Возрождение, или Граната в руках обезьяны

Зашевелился монстр в землянке, залечил глубокие раны тысячелетия, причиненные самому себе. Сыровато стало, захотелось вылезть на белый свет в дома. С топорами, пилами наступал на природу, ни с чем и ни с кем не считаясь, только бы реализовать свои желания: гулять – убивать, жрать – ср…, спать – рожать.

Па мановению руки старейшины народ двинулся к реке. Мелкими повозками вся округа очищена от камня – пошел на фундамент. Застонал лес, спиленный под корень. Зацепив крюками, мужики тащили к реке, где юноши расчищали место под дома, вырубая молодняк. Женщины и девушки ушли на болота заготавливать мох. Мелкая детвора вдоль реки нарезала тростник для крыш. На склоне берега возникали колодцы домов с прорезанными дырами для окон и дверей. Как и предлагал Архимед, доски пришлось пилить на больших козлах, один человек стоял наверху и поднимал пилу вверх и нажимал на бревно, снизу двое тянули на себя, распиливая его.

В бурном потоке весеннего пробуждения вместе с природой или под шумок, заявив себя миру, родилась первая деревня. Деревянные дома с желтыми тростниковыми крышами и глинобитными печами. Оставив после себя загубленный вековой бор, истоптанное клюквенное болото с сорванным, словно кожей, мхом. Река оголила берега, лишилась нерестилища для тысячи жителей подводного мира. Окна сверкали мочевыми пузырями крупных животных, сколько окон, столько и загубленных жизней понапрасну (никто не догадался заготовить впрок), а туши воины втихаря прятали в ельниках или просто бросали хищнику.

На краю деревни заканчивалось последнее строительство: кузница и гончарня.

– Хорошо-то как. Такую деревню отгрохали, загляденье, – вздохнул полной грудью дед.

– Твоя правда. Отгрохотали быстро, но и разгромили всю округу, на долгие годы щемить мое сердце будет, – заохал Светлич.

– Природа восстановит быстро, всю прежнюю цивилизацию стерла с лица земли, ни следа не оставив.

– То-то и оно, стерла, никого не пощадив, чтоб впредь умнее стали, а мы снова на те же грабли наступаем. Э-хе-хе, – проворчал мудрец и ушел.

. . .

Весна красна, все вокруг щебетало и пело, лягушка на лягушке ездили везде, как говорят в народе: весной щепка на щепку лезет. Мы с Эврикой не разлучались ни на миг, вдвоем лепили, ковали, читали книгу. Помогали друг другу, часто соприкасались, но что-то случилось, куда подевались «мурашки», возникшие в тот зимний вечер? Наверное, замерзли. Она стала мне сестрой, дед заметил изменение в наших отношениях, стал называть двойняшками. Шутил: «Когда это успел твой батька гульнуть на стороне? Вона какую внучку затихарил».

Забот прибавилось, в дома настилали полы и подшивали потолки. Требовалось много досок, печки лепить, снова доски. Вследствии требовались гвозди, металл остался в крупных болванках. В новой печи, в глиняной чаше дед сумел расплавить железо и залить в разнообразные формы. Но беда не ходит одна, закончился уголь. Идти за углем без Спаса не решались, много не принесешь, и на месяц растянется поход. Ждали северный отряд. Эврика с тремя местными девчонками не вылезала из гончарни, лепили все, от посуды до труб дымохода (моя идея!). Хлопцы гурьбой носили кто что – хворост, глину, воду, – главное задержаться подольше возле девок. Смех не умолкал дотемна. Светлич предложил пристроить комнату для ткачих и комнату столяров. Пусть молодежь вместе собирается, дружнее и веселее жить. Поздно вечером дома мы обучали малолеток грамоте, у взрослых совсем другое на уме.

С первыми грибами пришло известие от северного племени, точнее, оно само пришло. Известия, как всегда, два, грустное и радостное.

Зимой вернулся брат саблезубого тигра с тигрицей, домашний родственник свое село в обиду не дал, так они отыгрались на соседнем. Вырезали всех, семь человек избежали участи, гостевав в селе Старомира. До самой весны дикие тигры бродили по околице, самец, с детства находясь с человеком, перенял все его повадки. Он легко по шороху шагов отличал воина от мужчины, шедшего за хворостом, определял расстояние выстрела стрелы, не приближался без толку.

