bannerbanner
Жизнестойкость арктических городов: теория, комплексный анализ и примеры трансформации. Коллективная монография
Жизнестойкость арктических городов: теория, комплексный анализ и примеры трансформации. Коллективная монография

Полная версия

Жизнестойкость арктических городов: теория, комплексный анализ и примеры трансформации. Коллективная монография

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

7. Поселки-«изоляты» в районах реализации ресурсных проектов

Основной индикатор, по которому выделяется данная группа – близость к многочисленным лицензионным участкам под добычу полезных ископаемых на фоне экстремально неблагоприятных природных условий, низкой транспортной доступности, практически полного отсутствия социокультурных объектов (кроме домов культуры в некоторых случаях). В значительной степени это промышленные поселки, само зарождение которых было связано с началом разработки полезных ископаемых, хотя нередко существенную долю их населения составляют коренные народы. Таков, например, Тухард – «столица газовиков» Таймыра. Некоторые поселки попали в эту группу как потенциальные: рядом находятся не эксплуатационные, а пока только разведочные лицензионные участки. Характерный пример – Новорыбная / Юрюнг-Хая, расположенные на побережье рядом с крупными шельфовыми участками к востоку от Таймыра. Вероятность их разработки при текущей конъюнктуре невелика, тем не менее это делает перспективы данных населенных пунктов не столь безнадежными. Другие уже стали базой промышленного освоения, хотя сами поселки появились значительно раньше – как, например, Новый Порт и Мыс Каменный. Здесь хорошо работает закономерность, при которой первичной базой освоения территории становится более раннее поселение. Сегодня понятно, что это специфически северное проявление принципа «возрастающей отдачи»: в условиях безлюдной территории даже мельчайший поселок и чуть ли не промысловая изба (что описывал Космачев (Космачев, 1974)) обретают ценность первичного освоенного участка.

К сожалению, четко выделить специализированные поселки оказалось сложно, в силу чего в данную категорию попал ряд поселков с высокой долей коренного населения, в настоящее время никак не связанных с добывающей промышленностью (например, Нельмин Нос). В идеале, в следующих исследованиях стоит уменьшить радиус учета лицензионных участков для небольших поселений. Как показывает практика полевого изучения городов и поселков, наличие месторождений в 150 и даже 250 км от крупного города в большинстве случаев влияет на специализацию города: он служит логистической базой, местом проживания или переброски работников, иногда – местом размещения административных и сервисных служб и т. д.; города выступают также получателями спонсорской помощи. Для сел влияние добычи полезных ископаемых ощущается в пределах нескольких километров или первых десятков (и зачастую по-другому, например, через материальную помощь в рамках программ корпоративной социальной ответственности ресурсодобывающих предприятий). Впрочем, определенное влияние добыча полезных ископаемых оказывает и на них: это спонсорская помощь и наполнение бюджета на уровне региона деятельности компании (в таком случае играет роль не километраж, а административная принадлежность), размещение служб различного назначения, или, например, упрощение газификации в силу близости месторождения (поселки Красное, Великовисочное в НАО). Жителям таких поселков нередко удается использовать и косвенные выгоды ресурсного освоения, например, построенные ресурсодобывающими компаниями зимники (так, для Каратайки именно корпоративные зимники – единственный вариант наземной связи с внешним миром). В подавляющем числе случаев населенные пункты следует рассматривать как потенциальные локальные базы реализации ресурсных проектов (транзитные аэропорты, центры обеспечения аэронавигации и т. п.). Таким образом, выделенный тип не выглядит лишенным оснований, но нуждается в уточнении.

В целом, поселки данной группы имеют преимущества перед другими удаленными поселками (следующей, а отчасти и предыдущей группы) за счет большей доступности финансовых ресурсов – однако, они же и более уязвимы, особенно те из них, развитие которых связано с текущими ресурсодобывающими проектами в наибольшей степени. По мере истощения месторождений и/или серьезных изменений рыночной конъюнктуры (например, падения цен на нефть) они неизбежно перейдут в следующий тип населенных пунктов.


