Алмазы Таимбы

Его сомнения разрешила Тоня:

– Забирайся в лодку пока так, босиком, там избушка почти на самом берегу, доберёшься как-нибудь.

Иван с сомнением покачал головой, но спорить не стал. Другого варианта всё одно нет. Придётся потерпеть. Сам виноват, надо было крепче за лодку держаться.

Избушка выплыла из-за поворота часа через два. Всё это время Поддубный просидел на носу, поправляя сползающее одеяло на плечах. И снова продрог.

Лодка двигалась на малых оборотах, но, слава богу, без остановок. Река то раздавалась в стороны метров на десять, подмывая крутые берега, то сужалась чуть ли не до лесного ручья, накатывая волной на купающиеся в воде тальниковые ветки. Неожиданно начало подтекать дно лодки. Тоня предположила, что подорвали немного на перекатах. Пока не критично. За всю дорогу после обеда она всего лишь разок, не выпуская из одной руки румпель, другой вычерпала накопившуюся воду. Иван порывался ей помочь, но проводник махнула на него:

– Сиди уже, помощник. Опять промокнешь. Заболеешь, возись с тобой потом.

Вздохнув, Иван присмирел. Заболеть вовсе не хотелось, тем более что ближе к вечеру начало холодать, и он почувствовал, как ветерок всё глубже проникает под одёжку.

Наконец, укоренившаяся на травянистом грунте, метрах в двадцати от воды показалась следующая охотничья избушка. Лодка с заглушенным мотором медленно ткнулась в глинистый берег. Но выходить оба не спешили: в воде покачивалась вскрытая консервная банка. Тоня, не выпуская из поля зрения, казалось, нежилую избушку, выловила её. И тут же выбросила в траву с кратким комментарием:

– Те же самые варвары. Знакомый почерк.

Иван тоже присмотрелся к краю открытой банки, но ничего знакомого так и не увидел. Однако Тоне поверил с первого слова. Пока она не ошибалась.

Иван на всякий случай подтянул поближе мокрые сапоги, вдруг придётся срочно надевать, а Тоня положила на колени ружьё.

– Какие будут предложения? – Иван говорил шёпотом.

– Да ладно, можешь не шептать, если здесь кто есть, всё равно мотор слышали. Думаю, надо осмотреться. Похоже на то, что избушка пустая. Ночевать в палатке у меня желания нет. Ещё наночуемся. Да и тебе досушиться надо.

Иван скинул одеяло:

– Тогда пошли?

– Пошли. – Тоня перекинула ноги через борт.

– Подожди, я сапоги натяну.

Перед избушкой остановились, прислушиваясь. Обычные лесные звуки: скрип деревьев, шуршание листвы на вершинах покрасневших, словно девушки, услышавшие нескромное слово, осинок. Иван жестом показал, что он пойдёт первым. Кивнув, Тоня отступила в сторону, приклад ружья прижался к плечу. Но пока не целилась.

Дверь отворилась с лёгким скрипом. Пусто! Обернувшись, он мотнул головой, приглашая проводника подойти, и сам нырнул в тёмное нутро домика.

Опять на столе мусор, те же бычки, консерва. Что они тут ели? Ага, перловый суп. Но почему бы не выбросить куда-нибудь, не прикопать? Что за неуважение к людям? Похоже, те, которые устраивали беспорядок в домиках, думать о ком-нибудь, кроме себя, не приучены.

Печка, сложенная из камней, холодная. Золу, конечно, никто и не подумал вычистить.

Тоня заглянула в поддувало. Выпрямившись, вынесла вердикт:

– Топили давно. Никак не меньше двух дней, а может, и больше. Дом выстудился полностью.

Иван присел на голые доски топчана:

– Будем ночевать?

Тоня устало опустилась рядом:

– Думаю, рискнём. Дверь изнутри закроем, из лодки всё сюда перенесём. Похоже, ночью дождь будет. Палатка – не выход.

– Лады, давай порядок наводить, что ли?

– Давай. Только ты сиди и сапоги сними. Они же, поди, ледяные.

