Одна душа на двоих

Манера речи, как и внешность, выдавала в брюнете чужака.

– Хасим, ты говоришь достойно, – первый начал успокаиваться. – Но все ж зачем втянул сюда Чогьял? Скажи ты мне, что значат ее слезы?!

– Аржан, ну до чего ж ты непонятливый, – надменно усмехнулся брюнет. – Девочка просто любит меня и хочет уйти вместе со мной!

– Да ты сдурел, Хасим! – вскипел калахасец. – Она едва достигла полнолунья! Ты ей в отцы годишься!

Полнолунием в Калахаси называли возраст совершеннолетия – сто девяносто месяцев, по достижении которого человек мог вступить в брак.

– Ха-ха! Я тебе не говорил, Аржан, но знай, что у нас в Шандаре это не зазорно.

– Зря я укрыл тебя… О том не может быть и речи, – сухо выдавил отец, не настроенный шутить. – Она останется, ты уходи!

– Так это ведь не ты, Аржан! Не ты! – начал злиться и чужак. – Это ж Чогьял уговорила тебя, ты бы и пальцем не шевельнул, оставил бы меня умирать! Вот прямо там! – ткнул он пальцем вправо. – В благодарность за это девочку я заберу. И знай, Аржан, у меня нет к ней страсти. Найдет она у нас хорошего мужчину, с ним будет счастлива.

– Этого не будет.

– Да, да, я знал, что ты будешь против. Потому мы и здесь, Аржан, – коварно улыбнулся чужак, пятясь назад, словно тигр перед прыжком.

– Я воин, у тебя ни шанса! Дар-сомран!

Призыв начал послушно наливать синевой длинный коготь у правой руки воина. В отличие от Гахтага, призыв оружия потребовал у него немалого времени – где-то секунд пять.

– Ты не воин, Аржан, ты глупец! Дар-вайлин!

Всего через пару секунд на уровне пояса Хасима оформился слегка изогнутый светло-фиолетовый клинок, лезвие которого как будто дрожало, вибрировало. Курчавый брюнет даже не успел коснуться клинка, а тот уже устремился на своего врага.

Это было столь неожиданно, что Шенне чуть не вскрикнула. Но в пылу битвы ее нечаянный «ах!» остался незамеченным.

Едва закончивший свой призыв калахасец метнулся в сторону и тут же рванул на противника. Фиолетовый клинок прошел мимо, зацепил вековой ясень, оставив с левой стороны его ствола глубокую щель, и улетел прочь.

– Дар-вайлин! – сделав шаг назад, вновь выкрикнул чужеземец.

Дистанция между противниками быстро сокращалась. Рывок, еще один. Однако второй фиолетовый снаряд выстрелил чуть раньше, чем Аржан добрался до обидчика. Видя свою промашку, калахасец убрал тело вправо, и уже оттуда выбросил синий коготь противнику в грудь.

Кулак воина чуть отбросило назад столкновением дар-буганов, Хасим рухнул, а сам воин взвыл от боли – левая его рука, примерно от половины предплечья, оказалась отсеченной. Благодаря дар-камилану кровь почти сразу свернулась, сосуды закупорились, но от ужасной боли это его спасти не могло.

– А-а-а-а-а! – заорал Аржан, отбрасывая в сторону свой коготь.

Переборов за несколько секунд первую боль, воин подобрал отсеченную часть руки, уселся на траву и, положив культю на одно колено, постарался как можно точнее соединить ее с обрубком.

Подростки видели, как жмурился и ревел он от боли, как всеми силами старался не закричать и не сбить более-менее удачного соединения. Талик также мог лицезреть, как огромный рой розовых лепестков сорвался к месту соединения с вихрей-змеек воина, оставив их почти серыми.

Еще через десять минут, в течение которых розовые ворсинки еще продолжали течь к ране, но уже в кратно меньшем количестве, воин встал. Правая его рука крепко поддерживала немного укороченную левую в месте «сварки».

– Ты говоришь, «глупец»?! – презрительно бросил он лежащему у его ног мертвецу. – Оно быть может… Твой быстрый серп и правда был могуч. Но ты побит, и потому сгниешь как падаль… Дар-маджулс.

Используя остатки своих розовых лепестков, он приподнял мертвое тело над землей и, аккуратно подпихивая его ногой, дотолкал труп до оврага.