8. Автономные поселки-«изоляты»

Как известно, «все несчастные семьи несчастливы по-своему»: данный тип объединяет крайне разнородные по своей истории и существующей социокультурной среде населенные пункты, объединенные в настоящее время одним: максимальная транспортная изоляция от крупных городов и очень узкий набор социокультурных объектов. Чаще всего ситуация в этих поселках описывается через характеристику «бывший»: это бывшие райцентры (например, Нижняя Пёша, Уэлен, Беринговский), бывшие центры ресурсных проектов, обеспечения Севморпути или дислокации подразделений вооруженных сил (Амдерма, Диксон). Многие из них имеют интересную историю или природные достопримечательности (например, термальные источники в Лорино), тем не менее, в силу тотальной транспортной изоляции, слабо влияющие на развитие туризма и социально-экономическое развитие в целом. В этот же тип попали не только поселки, созданные в советское время ради конкретных производственных нужд, но и некоторые старинные, старожильческие (в том числе староверческие) села, устойчиво существующие уже несколько веков, несмотря на изоляцию (а то и благодаря ей): Несь, Ома, Нижняя Пёша, Марково.

По формальным показателям это наиболее «обделенная» категория населенных пунктов – и многие из них находятся действительно в крайне тяжелой социально-экономической ситуации, требующей первостепенного вмешательства. Как сохранение таких поселков (большие затраты на жизнеобеспечение в условиях транспортной изоляции), так и их расселение – это сложная задача. Особенно болезненным может быть расселение в тех случаях, когда поселки имеют богатую историю и несколько поколений местных жителей, как например, Диксон, который, к слову, может в скором времени перейти в тип «ресурсных изолятов» после начала полноценного освоения Сырадасайского месторождения. Скорее всего, для поддержания их функциональности потребуется разработка особых норм государственной политики и, возможно, новых форм административно-территориального устройства (например, по типу неорганизованного боро на Аляске, находящегося под прямым управлением властей штата). Зачастую здесь нужен особый «контракт» между местным сообществом и государством.


Приведенная функциональная типология подавляющего большинства населенных пунктов российской Арктики представляет не только исследовательский интерес, но и обладает существенной практической значимостью. Результаты исследования позволяют разрабатывать меры региональной государственной политики с учетом ограниченного набора сценариев их развития. Ценность данной типологии – в ее комплексном характере, позволяющем выйти на понимание разных механизмов развития арктических городов.

В первую очередь, важно выделение центров обслуживания территории разного порядка (первый, второй и пятый типы) – по сути, это и есть сложившаяся сеть опорных пунктов социально-экономического развития Арктики; внимания требуют также населенные пункты седьмого типа как потенциально наиболее проблемные. Отметим, что для принятия прикладных решений основанная на формальных критериях типология должна быть откорректирована на основе экспертных оценок.

Самый интересный вывод исследования (на взгляд авторов) заключается в получении доказательства ведущей роли пространственных отношений в определении функциональной роли городов. Так, в условиях редконаселенных пространств, как уже говорилось, даже малые города вынужденно выполняют функции крупных городов – центров предоставления уникальных услуг для населения окружающей территории.

Выделенные типы могут служить в качестве отправной точки в определении характера государственной политики, применяемой по отношению к отдельным населенным пунктам. Так, в городах первого типа, имеющих максимальный потенциал инновационного развития, логично поддерживать создание крупных, комплексных научно-образовательных кластеров. В городах-субцентрах – поддерживать развитие профильных освоенческих услуг (профильное образование, центры компетенций, опытно-научные станции, организации НИОКР, связанные с выработкой специфических решений для хозяйственной деятельности и сохранение здоровья в условиях Арктики). Субпериферия – потенциально перспективные города. Для улучшения условий их социально-экономического развития целесообразно усиление связей с центрами первого и второго типов. По возможности, было бы полезно и расширение специализации за счет размещения предприятий и организаций, ориентированных на спрос со стороны населения ближайших более крупных городов. Это может показаться парадоксальным – когда жители (или фирмы) крупного города что-то покупают в соседнем малом, однако в реальности так часто и происходит, если речь идет об отдельных вспомогательных производствах, объектах АПК, туризма; в некоторых случаях – об объектах социальной и медицинской сферы (допустим, профилактории). Иными словами, меры политики здесь должны быть нацелены на усиление агломерационного эффекта.

Населенные пункты четвертого и пятого типов – преимущественно монопрофильные промышленные центры с минимальными ресурсами развития, имеющие слабый потенциал экономического развития. Практически единственное их преимущество – относительно хорошая транспортная доступность. Именно в отношении таких центров первоочередной задачей становится проведение анализа целесообразности запуска механизмов управляемого сжатия, вплоть до перевода местных предприятий на вахтовый метод работы. В случае необходимости сохранения постоянных поселений здесь нужны программы, направленные на поддержание необходимого минимума доступности социально значимых услуг и товаров за счет их перевода из более крупных городских центров или обмена услугами и товарами между городами одного типа. Здесь могут быть эффективны сетевые формы работы, использование передвижных и выездных форм обслуживания и т. д.