Иван вынужденно покивал:

– Ладно, в следующий раз я тебе помогу.

Глава 8

Выбросив за дверь затлевший матрас, рецидивист Малахай, высокий, ощутимо сильный, с лопатообразными ладонями, сжав в неполный кулак скрюченные пальцы, когда-то жилы в драке порезали, крепко выматерился:

– Ну Тюня ты, точно Тюня, так тебя через так.

Тюня – по плечо Малахаю, шустрый, с вечно прищуренными глазами, в которых навсегда застыли недоверие и опаска, плюнул в угол избушки, не вставая с полатей.

– Я чё, виноват? Заснул, а окурок вывалился.

– Окурок у него вывалился, а огузок не вывалился? – уже теряя запал, проворчал он. – Сгореть же могли. Причём естественно.

– Ну, не сгорели же.

– Ладно, вставай, хорош валяться. Счас часа три, до вечера должны успеть. Жрать охота, может, тут ещё по берегу где избушка найдётся.

Тюня рывком скинул ноги на земляной пол:

– Пожрать я не дурак.

Оба остановились за домиком, настороженно поглядывая на раскачивающиеся лиственницы: ветер тянул плотный, стылый, коротко стриженные головы мёрзли. Наконец, застегнув телогрейки на все пуговицы, неуверенно пошагали, выстроившись гуськом: впереди Тюня, Малахай замыкал.

Идея пошарить по охотничьим заимкам подал Малахай, почти местный житель, он когда-то пахал в одной шарашке под Красноярском, а там такой домик стоял на ручье. На этом же ручье, дальше по течению и промышлял с ситом Малахай, конечно, нелегально.

Тюня, загремевший на первый срок по хулиганке, уходил на зону из Саратовской области и в таёжных делах почти ничего не смыслил, полностью доверяя опытному напарнику. Он и в побег пошёл, поддавшись на посулы Малахая, обещавшего чуть ли не золотые горы, а, точнее, золотые ручьи, на деле оказавшиеся мифическими. Зачем он взял с собой в побег неопытного первоходку, на что рассчитывал опытный зэк, не поняли даже граждане начальники в зоне, получившие впоследствии за то, что не уследили, строгие выговоры. Толку с Тюни в тайге – ну примерно как с эвенка в городских трущобах. К тому же золото в местных водоёмах если и было, то в мизерных количествах. Да и извлечь его оказалось нечем, ни инструмента, ни каких присоб для золотодобычи найти не удалось.

Скорей всего, Малахай не был до конца искренен с Тюней, тая от напарника по побегу какие-то свои, только ему ведомые планы на будущее. Тюня начинал что-то такое подозревать, но твёрдого мнения на этот счёт сложить не мог. Фактов мало. Они собирались отсидеться в этих местах, пока там, в лагере, не утихнет шум после их исчезновения, а у краснопогонников не иссякнет желание рыскать в поисках беглецов по необъятным просторам эвенкийской тайги и редким местным посёлкам.

Проблему пропитания пока решали за счёт заимок, разорив уже вторую, но оба понимали – долго так продолжаться не могло: или избушки закончатся, или повстречается какой-нибудь не слишком вежливый охотник, владелец домика. Вряд ли такая встреча принесёт им положительных эмоций. Хотя тут ещё как посмотреть, неизвестно, на чьей стороне фарт ляжет. Во всяком случае, убивец Малахай никакими нравственными нормами себя не отягощал, прихлопнуть человека рука бы не дрогнула. Да, ружьё им бы пригодилось.

Моторная лодка проскочила по реке, когда солнце встало над тайгой в полный рост. К этому времени они удалились от домика километра на три. Пройти больше просто не получилось – заваленная буреломом и валежником тайга не позволяла развить скорость хотя бы пешехода. Плелись не больше километра в час, как предположил Малахай, пытаясь отдышаться после очередного подъема на заваленный булыгами склон невысокого, но давшегося чуть ли не с кровью, холма.

