Алмазы Таимбы

Более того, Малахай подозревал, парень и в его планах принимать участия не шибко рвётся, уже откровенно жалея о том, что согласился на побег. Ну, тут уж ничего не попишешь. Нехай терпит, назад дороги нет. Тем более что долго мучиться ему не придётся. Пока они идут, Тюня будет жить, но после того, как лодка со всем содержимым станет их собственностью, и они переберутся в какую-нибудь избушку, где можно пережить несколько месяцев, парень станет не нужен. Живым не нужен. Малахай захватил Тюню в качестве «консервы» и пока поводов менять планы не видел. Конечно, прибарахлиться за счёт лодочников дело святое, но надолго ли их жратвы хватит? А тут под боком завсегда готовое мясо, свежее. До холодов доживут, а зимой он тело парня заморозит, подвесив куда-нибудь повыше. Если не найдёт готовый, то придётся самому делать что-то вроде лабаза. Ну да инструмент будет, справится. Может, Тюня и сделает. А самое главное, у этих, с лодки – карабин! Опытный глаз Малахая узнал оружие с первого взгляда. Да, с карабином совсем другой разговор. И в лесу не пропадёшь, и если что, отбиться можно от нежелательных свидетелей. Ежели появятся.

Где-то через час, почувствовав, что начинает замерзать по настоящему, словно зимой в сугробе навсегда, Малахай выгнал чуть живого Тюню из-под дерева, заставив ломать голыми руками ветки разлапистых пихт, как по заказу обступивших толстоствольную ёлку, под которой они пытались укрыться от дождя. К счастью, хрупкие смолистые ветки поддавались легко. Он знал, только пихтовый лапник в силу более плотного расположения иголочек может спасти их от потоков воды. И сам ломал их с остервенением, не обращая внимания на не сгибающиеся пальцы и потоки воды, стекающие по лицу, и хлюпающие сапоги. У напарника получалось хуже, он вообще выглядел заторможенным. Малахай, кидая злые взгляды на парня, еле таскающего ноги, кидал и кидал ветки, укладывая часть на хвойную подстилку под деревом, а другие наваливая одним концом на горизонтально торчащую палку.

К тому времени, как там скопился приличный ворох веток, из которых Тюня добавил в общую кучу от силы штук пять, рецидивист наконец решил, что достаточно. Двумя руками, еле удерживая непослушными пальцами, подхватил Тюню за шкирку. Стянув с не сопротивляющегося парня насквозь мокрую телогрейку и полные жидкости сапоги, пинком заставил его забраться под дерево. Тюня, испуганно поглядывая на напарника, боком залез глубже по подстилке. Малахай, тоже скинув верхнюю одежду, упал следом, выбивая палку, держащую вторую кучу веток, ногой. И в тот момент, когда пихтовые лапы обрушились на людей, он уже крепко прижимал к себе дрожащее тело парня. Только так, он понимал, у них есть шанс дожить до утра.

Глава 11

Дождь к рассвету так и не закончился, перейдя в мелкую досаждающую, словно мошкара, морось. Пробежавшись по очереди до кустиков, стали собираться. Нижнее бельё, штаны, кофта и портянки успели высохнуть, и даже сапоги просохли почти полностью, разве что внутри подошва чуть сырела, но под вновь вставленной стелькой было незаметно, а вот бушлат, несмотря на то что на ночь Иван его выжал и повесил ближе всего к печке, оставался влажным и тяжёлым. Но выхода не было, пришлось надевать в том виде, в каком был. Тоня, видя сомнения Поддубного, цинично, как ему показалось, прокомментировала: «Ничё, к вечеру высохнет, если дождь закончится».

«Конечно, ей легче, энцэфалитка и промокла меньше и высохла быстрее. Бушлат, так и неодёванный, в целлофане лежит».

Она уже поставила на заново растопленную печурку котелок с водой, намереваясь теперь уж точно сварить кашу. Иван, уложив вещи, выбрался на улицу. Несмотря на сыплющуюся с неба влагу, дышалось легко, лесной воздух, пропитанный терпкими хвоистыми ароматами, втягивался ноздрями, словно спасительное лекарство астматиком. Спрятавшись на верхушке сосны, чирикала какая-то позитивная пичуга. Стоял полный штиль, ни одна ветка не качалась, не поскрипывал ни один ствол. Продышавшись, Иван обошёл вокруг домика, сложенного из толстых сосновых брёвен. Поленница, укрытая куском рубероида, просела с одного бока. Да, за дождливую ночь сожгли прилично. Догадавшись, что нужно сделать, Поддубный отправился за топором и ножовкой.

Сухостой нашёлся быстро, но и он под ливнем вымок, наверное, тоже насквозь. Подумав, Иван решил, что другого он всё равно не отыщет, а уложенные в поленницу дрова до зимы наверняка просохнут. Поплевав на руки, подсел к комелю сушины с ножовкой.

Пока Иван занимался заготовкой дров, Тоня сварила кашу. Запахи уже разлетались по округе через распахнутую дверь. Иван заканчивал укладывать охапку поленьев у стены, когда проводник пригласила его на завтрак.