Поселки шестого типа (субрегиональные центры), как уже говорилось, вынужденно исполняют роль «центральных мест», и выступают безальтернативными центрами предоставления необходимого минимума услуг населению (включая обеспечение безопасности) на обширных территориях. Обеспечение необходимого минимума социально значимых товаров и услуг здесь, безусловно, необходимо (как и в населенных пунктах других типов), но в отличие от предыдущего типа здесь основные усилия должны быть ориентированы на стимулирование самообеспечения топливом (как минимум, для печного отопления), стройматериалами, продовольствием. Именно эти центры должны стать основными пилотными площадками по применению инновационных разработок в сфере теплоэнергообеспечения, первичной переработке продукции АПК (для удовлетворения местного спроса), использованию местных материалов в домостроении. Большое значение именно здесь должно уделяться сохранению и развитию традиционной культуры, профильному начальному образованию в сфере традиционных промыслов, АПК. Седьмой тип (поселки-изоляты в районах реализации ресурсных проектов) во многом схожи с предыдущим типом, и меры поддержки здесь должны быть похожи, с той разницей, что если в предыдущем типе потенциально больший эффект могут дать технологии на основе традиционного знания (возрождение приемов использования местных стройматериалов, продуктов питания и др.), то здесь, вероятно, есть больше возможностей для применения современных технологий, требующих на начальном этапе бóльших инвестиций (например, альтернативная энергетика).

Восьмой тип – удаленные поселки-изоляты, наиболее проблемный с точки зрения перспектив социально-экономического развития. В некоторых случаях преимуществом населенного пункта могут быть уникальные потенциальные объекты туризма (позволяющие сохраняться поселку как, например, базе экстремального туризма), объекты обеспечения безопасности (впрочем, таковые могут обслуживаться вахтовым методом) и др. В целом, как и в случае населенных пунктов пятого типа («обделенная периферия») можно поднимать вопрос о механизмах управляемого сжатия, однако вопрос должен решаться сугубо индивидуально, в отношении каждого конкретного случая (некоторые традиционные поселки данной категории, как ни парадоксально, входят в число наиболее устойчивых в Арктике). Таким образом, данный тип диагностирует изоляцию, но не ее последствия.

В целом, разработанная типология в первом приближении позволяет оценить перспективы социально-экономического развития, сильные и слабые стороны большинства населенных пунктов российской Арктики. Однако окончательные прикладные решения, безусловно, могут приниматься только по результатам дополнительных экспертных оценок и работы с местным сообществом. Российская Арктика исключительно разнообразна, и, конечно, множество уникальных ситуаций по определению не может быть параметризовано. Тем не менее, избранные параметры, ориентированные на оценке характера связей населенного пункта с окружающей территорией, показали свою результативность, а полученная типология может быть использована в качестве отправной точки разработки территориально дифференцированной государственной политики в сфере социально-экономического развития арктических населенных пунктов.

Глава 2. Жизнестойкость Арктических

городов: в поисках методики

2.1. Сопоставление концепций устойчивого развития и жизнестойкости применительно к арктическим городам

Устойчивое развитие стало повесткой ООН (соответствующий документ принят в 2015 г. Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН «Преобразование нашего мира: Повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года»), а самой проблеме устойчивого развития посвящено множество работ. В то же время механизмы устойчивого развития на локальном уровне еще не прояснены, тем более для специфичных условий Арктики.

Нельзя не согласиться со значимостью общих целей устойчивого развития – например, необходимостью обеспечения доступа к достаточному, безопасному и недорогому жилью и основным услугам, продовольственной и экологической безопасности и т. д. (Бобылев, Порфирьев, 2018). Ежегодно выходят доклады о человеческом развитии в Российской Федерации, различные рейтинги российских городов по соответствующей проблематике. При этом простой перенос мировых и национальных индикаторов на уровень городов не всегда дает адекватные результаты. Ярким примером служит включение Нового Уренгоя в число десяти наиболее устойчивых городов страны (Бобылев и др., 2014). Лидерство Нового Уренгоя, «газовой столицы» России, определено в данной работе по валовым накоплениям основного капитала и расходам на развитие человеческого капитала, при полном игнорировании проблем, связанных с миграцией, с климатическим дискомфортом и устойчивостью жилого фонда и коммунальных сетей заполярного города к климатическим изменениям, к воздействиям со стороны трансформации вечномерзлых пород и др. Между тем, эксперты-геокриологи к середине XXI века прогнозируют воздействие деградации вечной мерзлоты примерно на 99% жилого фонда всего ЯНАО (Streletskiy et al., 2019). Очевидно, что глобальные (и наиболее простые в вычислении, чем некоторые критически важные на местном уровне) индикаторы в Арктике практически неизбежно дают искаженную картину.

