Шелест. Том 1

Щелкал затвор фотоаппарата. Еще одни коп записывал показания в синий блокнот, двое других тихо переговаривались в стороне.

– Как думаешь, Грег, аварию могли спровоцировать? – Совладев с дыханием, Джек посмотрел прямо в глаза полицейскому.

– Пока трудно сказать определенно, хотя такую возможность тоже исключать не стоит. Но если смотреть на тормозной путь, видно: Пол не сбросил скорость перед поворотом, что на этом участке дороги чистое самоубийство.

– Ты хочешь сказать, он мог сделать это преднамеренно?

– Сейчас ничего нельзя сказать с полной уверенностью. Может, дело в плохой видимости, ведь шел ливень, и он мог просто не заметить поворот. Предстоит поработать, чтобы сказать определенно, – полицейский устало посмотрел на Джека. – Хотя на кой черт нужно было кому-то придумывать столь хитроумный план, чтобы сделать свое черное дело, когда есть масса других более эффективных методов, которые и следов бы не оставили. Да и кому мог помешать парень, если ты думаешь об этом? Скорее всего – действительно нелепый несчастный случай. Девяносто пять из ста!

Джек поморщился, вспоминая слова Гордона.

Девяносто пять из ста…

– Значит, все же остаются пять процентов, которые не стоит списывать со счетов? – Коп в ответ вяло пожал плечами.

– Не кажется подозрительным, что Пол сорвался посреди ночи, никому не позвонив. Он мог попросить помощи прежде, чем бросаться головой в омут. Что могло произойти такого, что подтолкнуло его на опрометчивые действия? Вы думаете, Пол просто вот так взял и сбежал с госпиталя, как безответственный подросток? И как – через окно? Он не мог вчера даже ступить на травмированную ногу, тем более спуститься с окна! Не мог не осознавать, что водить машину в таком состоянии, еще и при такой погоде, чистое самоубийство. Вы же его знаете. Он сто раз подумает…

– Молодые импульсивные. Мы вряд ли теперь узнаем, о чем он думал в тот момент, Джек. Мой тебе совет: не забивай голову такими мыслями. Не рви душу. Что произошло – то произошло, ничего уже не вернешь. На то и расследование, чтобы разобраться, что к чему. Оставь копам ломать голову и искать ответы. Возвращайся в город. Нам необходимо как можно быстрее все закончить и открыть дорогу.

– Постой, Грег, а вы ничего подозрительного не обнаружили?

– Что, например?

– Ну, какую-нибудь вещь, которая не может принадлежать Полу.

– Джек… парень угнал чужую машину. Тут ничего ему не принадлежит.

Стоящий рядом полицейский, все время говоривший в диктофон, начинал нервно поглядывать в их сторону. Наконец, он не выдержал:

– Грег, когда прекратишь трепаться. Ты что на ярмарочном базаре? Кто будет делать за тебя работу? Может, предложишь мне? – Он фыркнул, отойдя в сторону. Строгий серый костюм сидел как влитой. Верхняя пуговица на белой шелковой рубашке, несмотря на жару, наглухо застегнута. Галстук подобран под цвет пиджака. Лакированные туфли начищены до блеска.

– Простите, сэр, это я виноват, – Джек кивнул пожилому полицейскому.

– Не стоит лишний раз брать ответственность на себя, парень. Я прекрасно все понимаю, Джек, но работа есть работа. И еще, знай: я не одобряю действия сэра Гордона и его распоряжения пропустить тебя на территорию.

– Да, сэр, понимаю, еще минута! – Он снова обратился к Грегу. – Шериф говорил, что первыми пожар заметили из монастыря, а кто конкретно звонил?

Грег, расстегнул верхние пуговицы рубашки. На лице выступили капельки пота. Становилось невыносимо душно. Джек глянул на двух ворон, с криком опустившихся рядом на дорогу. Довольно крупные, с серебристо-черным опереньем и большим коричневым клювом, они истошно каркали, хлопая крыльями, и кидались друг на друга в борьбе за угощенье, пока одна из них не сдалась и не убралась прочь.

– Добычу делят, что за мерзкие создания? – Вздохнул Грег.

– Это не создания, а черные души.

– О чем это ты?

– Да, так. Мой друг так говорит.

– И он, скорей всего, прав, – вздохнул коп, с презрением косясь в сторону неугомонных птиц.

