисс Бендикот, ступая по мягкому, приглушавшему шаги ковру меж одинаковых тёмных дверей, скрывавших, вероятно, комнаты преподавателей.

Коридор был коротким и обрывался стеной, совершенно неожиданно выраставшей из полумрака.

– Её достроили позже, – заметив моё удивление, пояснила мисс Бендикот. – Как вы наверняка знаете, ещё два года назад в академию не принимали девушек и в таких разграничениях не было никакой нужды.

Из-за недостатка света я не сразу увидела в стене дверь, выполненную из тёмного дерева. Мисс Бендикот положила пальцы на чернённую ручку:

– Днём эта дверь открыта, ваши передвижения никто не ограничивает – хотя, конечно, приветствуются прогулки парами, а не в одиночестве. На ночь же мы закрываем дамское крыло во избежание… – она умолкла, подбирая слова, и наконец остановилась на абстрактном, – …во избежание всяческих инцидентов.

«Интересно, а эти самые инциденты уже случались?» – подумала я почти мимоходом. А затем замерла, глупо остановившись на самом пороге.

– То есть, нас запирают?

– Я бы выбрала другое слово, – проворковала мисс Бендикот, мягко подталкивая меня в сторону дамской гостиной. – Вас защищают и оберегают.

«Но как же мне тогда свидеться с Дереком?!» – конечно, я этого не спросила. Мисс Бендикот, судя по всему, была понимающей женщиной, но моё желание поступить в академию, чтобы гарантированно выйти замуж, она вряд ли бы поняла. Консервативные леди считали, что девушка должна смиренно встречать свою судьбу, а не брать её в руки. Может, и хорошо, что они не читали Конан Дойла – как бы мисс Бендикот шокировала Ирен Адлер!

– Девушки! – не обращая внимания на моё замешательство, мисс Бендикот вслед за мной вошла в комнату и, благоразумно притворив за собой дверь, хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание.

Вышколенные студентки мигом подняли головы от своих занятий. На меня уставились семь пар заинтересованных глаз.

– Позвольте представить вам мисс Имельду Браун, вашу новую сокурсницу и, надеюсь, подругу, – мисс Бендикот улыбнулась так, что становилось ясно: не подружиться нам было нельзя. – Она немного задержалась, так как прибыла к нам из столицы. Надеюсь, вы поможете ей освоиться.

Несколько девушек кивнули, другие продолжали молча наблюдать.

– Мисс Адамсон, – мисс Бендикот повернулась к одной из студенток, слушавших наиболее внимательно. – Возлагаю на вас заботу о мисс Браун в моё отсутствие. Проведите ей экскурсию до начала занятий – сегодня вы не успеете, так что, думаю, завтра с утра. И объясните, как всё тут устроено.

Мисс Адамсон, высокая худощавая девушка с вытянутым безэмоциональным лицом, послушно кивнула: «Как скажете, мисс Бендикот».

– Имельда, это Глория Адамсон, – негромко пояснила мисс Бендикот, чуть наклонившись ко мне. – Она из первого набора и успела освоиться лучше прочих студенток, так что стала у нас кем-то вроде неофициальной старосты. Официальные старосты традиционно избираются среди юношей, но вы согласитесь со мной, если я скажу, что новым студенткам комфортнее знакомиться с академией в обществе других девушек.

– Истинно так, – подтвердила я, ничуть не покривив душой.

От мисс Бендикот не укрылась порывистость и искренность моего ответа, и она удовлетворённо улыбнулась. Похоже, я соответствовала её представлениям о достойной современной леди.

– Тогда, раз уж вам всё понятно, я вас оставлю. Слуга принесёт ваши вещи, а мисс Адамсон покажет комнату, в которой вы будете жить, и ответит на все ваши вопросы, – на этих словах она снова посмотрела на «неофициальную старосту».

– Безусловно, – не заставила она себя долго ждать.

– Замечательно, – мисс Бендикот кивнула и подняла взгляд с мисс Адамсон, обвела им всех собравшихся девушек. – Что ж, хорошего вам вечера.