«Арктические поправки» можно применить практически ко всем глобальным целям. Так, устойчивое развитие подразумевает рациональное использование ресурсов, как правило, не допускающее накопление остатков и излишков. Однако на Севере и в Арктике во многих районах сезонность и нестабильность функционирования транспортных путей заставляет формировать дополнительные запасы продовольствия, запчастей, топлива, причем ввиду неопределенности очередной даты открытия сезонных транспортных путей невозможно точно определить верхний предел необходимых объемов запасов18. Следовательно, задача обеспечения продовольственной безопасности входит в противоречие с задачей экономного использования ресурсов. Быстрые изменения природной среды и климата вносят дополнительную неопределенность в организацию процесса.

Таким образом, возникает насущная проблема критического анализа, своеобразной ревизии существующих концептуальных подходов к комплексному анализу городов в Арктике, выбор среди них наиболее адекватных с точки зрения особенностей развития городов в условиях Арктики. Будут рассмотрены различные подходы к анализу устойчивости и жизнестойкости городов, а также проведен анализ собственно специфики арктических городов на основе исследований их социально-экономического развития. Наконец, предпримем попытку сформировать общую концептуальную систему представлений о факторах развития арктических городов, синтезирующую элементы из разных подходов. Эта система представлений даст возможность эффективно систематизировать зачастую противоречивые мультидисциплинарные данные по развитию арктических городов в ходе будущих комплексных эмпирических исследований.

Обзор исследований арктических городов

Северный город как удаленный (remote). Анализ литературы по северным и арктическим городам позволяет выделить несколько основных точек зрения на их развитие, среди которых представление о северном городе как о базе освоения окружающей территории занимает особое место. В советской экономике и экономической географии сложилась целая сеть школ, направленных на исследование процессов освоения северных районов страны (Пилясов, 1997), однако общее (принципиальное) понимание северного города как, в первую очередь, базы освоения ресурсного региона оставалось неизменным. Такое понимание подразумевает рассмотрение северного города в системе расселения, в контексте внешних (для города) экономических связей.

Проблема жизнестойкости или устойчивости северных городов в советский период отдельно не формулировалась, однако в той или иной степени она затрагивалась в рамках обсуждения проблемы их экономической эффективности – главным образом, с акцентом на транспортную связность северных городов с основной зоной расселения. Проблема транспортных издержек, слабости развития транспортной сети традиционно рассматривалась как ключевая и сквозная в развитии Севера в целом. Неслучайно транспортную ситуацию классик североведения С. В. Славин (1961) включил в число признаков Севера («географическое расположение к северу от старообжитых, экономически развитых районов страны, отдаленность от крупных промышленных центров, являющихся базами освоения природных ресурсов рассматриваемых территорий»); и на протяжении десятилетий именно транспортная доступность была одной из ключевых тем в исследовании экономики северных территорий (помимо работ С. В. Славина – безусловного авторитета в данной тематике, сформулировавшего основные идеи еще в 1930-х гг., также большой вклад в разработку темы внесли: В. С. Селин (2011, 2016), С. А. Ракита (1983), Л.А Безруков (2008, 2012, 2016), А. И. Чистобаев (1974) и др. Внимание к транспорту логично обусловлено его экономическим значением для Севера: транспортные издержки в существенной степени определяют в северных и арктических городах цены на топливо (как правило, привозное), стройматериалы и продовольствие (в большинстве также привозное), и, соответственно, себестоимость хозяйственной деятельности и жизнедеятельности города в целом.

Среди работ, посвященных социально-демографическим аспектам развития северных городов в советское время четко выделяется линия исследования приживаемости мигрантов (в частности, очень ярко в работах Янковского (1969); Зайончковской (1972), и др.) – здесь важно, что, как и в экономике, в социально-демографической сфере вопрос внешних связей (в широком смысле: обмен мигрантами) выдвигается на первый план.

Таким образом, северный, арктический город выступает в глазах исследователей не столько как самостоятельный объект, сколько как один из «полюсов» биполярной системы «центр – периферия» в ее модификации «юг – север»: тыловая (южная) база – опорные и форпостные базы на Севере. Система строится на обмене ресурсами: полезные ископаемые или иные природные ресурсы движутся с севера на юг, прочие человеческие, технологические, продовольственные) – с юга на север. Даже если работа посвящена характеристике, предполагающей взгляд изнутри, например, социальной структуре городского населения, все равно проводится постоянное сопоставление с основной зоной расселения, и проходит оценка возможности закрепления населения или его отъезда (Переведенцев, 2010; Проблемы совершенствования…, 1985; Яновский, 1969).