– Не думаю, птицы всегда лишь птицы. Так кто звонил? – Джек пытался отвести взгляд от особенно жирного ворона с необычной расцветкой – черный с одним совершенно белым крылом. Ворон нагло пялился на него, держа в клюве кусок чего-то розового и мягкого. Замутило. Комок подкатил к самому горлу.

– Вообще-то это закрытая информация. К тому же матушка Афения наотрез отказалась назвать имя звонившего. Знаю только, что ей позвонили из монастыря примерно в начале третьего утра.

– Отказалась, почему? Неужели шериф не может настоять…

– Потому что нельзя нарушать покой ищущих уединение от мирской жизни, Джек. К тому же женщина, уйдя в монастырь, отрекается от своего настоящего имени, данного ей при рождении. Матушка Афения нарекает ее другим именем, и это имя нам ни о чем не скажет. У нас нет возможных полномочий для опроса свидетеля такого рода. Ты же знаешь, матушка ревностно соблюдает обычаи и никогда не допустит, чтобы в монастырь вошел посторонний. Туда и с целой армией не пробиться.

– Сержант Каспер! – Прокричал полицейский, фотографирующий прорванное ограждение.

– Да, сэр.

– Подъехал эвакуатор. Давай вниз. Скажи, что мы закончили – они могут забирать машину.

– Да, сэр.

Грег напоследок кивнул Джеку, тут же направился к мотоциклу. Надев шлем, сорвался с места, обдав запахом выхлопных газов. Ворон с белым крылом пугливо каркнул, выронив добычу, и улетел прочь.

Полицейские свернули лебедку. Чак Бенкс выключил диктофон, убрал в карман брюк и недовольно покосился в сторону Джека. Несмотря на бессонную ночь, помощник шерифа чувствовал себя просто превосходно.

Деятельный от природы, Чак последние несколько лет изнывал от рутиной бумажной работы в управлении. Бесконечные отчеты и доклады сводили с ума. Он тосковал по настоящему расследованию. Жаждал участвовать в перестрелке. Брать вооруженного преступника, оказывающего яростное сопротивление. Идти по следу, словно собака. Не спать по ночам, сутками просиживая в засаде без еды и воды. Он был настоящей ищейкой, никогда не сворачивающей с дороги, а в кого он превратился в Файерлейке? В пыльного бумажного червя!

Чак Бенкс получил перевод из полиции Прайнвилла в это богом забытое место несколько лет назад за чрезмерное усердие в одном деликатном деле, затрагивающем весьма высокопоставленных особ. Чак получил значок детектива и приехал в Файерлейк – тихий уединенный городок, где ничего никогда не происходило, и ничего никогда не случалось, кроме пьяных драк возле «Босса» и бегства домашних котов.

И вот теперь появилось что-то более интересное, чем заполнение очередного бланка. У него нюх на подобные дела. Чак нутром чувствовал в этом, казалось бы, ясном деле не все так просто.

Тело лежало на асфальте вопреки траектории падения при ударе машины о заграждение, и которое по всем законам физики должно было сорваться в пропасть. Кто-то, видимо, очень старался, чтобы тело нашли и опознали как можно быстрее. Это не несчастный случай.

Теперь в этом детектив был почти убежден. Чем дольше он обследовал место трагедии, тем более росла уверенность. Но пока Бенкс не намерен делиться подозрениями с шерифом. Для начала сам проведет небольшое расследование. Любая теория должна опираться на факты, а пока у него их нет, лишь предположения.

Начнет он, пожалуй, с Джека и его компании. Что-то парень слишком напряжен и нервничает. На кой черт ему понадобилось приходить на место трагедии? Постоянно оглядывается, руки дрожат. По-видимому, звезда футбола действительно владеет информацией, а может что-либо видел. Возможно, Пол Хьюстон успел рассказать ему нечто интересное. Необходимо более внимательно присмотреться к Джеку. Очень уж интересные вопросы задает он олуху Касперу, даже более чем. Вопросы, наводящие на определенные мысли.

Бенкс искоса бросил взгляд на Джека, который в этот момент смотрел вниз на сгоревший остов машины, на сломанные и обугленные деревья. Отметил, как между бровями залегла глубокая складка, руки сжаты в кулаки, слегка дрожат, и, не смотря на жару, кожа покрыта мурашками. На лбу капельки пота, дышит часто и прерывисто. Стресс на лицо. Оно и понятно – потерял друга и все такое, но есть что-то еще. Страх?

Но чего Джеку бояться, если только… Если только это не отлично разыгранный спектакль? Зачем такому парню, как он приходить на место происшествия сразу после аварии? И почему Гордон дал на это согласие?