– Прощай, тупица, – напоследок плюнул он в мертвеца и, временами постанывая, поплел в сторону деревни.

Подростки, все это время наблюдавшие с верхотуры, засуетились, как только его фигура скрылась в пролеске.

– Талик, удачно как! – сверкали глаза девушки. – Их надо брать скорее!

– Конечно! Поторопимся, Шенне, – позабыл печали и юноша.

Быстро они спустились по склону оврага, нашли окровавленное тело и, используя призыв подъема и силу мышц, перетащили труп на поляну.

– Шенне, давай до леса, здесь опасно.

– С чего бы вдруг?

– Аржан вернуться может. Иль Чогьял.

– Согласна, подожди, я быстро!

Девушка еще раз сбегала к оврагу, вернувшись с полными влажной глины ладошками. Подойдя к раненому стволу, она бережно замазала образовавшуюся щель.

– Ты думаешь, ему это поможет?

– Талик, не знаю, но мне жаль его.

Позже, скрывшись за густой листвой западной окраины, Талик с Шенне заняли свои места у головы и ног мертвеца. Дальнейший процесс теперь не представлялся юноше проблемным, тревогу вызывала лишь неспособность забрать «листики души» быстро и без потерь. Они по-прежнему не представляли, как долго отлетают эти листики и насколько равномерно во времени это происходит.

– Как эти листики? Строптивы тоже? – поинтересовалась девушка, припоминая утомительную работу Талика с «душой» летуна.

– Ага, противятся.

– Мы им не нравимся, Талик. Лишь дед хотел быть с нами, – романтично представила она проблему совместимости.

– Как будто так…

Они замолчали. Монотонное запихивание серых листиков в поток себе подобных уже было во многом рутиной и не могло отвлечь Талика от неприятных мыслей. Однако вести при этом с Шенне вдумчивый разговор он также еще не мог. В итоге приходилось говорить о несущественном.

Через два-три часа, точно так, как и случилось с летуном Вархагом, овальные, похожие на листья акации листочки Хасима стали проходить через кольцо Лаллака.

– Шенне, скорее пригибайся! – обрадовался юноша, ведь это сильно ускоряло процесс.

За сбором серой листвы они просидели до самого вечернего колокола. Когда же, решив прерваться на ужин, они встали и взялись за руки, их ждало еще одно открытие.

– Шенне, теперь у нас два слоя вихрей! – взволнованно сообщил юноша.

– Как?

– Тот прежний не расширился, как раньше, – первый слой их объединенных вихрей так и остался на расстоянии чуть больше полутора метров, – зато за ним теперь еще один возник! В паре шагов примерно. Что хорошо, разреженный совсем.

Вместо пары десятков змеек второй слой пока содержал в себе только три витка. По всему выходило, что новые лепестки уже не могут отодвигать их вихри-змейки, увеличивая их длину, а вынуждены теперь создать новый круг вихрей.

– А по отдельности?

– Нет, так пока нормально.

Когда змейки разделились, радиус вихрей вокруг каждого из них сократился примерно до метра – как у обычного взрослого человека, – а второй круг и вовсе пропал.

– Продолжим после ужина? – засомневалась Шенне, понимая, что это добавит еще несколько витков ко второму слою вихрей.

– Я думаю, что да, его дары нужны нам, – понимал это и Талик, однако ценность фиолетовых серпов представлялась ему куда более значимой, чем некоторое ухудшение обзора.

Затем последовал ужасный совместный ужин, во время которого им даже не хотелось поворачиваться в сторону провинившихся в их глазах родителей. Альма с Таймуром старались вести себя как обычно, и лишь они – двое случайных свидетелей их близости – могли заметить, что взглядов друг друга те избегают.

Процесс поглощения серых листков возобновился вечером. За счет наличия в потоке «частичек души» Хасима, он ускорился и упростился, но все еще был слишком медленным. Часть листочков все еще крепко держалась за тело чужака.

– А если тело мы испепелим, за что тогда держаться будет листьям? – предположил Талик. – Я думаю, они должны опасть. Как видишь ты?

– Никак, я ж их не вижу, – хихикнула девушка. – Но проверить можно. Вот! Дар-сомран, – Шенне призвала темно-синий коготь. – Скажи, когда войдут в кольцо его листочки.

– Давай! – примерно через минуту отозвался Талик.

