Пути Звезднорожденных

Глава Дома Пелнов явился на Игрища последним. Глава Дома Пелнов сдержанно, но, как показалось Герфегесту, вполне искренне засвидетельствовал свое почтение Гамелинам и свою радость по поводу того и по поводу этого.

Все три файеланта Пелнов были сравнительно небольшими трехъярусными кораблями и не представляли для Гамелинов ни малейшей угрозы. Но на душе у Хозяина Гамелинов было неспокойно.

Распутного вида женщина, которую привез с собой Тай-Кевр, обернулась и, сделав призывный знак веером, бросила на Герфегеста быстрый испытующий взгляд. Что она хотела сказать? «Давай встретимся сегодня вечером после ужина?» «Я знаю, как доставить удовольствие настоящему воину?» Нет, что-то непохоже.

В пятом забеге участвовали три колесницы. От Хевров, Гамелинов и Пелнов. Сигнальная труба швырнула осеннему солнцу высокую протяжную ноту.

Возничие подхлестнули лошадей. Забег начался.

Полкруга колесницы шли колесо в колесо. Потом возничий Хевров начал отставать. Конечно, какие могут быть лошади у Хевров? Они и так держались слишком долго. То ли дело грютские скакуны Гамелинов – подарок самого Элиена!

Колесница с черными лебедями на гнутом передке из орехового дерева уверенно рванулась вперед. Герфегест хорошо знал возничего – незаконного сына Артагевда от чахоточной белошвейки из Авен-Рамана. Это был бойкий и лживый малый, ни в чем не похожий на своего доблестного отца. Верткий, недалекий и безграмотный, зато прекрасно владеющий спаркой кинжалов и длинным боевым цепом с кожаной петлей для кисти.

Герфегест напрягся, желая возничему легкой и быстрой победы: во имя погибшего Артагевда, забыть которого Герфегест не мог, как ни старался.

Скачки – нововведение последних лет, занесенное из Сармонтазары восточными ветрами – были алустральскому люду в тягость. Скачки устраивали лишь затем, чтобы не казаться варварами перед лицом гостей из просвещенной Сармонтазары. То ли дело гребные состязания, гонки «морских колесниц» и травля каракатиц! Вот что в два счета ставило на уши знатнейших и их надушенных спутниц!

Треск и гибельное ржание в восемь конских глоток. Восторженный вопль зрителей, чью скуку мгновенно развеял грохот на Беговом Кольце.

Возничий Пелнов швырнул коней вправо, и спустя несколько мгновений обе колесницы, как две падающие звезды, исчезли в вихре обломков, пыльном облаке, мельтешении конских ног.

Отставшая почти на полкруга колесница Хевров звездой-победительницей промчалась мимо. Но это уже никого не волновало.

Все разом вскочили на ноги. И лишь Хармана осталась сидеть. Элай, чьим вниманием невиданное происшествие владело лишь несколько мгновений, помедлил и тоже сел.

Оба возничих выжили. Это стало совершенно ясно, когда в пыли блеснула стальная искорка и в нескольких шагах от нее – другая.

Надрывалась сигнальная труба, но возничим было не до нее. Сын Артагевда и возничий Пелнов, виновник происшествия, не сговариваясь, выхватили длинные ножи. Их всегда берут с собой на забег опытные колесничие – если надо, можно полоснуть по вожжам. Можно полоснуть и соперника – как, например, сегодня.

Двое, ставших в одно мгновение смертельными врагами, закружили в танце смерти, выставив перед собой клинки. Зрители затаили дыхание.

Труба замолкла – таковы правила. Если возничие решили оспаривать победу в поединке, никто не вправе препятствовать.

Выпад, еще выпад, лязг стали, грамотный отскок назад. Герфегест внимательно следил за сыном Артагевда. «Похоже, малый не на шутку зашиб себе колено. Но держится молодцом, правильно закрылся…»

Глубокий выпад, ометающий удар ногой, гортанный вскрик раненого сына Артагевда.

Хозяин Гамелинов ничем не выдал своего волнения. Но хотя лицо Герфегеста и казалось скучающим, он весь был там – на Беговом Кольце, среди вражды, пота и пыли.