– Джек, можно тебя?

– Да, сэр, конечно, – парень удивленно смотрел на детектива.

– Мне необходимо задать тебе несколько вопросов. Мы могли бы где-нибудь встретиться и поговорить в более приятной обстановке.

– Если это необходимо.

– Думаю необходимо. Так, где и когда? – Усталые глаза смотрели ничего не выражающим взглядом, словно говорили: «мне все до чертиков надоело, но таковы правила».

– Завтра в девять вечера на аллеи «Огня» у «Озера». Устроит, не слишком поздно? Раньше не получится: тренировка, работа, школа…

– Понимаю. Вполне подходит, заодно прогуляюсь перед сном. Для меня, как для старого холостяка время ничего не значит. Я волен распоряжаться им на свое усмотрение. А теперь парень, позволь закончить работу.

– Конечно.

Джек в последний раз бросил взгляд вниз на обгоревший скелет машины, из которой до сих пор валил дым. Пологий склон круто уходил вниз. Местами деревья и кусты вырваны с корнем, уцелевшие – чернели обугленными верхушками. Падая, машина оставила позади себя след, словно кровоточащий рваный разрез на коже от ржавого тупого лезвия. Смертельная дорога, ведущая в никуда!

Внизу работала вторая группа, которая до сих пор ничего заслуживающего внимания не обнаружила – огонь уничтожил улики, если таковы и имелись. Тем не менее, копы продолжали прочесывать место падения дюйм за дюймом. Искореженный каркас машины уже грузили на эвакуатор.

Джек развернулся и, сутулясь, направился к пикапу. Если бы он вдруг обернулся, то поразился бы разительной перемене, произошедшей в облике детектива. Мутный апатичный взгляд исчез, а вместо него появился цепкий оценивающий взгляд профессионала-ищейки, не упускающей ни малейшей детали. Чак Бенкс, сощурив глаза, с подозрением и легким нетерпением следил за уходящим парнем, затем поднес руку с часами к самому лицу:

– Так-так, – многозначительно протянул он. Брови вопросительно поднялись вверх.

***

Когда Джек подъезжал к городу, зазвонил сотовый. Перед глазами до сих пор стояло темное кровяное пятно и жирная ворона, клевавшая землю. Джека тошнило.

– Да, Луис.

– Ты где? – Выдохнул в трубку друг. – Не мог к тебе пробиться! Временно недоступен. Ты что отключал телефон?

– Подъезжаю к городу. Решил съездить на место аварии. Ты же знаешь, здесь сотовый плохо ловит.

– Ты ездил на Уотерби? Что же ты… Почему мне не позвонил, я поехал бы с тобой!

– Извини. Все расскажу при встрече. Это нужно было сделать как можно скорее, пока они не убрали машину и не уничтожили все следы. Времени оставалось мало. Вы где?

– В церкви. Здесь практически собрался весь город. Не подъехали только Хьюстоны, их ждут с минуты на минуту. Ты успеешь?

– Да, скоро буду. Увидимся.

– Джек, ты в порядке?

– В полном, – он убрал телефон. Мысли все время возвращались к Полу и произошедшей аварии.

«Сегодня на шоссе уберут свидетельства трагедии. Поставят новое ограждения, наладят освещение, и дорогу откроют. Все пойдет обычным чередом. Город продолжит жить своей уединенной жизнью. Джес со временем, возможно, забудет его. Боль потери с годами притупится. Она выйдет замуж, а Пол станет историей… Только не для его семьи…»

Луис с Майклом встретили Джека возле массивных дверей церкви. Он автоматически вложил пожертвование в прорезь чаши «Подношений» и отвернулся, не желая смотреть на друзей. Не хотел, чтобы они видели его таким. Не хотел видеть, что переживают они. Все и так предельно ясно.

– Интересно, как они деньги достают, – прошептал Майкл, разглядывая овальную, без каких-либо отверстий для ключа сферу. – Не вижу ничего, чем бы можно было это открыть, – по дрожащему голосу и застывшему лицу было понятно: он говорит только ради того, чтобы скрыть от остальных то, что и так написано на лице: растерянность, ужас, жалость, неверие – все вперемешку.

Дэн остался в церкви, и не вышел встретить Джека. Парень неестественно прямо сидел на самой дальней скамье и слезы не переставая текли из глаз. Он даже не сразу заметил ребят, опустившихся рядом. Луис легонько сжал его плечо, давая понять, что он не один.