Забыв про усталость, рванули к берегу наперегонки, будто по спортивной дорожке с препятствиями, перепрыгивая камни и подгнившие стволы. Успели в самый последний момент. Запыханные, выскочили на простор берега, когда лодка втягивалась в изгиб реки. Но то, что в ней всего двое, мужик и баба, разглядеть успели. Проводив исчезаюшую корму злыми глазами, Малахай бессильно выругался: «Эх, чуть бы раньше!»

Моторка двигалась в сторону разоренной избушки, оставленной ими несколько часов назад, и это предстояло обдумать. Тяжело дыша, беглецы уселись на травянистый край высокого берега, круто спускающегося к воде.

Ноги подрагивали, дыхание долго не могло успокоиться. Первым молчание нарушил Тюня:

– Ну, что будем делать?

Малахай кивнул:

– Будем, естественно. Делать. Сам что думаешь? – Он смотрел искоса, по старой лагерной привычке стараясь не встречаться взглядом, будто вскользь.

Тюня поёрзал:

– Тю… чё думать? За ними надо топать. Может, жратвой какой поделятся.

Малахай поднял голову, всматриваясь в противоположный берег, тоже высокий, но каменистый.

– А не поделятся, вежливо попросим. Пошли, чё расселся? – Он упруго поднялся, отряхивая штаны. – Возвращаемся.

Напарник подскочил следом.

Они миновали уже почти половину пути до разорённой избушки, когда звук мотора снова растревожил таёжную тишину. Оба замерли, напрягая слух. До воды метров пятьдесят, да через заваленный гнилыми стволами и крупными булыгами лес. Опять не успеют. А лодка явно двигалась навстречу.

– Что б вас, – уже понимая, что они снова остались не у дел, выругался рецидивист.

– Может, рванём? – Тюня, готовый сорваться с места, повернулся к старшему товарищу.

– Ага, чтобы ноги переломать, – он снова собрал в конструкцию несколько витиеватых выражений. – Они издеваются, что ли?

Первоходка расслабился:

– Наверное, не захотели в нашем домике останавливаться. Не понравилось.

– Естественно. Кому понравится в бардаке ночевать, – задумчиво протянул Малахай. – Это мы ошиблись. Не мог прибрать хоть малость?

– А чё я? Ты и не говорил ничего.

– А у самого мозгов вообще нет?

Тюня, обидевшись, засопел, но ответить не решился. Хотя на язык лезло.

– Выходит, в этой стороне домишко имеется. В него-то они, похоже, и едут ночевать.

– Может, найдём?

– Найдёшь тут. – Рецидивист задрал голову. – Стемнеет скоро. Айда, куда шли. Хоть крыша над головой будет.

– А пожрать так и не надыбали, – уже начиная движение, заметил Тюня.

– Ладно, придётся не жрамши ночевать. Может, что завтрева получится.

Моторка прошла мимо затаившихся в кустах зэков поутру. Сегодня они встали рано, с животами, подведёнными голодом, долго не разлежишься. Лодка, чуть приподняв нос, двигалась ходко. Баба, кстати, довольно симпатичная, за рулём, мужик на носу. И оба пристально так рассматривают берег. Неудивительно, понимают, что гости, давеча заглянувшие в домик, не из лесных людей. Вот и настороже. Малахай расстроенно цокнул. Знал бы, что так сложится, заставил бы Тюню языком избушку вылизать. И были бы у них и лодка, и оружие, и хавчик. И ещё что-то наверняка не лишнее, мешки и сумки, сваленные на дно лодки, приятно полнились.

Вот стих мотор за поворотом, и оба неспешно выпрямились.

– Ну чё, потопали?

– Ага. – Тюня жизнерадостно кивнул. – Будем догонять?

– Естественно. Жрать-то что-то надо. А у них, видал, полные рюкзаки. Может, ещё чего полезного с них снимем.

Сглотнув слюну, Тюня снова занял место во главе их маленькой колонны. Ещё в самом начале робинзонады так решил Малахай. Мол, у тебя глаз моложе, если что, и опасность заметишь первым. Тюня не спорил. Он вообще избегал спорить с напарником, признавая его авторитет не только в лесных делах, но и помня высокое положение Малахая в лагерном табеле о рангах.