– Доброго вечера, мэм, – те ответили практически в унисон.

– Доброго вечера, – запоздало повторила я, обернувшись.

Оказалось, что не успела: мисс Бендикот уже вышла за дверь. В тишине я услышала, как в замочной скважине повернулся ключ – а затем комната, будто замороженная присутствием взрослой наставницы, вдруг ожила.

– Так ты правда из столицы?

Я вздрогнула: так близко раздался голос. Одна из девушек подошла ко мне почти вплотную и, когда я повернулась, с интересом заглянула мне прямо в лицо. Со стороны, наверное, это смотрелось комично: она была невысокой и разве что не встала на цыпочки, чтобы получше меня разглядеть.

– Да, – откликнулась я, неожиданно почувствовав себя не в своей тарелке. До сих пор я никогда не оставалась в комнате с таким количеством любопытных девушек без взрослых или служанок.

– Здорово! – моя новая знакомая несказанно обрадовалась. – У нас тут большинство из Бирмингема и окрестностей, ничего дальше своего носа не видели. Расскажешь, как там в столице?

– Бекки, не напирай, – рядом с невысокой болтушкой выросла мисс Адамсон, Глория. В отсутствие мисс Бендикот она вела себя иначе, мягко мне улыбалась. – Прости, к Бекки нужно привыкнуть. Но ты её полюбишь.

– А мы полюбим тебя! – тут же вмешалась Бекки.

– Обязательно, – согласилась Глория, кажется, от греха подальше. – Ты как, готова со всеми познакомиться? Или хочешь побыть одна и прийти в себя?

Я открыла было рот, чтобы отказаться: уходить, не поприветствовав всех, было невежливо. Но Глория будто угадала мои мысли:

– Не волнуйся, мы поймём, если ты выберешь одиночество. Мы стремимся создать здесь как можно более комфортное пространство, а потому закрываем глаза на некоторые отступления от диктуемых обществом приличий. Здесь ты можешь быть самой собой – никто не узнает.

– Я… – надо же, у меня не нашлось, что ответить.

Идея, озвученная Глорией, была привлекательной до неправдоподобия. До сих пор маменька учила меня, что именно девушек-сверстниц следует опасаться – у них куда больше поводов пустить свои злые язычки в ход, чем у взрослых женщин или любых мужчин.

«Вы соперницы, – говорила маменька всякий раз, когда я осмеливалась называть кого-то подругой. – Вы боретесь за внимание и любовь общества, за сердца прекрасных юношей и состоятельных мужчин, за место на вершине. Вы не можете быть подругами».

По её логике, в академии мы должны были бы соперничать за уважение преподавателей, за оценки, за внимание однокашников. Но Глория вела себя, словно это было совершенно не так.

– Нас здесь немного, и нам здесь не очень-то рады, – по-своему истолковав моё молчание, вновь заговорила она. – Поэтому лучше держаться вместе, согласна?

– Нам здесь не рады? – я не задумывалась об этом, поглощённая подготовкой к вступительным испытаниям, а ведь стоило.

Не нужно было следить за новостями, чтобы знать, какое волнение спровоцировало год назад известие о том, что девушкам разрешили получать высшее образование. Хотя дело было решённое, по этому вопросу до сих пор гремели споры: многие считали, что благородным леди ни к чему знать точные науки, ведь их заботы – суть уют и воспитание достойных отпрысков. Маменька же в кулуарах не раз замечала, что мужчины попросту испугались, будто бы их подвинут.

Какой бы ни была истинная причина, но факт оставался фактом: на девушек, отважившихся поступать в университеты и академии, смотрели косо. Кто-то полагал, что они отправляются учиться лишь для того, чтобы подыскать себе подходящую партию среди учёных мужей. Кто-то заявлял, что, какой бы ни была причина для поступления, девицам всё равно не под силу постичь «высокие знания». Оба лагеря сходились в одном – девушки занимают места, исторически предназначавшимся более смышлёным мужчинам.