Шенне осторожно провела клинком по лодыжке чужеземца Хасима, аннигилируя с нее несколько сантиметров плоти.

– Ого, скорей лови их! – округлились глаза Талика, увидевшие сквозь надоедливые вихри, как горстка серой листвы одновременно оторвалась от тела и медленно поплыла к небу. – Привстань! Еще, еще!

С этим открытием дело пошло быстрее, и они управились задолго до полуночи – времени, когда Шенне уже будут ругать за позднее возвращение и не выполненную по дому работу, но еще не пустятся на ее поиски.

***

История отношений Альмы и Яра Мугана закончилась неожиданно. Наведавшись на ферму еще дважды, старейшина на том и остановился. Сам он говорил, что завершился ремонт его крыши, а потому тратить свое драгоценное время на ежедневную поддержку одинокой матери он уже не мог. Иногда он подходил к Альме за ужином, сухо справлялся о здоровье и ее текущих нуждах и на том успокаивался.

Тем не менее приближенные к Совету лица небезосновательно полагали, что это было лишь частью наказания, наложенного на Яра самим Советом, который не мог позволить ставить под сомнение свой авторитет и благочестие.

В любом случае это позволило Корлику в установленный день благополучно вернуться с рудников и воссоединиться с семьей.

13. Накануне праздника

Минул еще год с небольшим. Для Шенне и Талика приближалась пора их Праздника молодых, не за горами было и совершеннолетие. Праздник был важной вехой в жизни каждого калахасца, а потому они уже не раз обсуждали тактику своего поведения на нем.

Накануне события они еще раз решили все повторить. Местом обсуждения стала все та же поляна, то же подножие толстого ясеня, успешно пережившего ранение небесным клинком. Поляну уже захватили поросли мака вперемешку с более низкой ромашкой, заполнив ее красным цветом и сладким ароматом.

Шенне наконец-то выдали новое платье, которое от прошлого отличалось лишь размером. Сама она за это время немного вытянулась, чуть округлились ее бедра и грудь, тогда как черты лица, наоборот, совсем утеряли детскую припухлость. Талик подрос сильнее и заметно возмужал в лице, а ранее пшеничные его волосы уже стали почти ржаными.

– Ну, как наш младший братик?! – весело спросила девушка, усаживаясь между корней дерева.

Голос ее за прошедший год чуть погрубел, понизился, превратившись из звонкого в умеренно-бархатистый.

– Вопит как угорелый! Он совсем несносен.

Маленький Ванжур родился в тот промежуток времени, когда нельзя было уверенно сказать, что он появился на свет не от своего отца. Тем не менее Талик с Шенне полагали, что это именно так, и что это лишь вопрос времени, когда у мальчика скруглятся коромыслом брови или обнаружится наследный дар лечения. Пока же ребенок был похож на свою мать.

– И мама тоже хочет малыша. Мол, я большая, обо мне заботиться не нужно больше.

– А что Таймур?

– Старается, – хихикнула девушка, – покамест не выходит.

– Тебе не угрожает больше?

– Что ты, нет! – отмахнулась она. – В проступке их была определенно польза.

– Боюсь, – печально вздохнул юноша, – мы потеряли больше, чем приобрели.

– Талик, не мы решали! Но случилось кстати.

Около трех месяцев назад Таймур увидел на шее девушки кровяной засос, что вызывало у него бурю возмущения. Отец пригрозил ей Советом старейшин, потребовал прекращения встреч с Таликом, а в качестве наказания хотел переложить на дочь часть их с Дафной домашней работы, и без того незначительной.

Шенне, разумеется, предложила рассказать старейшинам о его с Альмой пикантных встречах, а если и не старейшинам, то хотя бы Дафне и Корлику. Отцу такое предложение не понравилось, и в итоге он согласился пересмотреть распределение домашних обязанностей в обратную сторону – все же им с мамой стоило привыкать обходиться без помощи почти взрослой дочери.

– Не мы. Давай лучше обсудим праздник.

– Давай.

– Итак, ты им покажешь чешую и коготь.

– Ага. А ты раскроешь серп.

– Да, как найду удобный случай.

– Как все же объясним его?

– Никак.

– Пусть спрашивают Альму?

– То неважно.

– Выходит, нам всю жизнь придется прятать… те прочие дары от остальных? Мне – серп, тебе же – чешую и коготь.

– Шенне, ведь в этом наша сила скрыта. Пока с Советом риск вражды не сгинет, нам будет чем их сильно удивить.