Разделавшись с кашей, причём чуть ли не вылизав котелок, поднял удивлённый взгляд.

– Ну как? – Тоня замерла, ожидая ответ.

– Очень вкусно, не могу понять, что ты добавила туда.

Женщина разулыбалась:

– Да я вспомнила, что у меня в пакете мясо лося свежее, отварила его, а на бульоне кашу сварганила, вот почему вкус необычный, а мясо с собой завернула, по дороге почаевничаем.

– Ничего не забыли?

– Конечно, забыли, – Тоня, опустив поклажу на порог, поспешила в избушку. – Тетрадь не заполнили.

Иван понятливо покивал, тоже пристраивая свой груз рядом с Тониным. Пусть руки отдыхают, успеют ещё наработаться.

Тоня справилась за пару минут. Снова разобрав вещи, не торопясь, вышли к берегу. Лодка нашлась там, где и оставляли, правда, оказалась заполненной водой на добрую половину. Достав из-под лавки алюминиевую кружку, приспособленную для вычерпывания, Иван занялся делом. Тоня, чтобы не стоять без дела, отошла к стоящему у берега кусту шиповника, усеянному мелковатой ярко-оранжевой ягодой.

– Добавлю к чаю, – пояснила она, срывая первые ягоды.

Установив движок, тоже удачно переживший вчерашний потоп, на законное место, столкнули лодку. Оба двигались уверенно, не спеша. Почему-то в этот утренний час не верилось, что где-то может таиться опасность. После вчерашнего урагана природа словно отдыхала, приходя в себя. Мирное тусклое ещё небо, но уже с голубыми просветами настраивало на такой же мирный лад и людей.

Тоня привычно заняла место за «Ветерком», Иван, разогнавшись, оттолкнул лодку от берега. В последний момент перевалился через борт, умудрившись не замочить сапог. Перебравшись на нос, подтянул поближе шест. Заурчал двигатель, и моторка лениво повернулась носом против течения.

Теперь мели попадались намного чаще, крутые берега словно сдавливали узкое русло поднимающимися прямо от воды скалистыми уступами, и Иван почти не выпускал шест до самого обеда, неожиданно натерев мозоль на левой ладони. Хотя вроде уже привычный, и топор и лопата в руках бывают, а поди ж ты. Жаловаться он не собирался, но Тоня по тому, как он стал беречь руку, а лодка уменьшила скорость, сама поняла: что-то не так. Попросив показать ладонь, осуждающе качнула головой:

– Как же это тебя так? Счас обмотаю чем-нибудь, – порывшись в сумке, она достала непочатый бинт.

– Может, не надо, – попытался остановить её Иван, но Тоня, направив лодку к берегу, упрямо мотнула головой:

– В тайге мелочей не бывает. Вроде мозоль, птху на неё, а вот в полную силу шестом уже не толкаешь. А где-то это может и аукнуться. Я уже не говорю о лопате. Как шурфы копать будешь?

Моторка зарылась носом на мелководье, отчего корпус, заскрипев металлом, вытянулся вдоль течения. Тоня разорвала зубами упаковку.

Виновато шмыгнув, Иван протянул руку.

– То-то, – затянув узелок на ладони, Тоня поднялась. – Посиди, я ещё шест вырублю. Вдвоём пойдём.

– Давай я.

– Сиди уже. Справлюсь, – вытянув из сумки топор, она выпрыгнула на глинистый берег, поднимающийся к склону лесистого холма.

С двумя шестами пошли быстрее. Мозоль вроде и не болела сильно, но саднила, и он невольно ослаблял нагрузку на ладонь, стараясь сильно не налегать. Без помощи Тони они, скорей всего, вообще бы на месте толкались.

Опять потянулись густые тальники. Кусты склонялись к реке, опуская в воду темнеющие ветки, словно деревенские тётушки, измученные трудом руки, полоскающие бельё. Русло сузилось ещё на пару метров, склоны холмов хвоей и мусором засыпали тёмную воду, и она кое-где полностью скрывалась под слоем зелени. В крохотных заливчиках зеркало реки покрывала болотистая ряска. По берегу из мешанины деревьев вырастали острозубые скалы, то низенькие метра на полтора, а то высокие, с пятиэтажку.

Толкалось тяжело, лодка двигалась медленнее черепахи. О «Ветерке» забыли окончательно. Тоня, тихо поругиваясь, подняла винт над кормой. Привал пришлось объявлять часов в двенадцать, оба умаялись до дрожи рук. Разгорячённое тело высушило одежду, словно разогретый бок печурки, даже бушлат заметно потерял вес и уже не казался сырым при прикосновении. Хотя что там внутри, непонятно, как бы не заплесневел. Иван рассчитывал досушить его на ближайшем ночлеге.

Подходящий бережок искали больше часа, так как или у края сразу начинались почти вертикальные подъёмы, заросшие тальником, или частоколом вставали мелкие пихточки: не высадиться. Наконец, вытянутый вдоль реки лесок прервался неглубокой балочкой, имеющей свой метровой ширины бережок. К нему и подогнали лодку.