Через минуту спины беглых лагерников, обтянутые чёрными телогрейками, скрылись в густой прибрежной зелени.

Глава 9

Из-за крутого поворота, окаймлённого высокими обсыпающимися берегами, выплыла сползающая в воду галечная коса. Дальней стороной она терялась в густом смешанном лесу. Ближайшая часть косы завалена крупными булыгами, а по мере удаления от воды сначала редкий, а потом всё гуще и гуще, заполнял открытое пространство цветущий иван-чай.

Тоня без разговоров направила лодку к берегу. На немой вопрос геолога пояснила, что хочет набрать травы для чая. Иван, с удовлетворением глянув на чистое небо, залитое по-августовски мягким солнечным светом, молча кивнул.

Дело клонилось к обеду, река с самого утра баловала путешественников ровным без мелей и заломов течением, и настроение было вполне радушное.

Метёлки Иван-чая поднимались высоко, по грудь, Поддубный думал, что они в чай и идут, но рвали, как подсказала Тоня, только продолговатые листья со стволов.

– Остановимся когда, подсушу малость, он ещё вкуснее станет.

Иван собирал молча, наслаждаясь запахами, умиротворённый и почти счастливый, но в дальнем уголке мозга постепенно рос червячок беспокойства. Те недоброжелатели, которые наблюдали за ними с берега, а он почти не сомневался, что таковые имелись, наверняка пойдут следом. Тут простая логика. Раз обобрали запасы избушек, значит, в лес пришли без припасов. Местные сразу отпадают, лесные жители в тайгу без продуктов, ружья и разной мелочовки вроде спичек, рыболовных принадлежностей и ножа не сунутся. Выходит, чужие, и к визиту в тайгу явно не готовы. Вариантов тут самое большее два: беглые зэки или какие-нибудь заблудившиеся туристы. Во второй вариант, исходя хотя бы из закона подлости, верилось меньше. Да и откуда тут туристы, что им делать на Таимбе в конце лета? Речка неприметная, на никаких туристических маршрутах не обозначена. Ни для гребли, ни для плота не приспособлена в силу мелей и прочих пакостей. Значит, будем исходить из самого неприятного варианта – беглых зэков. А вот с ними встречаться совсем не хочется. Предельно ясно, что пока на их стороне относительно высокая скорость передвижения – моторкой. Несмотря на обилие петель и заворотов, всяко-разно быстрее, чем на своих двоих по заваленной буреломом тайге. Да ещё прыгая по горкам, пробираясь через колючий шиповник, оступаясь на курумниках и сползая по осыпям. Интересно, что по этому поводу думает Тоня?

Он нашёл взглядом проводника, кулаком утрамбовывающего собранную траву в матерчатый мешочек, только что извлечённый из недр рюкзака. А почему бы и не спросить напрямую? Всё-таки вместе рискуем.

Кидая в мешок последнюю охапку Иван-чая, он присел рядом на корточки:

– Тоня, слушай, спросить хочу.

Она подняла на Поддубного взгляд, в нём искрилась легкая смешинка:

– Хочешь – спрашивай.

Он почесал над ухом:

– Как ты думаешь, кто в домиках побывал перед нами?

Искринка пропала в момент. Затянув мешочек, поднялась. Выпрямился и Иван.

– Думаю, зэки беглые. Или, что тоже возможно, бандюки какие-то, натворили чего и прячутся в тайге. Поплыли дальше. – Она закинула ношу в лодку, устроив мешочек на лавке. – Воду надо вычерпать.

Иван дёрнулся, перехватывая кружку, к которой уже тянулась женщина.

– Я вычерпаю.

Тоня, не меняя серьёзного выражения лица, кивнула.

– Кто бы там ни были, встречаться с ними не хочется.

Иван зачерпнул со дна воду и вылил в речку:

– А как думаешь, они за нами не пойдут?

Тоня кинула беспокойный взгляд вниз по течению реки, в ту сторону, откуда они приплыли.

