Одна душа на двоих

– Тут будет ось… здесь лопасти… там жернова… Там окна сделаем… а тут закроем свод, – объяснял Корлик, не замечая, что пришедшие мало из сказанного понимают и еще меньше желают это понять.

Вдруг из-за края недостроенной стены показалась мужская голова, повернулась к ним троим ухом, и хозяин ее вместе с остальным своим туловищем, видимо, сочтя разговор интересным, лихо перелез с внешней стороны стены внутрь, на дощатый настил.

– Талик, да это ты, паршивец! – небритый с короткой стрижкой мужик подбежал к юноше и бесцеремонно стал трепать того за волосы. – А вырос как, ты только посмотри!

Бесцеремонным мужиком оказался Вархаг – давний друг отца, не раз бывавший у них в гостях. Талика всегда в нем смущала неугомонная активность, проявлявшаяся и в его речи, и в походке, и в жестикуляции. Даже серые его глаза и те то и дело носились из стороны в сторону.

Крикливый Вархаг привлек внимание остального отряда. Все они на время отложили свои занятия, устремив любопытствующие взгляды на молодых людей.

– А это та красавица Шенне?! – он сложил руки на широкой груди, отстранился, приняв нарочито оценивающую позу.

– Да, это я! – и не думала стесняться девушка, сразу почувствовавшая в голосе мужчины веселое ребячество.

– Ну что ж, – несколько раз Вархаг смерил ее взглядом, – еще растем, но все задатки есть! А?! Как по-вашему? – обернулся он к товарищам.

Те в ответ одобрительно посмеялись.

– Да хороша девчушка, хороша, – посчитала нужным высказаться Кухэ – средних лет и скромного роста женщина, поставленная над их отрядом главной и тоже не раз бывавшая в доме Талика. – Стройна, глазаста, не робка!

– Да молодость сама собой прекрасна, – поддержала ее еще одна строительница.

– И это ж надо, Корлик, как мы стары! – продолжал гудеть Вархаг. – Я этого клопа таким ведь помню! – он отмерил пальцами каких-нибудь пять сантиметров. – А вот он и почти уж муж!

– Совсем не молоды, Вархаг, совсем, – похлопал его по плечу Корлик.

– Но кое-что мы все ж еще умеем! Девчуш, смотри! – он лихо запрыгнул на каменный бортик недостроенной стены, развернулся лицом к центру их строительной площадки и, отпрыгнув назад, рухнул вниз.

– А-а! – от неожиданности вскрикнула девушка.

Испуганно оглянувшись, однако, она обнаружила, что кроме них с Таликом никто более за случившееся не переживает. Шенне осторожно подошла к месту падения мужчины и аккуратно потянулась к стене, чтобы заглянуть за нее.

– Да вот же я! – Вархаг взмыл прямо перед ней. – Ну что, могу?!

– Да, здорово! – трижды она хлопнула себя по бедрам. – Призыв полета!

– Искуснейший призыв, девчуш! – радостно смеялся небритый мужчина.

Балансируя в воздухе, он то и дело вертел левой ладонью, используемой, как уже знала Шенне, в качестве стабилизатора.

– Летун он знатный, – довольный за друга, пояснил Корлик. – Так умеют мало.

– Да было б толку, – небрежно бросила Кухэ, – девочек пугать да птиц!

– Эй-эй, Кухэ, – не согласился летун, – не будь этого дара, как бы мы строили… вот эту башню, скажем? – он перенес свое тело ближе к стене и, подпрыгнув, аккуратно приземлился на ее край, после соскочив уже на деревянный настил.

– Да я же не про дар, – морщась отмахнулась женщина, – а про прыжки вот эти! Суть показное… а для стройки – чушь!

– Ну, это ж не для стройки, для души, – подмигнул бригадирше Вархаг, поднял с пола кожаную фляжку, сделал несколько глотков. – Эх, хорошо винцо!

– Не удержался все ж, – ехидно покачала головой Кухэ, – а говорил: до вечера не буду!

– Вархаг, – неожиданно вступила в разговор Шенне, – а можно вас спросить?

Девушка очень желала получить дар полета – не столько из-за пользы, сколько, как и сказал летун, развлечения ради. К тому дню она уже узнала от мамы слова призыва и его основные условия, и теперь, встретив искусного мастера, не могла не выспросить у него секретов использования этого дара.

– Дерзни!

– «Дар-скальд», три точки силы, в ступнях жженье, – перечислила она хорошо известные условия призыва, – их правда хватит?