С трудом переставляя ноги, словно набитые ватой, Иван побрёл выше по каменистому дну навстречу мелкому ручейку. Давно хотелось по-маленькому.

Тоня, обернувшись, поинтересовалась, куда он.

– Я рядом.

– Не ходи далеко, если по-быстрому, здесь делай. Я отвернусь.

– Ладно. – Ивану не хотелось спорить. Но и делать свои дела на виду у женщины ему не позволяла мужская гордость.

По правому бережку тянулись непроходимые кусты, за ними его никто не увидит. В то же время далеко не отойдёт.

Уже застёгивая ширинку, услышал рядом что-то вроде хэканья. Будто здоровый мужик угрожающе так прочищает горло. Уставший, он непозволительно долго соображал, откуда в тайге мужики. И когда из тальниковой густоты на него уставились два крупных, со сливу, глаза, над которыми покачивались разветвлённые рога сохатого, он в первый момент растерялся. До морды животного метра три, не убежать. Ему показалось, что на затылке волосы встали дыбом. Сколько же тут этих, сохатых?! Голова снова кхэкнула, и рога опустились ниже. Злые глаза продолжали буравить человека. Рука сама потянулась к ближайшей ветке: то ли отломать хотел, то ли забраться повыше, это на тальник-то! Иван и сам потом не мог толком объяснить, зачем он это хватался.

Лось утробно загудел, голова опустилась ещё ниже, так, что отростки рогов смотрели Ивану в лицо, и огромное тело его начало вываливаться из куста, явно собираясь боднуть Поддубного. В последний момент Иван на автомате сиганул в сторону, и лось проскочил мимо, успев затормозить перед противоположной стенкой балочки.

Животному хватило доли секунды, чтобы развернуться. В это мгновение Иван судорожно соображал, что же делать. Он и не подозревал, что за такие крохи времени в голове могут прокрутиться десятки мыслей. Выводы не радовали: отступать некуда, спину упруго подпёрли кусты. Прыгать в бок – тоже не вариант. Второй раз сохатый на одну и ту же уловку вряд ли попадётся. Оставалось только одно – мужественно принять смерть. Другого исхода лось ему, похоже, не оставлял.

Выстрел оглушил и напугал Поддубного. Сохатый неожиданно качнулся, голова повернулась в сторону, будто он пытался разглядеть, кто же его так больно ударил, и передние ноги подогнулись. Зверь, не спуская мутнеющего взгляда с Тони, замершей с карабином на изготовку, мягко завалился набок. Тревожный голос проводника вывел его из ступора:

– Ты цел?

Иван словно очнулся. Вдруг почувствовав слабость в ногах, он поискал глазами, куда бы присесть.

– Ага, цел.

Не найдя ничего подходящего, опустился прямо на мелкие камни дна. Нос сохатого, похожий на сгусток копчёного мяса, килограмма этак на два-три, почти уткнулся ему в подошву сапога.

Подскочив, Тоня присела напротив. Положив ружьё на колени, она ощупала руки, ноги Ивана. Он оторопело смотрел на неё.

– Ух, слава богу! Ну ты и напугал меня.

– А чего? – он сглотнул пересохшим горлом. – Ничего же, обошлось.

– Обошлось-то обошлось, – Тоня уже выпрямилась, изучающе поглядывая на тушу лося. – Всего разделывать не буду, а то придётся останавливаться. Мясо надо коптить или солить. Времени на это нет. Но пару кусочков срежу, – она вытянула из ножен на поясе нож, и хищное лезвие блеснуло под выглянувшим в этот момент солнцем.

Мясо сохатого оказалось жёстким, поскольку лось, по определению Тони, разменял последний десяток лет, но на вкус совсем неплохим. Тоня добавила в варево лаврушки и чеснока, так что и на запах кушанье оказалось очень даже ничего. Уминал, только треск стоял, ну и немного зубы ломило, когда вгрызался в особо «резиновые» куски. На чистом воздухе, да после тяжёлой работы голод томил нешуточно. А сколько энергии потерял, прыгая в балке! Так что мясо старого сохатого ушло на «ура», никто и не вспомнил о сваренном поутру куске лосятины.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Лодка «Обь».

2

Мотор «Вихрь».

3

Лодочный мотор «Ветерок-12».

4

Укрывающий материал.

5

Куртка от энцефалитного костюма – экспедиционная одежда из ткани наподобие тонкого брезента. Куртка без застежки и с капюшоном, рукава на резинках, чтобы комары не кусали и не заползали клещи.

6

Редан – своеобразный выступ, который устанавливается на днище глиссирующих катеров. Различаются они по форме и расположению – поперечные и продольные. Основное назначение редана – снижение подсасывающего действия воды при разгоне лодки.

7

Каменистая осыпь (местное).

8

Нагромождение крупных камней.

9

В данном случае каменистый откос.

10

Дрожь.