– Видела бы ты, как на нас смотрит декан, – фыркнула Глория, провожая меня через гостиную в сторону продолжавшегося впереди коридора. – Уверена, он был на стороне противников реформы, и не принял бы нас, если бы не надавил кто-то сверху. И большинство преподавателей, к сожалению, такие же. Разве что профессор Харди…

Она не договорила – мы пришли. Моя дверь оказалась предпоследней по коридору, отличить её от прочих можно было лишь по местоположению.

– Твоя спальня, – Глория повернула дверную ручку. – Вообще-то каждая комната рассчитана на двоих, но нас так мало, что мы живём по одной.

Внутри и впрямь стояли две одинаковые кровати, два стола, два высоких шкафа. Пространство делили напополам большое окно и лежавший на полу ковёр, такой же мягкий, как в коридоре.

– Можешь занять оба гардероба, если хочешь: некоторые девочки так и делают. Бекки умудрилась даже занять два стола – у неё столько черновиков… – Глория так смешно закатила глаза, что я не сдержала улыбки. – Она утверждает: это потому, что алхимикам задают вдвое больше домашних заданий, но я думаю, она просто не может с первого раза писать без помарок.

– Бекки алхимик?! – честное слово, я не хотела спрашивать так удивлённо, но это и впрямь было нетипично. Насколько я знала, девушки обычно отдавали предпочтение астрологии – науке, в которой нельзя было совершить ошибок, фатальных в самом прямом смысле слова.

– Да, – Глория не обиделась на мой тон, но ответ её звучал гордо. – Среди нас их трое: Бекки единственная выбрала алхимию в первом потоке, но она показала пример остальным. Ника и Джози сказали, что никогда бы не отважились поступить на алхимию, если бы не она.

Насколько, наверное, глупо выглядело в этот момент моё лицо. Я-то думала, что Бекки младше меня! А она, выходит, не только старше, но и не в пример смелей.

– Я тоже удивилась, когда узнала, что кто-то выбрал алхимию, – Глория утешительно похлопала меня по плечу. – Сама я об этом даже не думала – да мне даже астрология казалась авантюрой! Наш домашний астролог говорил о ней едва ли не как о сложнейшем из существующих учений!

– Мне кажется, все астрологи немного преувеличивают, – отважилась признаться я.

– О, да! – согласилась Глория так, что я сразу поняла: это было частой темой для разговоров в дамской гостиной. – Послушать нашего, так он чуть ли не с Господом разговаривает, а на самом деле…

– Что? – уцепилась я за столь волнующую меня тему.

– Ну, это просто наука, – она пожала плечами. – Мы не говорим с Небесами, не ощущаем веяния звёздного ветра и прочее. Просто смотришь на небо, чертишь карты, вычисляешь положение звёзд в тот или иной момент времени, делаешь выводы в соответствии с толкователями…

– Звучит сложно, – проговорила я, желая польстить ей и побудить к дальнейшему разговору.

Но оказалось, что Глория относится к похвале не с таким восторгом, как маменька и её товарки:

– Только звучит, – по-своему трактовав мои слова, она ободряюще улыбнулась. – Я поначалу тоже перепугалась, когда профессор Эрхарт начал рассказывать нам о движении звёзд и планет, а уж когда впервые потащил на астрономическую башню!..

Глория покачала головой, будто не могла передать словами весь ужас практического занятия.

– Но ничего, разобралась в основах, и всё оказалось не так уж и страшно. Кроме холода в башне – серьёзно, когда у вас будут практические занятия, одевайся как можно теплее, и плевать на школьную форму. Эрхарт будет бубнить, что вы должны соответствовать образу студента «сего храма знаний», но не обращай внимания. Иначе сляжешь с лихорадкой, пропустишь экзамены и останешься здесь на каникулы. А такого даже самым усердным студентам не пожелаешь.

И тем более мне, которая надеялась покинуть академию после первого же семестра: не может быть, чтобы за полгода я не разобралась в основах астрологии и того, что она говорит о совместимости.

– Спасибо за совет, – затолкав эти мысли поглубже, ответила я.

– Всегда рада помочь. Правда, обращайся, если что.