– Ну, – Вархаг стал важно чесать свою щетину, – в целом да. И все же как и нет!

– Как это так?

– Если дар есть, то вверх тебя подымет! Но будет криво и с большою тратой сил!

– Нормально будет, – не скрывая скепсиса, возразила Кухэ. – Ты уж, Вархаг, не ври, пожалуйста, девчонке!

– Да, будет, как у всех… И все ж нехорошо! – упорствовал летун.

– А что же нужно, хорошо чтоб стало?!

Вархаг бегло оценил девичье лицо и, вероятно, найдя в нем достаточно искренней веры в его талант, уже много тише, дабы нормально услышать могла только Шенне, произнес:

– Подъема ощущение нужно. В животике такое… Знаешь?

– Нет.

– А ну, подпрыгни!

Шенне прыгнула.

– Вот! Такое нужно! Но не мгновенное, как при прыжке, а затяжное, словно при подъеме быстром! Ты поняла?

– Ага! – довольно закивала девушка, решив, что указанное ощущение можно получить и опытным путем – если она встанет на какую-нибудь доску, а Талик поднимет ее дар-маджулсом, вложив в него разом кучу розовых лепестков. – И в этом все искусство?

– Что?! – чуть не закричал Вархаг от возмущения. – Ведь это ж самое его начало! Чтоб быть искусным…

По его словам, даже для ординарного применения полета требовалось много практики – как минимум чтобы научиться держать равновесие и вливать нужный объем силы. Для искусного же полета нужно было намного больше: рулить ногами и стабилизировать тело не думая, достигать нужной высоты без болтанки «вверх-вниз», чувствовать ветер, уметь ему сопротивляться. Вершиной же мастерства, по мнению Вархага, являлось мгновенное восстановление внезапно утерянного равновесия, например, из-за сильного порыва ветра или ошибки.

– Но в этом даже я не столь хорош! – поучительно объявил он в конце.

– Понятно! А еще вопросик можно?!

– Давай, понаставляю молодежь! – довольно подбоченился летун.

Прочие его товарищи-строители уже разбрелись по углам. Одни продолжили работу, другие достали перекус и начали свой разговор. Только Талик и его отец, стоя немного в сторонке, внимательно наблюдали за этим спонтанным наставничеством.

Юноша бы тоже хотел подойти ближе, однако за мельтешением вихрей вокруг Вархага и Шенне боялся оступиться и провалиться меж брошенных поперек балок досок.

– А правда, что нельзя перемещаться быстро?

– Конечно можно! Но, как правило, недолго! – рассмеялся наставник. – Повыше пятку, плечики вперед – и полетел. Так даже проще равновесие держать. Вот только…

– Слишком опасно то?

– Ага! Раз упадешь – и все, считай, что отлетал…

– Жаль. Уклоняться тоже невозможно?

– Что? Уклоняться? От чего?

– Допустим, от клинка!

– Я думаю, – зачесал тот бороду, морщинки побежали по его веселому лицу, – хороший мастер сможет. Смотри вот!

Вархаг буркнул под нос призыв и через несколько секунд уже висел метрах в пяти над вершиной башни. Затем покосился набок, согнул в коленях ноги и оттолкнулся от невидимых опор под его ступнями.

– Дар-скальд! – нарочито громко, чтоб слышала ученица, выкрикнул он и, немного сбалансировав левой рукой, восстановил равновесие несколькими метрами правее.

Строители, наблюдавшие за его трюком, одобрительно зашумели.

– Я поняла, еще один призыв! – крикнула ему девушка.

– Да, и никак иначе! – чуть приподняв левую пятку, летун начал планировать к ближайшему бортику на краю крыши.

Зацепившись за сияющее лицо девушки, Вархаг не глядя прыгнул на намеченный им каменный блок, из сотен которых была сооружена башня. Чтобы избавиться от полетных «точек силы», требовалось именно спрыгнуть, иначе по приземлении те бы продолжили толкать его вверх.

В тот раз, однако, глазомер подвел Вархага, и он, зацепившись за обтесанный камень лишь самыми пальцами ног, соскользнул. Голова его по инерции устремилась к каменной стене, дар-буган, защищая хозяина, «выжег» в ней объемную вмятину, наряду с руками заметно смягчив удар, но не избавив от него.