Герфегест видел, что возничий Пелнов мог бы быть мертв уже дважды. Сын Артагевда – трижды. Но пока еще оба были живы. Как вдруг…

«Нет, только не это! Только не это!» Клинок наконец изведал плоти сына Артагевда.

С торжествующим воем возничий Пелнов извлек безжалостную сталь из тела юноши. Кровь хлынула на землю. Навострили уши разбежавшиеся кони.

Зрители взорвались ревом, в котором смешались одобрение, негодование, жажда кровопролития. Да, десять лет мира – слишком много для Синего Алустрала. Синий Алустрал не любит скучать. К Хуммеру ристалища, если на них никого не убивают…

Тай-Кевр, сидевший тремя рядами ниже, поднялся с места и повернулся к Герфегесту. В его руках был тугой кожаный кошель.

– Вира[1] за твоего возничего. Для такого размазни тут с лихвой, – с кривой ухмылкой сказал он и швырнул кошель. Тот не долетел до Герфегеста и брякнулся к ногам Элая.

Элай, мгновение поколебавшись, решил не подавать кошель Хозяину Дома Гамелинов. «Лучше не вмешиваться. Знал бы отец, какие порядки у них тут в Алустрале! Убил, заплатил – и все довольны!»

Герфегест поднял кошель сам.

Пристально глядя в глаза ухмыляющемуся Тай-Кевру, он неспешно развязал кошель. Монеты с профилем императора Торвента Мудрого звонко хлынули к его ногам.

– Вира принята, – невозмутимо сказал Герфегест, когда последний золотой, встретившись с носком его сапога, устремился вниз, под скамьи, отягощенные бременем благородных задов Алустрала.

5

«Молотом Хуммера» назывался самый большой корабль из всех, какие когда-либо строили люди Круга Земель. Он был сработан варанскими корабелами и вмещал в себя несколько больше, чем позволяет самое богатое воображение.

Когда Священный Остров Дагаат сгинул в пучине, «Молот Хуммера» оказался единственным кораблем, которому довелось уцелеть. Только благодаря ему спаслись все мы – я, Герфегест, Хармана, Шет окс Лагин.

«Молот Хуммера» доставил нас в Наг-Нараон и сам остался там, в Ледовой Бухте.

Я не раз просил Герфегеста отправить на дно это чудовище. Но Герфегест стоял на своем. «Молот Хуммера» – это единственный трофей, который случилось заполучить Гамелинам в последней войне. Не лишай меня счастья чувствовать себя настоящим победителем!» – говорил он.

Хармана тоже была без ума от плавучего исполина. «Если тебе охота что-нибудь уничтожить, уничтожь лучше Урайна», – говорила она лукаво. И Герфегест, и Хармана были по-своему правы. Мог ли я настаивать?

Почти десять лет «Молот Хуммера» простоял в Ледовой Бухте – угрюмый, бесполезный. Ни одному мореходу в здравом уме и трезвой памяти не пришло бы в голову попытаться выйти на нем в море. Никто и не пытался».

Элиен, сын Тремгора. «Исход Времен»6

– Ну что, нашли?

– Да, госпожа, все по твоим словам.

– Отлично! Еще факелов! Чтобы здесь было светло, как в животе у солнца!

– Будет сделано, госпожа!

– Вот, извольте. И еще два.

– Годится. А теперь убирайтесь на вторую палубу! Все!

Син улыбнулась: при свете прояснились кое-какие важные детали. Люди Пелнов прогрохотали по обветшавшим ступеням наверх, оставив Син одну.

Она прикоснулась к позеленевшему кольцу. Холодное.

Резная прямоугольная крышка поднялась на удивление легко. Под ней не было ничего особо примечательного. Ничего, что могло бы привлечь внимание непосвященного.

Син удовлетворенно прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

Нужные слова-звуки и слова-знаки вспыхивали в ее надчеловеческом сознании и уходили, всякий раз оставляя после себя возрастающую ясность. Она разлепила сухие губы и щелкнула языком. Голосовые связки Син вздрогнули и породили первые звуки Истинного Наречия Хуммера.