Домашний зверь, кормившись возле людей, вырос гораздо крупнее, исправно нес охрану села, разок помял братцу бока. С месяц не попадался на глаза охотникам. Худо пришлось и Спасу, отощал, находясь на территории села. Иногда они с тигром прогуливались в лес, тогда бока зубра раздувались, как бочка. Вся дичь, распуганная монстрами, покинула ближайший лес. Воинам приходилось дальше уходить от жилищ. Голодали все, с первыми оттепелями, когда снег спустился в ложбины, оголив холмы, Старомир объявил о походе на юг.

Обильные зимние снегопады образовали многочисленные завалы, приходилось останавливаться и разрубать стволы, повозка без дороги не пройдет. В ложбинах снега лежало по колено, бесконечные ручьи насыщали землю водой, которая превращалась в грязь. Медленно, километр за километром, обоз двигался к Большой реке. Спас тащил огромную повозку, нагруженную шкурами для шалашей и малыми детьми, все остальное пришлось везти на мелких повозках людям. Брали самое необходимое, не обременяя себя лишним весом. Спали в двух больших палатках, лежали плотно друг возле дружки, колья для каркаса рубили на месте.

«В тесноте да не в обиде», – говорил Старомир. На шестой день похода «дикая парочка» прекратила преследования, и народ вздохнул с облегчением. После переправы на наш берег ушел и защитник села – домашний Тигр. Всю ночь он выл, оставшись на том берегу, с нашего, вторя ему, мычал Спас, будто советовались, как поступить. Наутро, стоя на противоположных берегах, дружно издали боевой рык, разошлись в разных направлениях, Спас вернулся к нам, Тигр ушел на родину, зов предков манил к себе, да и летний климат ему пошел бы не на пользу.

– Здорово, Архимед! – расставив руки, кинулся на меня Донжуан. – Возмужал-то как, не узнать! Настоящий воин!

– И я рад тебя видеть! Донжуанчик, как я соскучился по тебе.

Мы схватились в крепких объятьях.

– Как так соскучился, а Эврика? Небось, скоро архимедики побегут.

– Да ну тебя, опять за свое, – рассмеялся я.

– Вижу, цивилизация наступает полным ходом. Задержись на годик, так и не застали бы никого.

– Куда мы денемся? Тока из-под земли вышли.

– Во-во, вышли на божий свет, расправили крылья, как бабочки или жуки навозные, и к звездам.

– Это все мечты, детские выдумки, как можно лететь так далеко и не умереть от старости? Лететь в такую даль, что солнце становится точкой.

– Не хандри, я знаю точно, полетишь. Ха-ха.

– Во обалдуй, пошли лучше, покажу новую кузницу и гончарню, где работает Эврика, – обнял его за плечи.

Оказалось, я немного перерос товарища.

По дороге Донжуан резко остановился.

– Я почему-то уверен, что полетишь, – серьезно произнес он. – Видели твою Софью.

– Кого? Где? Тьфу ты, опять шутишь.

– На берегу широкой реки, где ты и говорил, на повороте.

– Великан и сейчас там стоит?

– Не великан, а великанша, – поправил Донжуан. – Вся в белом платье, переливаясь в лунном свете. Тока, видно, не одна она, кажись, две головы. К утру исчезает, ночью вновь появляется. Два дня ночевали, первый на своем берегу, пока готовили переправу, я сбегал туда, страшно – жуть, но ничего не нашел, второй день на нашем, тьфу, на вашем. Запутался вконец.

– Ладно, попожжа разберешься, дальше что?

– Что-что, ничего, две ночи появлялась.

– Надо деду рассказать, может, отпустит.

– Э-э, да ты еще за деда прячешься, вояка. Во передохнем, отъедимся на ваших харчах, возьмем Спаса и съездим к моему народу. Знаешь, я, кажется, женился.

– Конечно, да, хорошо, – я не знал, как ответить после его издевки про деда, хотя радость переполняла всю душу.

– Да че ты, в самом деле, сжался? Хочешь прыгать – прыгай. Успеешь, повзрослеешь и душой, не только телом, дай срок, не торопись с этим. Думаешь, раз назвали воином, значит, приговор баловству и детству? Как бы не так. Я и сейчас не против побеситься, – уловил мою растерянность Донжуан.

Я обнял Донжуана и прошептал на ухо «спасибо». На пороге гончарни Донжуан застыл, как изваяние.

– Вот это да!

– Это Эврика сама сделала, всю посуду, что видишь, – с гордостью объявил я.

– Не-е, не то говоришь! Посмотри, какая дева, писаной красы!