– Обязательно, – тут я не кривила душой.

Вообще-то, я могла бы спросить у Глории про совместимость. Я подумала об этом, когда она только заговорила об астрологии, но она относилась к своему учению так серьёзно… Можно было представить, как изменится её взгляд, когда Глория поймёт, ради чего я на самом деле поступила в академию.

– Ладно, ты обустраивайся. И, если почувствуешь, что готова провести вечер в компании, обязательно к нам заглядывай. Девочкам не терпится с тобой познакомиться!

Мне тоже не терпелось, на самом деле. Может, среди них найдётся такая же, как я, отправившаяся на учёбу, чтобы устроить свою личную жизнь? Вот с ней и можно было бы посоветоваться – если не о совместимости, так о том, как выбраться из запертого дамского крыла и незамеченной пробраться к юношам. Было бы неплохо спустя двенадцать лет помолвки всё-таки поговорить со своим суженым.

Глава третья, в которой встреча с прекрасным принцем откладывается на неопределённый срок

Ничего не вышло! Нет, не так – это был полный, бесповоротный, ужасный провал, невыносимый для моего чувства собственного достоинства!

Но я должна держать себя в руках и, как положено хорошему рассказчику, поведать обо всём по порядку, не скрывая даже самых неприятных и постыдных деталей. Приступим же.

Как и всегда бывает в подобных историях, ничто не предвещало беды. Первый вечер в академии я прекрасно провела со своими сокурсницами, каждая из которых оказалась на удивление прекрасной девушкой. Глория по очереди познакомила меня с ними: сначала – со своими подружками со второго курса, затем – с пока ещё застенчивыми и опасливыми новыми студентками, такими же, как и я.

– Бекки ты уже знаешь, – при этих словах темноволосая болтушка подняла голову от лежавшей на коленях вышивки и приветственно помахала мне рукой. – А это Доротея, ещё одна из первопроходцев.

На меня смотрела круглолицая рыжеволосая девушка, чей нос и скулы были усыпаны светлыми, едва различимыми веснушками. При звуках своего имени она очаровательно сморщила маленький носик:

– Пожалуйста, зови меня Дороти. Не знаю, о чём думали мои родители, выбирая то имя.

Пожалуй, я её понимала. Моё имя, конечно, не вызывало у меня такого отвращение, но его звукам неизменно сопутствовала неловкость. Каждый раз при знакомстве люди вскидывали брови, а многие считали должным вслух отметить, что в нашей стране Имельду на каждом шагу не встретишь!

– Имена всех новеньких, если честно, я ещё не успела запомнить, – между тем, негромко призналась мне Глория. – Они прибыли только сегодня утром, и у нас было не так много времени, чтобы пообщаться. Хотя Ника и Джози, конечно, оказались в центре внимания.

Она чуть повысила голос, заставив двух девочек в дальней части гостиной втянуть головы в плечи. Спрятаться таким образом не удалось: Глория подвела меня поближе и нависла над подружками с неотвратимостью любой тяжкой доли.

– Очень приятно познакомиться, – первой со смущением справилась маленькая худенькая брюнетка с короткой не по моде стрижкой. – Вообще-то меня зовут Джозефина, но все для удобства сокращают.

– А мне можно? – вырвалось у меня.

Кажется, этим вежливым вопросом я прибавила себе баллов: Джози одобрительно усмехнулась, а в уголках её тёмных глаз появились смешливые морщинки.

– Пожалуй, можно, – милостиво согласилась она. – Что скажешь, Ник?

– Я бы предпочла, чтобы меня называли Никой, – ответила сидевшая рядом с Джози блондинка: лёгкая картавость наполовину с акцентом выдавали в ней уроженку другой страны. – Так звали одну из богинь победы, чьё благословение меня бы очень порадовало.

– Они волнуются из-за того, что поступили на направление алхимии, – пояснила Глория, когда мы оставили подружек в покое. – Ни для кого не секрет, что девушкам там приходится особенно нелегко: некоторые преподаватели считают, что мы просто не в состоянии постичь «великое делание».