– Всё возможно. Будем надеяться, что или не рискнут за нами топать, берег-то завален неслабо, да горы, попробуй это всё обойди, или мы умудрились проскочить незамеченными.

– Что маловероятно, – прокомментировал Иван.

Она качнула головой:

– К сожалению, тут ты прав.

– Выходит, надо держаться настороже. И ночами тоже.

– Выходит, так. Конечно, день-два форы у нас будет, но расслабляться нельзя. Я давно тебе это сказать хотела, но как-то всё сомневалась. А вдруг ошибаюсь?

– А теперь что, не сомневаешься?

– А вот как ты спросил, поняла, уже не сомневаюсь. И даже если жестоко ошиблась и никто за нами не идёт, в любом случае наша загородная прогулка закончилась.

– А что началось? Учения, приближенные к боевым? – Иван вылил последнюю кружку. – Можно ехать.

Непроизвольно торопясь, забрались в лодку, и, только уже заведя мотор, проводник ответила:

– Что-то в этом роде.

Петля накручивалась на петлю, берег поднимался высокий, пошли холмы, упирающиеся где голыми, а где лесистыми верхушками в голубое небо, к вечеру покрывшееся блудными облачками. Пока прозрачными, но проводник без сомнения определила ухудшение погоды на завтра.

– Пойдем ночевать, надо вещи с собой все забирать.

– Может, и мотор возьмём?

Тоня подумала несколько секунд:

– Может быть. Хоть и вряд ли кто нас в ближайшие пару дней догонит, но бережёного, дальше сам знаешь…

– Хорошо.

После того как солнце спряталось за высокие холмы, ещё час Тоня вела лодку. Узкое, но проходимое русло, казалось, бесконечно тянулось в обрамлении скал и курумников. Медленно сумрачная тишина опускалась на Таимбу. Лиственницы, шапками укрывавшие вершины холмов, светились розовым исподним под закатными лучами. Начинало холодать, оба, не сговариваясь, одновременно застегнулись под горло. Из-за спины наплывала громада тяжёлых туч. Тоня несколько раз поглядывала на небо, тревожно хмурясь. Наконец, что-то для себя отметив, она решительно свернула к берегу.

– Последняя избушка с отцовской карты где-то здесь. Придётся поискать, точно место не знаю, не была. Но вроде как между двумя холмами стоит, место очень похоже. Ты пока разгружай, а я пройдусь, гляну.

Иван выпрыгнул вслед за Тоней:

– Лады. Осторожней там.

На удивление, проводник не стала язвить или ехидничать. Молча кивнув, поспешила вверх по склону, теряющемуся в глубокой балке.

Поддубный отметил изменения в поведении женщины. Мысленно хмыкнув, отнёс их к собственному умению воспитывать барышень. Ну, кто из мужчин не ошибается?

Пока освобождал лодку, налетел прохладный ветерок, и речка, только что спокойная, покрылась бугорками волн. Слышались скрип раскачивающихся деревьев и тихое плескание реки. Ни птички, ни мышонка… Будто попрятались.

Сгрузив скарб на берег, стянул с полозьев мотор. Взвалив на плечо, утащил повыше по склону, всё равно поднимать туда. Подумав, перенёс и остальные вещи, свалив их на хвойную подстилку под толстоствольной елью.

Погода продолжала портиться, небо затянулось непроглядной пеленой, по которой уже без просветов плыли мрачные тучи. Поддубный успел ещё вытащить лодку на берег, накрепко привязав её к мачтовой сосне, когда его окликнула Тоня. Он опять не услышал, как она подошла.

– Хватай вещи, счас ливанёт. И бутылку с водой не забудь. Избушка тут, недалеко. Метров сто.

Мотор Тоня решила с собой не тащить. Поискав глазами, выбрала укромное место под низкими елями, и вдвоём упрятали движок там, накрыв колпаком и кинув сверху пару пушистых еловых лап, наскоро срубленных умелой женской рукой. Суетясь, разобрали сумки и рюкзаки, Иван мизинцем умудрился зацепить пластиковую дужку пятилитрового бутыля.