С этими словами он подошел к Эврике, взял за руку и, преклонив колено, поцеловал ее. Затем выпрямился и, не отпуская руки, повернул деву, как волчок. Она не противилась, словно под гипнозом.

– Ай-яй, конечно, сама ж выросла и везде где надо. Слепила себя, ни дать не взять, по образу и подобию божьему.

– Бросьте вы, дядько, – отдернув руку, раскрасневшись, отбежала в сторону.

– То-то, дядько, – вздохнул он. – Где мои семнадцать лет? Ладно, показывай, что сотворили.

Прошелся вдоль полок с посудой, на них стояло множество разнообразной посуды от маленьких кружечек до огромных котлов.

– Подари вот эту, век буду вспоминать, когда брагу наливать, – в рифму произнес просьбу, держа в руках литровый кубок. – Сколько ж в нее влезет! Как удобно, маханул разочек, и пустой бурдючочек.

– Берите, дядь… Извините, не припомню вашего имени.

– Донжуаном меня кличут, о, распрекраснейшая дева, очей очарование.

– Харэ тебе в краску вгонять местное население, вроде как и женатый, – послышалось сзади.

– Поспешил я с этим, однако, поспешил. Хи-хи. – в ответ усмехнулся бродяга.

– Зверобой, привет! И ты здесь! – воскликнул я.

– А где мне быть? Погостил и годе, чай, пора и совесть иметь. Отпусти, медведь, на севере выжил, так дома задавят. На девок силу прибереги.

– Во-во, и я говорю, красну девицу запер в глиняном доме, и сам не гам, и другому не дам.

– Уважаемые дядьки, приглашаю вас к нам в гости. Час уже поздний, а вы с дороги голодные, – с ударением на «дядьки» пригласила Эврика.

– Не сказал бы, что и сильно, но отказаться от такого приглашения грех, да и брага Мастера Сталь самая отменная, боюсь, скиснет без нас, – покручивая кружку в руках, произнес Донжуан.

– Пошли, ДЯДЬКА! – стукнул в плечо Зверобой.

– Пошли, ДЯДЬКА! – ответил тем же Донжуан.

Обнявшись за плечи, два закадычных друга прихватили и меня, с трудом протискиваясь в дверной проем, с роготом вывалились на улицу.

– И где ж вы такому научились, лепить глину, дома красивые рубить? Вас нельзя оставлять одних, – шутливым тоном, рассевшись за столом, спросил Донжуан.

– Подожди, я, кажись, догадываюсь, Архимед книгу научился листать.

– Листать и я смогу, вот понять, – уколол Зверобой.

– Это мои двойняшки денно и нощно разбирали ее и накопали, что имеем, – на пороге появился дед.

– Доброго здоровья, Мастер Сталь.

Воины по очереди поклонились и обняли деда.

– Присаживайтесь за стол. Внученька, ставь на стол мои любимые клецки. Такое северяне и не пробовали.

– Хозяюшка у вас – любо глянуть, а ночами занимаются, видно, не тем, – сыпал колкости Донжуан.

– Хватит, – повысив резко голос, сказал Мастер. – Тебе стращать молодежь, созреют – найдут себе, с кем гнездышко вить, – уже смеясь, закончил дед.

– В гости позвали, кружку подарили, а пить шо? Тока не говорите, что не варите брагу, – Донжуан глазом не моргнул, перевел тему.

– Каюсь, непорядок, Архимед, неси бурдючок, за печкой стоит.

– Да побольше, чтоб до утра хватило, нам спешить некуда, – добавил Зверобой.

Я чинно налил большой кувшин с длинным тонким горлышком и поставил на стол.

– Блин, красиво жили древние люди, в теплых хоромах, ели похлебки, – разнежившись, произнес Донжуан.

– Не завидуй, они красиво отжили, и что теперь? Как бы и нам не сгинуть от нежностей, – пробурчал Зверобой.

– Сплюнь, тока жить начинаем, так сказать, возрождается человечество. За него, за человека! – поднял кружку Донжуан.

– Чтоб мудрым рос, сам жил и другим не мешал развиваться. Будем! – следом поднял кружку дед.

Приняли по кружке и застучали ложками о миски, затем по второй накатили. Беседа потекла по законам алкоголя, чем больше, тем неразборчивее и все обо всём.

– Так, говорите, видели лунную Софью? – невзначай спросил дед.

У меня мясо застряло в горле, зашелся кашлем. Донжуан допивал брагу, прыснул ею через стол.