Если бы не этот удар, опытный летун наверняка бы успел за секунду, что отделяла его от падения, призвать дар Скальда и если не полностью стабилизировать тело, то хотя бы увести его резко вбок – и тем самым врезаться в землю по касательной. Но все случилось так, как случилось.

Завидев соскользнувшего с уступа товарища, строители хоть и напугались, но все же верили, что через пару мгновений тот как ни в чем не бывало взмоет вверх и со словами «Да вот же я!» выдаст очередную шутку. Точно так полагала и Шенне.

Когда раздался глухой удар, все как один кинулись к краю стены. Весельчак Вархаг, беспорядочно раскинув ноги и руки в стороны, валялся у подножия башни в неглубокой яме, выжженой вокруг его фигуры дар-буганом.

– Скорее! Наш Вархаг мог выжить! – первым вскрикнул Корлик и ринулся по хлипкой лестнице вниз.

За ним, лишь чуть менее торопливо, последовали остальные строители.

– Идем и мы? – потерявшая былую веселость девушка подошла к Талику, коснулась его руки.

Тот намеренно не спешил следовать за отцом и его товарищами, мало что различая за стеной их пересекающихся вихрей.

– Идем, Шенне. Ты испугалась?

– Я не успела. Думаешь, он жив?

– Не знаю. Все же свысока он падал.

Шанс на спасение у Вархага определенно оставался. После уничтожения быстро летящей в него материи дар-буган оставлял много небесного пепла, который должен был смягчить летуну падение. Если сердце и мозг не пострадали, сломанные кости и прочие повреждения наверняка смог бы подлечить дар-камилан, а если б небесных сил не хватило, то и призванный на помощь лекарь.

Спустившись вниз, они увидели стоящих вокруг строителей, а на земле – упавшего на колени Корлика, склонившегося над телом старого друга. Вархаг все же не выжил.

– Дурак! Тупой дурак! – едва сдерживал рыдание мужчина. – Неугомонный дурень! Докрасовался… перед девкой юной, – на слезящиеся глаза его попались Талик с Шенне. – Зачем же вы пришли?! Зачем?! – чуть не вскричал он на них.

– Пап, ты же сам меня позвал, – без вины виноватый пробурчал сын.

Бригадирша подошла к своему товарищу со спины, крепко обняла того за шею. Она уже плакала.

– Ну, тише, Корлик, тише… – всхлипнула женщина. – Тут нету их вины, ведь сам же знаешь.

Оставив взрослых со своим горем, подростки отошли в сторонку. Шенне чувствовала какую-то горечь во рту, которую тем не менее сложно было назвать печалью или тем более горем. Летун Вархаг показался ей забавным, однако его уход из этого мира более никак ее не касался. Скорее наоборот, он был в какой-то мере кстати.

– Попробуем забрать его листки? – прошептала девушка.

– Угу, как люди разойдутся, – смурной, отвечал Талик.

– Ты опечален? Зол? Обижен? – забеспокоилась Шенне, для которой плохое настроение возлюбленного значило куда больше, чем смерть незнакомого человека.

– Был зол немного, а сейчас мне просто грустно… наверно, за отца, как будто так…

Вскоре взрослые успокоились и наконец начали вести себя по-взрослому. Кухэ объявила, что тело они увезут на повозке вечером, а сейчас уже хватит лить слезы и пора возвращаться к работе, ведь погожих дней в последнее время и так было мало. Похлопав Корлика по плечу, она разрешила ему побыть внизу столько, сколько тому потребуется. Постепенно пришел в себя и сам Корлик.

– Прости, сын, да и ты, Шенне, прости, – чуть склонил он перед ними свою растрепанную голову. – Я не в себе был. Вы представьте сами… из вас один бы умер, а другой остался. Это мой друг, мой брат, он часть меня.

Эти слова тронули ее много сильнее, даже комок подкатил к горлу, и, если бы ей пришлось что-нибудь отвечать, голос ее наверняка бы сорвался.

– Отец, мы не в обиде, – ответил за обоих Талик.

– Вот и славно, – слегка приободрился Корлик.

– Пап, мы с Шенне могли бы унести… – кивнул он на мертвое тело, – используя призыв подъема. Я думаю, нам бы хватило сил.

– Не надо, сын. И к вам вопросы будут, и силы тратить тоже ни к чему. Мы позже сами увезем и сами объясним Совету.

– Мы посидим тогда внизу, а вечером пойдем уже с тобою, – спокойно объявил Талик, хотя никакого веского повода им оставаться не было.