За рубежом практически до начала 2010-х годов преобладал подход, согласно которому Арктика рассматривалась как, в сущности, негородское пространство: в классической канадской работе Амлена численность населения города использовалась в качестве показателя в индексе северности с обратным знаком: чем больше город, тем меньше значение его индекса северности (Hamelin, 1979). Это, кстати, объясняет, почему в последнее десятилетие тема арктических городов столь популярна: за рубежом арктические города как особый феномен – новая тема научных исследований (Zamyatina, Goncharov, 2018b). Но и занимаясь небольшими арктическими поселениями, зарубежные исследователи, как и советские, часто фокусировались на проблемах внешних связей. Например, на изучении оттока женского населения из северных поселков, – явление получило название «женского исхода» (female flight – см.: Hamilton et all., 1996).

С конца XX в. развивается концепция удаленности (remoteness – см.: Berman, Howe 2012; Berman 2013; Huskey, Morehouse, 1992, Huskey 2005, 2006; Taylor et al, 2016), в свою очередь, выросшая из анализа центр-периферийных отношений, и, в частности, так называемой «школы зависимости» («dependency» school – см. Huskey, Morehouse 1992). Удаленность и труднодоступность рассматривается в данном направлении как фактор удорожания производства (эти выводы напрямую применимы для анализа экономики удаленных арктических городов), в контексте влияния на отток населения и др. В отличие от экономики, в социальной антропологии удаленность рассматривается как фактор, стимулирующий изобретательность (Ardener, 2012; Хамфри, 2014). Однако в любом случае именно удаленность, т.е. большие расстояния до ключевых экономических центров – рассматривается как важнейшее специфичное для Арктики условие развития: подобно тому как С. В. Славин считал отдаленность первым признаком Севера, аляскинский экономист М. Берман называет удаленность ключевой «внеприродной» особенностью арктических территорий (Berman, 2013).

Иными словами, наиболее важными факторами развития арктических городов в советской теории освоения и в серии зарубежных работ по удаленности оказываются внешние факторы, а именно, факторы затрудненных сообщений с основной зоной расселения, сообщений в системе «Север – Юг». Развитие северных городов ставится в зависимость от организации завоза извне – не только ГСМ, продовольствия, стройматериалов, но и человеческих ресурсов, технологий, капитала. Эту особенность арктических городов нельзя игнорировать при оценке устойчивости их развития.

Арктический город и природная среда: экология «наоборот». Еще один характерный ракурс изучения арктического/северного города (помимо системы «Север-Юг») – это система «город – природная среда». Симптоматично, что в случае северных городов природная среда традиционно рассматривается как преимущественно негативный фактор развития города, обуславливающий удорожание процессов жизнеобеспечения, строительства, и т. д. Иными словами, традиции изучения взаимодействия северных городов и природной среды отчасти идут вразрез с базовыми принципами концепции устойчивого развития.

Классическая концепция устойчивого развития – а также ее специфическая советская «предшественница», концепция рационального природопользования (Касимов, Мазуров, 2013) – подразумевала, в первую очередь, регулирование воздействия производства на окружающую среду и рачительное отношение к природным ресурсам. Однако, как уже было сказано, северные реалии породили целый спектр работ, можно сказать, противоположной направленности. Речь идет об оценках степени дискомфортности климата, уровня северных удорожаний строительства и эксплуатации зданий и сооружений, инженерных рисков и т. д. – во всех этих направлениях фокус исследования направлен на оценку воздействия не столько производства на окружающую среду, сколько окружающей среды на производство, причем негативного воздействия. Обобщение работ такого плана дано в работе В. В. Васильева и В. С. Селина (2013), среди важнейших работ в сфере изучения природных ограничений экономического развития на Севере и в Арктике укажем на (Агранат, 1988; Ракитина, Климович, 1974; Петров, 2003). Работы схожей тематики ведутся и в настоящее время (Бабурин, Земцов, 2015; Бабурин и др., 2016; Бадина, 2017; Золотокрылин и др., 2012). В последние годы появляется все больше работ по оценке потенциального воздействия климатических изменений на социально-экономическое развитие городов и поселков (Anisimov, Orttung, 2018; Streletskiy et al., 2014; Медведков, 2017). Очевидно, что воздействие природной среды на развитие городов в Арктике более многоплановое, чем обычно рассматривается в работах по устойчивому развитию.

На страницу:
4 из 5