Зал постепенно наполнялся людьми, шепотом обсуждавших произошедшее. На лицах застыли недоумение и страх. Каждый в городе испытал шок и каждый задавался вопросом: как такое могло произойти?

На первой скамье вместе с родителями сидела Джесика, девушка Пола. Уткнувшись в отцовское плечо, она тихо всхлипывала. Шериф Гордон, вспотевший и красный от жары, нервно вытирал дрожащей рукой, с зажатым в ней носовым платком, обрюзгшее лицо, то и дело нетерпеливо поднося руку с часами к глазам. Рядом – его молодая жена, на лице которой застыла маска растерянности и печали. Рейчел нигде не было видно. Джек возблагодарил Бога за то, что ее сейчас не было в церкви. Он вряд ли смог вынести ее скучающий и вечно недовольный вид.

Ближе к проходу расположилась семья мэра: его сыновья – Артур и Генри. Джек отметил, что Фреда тоже нет. В середине ряда пустовало два места для Джереми и Тины Хьюстон, родителей Пола.

Прямоугольный зал тонул в тусклом свете свечей. По традиции свет не зажгли и только широкие, как блюдце свечи, развешенные в специальные позолоченные подсвечники, рассеивали темноту. Лакированные деревянные скамьи с высокими спинками стояли в двенадцать рядов. Высокие резные колонны из белого мрамора по обе стороны уходили далеко вверх, теряясь во мраке свода.

Потолок, с изображенными ликами святых и сценами их жизни, разрисован особым составом краски, которая уже многие десятилетия не теряла свойств, не тускнела, оставаясь такой же яркой и блестящей. Каждый раз, когда массивные дубовые двери распахивались, и легкий сквозняк играл с ярким племенем свечей, сцены оживали. Святые будто двигались, склоняясь в почтенном поклоне. Стены храма украшали позолоченные иконы, а в центре за алтарем располагался большой крест.

Прямо перед алтарем, на невысоком постаменте портрет Пола, с траурной черной лентой, где он счастливо улыбался на фоне цветущего кипариса. Темные, коротко остриженные прямые волосы аккуратно уложены, на щеках играет яркий румянец, в карих глазах – озорство, дерзость и сила жизни.

Джек всматривался в знакомое лицо, не желая верить, не осознавая, что его больше нет. Такого не могло произойти с ним. Только не здесь и не сейчас. Как можно в одно короткое мгновение исчезнуть, перестать существовать, превратиться в ничто? Как можно не ощущать тепла солнечных лучей, не слышать птиц и стрекот кузнечиков, не дотронуться до пушистого травяного ковра за домом, не окунуться в жаркий день в ледяные воды Овайхи, не вдохнуть полной грудью утреннюю прохладу. Как такое возможно?

Джек сразу услышал голос Рейчел, появившуюся в дверях вместе с Фредом, увидел учителей школы, входящих следом, директора, которая смотрела вперед со скорбью и болью. Вот она отыскала взглядом его. Джек прочел по губам лишь одно слово:

– Держись.

Ламар Уокер, выглядевший не менее потрясенным. Матушка Афения, в черном монашеском одеянии, замерла неподвижно, возле алтаря, словно греческая статуя. Доктор Снейк тихо разговаривал со старушкой миссис Грейс, украдкой вытиравшей слезы. Парень растерянно наблюдал за лицами горожан, пытаясь понять. И как ни старался, ничего не выходило.

Зачем бороться, если все предопределено? Зачем ушел Сэм, отец? Зачем жить, если жизнь бессмысленна, и может закончиться в один миг? А наши призрачные надежды и лозунги лишь оправдание самого существования. Ради чего? Что всеми нами движет? Зачем мы мучаемся, страдаем, надеемся? В чем смысл всего этого? Искупление прошлых грехов? Спасение души? Господи, какая душа?

Майкл, сжав кулаки, низко опустил голову, разглядывая кроссовки. Его девушка, Кети, то и дело с мольбой глядела на него с другого конца зала. Ее глаза блестели от слез, и она все ждала, что он подымет голову, и они встретятся взглядом. Недалеко родители Майкла: его брат Макс и маленькая Сью, которая испуганно жалась к матери, не понимая, почему все вокруг плачут.

Глазами Джек отыскал мать. Керол смотрела прямо перед собой, застывшая, словно кусок льда. Глаза были сухи и пусты, как заброшенный колодец. Бледность лица резко контрастировала с черным, наглухо застегнутым платьем. Светлые волосы беспорядочно собраны в пучок, а руки безвольно лежат на коленях. Страшные воспоминания затопили разум, отстранив от всего, что здесь происходило. Теперь он горько пожалел, что находился не рядом с ней.