– А вы откуль знаете про Софью? Я никому еще не говорил. Ты проболтался? – Донжуан уставился на Зверобоя.

– Ха-ха, вы же целый час стояли напротив кузни и горланили во весь голос, молотом, чай, не мог заглушить, – помолчав немного, добавил задумчиво. – Видел и я ее в молодости, охотился на берегу Большой реки. Лунная ночь выдалась, силуэт призрака мерцал в лучах света и почему-то резко исчезал и вновь появлялся, словно Архимеда лампочка, включалась и выключалась. На следующий день я сплавал туда, но ничего не нашел, даже следов.

– Дед, надо сходить и нормально обследовать, раз она не исчезает, – встрял в разговор я.

– Вначале поможем северянину в лице Донжуана дом построить, если я правильно услышал, он женат, и с тем поздравляю.

– Спасибо, я быстро управлюсь.

– Дом не баба, быстро не получится, – съерничал Зверобой.

– Конечно, с хорошенькой можно и долго.

– Еще наши соседи скоро примкнут к нам, помощь понадобится, – не обращая внимания на смех, продолжил дед.

– Мастер Сталь, – набравшись храбрости, вспылил я. – Это и до осени не управимся, мы с Донжуаном махнем на недельку и вернемся.

– За недельку не управитесь, плюс переправа, а если найдете чего, вообще не скоро вернетесь, если верн… – запнулся дед.

– Ага, и сам сомневаешься, что ничего нет, старый плут, – не обращая внимания, злостно произнес я.

– Во как, вопрос ребром, ваша взяла, – улыбнулся дед. – Без хозяина избу все одно ставить не будем, доски сам напилишь, не отлынивай.

– Мастер, я еще не решил, где избу ставить, скорее, на Большой реке останусь. Приглянулась мне она, такая ширь, рыбы тьма. Старомир из изоляции от тонкой проволоки древних сеть придумал, к моему приходу обещал приготовить. Еще дерево наглядел в два обхвата, долбленку хотелось сделать. Все мечты, мечты. Не могу я без рыбалки. Архимед! – рявкнул он, всполошив всех. – Тащи еще бурдюк, а то тоска одолевает.

– Охота лучше, и с медведем померяться силами можно или сохатого погонять.

– Зачем гонять? Вон зимой зверь сам пришел к Следопыту, если бы не был дома, так и рога сохатого получил бы, – рассмеялся я.

– Все одно рыбалка тока летом, а зимой лапу соси, как медведь.

– Зимой со Старомиром под лед сети ставить будем.

Снова в споре сошлись два закадычных друга. Я тока успевал подливать в кружки.

– Блин, Архимед, скоро твой бурдюк закончится? А то мой уже переполнен. Надо до ветру сходить, да ноги не идут, – предложил Зверобой.

– Эврика, голубушка, случайно, ночной вазы не сделала? – хихикнул Донжуан. – Совсем занемог наш охотник.

– На узел завяжите, дядько, – буркнула она. – Не диво, уже второй допиваете.

– Ха! Точно, ночной надо, второй бурдюк еще не доходил, – объявил дед. – Всего дней семь ходит. Я думаю, чего это мой живот загудел, как огонь в горнило.

– Тогда пора по домам.

– Погодьте, а где ночевать думаете? Ваш шалаш на Большой реке, к ночи не доберетесь, если вы даже и лосиной породы. Ночуйте у нас, да, дедуль? – предложила Эврика.

– Конечно, куда вы на ночь глядя, хотя… – дед посмотрел в окно, на дворе занималась заря.

– Тогда за встречу с Софией! – поднял кружку Донжуан.

– Сначала за хозяйку, давшую славный приют. Ура!

– Ура! Ура! Ура! – прогремело сквозь ночь.

– А почему София? – полюбопытствовал дед.

– Архимед во сне бредил, порывался к ней на встречу.

Допили второй бурдюк, так никого и не прогнало, видно, доходила брага, все разлеглись на дощатом полу. До чего хорошо, сырость от земли не проходила через дерево.

На следующий день пришли послы соседних племен за плотничьим инструментом, они решили строиться на берегу другой речки, текущей на север. Лютов и Радимир решили строиться вместе, их племена были помельче Светлича. Еще сыграло в этом деле небольшое соперничество молодых вожаков перед нашим мудрым старцем.

Снова заворочался людской монстр, уже на другой реке, не замечая мелкого под ногами, увеличился в размерах, захватывая территорию, тесня исконно местного жителя, лесной народ. Неужто снова родился жестоким и беспощадным или, напротив, научится жить в мире? Пока последнее не получается.