Удалившись на десяток метров по еле заметной тропке, зажатой между крутыми склонами балки, она оглянулась. Нет, «Ветерок» не заметят. Жаль, лодку ветками не закидали, да уж ладно. Вряд ли кто ею сегодня заинтересуется. Погоня, если и есть, ещё далеко, а другого народа тут сейчас не ходит. Ну, кроме них. Коротко глянув на тёмное небо, придавившее страдалицу-землю, она ускорилась, догоняя Поддубного.

Им не хватило пары минут. Избушка, похожая на все предыдущие, как подружки из одной деревни, уже виделась за крайними стволами, и в этот момент на плечи словно мокрая тряпка упала. Ливень хлынул мгновенно, и в несколько секунд они промокли насквозь. Тоня уже почти бежала впереди. Последним усилием удерживая готовую вывалиться из уставших пальцев поклажу, Иван тоже засеменил, стараясь не отстать от резво поддавшей женщины.

Избушка встретила их закрытой дверью. Ещё какое-то время заняло нащупывание ручки свободными пальцами. Наконец, Иван, ругаясь, а Тоня, приглушённо попискивая, заскочили в низкую дверь, похоже, даже одновременно. Скинув вещи в угол, обернулись, с весёлым смущением наблюдая через дверной проём за сошедшей с ума погодой.

Освободив руки, Поддубный резко захлопнул дверь, и в избушке разом стало тише.

– Дрова, слава богу, есть, сухие. Я печку растоплю. А ты котелок поищи. – Тоня, обдав напарника брызгами, через голову стянула энцефалитку, оставшись в тонкой кофте под горло. Иван, морщась, еле разогнул сведённые судорогой пальцы. Вспомнив школу, сделал короткую гимнастику, приговаривая: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали». Тоня, улыбнулась, обернувшись от печки.

Скинув тяжёлый бушлат, с которого текли ручьи, уложил его под дверь. Если уже быть луже, то пусть там. Ощущая озноб, охватывающий тело от кончиков пальцев ног до подбородка, выразившегося коротким стуком зубов, он склонился, отыскивая нужную сумку. Загремела посуда, и Иван извлёк прокопчённый котелок.

– Горяченького охота, аж зубы ломит.

– Это точно. Раздевайся, а то заболеешь. Сухие вещи есть?

– Найду.

Она пару секунд наблюдала за разгорающимися дровами. Подскочив, поставила на полати свой рюкзак. Заметив, что уже почти раздетый Иван не решается при ней снять трусы, без затей прикрикнула на него:

– Разгаляйся, я не смотрю. Простынешь, сам будешь лечиться. – Она встала боком, давая понять, что не смотрит. А что увидит периферийным зрением, так что ж? Как пугливые малолетки глаза закрывать? А свои вещи как доставать тогда? Да и чё она там не видела. Голую белую задницу, отчётливо выделяющуюся ниже загорелой спины? «А симпатичная!»

Устыдившись собственных мыслей, Тоня отвернулась, несколько поспешно извлекая из рюкзака тёплые вещи.

Иван натянул верёвку, зацепив её за специально для такого случая вбитые под потолком гвозди, и избушка стала напоминать постирочный участок в армии. Пахло сыростью и неуютом. Не хотелось ничего делать, даже есть не шибко тянуло, хотя и с утра голодные.

Сухая одежда, одетая на мокрое тело, немного притушила подеруху, но познабливало. Подтащив грубо слепленную лавку поближе, оба сели напротив медленно разгорающейся буржуйки, протягивая к огню, вырывающемуся из открытой дверцы, ладони. За окошком стемнело окончательно. По крыше глухо били крепкие струи дождя, за стеной недобро завывал ветер, тревожно постукивая невидимой веткой по стеклу. Иван думал, что если бы не этот огонёк печки, можно было решить, будто они одни во вселенной, брошенные в самой глухомани наедине со стихией. Молчали, лишь иногда тишину нарушали пошмыгивания и кхеки.