– Как знаете, – кивнул им мужчина и направился внутрь недостроенной мельницы. – Тогда прикройте тело, доски там, – указал он на левую сторону башни.

– Да, хорошо, отец.

Застелив досками яму, в которой, словно в неглубокой могиле, на слое небесного пепла продолжал покоиться Вархаг, они уселись рядом – Шенне в изголовье, Талик со стороны ног покойного. После смерти Яра близость мертвого тела никого из них уже не пугала.

– Как? Получается? – спросила через несколько минут она, завидев напряжение на лице юноши.

– С трудом выходит.

В отличие от Яра Каира, «листики души» летуна совсем не стремились присоединиться к потоку между Шенне и Таликом. Каждый следующий листик приходилось заталкивать туда дар-матиком, причем если силы было приложено недостаточно, тот упрямо обходил их поток стороной.

После нескольких таких уталкиваний юноша сообразил, что проще все-таки двигать сам поток – если листик попадал в него точно снизу, он через некоторое время проникал внутрь невидимого кольца и уже оставался там. Если же упрямый листик срывался и уходил вверх, тогда уже его можно было «пихнуть» дар-матиком.

В итоге Талик все время ерзал на своем месте, то отклонял спину, то, наоборот, сгибал ее, то наклонял тело к Шенне, чтобы радиус его вихрей мог достать до очередного листочка. Со стороны могло показаться, что у него болит поясница или что он сильно нервничает.

Примерно через пару часов новый листик, вылетевший к ним через неотесанные доски, был втянут внутрь самим потоком – точно как ранее происходило с листками Яра Каира. Талик подивился, задумался и вскоре понял причину.

– Когда в кольце идут его листочки, что ранее уже мы затолкали, то новые толкать в него не надо – они туда и сами залетают! – рассказал он о своих наблюдениях Шенне.

– Неплохо, – обрадовалась она, – но ведь их не так уж много – тех, что взяли…

– Пока что да… Постой-ка! – осенило его.

– Ты чего?

– Приляг! Вот так, как я.

Идея Талика состояла в том, чтобы в момент, когда от его левого плеча выплывает похожий на елочку листок Вархага, запускать его под доски к мертвому телу, чтобы он по пути засасывал все некрепко держащиеся за труп «частички души» летуна.

– Вот так и правда получается неплохо, – определил он по ускорившемуся со стороны Шенне потоку.

К вечеру, когда подъехала повозка, вся эта гимнастика и постоянная сосредоточенность на взлетающих листочках изнурили Талика. И тем не менее он рассчитывал забрать еще несколько десятков «елочек» по пути к центру Калахаси.

Тело Вархага положили в центр телеги, укрыли поверх тряпками. Шенне же вместе с другими женщинами усадили на край повозки. Она пыталась сопротивляться, говоря, что, в отличие от других, совсем не устала, но властная рука Кухэ указала на предназначенное ей место, и девушке пришлось-таки сесть. Шенне расположилась ближе к лошади, свесила с телеги ноги и, сложив ладони в замок, уставилась на Талика.

Он еще не догнал ростом отца, лицу и телу его пока не доставало мужественности, но в представлении девушки лучше его не было. Шенне нравились его пшеничные, начинающие темнеть волосы, его светлые голубые глаза, спокойный нрав и не по возрасту глубокий ум. Со дня призыва Лаллака она ни разу не пожалела о содеянном и, даже наоборот, была благодарна судьбе за их теперь неразрывную связь.

Юноша шел позади повозки, рядом с отцом. Они негромко о чем-то болтали, однако за щебетом иных голосов девушка не могла даже приблизительно понять суть их беседы. Корлик то и дело прихлебывал вино из красной кожаной фляжки своего умершего товарища, хотя, по рассказам Талика, ранее редко злоупотреблял алкоголем.

– От близких… самая большая боль, Талик, – иронично произнес отец. – Они страдают – больно, умирают – жутко, а если предают – не хочется и жить.

– Но ведь от них и самая большая радость, – осторожно возразил сын, потихоньку пододвигая отца в сторону – так, чтобы «кольцо Лаллака», как они с Шенне прозвали поток листиков между ними, проходило одной своей стороной посередине повозки.

– Возможно, сын, – вновь пригубил отец уже почти пустую фляжку, – но радость получаешь понемногу, а боль – всю разом.

Талик не ответил. На миг представив, что он вдруг лишился Шенне, юноша осознал, что в сказанном отцом немало правдивого.

– Любишь ее? – Корлик кивнул на девушку, все еще не сводившую с них глаз.