Неожиданно воцарилась тишина, все повернули головы к двери. Появление родителей Пола заставило прихожан буквально замереть на своих местах. Джереми и Тина Хьюстон медленно шли по дорожке между рядами. Отец Пола одет в строгий дорогой костюм для официальных приемов, а Тина в простую черную атласную юбку и серую блузу. Волнистые волосы перевязаны траурной лентой, в лице – ни кровинки.

Мистера Джереми нельзя было узнать. Буквально за несколько часов из пышущего здоровьем мужчины, преуспевающего бизнесмена и патологического везунчика, он превратился в сгорбленного больного старика, потерявшего все, ради чего все эти годы работал и жил. Мужчина, шаркая, брел по ковровой дорожке, как осужденный на эшафот, прощаясь со всем, что было дорого, и безропотно смирившись с ожидающей его участью.

Тина до сих пор не осознавала, что происходит: недоуменно смотрела по сторонам, озадаченно глядела на мужа. Высокую, статную ее вели под руку, будто безропотную куклу, непонимающую, что от нее требуют. Пустым взглядом, в котором не было и намека на слезы, она обводила присутствующих в зале, заглядывая в лица с немым вопросом. От этого становилось жутко.

Джереми подвел ее к скамейке: мутный взгляд остановился на портрете Пола. Она долго вглядывалась в дорогое лицо, пока вдруг не покачнулась и упала бы, если б Джереми не успел подхватить ее под локоть. В зале кто-то охнул, люди зашептались. Джереми усадил Тину и опустился рядом, взяв за руку, пытаясь согреть ледяную ладонь жены, которая остановив немигающий взгляд на портрете, замерла, будто растворившись в нем. Словно мысленно уйдя туда же, где находился сейчас ее любимый сын.

Из боковой комнатки к алтарю в черной рясе и с библией в руках торжественно вышел отец Сэмуил. В зале стало так тихо, что было слышно жужжание случайно залетевшей в зал пчелы.

– Дети мои! – Медленно на распев произнес священник. – Сегодня день рождения святой Богородицы. День, который мы так ждали и так готовились к его празднеству. Но случилась ужасная трагедия, принеся боль постигшей нас тяжелой утраты. Наш любимый Пол Хьюстон ушел в царство Господа нашего. Ушел молодым, в полном рассвете. Ушел неожиданно и раньше срока. Ушел, оставив незавершенные дела и планы. Он был одним из лучших среди нас. Братом нашей веры и добропорядочным католиком.

Сейчас он вкушает небесную манну рядом с Иисусом, и мы молимся за него. Мы молим о вечной жизни. Мы молим о тех, кто остался здесь, чтобы хранить о нем память, которая никогда не покинет любящие сердца. За веру, которая станет опорой для нас в столь тяжелое время.

Каждый приходит в этот мир со своим сроком. И нам не дано знать, сколь уготовано и послано нам. Как говориться в священном писании, призовет Бог самых достойных под свои знамена, ибо скоро грянет священная война: война светлых ангелов с темными силами ада. И мы собрались здесь, чтобы помолиться о невинной душе Пола Хьюстона. Просить о прощении грехов, совершенных им вольных и невольных. Просить даровать ему царство Божие и успокоение души. Мы собрались, чтобы почтить память, вспомнить каким он был примерным гражданином своей страны и любящим сыном, – священник поднял глаза к потолку.

Джереми зарыдал, закрыв лицо руками, он все время произносил имя сына, раскачиваясь взад – вперед, будто звал его, но Тина продолжала пребывать в ступоре, не смея отвести взгляда от портрета и не реагируя на происходящее вокруг. В зале вскрикнула Джес, потеряв сознание. Доктор Снейк тут же очутился рядом, оказывая помощь. Поднялся гул. Сидевший рядом с Джеком Дэнни застонал, пряча лицо на плече Луиса.

– Что же это такое? – Повторял он срывающимся голосом.

Джек держался из последних сил. Несмотря на духоту зала, начало лихорадить. Перед глазами плыло кровавое пятно и черные птицы, жадно клевавшие добычу. Он бросил взгляд на мать. Керол смотрела умоляюще и испуганно. Он видел, как посинели ее губы, а под глазами пролегли глубокие тени.