Наконец, забулькала вода в котелке, установленном впритирку с трубой буржуйки, и Тоня нехотя шевельнулась:

– Кашу будем варить?

Иван на секунду задумался, прислушиваясь к ощущениям. Нет, по-прежнему есть не хотелось. Хотелось, улёгшись на тёплый лежак, завернуться с головой в толстое одеяло.

– Давай что-нибудь так, на скорую руку. Консервы у нас там ещё есть?

– Давай так, самой лень. А здесь иван-чайку заварим.

– О, чаёк – это то, что нужно.

Каждый сам вскрыл консерву, Тоня выбрала для них сайру в масле. Раздала по сухарю, ложки достали свои. Пару минут, и ужин исчез. Отставляя пустую банку в угол, Иван понял, что его уже почти не морозит. А после нескольких глотков обжигающего травяного напитка он и вовсе почувствовал, что согрелся. Убрав посуду на стол, оба решили, что успеют помыть завтра, встали, потягиваясь. Иван покрутил поясницей, разминая. Всё-таки нагрузки серьёзные. Никакая борьба с ними не сравнится. Каждый вечер спина побаливает, но это от усталости.

Накинув на голову тонкий плащ, Тоня выскочила за порог. Пока Иван раздумывал, куда это она, проводник вернулась с солидной охапкой дров. На его немой вопрос ответила:

– Теперь на ночь хватит.

В спальники нырнули почти одновременно. Поёрзав, повернулись спиной друг к другу.

По крыше напористо барабанил ливень. За окном выл ветер, бросая крупные брызги в мутное стекло. В нагревшемся домике было тепло и уютно. Уже засыпая, Иван подумал о преследователях. Если они есть, то сейчас застряли в тайге без крыши над головой. В туманном сознании появились образы двух прижимающихся друг к дружке мужиков, пытающихся укрыться под ненадёжной крышей из еловых лап, и в следующий момент он уже спал.

Глава 10

Да, еловые лапы, конечно, широки, но от потоков воды, обрушившихся на них пять минут назад, защищали слабо. Точнее, пару минут в самом начале ливня ещё как-то держали, отводя ручьи подальше от ствола, но хватило их ненадолго, и сумасшедший дождяка теперь водопадом обрушивался на их несчастные головы. Моментально они вымокли так, словно искупались в одежде. А вода-то не летняя, тело охватила дрожь, и Тюня прижался к смолистому густо пахнущему хвоёй стволу, как к родной мамке в детстве. Рядом, привалившись к дереву с другой стороны, словно волк, щёлкал зубами Малахай.

Ну, сколько они прошли до вечера? Километров пять, самое большое, а эти, на моторке, наверняка вдвое больше отмахали. Такими темпами их ещё неделю догонять. Если, конечно, не повезёт, и мужик с бабой раньше не остановятся. Что их сюда под зиму понесло, интересно? Хотя какая им разница. Для них, бывших зэков, это шанс выжить в наступающей осени, здесь больше похожей на зиму где-нибудь в Ростове. И даже если этих в лодке хватятся и начнут искать, то в такой чащобе спрятать два тела легче, чем ту самую иголку в стоге сена. А местные зверушки помогут заховать навсегда. Косточки по лесу так раскидают, никакая экспедиция, будь они хоть все чингачкуками, не найдёт. Так по пути объяснял Малахай, изредка подгоняя отстающего напарника. Тюня слушал молчком, никак не реагируя на слова вора. Это был плохой признак. Рецидивист видел: Тюня не горел желанием продолжать погоню. Он всё чаще останавливался. А когда двигался, то отставал. Приходилось подгонять или, набравшись терпения, ждать. Можно было попробовать наорать, запугать сопляка, попробовать сломать окончательно, но Малахай нутром чуял – станет только хуже. Пока парень, хоть и больше по привычке, но выполнял распоряжения старшего напарника, признавая его опыт и авторитет. А что будет, потеряй он интерес к жизни, номинальную, но волю, просчитать невозможно. Вор знал, каждый реагирует по-своему, и одной схемы для всех не существует.