– Люблю, отец, – спокойно, без вызова ответил юноша.

– Как вижу, тоже и она, – на миг он просветлел. – Не обольщайся, далее не будет просто.

– И почему?

– Ну, так устроен мир.

Талик непонимающе пожал плечами.

– Сестра сказала: «Не загадывай вперед, пусть будет, как само случится», – неодобрительно процитировал сын.

– Нет, в этом неправа Финиста, – отец положил свою крепкую руку ему на плечо. – Коль счастье есть, его держаться надо. Беречь, хранить, а не пускать на самотек… как я. Да тоже и она.

Талик впервые говорил с отцом откровенно. И если ранее в их неладной семье он мысленно всегда держал сторону мамы, то сейчас ему показалось, что и отец, возможно, не является главной причиной этого разлада. Возможно, действительно все произошло само по себе.

10. Яр Муган

Артель прибыла на центральную площадь аккурат к общему ужину. Длинные ряды столов уже были составлены и наполовину заполнились дисциплинированными калахасцами. Никто из них и не обратил внимания на подъехавшую с западной стороны телегу и ее содержимое.

Все они семеро, а с ними и Талик с Шенне, проследовали к столу старейшин, устроенному на каменном около кухни возвышении. Девушка привычно выполняла роль поводыря Талика, в большой толпе терявшего способность ориентироваться.

– Старейшины, – твердо начала Кухэ, – один из нас погиб сегодня. Вархаг. Упал с верхов и шею поломал.

– Скажи им всем, – после неловкого молчания кивнула Яра Аржана на столы внизу. – Такое знать им должно.

Бригадирша согласно кивнула.

– Родные! – во весь голос прогремела Кухэ.

Разговоры в рядах затихли, сотни глаз устремились в сторону подмостка Совета и стоящей на нем женщины.

– Умер наш Вархаг, – уже много тише сказала она и отвернулась к старейшинам.

За столами внизу кто-то вскрикнул.

– Все остальные, – Яра Аржана властно обвела взглядом остатки строительного отряда и прибывших с ним подростков, – так оно и было?

Те виновато кивнули.

– А тело где?

– Вон там, в повозке, – пальцем указала бригадирша.

Внезапно на подмостки влетела в слезах женщина, никак, видимо, не желавшая верить в произошедшее, – супруга погибшего.

– Ну Корлик, как же?! – затрясла она за плечи старого знакомого.

– Летал, Юсина, и тогда ошибся.

– И всё его безумные полеты! – женщина рухнула на колени и, закрыв ладонями искореженное горем лицо, зарыдала.

Яр Муган покинул свое место, присел рядом с рыдающей и, обняв ту за плечи, попытался ее успокоить. Само собой, потерявшая мужа женщина заревела еще сильнее. Старейшина поднял ее и усадил на скамью.

– Ну ты же друг его, – набросился Яр на Корлика, – чего же не сдержал?!

– Да потому, – зло закусил губу тот, – что он без неба жить не смог бы!

– Беспутный друг, беспутный муж! – не удовлетворился объяснением старейшина.

– Ты пасть заткни! – вмиг взорвался Корлик, самообладание которого с утратой друга и опорожненной его фляжкой сильно пошатнулось.

– Эй, на кого затявкал?! – растерянно открыл рот Яр Муган, должно быть, не рассчитывавший на такую реакцию. – На меня?!

В три широких прыжка Корлик настиг его и со всей мочи направил свое тело на старейшину. Их дар-буганы столкнулись, взаимно уничтожая друг друга, образовали невидимый сгусток небесной силы, который отбросил обоих в обратные от столкновения стороны.

Старейшина повалился на каменный помост, тогда как нападавший смог удержаться на ногах и продолжить атаку. Подойдя к упавшему, Корлик наступил тому на грудь и прижал к земле:

– Змея и трус! Как ты еще не подавился желчью?

Потасовки в общине были такой редкостью, что никто даже не дернулся, чтобы остановить или разнять мужчин. Не только Шенне и Талик, все стоящие рядом с ними строители, старейшины, сидящие за столом, но и те жители, что видели драку снизу, лишь изумленно наблюдали происходящее.

Только умудренный подобными выходками первый защитник Гахтаг спокойно встал со своего места и направился к месту драки.

– Дар-каратун, – подходя к Корлику, уже убравшему с груди Яра свою сандалию, он, на секунду остановившись, почти мгновенно призвал темно-синий меч. – Склони колени и предстань перед Советом, – грозно приказал он виновнику.