– Согласна. Про полет молчим?

– Ты думаешь?

– Да как по мне, не стоит, он же у многих есть.

– Согласен, да.

Выявление же прочих даров они были намерены завалить, дабы не создавать даже крохотной возможности для альтернативного ремесла.

– Когда поставят воинами нас, – продолжал планировать Талик, – назначат обученье. Там будем вместе.

– Как потом?

– Потом поженимся, оценим ремесло. Я подойду к старейшине Багуру и предложу подход, где были бы мы рядом и общине с пользой.

– Он очень добр к тебе.

– Пожалуй.

Яр Багур вместе с черновой работой на складе общины продолжал забрасывать юношу дощечками с древними мудростями, регулярно вел с ним по этому поводу беседы и давал наставления. В отличие от Кальина, Яр требовал не столько заучивания, сколько понимания изложенных на них глубинных идей.

Во многом, как считал Талик, мудрость старейшины была схожа с заветами его дяди. И тот же холодный ум, и учет дальних следствий наравне с ближайшими. Вот только в центре всех решений у Яра стояли интересы и благополучие общины.

Юноша довольно скоро обнаружил это различие, и теперь, когда ощущал на этой почве неприятие древних мудростей, он просто абстрагировался, как будто речь идет о какой-то другой общине, либо о калахасской, но без его с Шенне участия.

Как бы то ни было, Яр оставался доволен и часто хвалил Талика за проницательность и свежий взгляд на устоявшиеся традиции и порядки.

– А если будет много воинов, и нас отсеют? – усомнилась в их плане девушка.

– Мне кажется, что нереально это.

– И почему?

– Сейчас ни у кого нет связки чешуи и когтя. Они не могут это упустить. А быстрый серп для них вообще находка.

– Да, здесь ты прав.

– Да и потом, наш уровень призывов… недостижим пока для остальных.

В этом Талик тоже был прав. К тому моменту они хорошо свыклись с полученными от других калахасцев «листиками души».

Небесный коготь набрал темный цвет и форму, скорость его призыва сократилась до каких-то пары секунд – как и было у самого Яра Каира. Чешуя стала менее прожорливой и более равномерной. Фиолетовые клинки лучше слушались Талика, по призыву которого они появлялись и летели так же быстро, как и у чужеземца Хасима, но и у Шенне получалось немногим хуже – та же скорость, но чуть бледнее цвет.

Пока они еще не умели в полной мере управлять этим «серпом». В самом начале призыва требовалось задать направление выстрела, иначе клинок вовсе отказывался лететь. Однако и без этого данное оружие представлялось уже очень грозным, особенно если учесть, что за счет поглощения большого числа овальных листочков они могли призвать до двенадцати таких клинков за день.

В любом случае в воображаемом бою с врагом ведущую роль парочка отводила девушке, точность атак и защиты которой не страдали от мельтешения своих и чужих змеек-вихрей.

– Идем на ужин, и вернемся, полетаем? – предложил Талик, когда солнце стало клониться к закату.

– Конечно, и не только полетаем…

Хотя одинокий ясень оставался достаточно уединенным и безопасным местом, они для занятий любовью все же предпочитали темное время суток. Что до полета, он, как и для Вархага, стал основной их забавой. Они уже пробовали взлетать синхронно, уже не боялись подниматься высоко и наработали неплохие рефлексы управления этим даром. Они даже пытались в воздухе целоваться и летать в обнимку. До настоящего мастерства, однако, им было еще далеко.

Колокол все не звонил, и двое выбирали окольные дорожки на пути к центральной площади, чтобы не явиться туда слишком рано. На одной из них им повстречались старые знакомые – Сана, Хагал и его десятилетняя сестренка.

– Привет вам снова! – они уже виделись сегодня на последнем уроке Кальина.

– Да и вам привет!

– Твоя сестра? – Шенне кивнула на девочку, держащую сына кузнеца за руку. – Как звать?

– Аялга, – Хагал второй рукой заботливо пригладил той растрепавшиеся русые волосы.

– Привет, Аялга!

– Да и вам привет! – тоненьким голосом пропищала девочка. – Скажите, вы уже женаты?

– Да нет еще.

– А будете?! – в ожидании девочка набрала воздуха, словно для нее это был вопрос жизни и смерти.