– Все в нашем мире предопределено, но каков будет путь, мы решаем сами, – продолжал отец Сэмуил. – Идти ли нам тернистой тропой: через боль и страдание, лишения и болезни, но светлой дорогой добра к Богу или выбрать более простой путь. Путь, который предлагает нечистый, дорогу греховную, ведущую в ад, обрекающую на вечные муки и изгнание. Наш Пол не боялся тяжелого пути, он шел праведной дорогой, и будет вознагражден за это на небесах. Он всегда останется в наших сердцах, память о нем будет храниться вечно. Ведь как сказано в писании…

Отец Сэмуил читал проповедь еще около часа. Джек плохо слушал, погрузившись в собственные мысли. Он размышлял о детективе Чаке Бенксе, и его мнимом равнодушие, за которым скрывалось нечто большое, чем простое любопытство.

Мысли путались. Врывались в голову подобно смерчу. Чем больше он смотрел на портрет, тем больше задавал вопросов, тем сильнее чувствовал – это начало… начало чего-то ужасного и неминуемого. Он смотрел на горожан, пристально вглядывался в лица. Кто? Кто может стоять за всем этим.

Бенкс… Что хочет прояснить для себя детектив? Значит, его тоже что-то смущает в этой истории? Значит, он тоже не верит в несчастный случай на повороте. В противном случае коп спокойно закрыл бы дело, сдал в архив и незамедлительно отрапортовал Гордону об установленном факте несчастного случая, чем вызывал бы огромную благодарность и поощрение за честную службу. Но что-то привлекло его внимание там, на шоссе. Джек не мог объяснить, но он чувствовал то же. Как-то все не складывалось ни с характером Пола, ни с его поведением накануне и странным бегством из госпиталя. Будто утеряна какая-то деталь, последовательность событий, кем-то вырезаны несколько часов жизни Пола. Джек привык доверять ощущениям. И они еще никогда его не подводили.

Браться Керлины… могли ли они быть причастны? Если да… тогда как сумели выманить его из госпиталя, как могли заставить совершить побег? Мотивы… Их нет. Если бы дело касалось Керлинов, Пол бы позвонил. Но он не позвонил! Почему?

Мозаика не складывается, недостает слишком много пазлов. Картина непонятна и смазана. Но теперь, перебирая последние мгновение их встречи, было очевидно – Пол хотел о чем-то рассказать перед самым их уходом. Его это мучило. Он нервничал, постоянно смотрел в окно, размышлял, был рассеян, почти не вступал в диалог.

«Ну почему я не обратил на это внимания, поглощенный ничтожными мыслями о Рейчел. Почему сослался на чувство вины, которое, якобы, испытывал Пол перед командой?»

«Но ведь ему стоило только набрать мой номер! Всего один звонок мог изменить его судьбу: сидел бы Пол сейчас на веранде и пил капучино, а теперь»… – он автоматически посмотрел на доктора Снейка.

«Переживая о собственной судьбе, я оказался таким слепым. Моя вина в том, что погиб Пол. Если б я был внимательней, он не оказался бы на серпантине ночью с травмированной ногой и накачанный обезболивающими препаратами».

«А если предположить, что Пол просто не успел позвонить! Но, Господи, зачем кому-то нужно было… лишать его жизни?»

Кто-то взял за руку, с силой сжав ладонь. Подняв голову, Джек увидел склоненного к нему Луиса, пристально следившего за выражением его лица. Друг покачал головой, словно догадываясь, о чем он думает, и сильнее сжал руку.

– Ты не можешь обо всем знать, – прошептал он, и Джек не понял, что он хочет этим сказать.

Отец Сэмуил закончил речь. Теперь все желающие выходили к алтарю и говорили о Поле. Сначала к портрету подошла директор школы «Святого Патрика» Лили Стофф. Она долго говорила, каким Пол был замечательным и добрым парнем; выступили Ламар Уокер, шериф Гордон, мэр Рон Керлин, люди, которые знали его с детства, мисс Грейс и даже садовник Паркер, Моника Грейт, и еще несколько школьных друзей.

Последнее слово сказала матушка Афения. Сухо и высокопарно она заговорила о божьей воле, о том, что не всегда нам понятны его мотивы, и мы не можем постичь его великих замыслов, но должны принимать все, что ниспослано свыше, независимо от тяжести постигшего нас горя. Все что произошло – предопределенно заранее, таков его путь, его предназначение. Она отыскала глазами Джека и уставилась на него холодным, как у рыбы-пираньи, взглядом.