– Сначала пусть поест, – неожиданно вмешался старейшина Минжур, самый старый и самый уважаемый член Совета. – Ты проследи, Гахтаг.

– Идем! – кивнул он Корлику, отводя свой небесный клинок в сторону.

Тяжело вздохнув, тот последовал за первым защитником – сначала на раздачу, а затем уже к столику, обычно занимаемому Корликом и его семьей у западного края площади. По пути Гахтаг остановился у ближайшего клочка земли и по самую рукоять опустил в нее синий меч. В такой толпе небесное оружие могло легко кого-нибудь ранить или даже убить.

Они поставили свои миски, сели. Гахтаг расположился рядом с поднадзорным. Молча и не спеша принялись за еду.

Глядя на отца, молча жующего сухую лепешку, Талик не мог объяснить его безумного поступка. Юноше была понятна причина злости и раздражения, не ясен был лишь слепой гнев, выплеснувшийся так наружу и теперь грозящий отцу суровой карой.

«Если он думал проучить или убить, то разве стоило вот так… прилюдно? – рассуждал про себя Талик. – Все можно было сделать незаметно. Тайком. Зачем тогда сейчас?»

Разделяла его недоумение и мать.

– Зачем ты так? – осторожно спросила Альма. – Они ж тебя накажут!

– Устал его насмешки выносить, – зло выдавил отец и отвернул от супруги лицо.

Отвернулась и она.

– Вот ты, Гахтаг, – попробовал найти Корлик поддержку у постороннего, – ужели с ним ты ладишь?

Тот пошевелил мощными челюстями, повел носом – и все же промолчал.

– Чего молчишь?

Первый защитник усмехнулся.

– Он не такой злодей, как кажется тебе. Ничем не хуже прочих из Совета.

– Хочешь сказать, он лишь меня не любит?

– Пожалуй, что и да, – холодно согласился воин.

– Да, лишь меня и брата Альмы! – Корлик желчно усмехнулся.

– Ты все равно им лучше не дерзи, – спокойный, дал ему совет защитник. – Ошибок Рахмы повторять не стоит.

Вскоре на трибуну вышла Яра Аржана и произнесла вполне обычную поминальную речь, ожидаемо окончившуюся «Отдыхай, Вархаг!».

– Отдыхай, Вархаг! – дружно вторили ей столы.

– И пусть запомнит наша молодежь, – добавила после старейшина, – небесные дары даны нам для защиты. И также для труда. Никак не для потех! Не для того нам их давали боги!

Когда народ стал расходиться по домам, пришла пора Корлику предстать перед Советом и принять его волю. На этот раз Талику и Шенне пришлось наблюдать снизу.

– Скажи нам, Корлик, так зачем, – Яр Багур подошел к обвиняемому и по-стариковски прищурился, – напал ты на старейшину Мугана?

– Я был подавлен горем, Яр, – Корлик, по всей видимости, заранее заготовил объяснение. – И потому слова его неверно понял.

– Что ж, – покачал головой старейшина, будто предполагал именно такой ответ, – это много объясняет, но все ж тебя не может оправдать. Устав гласит, что нападение на Яра – преступленье.

– Так он ведь жив здоров?

– Эх, Корлик, ты совсем не понимаешь! Зря, что большой. Совет не сможет править, если его не будут уважать. И потому ты примешь кару – сто дней на рудниках работ. Старейшины? – обернулся он к своим коллегам, ожидая их голосования.

Оставшиеся восемь членов совета сразу же подняли правые руки. Было похоже на то, что приговор они согласовали ранее. Поднял свою руку и Яр Муган, хотя на лице его читалось очевидное неудовольствие – то ли он считал приговор слишком мягким, то ли все еще был обижен происшествием.

– Поедешь, Корлик, завтра.

Альма, хранившая молчание за ужином и по дороге домой, высказала все свои недовольства по прибытии.

– Ну, муж, к чему вся эта гордость?! Легче стало?! – металась она из одного угла их небольшого жилища в другой. – А нам с Таликом? Урожай теперь на нас… и все заботы прочие по дому! Тебе ж теперь в бараках прозябать!

Отец молча сидел за столом, смотрел отрешенным взглядом сквозь мельтешащую фигуру красавицы жены, но так за весь вечер и не сказал ей ни слова. Но когда та в слезах ушла обижаться на задний двор, Корлик спешно подозвал к себе сына.