Последние два слова она произнесла саркастично, чем привлекла внимание Бекки – та, похоже, имела свойство постоянно прислушиваться к разговорам в комнате и ввязываться в них, когда не просят.

– Вообще-то, – вот и сейчас протянула она, – Великое Делание недоступно и студентам-юношам. Так называется процесс изготовления философского камня, а оно находится под запретом для всех, кроме Магистров.

– А так и не скажешь, что она у нас заучка, да? – быстро прошептала мне на ухо Глория, и громче добавила. – Прости, Бекки, я ни в коем случае не хотела принизить твою науку или какой-либо из её аспектов.

– Я и не сомневалась, – ответила та так, что невозможно было понять: правду она говорит или ёрничает. – Просто тебя подкорректировала.

Кто-то за нашими спинами хмыкнул, и мы с Глорией одновременно обернулись. Позади, на невысокой кушетке обнаружилась одетая не по форме девушка, чьё круглое «ангельское» личико и нежные кудри никак не соответствовали пронзительному взгляду и многозначительной ухмылке.

– Что-то не так? – Бекки встала и подошла к нам, чтобы лучше её видеть.

– Нет, – девушка покачала головой, и локоны у её висков забавно подпрыгнули. – Просто восхищаюсь твоими знаниями и думаю: а не стоило ли и мне пойти на алхимию? Кажется, там учатся интересные личности.

– Ёрничаешь? – Бекки смотрела на неё с прежним подозрением.

– И снова нет. Но, если хочешь честности: мне понравилось, как ты поставила её, – девушка кивнула на Глорию, – на место.

– Хм, – на этот раз понимающе хмыкнула Бекки. – Допустим.

– Надеюсь, ты не обиделась? – между тем, кудряшка перевела взгляд на Глорию. – Просто со стороны это выглядело именно так.

– Ничего. Но на будущее: постарайся лучше подбирать слова. Мы стараемся создать тут сестринство, и мне… нам не хотелось бы никаких внутренних ссор.

Девушка наверняка заметила оговорку – на дне её глаз блеснули дьявольские искорки, – но по неизвестным мне причинам решила промолчать. То ли посчитала нужным прислушаться к Глории, то ли решила припомнить ей случайно вырвавшееся слово позднее.

Что бы там ни было, вежливое молчание Глорию устроило. Удовлетворённо кивнув, она было отошла от девушки, когда в последний момент спохватилась:

– Напомни, пожалуйста, как тебя зовут? Я знакомлю нашу новенькую, Имельду, со всеми студентками. И заодно и сама знакомлюсь…

– Эмили, – ничуть не обиделась та и вдруг протянула мне руку. – Давай, я не кусаюсь.

После короткого промедления, я всё же коротко сжала её пальцы. Это был странный жест: так вели себя при знакомстве мужчины – не леди. Но Эмили, похоже, считала условности выше своего достоинства.

– Она, наверное, суфражистка, – заметила Глория, когда мы всё-таки отошли в сторонку. – Ты заметила её брошку?

Не заметила, и сейчас с трудом сдержалась, чтобы не обернуться.

– В ней зелёные и фиолетовые камни, – пояснила Глория, заметив моё замешательство. – Это цвета суфражисток, у них такой же флаг. И моя сестра говорила, что девушки, которые хотят поддержать суфражисток, но боятся, делают это вот так, тихонько, с помощью украшений.

– Не похоже, чтобы она чего-то боялась.

– Думаю, с ней поговорила мисс Бендикот. Она старается не допустить никаких размолвок и могла объяснить Эмме…

– Эмили, – поправила я.

– Да, она могла объяснить Эмили, что лучше не провоцировать мальчиков на споры. Ты же знаешь, как они к этому чувствительны.

Мой отчим, мистер Браун, тоже вечно возмущался, когда натыкался в газете на новости о женском движении. Я же никогда не понимала, почему ему так не нравится идея дать женщинам право голосовать на выборах – что от этого изменится? Уверена, многие из дам ничего не смыслили в политике и просто сделали бы, как сказали бы мужья, отцы или братья. Я бы, например, поступила именно так.