– Конечно, после полных лун, – успокоила ее Шенне.

– Я сразу поняла, – озарилась та счастливой улыбкой, – вы так похожи!

– Что, правда?! – засмеялась Шенне.

– Да! – не сомневаясь выкрикнула Аялга, после чего рассмеялись все пятеро.

Болтая с ребенком, Шенне зацепилась взглядом за своих одногодок, найдя Сану более женственной, чем она сама. Это проявлялось не только в высокой и полной ее груди, но и в раскачивающейся походке, звонком голосе, каком-то кокетстве и ужимках, мягкости. Хагал же, в свою очередь, наоборот, выглядел несколько более мужественно, чем ее возлюбленный, – резче в голосе и движениях, шире в плечах, грубей в манерах, с уже пробивающейся щетиной.

«Аялга, видимо, об этом говорила», – подумала про себя Шенне, допуская, что она неосознанно позаимствовала от Талика немного его мужественности, а он от нее – чуток ее женственности.

– Ну что, дружок, – кивнул Талику сын кузнеца, – вперед, во взрослый мир?!

– Давно пора!

– И это правда!

– Багур, я слышал, приобщить тебя к Совету хочет. Помощником! – считая то большим успехом, Хагал одобрительно закивал головой.

– Забавно, мне не говорил, – насторожился Талик.

– Ну, а куда хотите?

– Нам неважно. Нам главное, чтоб вместе были мы, – одновременно и слукавил, и сказал правду Талик.

– Возможно, в воины пойдем, сейчас их мало, – поспешила дополнить его Шенне.

– Вы как сандали две, ребят, но все же это вздор! – фыркнула Сана.

– Вздор? Почему?

– Так друг от друга устаешь же! – поучительно усмехнулась та. – Мы как подолгу вместе, так ругаемся всегда!

– Но к следующему дню опять полны любви, – поддержал ее Хагал.

– Разлука малая лишь укрепляет чувства! – резюмировала девушка.

Талик с Шенне синхронно пожали плечами, чем вызвали одобрительную улыбку романтичной Аялги.

– Когда соскучишься, то счастья больше! – догрузила Сана напоследок. – У вас не так?

– Ну… в чем-то так, – не хотел вступать с ними в спор Талик.

– Но вместе точно лучше, – добавила Шенне и обеими руками обняла юношу за талию.

– Они просто быстрей скучают! И дольше друг от друга устают! – выпалила девочка.

– Ах ты да умница, Аялга! Как сказала!

Все пятеро снова рассмеялись.

Когда они разошлись, Талик подумал, что на самом деле девочка не совсем права. Конечно, он начинал скучать по Шенне почти сразу после каждого их расставания. Не то что быстрее, а сразу. И не просто скучать – он чувствовал себя один некомфортно, как человек, лишившийся вдруг второго глаза. Даже в беседах с Яром Багуром он понимал, что рассуждения его были бы куда более точны, будь рядом она.

– Ведь все не так у нас? – сказал он вслух, как только они оказались достаточно далеко от второй парочки.

– Ага, чухню сказали!

– Мне кажется, мы целое одно, словно полотна ножниц. Их можно разомкнуть и каждою колоть и резать. Но только вместе полноценны мы.

– Все так и есть, Талик! Когда одна, мне одиноко сразу. Тогда как вместе хорошо всегда.

14. Яр Гахтаг

Местом проведения Праздника молодых стала большая лужайка на восточной окраине Калахаси, в центре которой кругом был возведен частокол из высоких, не менее трех метров, бревен. Диаметр этой импровизированной крепости составлял около пятидесяти метров. Внутри нее камнем вымостили круг поменьше, по периметру которого, с разрывом на входную дорожку, равномерно расположилось двадцать пять небольших бревен для тестируемых. За бревнами, ближе к стенам, беспорядочно валялся различный реквизит для праздника – камни, бревна, доски, металлические пруты и прочая утварь.

Это место в прежние времена использовалось для всеобщих собраний. С ростом же общины его пространства перестало хватать, и для собраний оборудовали новую площадь, впоследствии ставшую центральной. Старую же стали использовать для Праздников молодых и расширенных заседаний Совета.