Погостив с недельку, группа «северян», точнее, жители приженившихся на севере, взяв дивную пилу для досок, немного стамесок, рубанок, все, что осталось после послов-соседей, выдвинулись в обратную дорогу, строить новое село у Большой реки.

Дед с большой неохотой отпустил с ними меня.

– Иди, там твое будущее. Тока запомни на всю жизнь, прежде чем будить зверя, узнай поближе, каков он и хватит ли силы побороть или мудрости жить с ним в мире. Может, лучше отложить на потом, когда человечество более возмужает. Видишь, как застонала природа от мелкого изобретения, колеса да пилы, не говоря о боевых клинках и стрелах?

– Хорошо, деду, буду аккуратен, может, и Эврику отпустишь? Она боялась сама тебя просить.

– Пока нет, ее ремесло здесь. Обживутся немного северяне, подучит своих подруг, пусть идет, северян также учить надо.

– До свиданья, деду, я скоро вернусь, вот увидишь, ты и соскучиться не успеешь!

Я повернулся и, не оборачиваясь, пошел на край села, где собирались северяне. Много еще наших добровольцев из числа молодых парней и девушек согласились идти оказать помощь переселенцам. С Эврикой я не прощался, да и она знала, когда уходим, провожать не пришла. Мы не знали, как вести себя, как брат с сестрой или как любимым. В наших душах вселился страх, что снова вспыхнет искорка мимолетной любви и угаснет, растревожив надолго покой перед разлукой.

Северное селение

Река, могучая, древняя, текущая на запад, неведомо куда. Сколько событий произошло за ее тысячелетнее сосуществование, отбилось в памяти крутых берегов. Сколько зверей она напоила, вывела и прокормила рыб, да и люди, поди, часто навещали ее, жгли костры, жили на берегах. Сколько жизней спасла от голода, а неосторожных, обессиленных прибрала к себе.

Перед глазами всплыли воспоминания переправы Спаса и нашей помощи ему. Так просто могла закончиться жизнь, только вместе не одни люди, но и природа может выживать, помогая друг другу, а по отдельности – забвение и дикость.

На древних картинках нарисованы лодки с парусами, плывущие по волнам легко и непринужденно. Но главное – она помнит людские войны, трупы, плывущие в бесконечность в красных водах от собственной крови. Древний дикий мир, как его избежать в настоящем?

Северяне расположились на нашем, левом берегу, отгородившись крутыми берегами от севера, немного западнее берег полого спускался к воде, превращаясь в небольшую отмель. Далее река делала резкий изгиб, и берега снова поднимались над ней неприступной стеной.

Здесь, на крутом берегу, появился младший брат Людского монстра, спокойный и миролюбивый, может, потому что поменьше или в мире всегда и всему существует антипод.

Старомир распорядился мудро, мужчин с пилами и топорами отправил вдоль берега вверх по течению выборочно пилить деревья и сплавлять по реке. На отмели их ловили, и Спас трелевал наверх обрыва, где начинали мастерить фундаменты будущих домов. Женщины также шли по реке и вязали снопы тростника, бросая в воду. Детвора собирала и расстилала на берегу для просушки. Вроде не нарушая баланс сил в природе.

Старомир нормально пережил зиму (несмотря на заверения всем в обратном) и теперь на строительстве не давал покоя никому. Следил за разумностью вырубки леса, тростника, чтобы рвали пучками в разных местах. Лесорубам пришлось уходить высоко по течению, подальше с глаз старейшины. Но не тут-то было, при поддержке праправнука он доставал их и там. На доски разрешал пилить только сухостой. Повезло строителям фундамента, камень брали любой, очищая будущую деревню и пляж.

…

После гибели соседнего племени Старомир корил себя, что не смог произвести объединение племен, не проявил мудрости уступить место лидера молодому вождю соседнего племени. Пусть он и амбициозный, бестолковый, зато сохранил бы жизни целого племени. Правда, в бестолковые руки нельзя давать ничего, тем более, власть, неизвестно, чем это отразится на будущем, возможно, еще большими смертями. Находясь во власти со своей грубой силой, вождь вернул бы варварство на землю. Принял бы он решение идти на юг? И что принес бы на эти земли? Время рассудит, но нас уже не будет, а сейчас за гибель виновен я – Старомир.