– А вот и последняя из наших первокурсниц, – мы остановились, и я была вынуждена оторваться от размышлений.

Как бы странно ни звучало, но эта студентка, отличавшаяся от прочих неожиданной округлостью форм, сидела на широком подоконнике, притянув колени к груди. Судя по всему, подобное в гостиной не возбранялось: Глория ей и слова не сказала. Девушка, впрочем, тоже не отличалась разговорчивостью – с явной неохотой она повернулась к нам и вопросительно перевела взгляд с одной на другую.

– Это Имельда, – в очередной раз представила меня Глория.

– Я знаю, ты говорила, – пожала девушка плечами.

– Эм, – Глория, кажется, растерялась от такого ответа. – Не могла бы ты представиться ей в ответ?

– Мэриан Робсон, – так же равнодушно промолвила та. – Рада знакомству.

Судя по голосу, радости в ней не было и на йоту, однако я была не настолько смела, как Эмили, чтобы это отметить. Только и вымолвила:

– Я тоже, – и поспешила отойти вместе с Глорией в сторонку, поближе к куда более дружелюбным Дороти, Бекки, Нике и Джо.

– Она просто ещё не освоилась, – Глория решила успокоить меня, хотя я не могла сказать, что сильно огорчилась поведением последней сокурсницы. – Мы трое первые недели тоже не особенно общались, но когда вы единственные девушки в академии, куда каждый год принимают десятки юношей…

Я кивнула: и без того было понятно, что нам нужно держаться вместе. А ещё было ясно, что ни одна из девушек не поступала в академию ради учащегося здесь жениха – по крайней мере, ничто в их поведении не выдавало подобных намерений.

Глория, довольно откровенная в рассказах о местных обычаях, ни разу не упомянула ни чьего возлюбленного. Бекки, судя по всему, интересовалась лишь вышивкой и алхимией. А Дороти так усердно корпела над записями перед проверочной работой, что заподозрить ей в поверхностном отношении к науке было решительно невозможно.

Мои сокурсницы, на первый взгляд, тоже были настроены серьёзно. В Джози и Нике я была уверена – ни одна влюблённая дурочка не стала бы усложнять себе жизнь и не поступила бы на направление алхимии. Эмили с её борьбой за права женщин тоже вряд ли бы пошла на жертвы в виде высшего образования исключительно ради любви. Да и Мэриан, при всей её мечтательности, не тянула на чью-то пылкую невесту.

Выходило, что, вопреки пересудам, я оказалась единственной студенткой, догадавшейся сдать экзамены исключительно из романтических целей. И этот факт заставлял меня чувствовать себя самой глупой и неловкой девушкой в нашей гостиной. Или, скажем для пущего драматизма, во всём особняке.

С реальностью меня немного примирило поведение подруг по несчастью (читай – сокурсниц) во время ужина, куда нас позвали спустя час после моего прибытия. К тому моменту я уже успела переодеться в академическую форму: на редкость неудобную чёрную робу с широкими рукавами, которые во время еды упорно пытались забраться в тарелку.

– Держи, – от полного фиаско меня спасла всё подмечавшая Бекки.

В руках у неё была большая заколка для волос, какие моя маменька всегда считала слишком вульгарными. Как они смотрятся в причёске, мне тоже не нравилось, но, оказалось, такие приспособления исключительно полезны в тех случаях, когда нужно справиться с длинными рукавами. Собрав ткань на правой руке гармошкой, я аккуратно закрепила её в таком положении и наконец-то смогла орудовать вилкой с привычной скоростью и необходимым для леди изяществом.

– Спасибо, – пробормотала я Бекки.

Та как будто не слышала. Её внимательный взгляд был устремлён куда-то за пределы длинного стола, за которым кроме нас могли поместиться ещё с десяток человек, но не сидел никто. Видимо, предполагалось, что девушкам и юношам не положено проводить трапезы в такой близости – и это при том, что сидящие напротив нас Глория и Дороти спинами едва ли не соприкасались со студентами, расположившимися за соседним столом.