Дощечка с расписанием праздника уже красовалась на входных воротах:

– первый день – боевые дары;

– второй – металлические дары (востребованные в кузнечном ремесле);

– третий – земельные дары (крестьянское ремесло);

– четвертый – деревянные дары (обработка дерева и письмо, осуществляемое в Калахаси на деревянных дощечках);

– пятый – ткацкие и полетные дары;

– шестой – животные и целительские дары (первые сводились к дару усмирения диких и необузданных тварей);

– седьмой день – малые дары (в этот день оценивались таланты и склонности подростков к универсальным дарам, таким как подъем предметов, их перенос, розжиг, резка и прочее);

– восьмой и девятый день – людские способности (проверялись сила, ловкость, грамота, счет и смекалка);

– десятый день – распределение по ремеслам.

Талик с Шенне прибыли одними из первых. Они знали, что бревен на всех не хватит, и не хотели оказаться в ситуации, когда им придется подсаживаться к другим. Придя четвертыми, они смогли выбрать себе место по вкусу – справа от входной дорожки, где солнце бы не слепило их.

Постепенно стали стекаться и остальные. Многие нервничали. Одни страстно желали стать воинами, другие, которых меньше, наоборот, не хотели связываться с боевым ремеслом и надеялись, что соответствующие небесные дары у них не проявятся.

Шенне тоже переживала – прежде всего за последствия призыва лазурной чешуи, которая оставит ее нагой перед взорами чужих людей. Ей очень не хотелось демонстрировать другим мужчинам свое тело, и они с Таликом очень надеялись, что оценка для юношей и девушек будет раздельной.

Беспокоился и Талик. Отчасти за Шенне и ее чешую, но больше – из-за вчерашних слов Хагала про Яра Багура. Если тот целил его в помощники, то одной демонстрации фиолетового клинка, как казалось юноше, могло оказаться недостаточно. Он полагал, что ему надо как-нибудь проявить именно свои боевые качества, иначе его могут просто сделать помощником Совета, обладающим призывом быстрого серпа.

Спокойней всего чувствовал себя Хагал. Талик знал, что тот хотел быть кузнецом, знал, что тот уже обладает необходимым даром и уже отточил его призыв под присмотром Варлея, который на второй день должен был проводить здесь оценку. В тот день Хагал наверняка ощущал себя просто зрителем, лишь немного переживая за возлюбленную, которая, быть может, вообще наследных больших даров не имела.

Всего собралось три десятка подростков, примерно поровну между юношами и девушками. Те, кому достались парные места, едва слышно болтали, остальные же в напряжении ожидали появления наставника.

Вскоре прибыл и он – первый защитник поселения – Яр Гахтаг, таки получивший желанный титул чуть менее года назад. В компании с ним прибыли трое: Аржан, тот, что сражался с чужаком на поляне, Фарине – молодая девушка, принятая в немногочисленные ряды воинов тремя праздниками ранее, и посланник Совета с дощечкой для фиксации результатов оценки.

Яр повелительно указал посланнику на место за кругом, а Аржану с девушкой – на свободный от бревен разрыв окружности, аккурат туда, где начиналась мощенная камнем дорожка к выходу. Он одернул свою широкую тунику, приосанился.

– Начнем, ребята, – сурово прогремел его голос, вмиг прекратив все разговоры и перешептывания. – Болтать нельзя, пока я сам вас не спрошу, – он медленно пошел по кругу, внимательно осматривая испытуемых. – Кому что надо, тот поднимет руку.

Закончив короткую вступительную речь, Гахтаг уже молча завершил круговой осмотр.

– Итак, начнем! Морской клинок… Дар-каратун! – воин почти мгновенно призвал в свою правую руку ультрамариновый клинок примерно с метр длиной. – Запомните вот эту форму.

Яр обошел кругом, на секунду останавливаясь возле каждого бревна.

– Перед словами – сжать кулак, для рукояти место в нем оставить. Затем представить как струя… бьет изнутри него и делает клинок. Струя холодная и синяя. Понятно?

Испытуемые в тревоге закивали.

– Сначала ты, – подошел он к первой девушке по правую руку от Аржана. – Встань, руку так, давай!

– Дар-каратун! – выпалила она, с пару секунд посмотрела на пустоту в своем правом кулаке и, подняв брови, непонимающе разжала руку.

– Садись! Ты следующий…

Яр обошел каждого из тридцати, так и не обнаружив ни у кого из них дара морского клинка. Это, по-видимому, его ничуть не расстроило – результат был ожидаем, учитывая, что лишь прямые потомки его рода могли владеть им.