Искореняя зло физически, мы сеем новое – справедливое – зло, потому что во благо остальным. Устраняя крупное зло, народ рад нашей праведной силе, но сила должна бороться, когда нет большого, мы обращаем внимание на малое и принимаемся за него. С малого на меньшее, мы ведь правы, народ поддержал. Затем хватаемся за любой проступок, мы привыкли наказывать, сила требует разрядки. Зло не нарадуется нами, истребляя его, мы встали на его сторону, выполняем его работу, рождаем тиранов, деспотов.

Мир без праведника конец света – хаос, мир без грешника – утопия, своей праведностью мы будем придираться ко всем, кто более справедливый, и разбудим гнев. Добро и зло едины, все зависит от морального воспитания, в каждом обществе свои рамки дозволенного. Труднее всего воспитывать морально, поднимать на новый уровень развития, чем физически, раз – и голова в кусты, все проблемы одним ударом – отдыхай. Значит, лень это не только физическая составляющая.

Парадокс: мы придумываем механизмы, чтобы облегчить физический труд, но, физически устраняя неугодных, мы облегчаем моральный труд перевоспитания и, освободившись от моральной нагрузки, вспоминаем о механизмах.

Ночью, ближе к рассвету, в разрывах туч луна осветила противоположный берег, и на повороте реки, возвышаясь над лесом, появилась она в белоснежном платье. Сердце затрепетало, что платочек на ветру.

– Я пришел к тебе, как и обещал, – прошептал я.

– Это хорошо, что держишь обещания, – позади стоял Старомир.

– З-з-здоровья вам, – взволновался я.

– И тебе молодости на долгие годы. Я слыхал, что ты многое узнал про древних людей из своей книги?

– Не совсем так…

– Почерпнул знание, но рассмотрел ли ты мудрость его?

– Не совсем, слова непонятны, судить могу разве по картинкам, они и рассказывают их быт и жизнь. Но это относится древне-предревним людям, таким, как мы.

– Любая вещь, перенесенная тобой в наш мир, может обернуться злом или добром, ты способен различить это?

– Мастер Сталь всегда напоминает об этом. Я еще юн принимать решения, грозящие изменением жизни племени, о любом открытии рассказываю деду, – чтобы успокоить старца, немного слукавил.

– Добре, добре, хоть и лукавишь малость, – прищурил глаза старец. – Ты собираешься посетить ту здань на том берегу.

– Да, Светлич и Мастер Сталь разрешили. Теперь прошу и вашего согласия на поход.

– Благословляю. Хотелось и тебя попросить об одном одолжении.

–Каком?

– Возьми меня с собой, надеюсь не быть обузой.

– Но, но как я могу отказать вам?

– Не удивляйся, беря меня с собой, ты понесешь ответственность за старого хрыча, – впервые улыбнулся старец. – За свои двести лет я многое повидал, много легенд сохранилось в моей памяти от прежних поколений ушедших веков. Одна из них гласит: древние люди не все за собой убрали, согласно закону о возвращении природе естества, оставили великие памятники жития человеческого рода, сокрытые магией. Здесь тому подтверждение.

– Я буду признателен за ваше присутствие в походе, но не отразится ли он на вашем здоровье?

– Не труднее, чем бегство с севера. Да, спасибо за Спаса, если бы не он, не выжило бы племя, один наш Тигр не справился бы с дикими родичами, и я не доехал бы до нового места. Он под прикрытием нашего тигра сломал ребра тигрице, упав на нее боком, и рогом припечатал братца. Они целый месяц к нам не подходили. Он необычный бык, очень мудрый, мы с ним очень часто размышляли о прошлом и настоящем, как жить дальше.

– Как? – удивлению не было предела.

– Душа, чувства, интонация, жесты – это те же глаза, уши, язык, надо уметь пользоваться. Ты мне нравишься своей целеустремленностью, не по годам рассудительностью, я хотел бы переложить свой груз знаний на тебя. Годы мои сочтены, моих родственников внуки уже в земле, задержался я на белом свете, видно, пока не сброшу ношу с плеч. Держит судьба-злодейка для последних наставлений новому преемнику. Бессмертие – это вроде счастье долго жить, но и проклятие хоронить всех.

– А ваши дети, внуки?

– Дети давно ушли в царствие небесное, да и внуки в сражении с дикими людьми. Один праправнук растет, и тот бестолковый, впрочем, как и вся молодежь, пока не повзрослеют, а там и смерть недалеко, некогда учиться. Учеба, как и охота, даны от рождения. Снова остаюсь один со своим кладезем знаний.