Слова-звуки грохотали в полную силу, а слова-знаки одно вослед другому ложились на ровную поверхность потаенной каменной плиты, в недрах которой сотни лет дремали ростки Огненной Травы.

Огненная Трава отозвалась Син. Камень побежал трещинами, и первые алые побеги жадно впились в днище «Молота Хуммера». Снаружи оно было обшито медью, но изнутри отборная, на совесть заклятая против гниения древесина горного кедра была обнажена.

Огненная Трава лакомилась.

7

«На южной окраине Сармонтазары, между морем и пустыней Легередан, обитает племя ноторов. Ноторы малочисленны, слабы и дики. Им недоступны искусства Севера, они не ведают ни стали, ни сладости письменного слова.

Но Лишенный Значений некогда щедро одарил несчастных, и этот дар в руках ноторов зачастую опаснее харренской панцирной пехоты. Ноторы властны над растущим, недаром зовут их «Повелевающие Травами». Среди диковинных растений, с коими дружны они, есть и легендарная Огненная Трава, которую многие невежды называют забавным вымыслом.

Просвещенные народы считают зазорным знаться с ноторами, полагая их людьми, не ведающими чести. Но Октанг Урайн не был щепетилен. Вот почему «Молот Хуммера» хранил в своем чреве больше, чем могли предположить самые предусмотрительные из нас».

Элиен, сын Тремгора. «Исход Времен»8

Двести воинов из Дома Пелнов привел с собой Тай-Кевр на Игрища Альбатросов.

Конечно, рядом с вызывающей мощью Гамелинов это не очень-то впечатляло. И Тай-Кевр, и его Сильнейшие прекрасно понимали это.

Восемьдесят отменных файелантов Гамелинов с черными лебедями на тяжелых полотнищах штандартов занимали большую часть Миноговой Бухты. Тяжелых боевых кораблей у зажиточных Гамелинов, в последнее десятилетие утроивших свою казну за счет торговли с Сармонтазарой, было больше, чем у любых двух других Благородных Домов вместе взятых. Дозорные на вершине Игольчатой Башни видели море на тридцать лиг вокруг. Ни один флот не мог застать Гамелинов врасплох.

И все же тридцать четыре файеланта – все, что смог собрать Тай-Кевр в своих владениях – застыли в трепетной неподвижности в сорока лигах от Наг-Нараона. Раш и Тарен Меченый уже давно скучали на боевой башенке флагманского файеланта «Глорамт Смелый», то и дело поглядывая на подернутый лиловой дымкой северо-западный предел.

Знак должен был прийти оттуда.

Получив его, корабли Пелнов совершат стремительный рывок к Наг-Нараону, не страшась встречи с флотом Гамелинов. Потому что знак, грядущий с северо-запада, будет означать, что флота Гамелинов больше не существует.

9

На пиру, который устраивали для дорогих гостей Гамелины, болтали много и всласть.

– А ведь этот разбойник, возничий Пелнов, еще на повороте возничего Гамелинов в первый раз ножом пощекотал, мальчишку этого!

– Кто ж не видал-то?!

– Да вот хоть свояк мой, Варр, не видал – он еще на первом забеге того…

– Помер, что ли?

– Да нет, заснул.

– Ну так и говори «заснул». А то – «того»… Чего «того»?

– Как по мне, так без доброй свары и Игрища не Игрища…

– И не говори! Вот бы завтра на гребных состязаниях всем гребцам да кормчим раздать сельху напополам с Медом Поэзии – глядишь, и растрепали бы борта друг другу таранами…

– И то дело! Какая разница, кто придет первым? Важно, кто кого утопит, я так лично полагаю…

– Глядите-ка, никак госпоже Хармане стало дурно!

– Сказались треволнения долгого дня, милостивые гиазиры. Я слышал, этот возничий ей кем-то там приходился. Племянником, что ли…

И впрямь, щеки Хозяйки Гамелинов были бледны, а глаза вроде как потускнели от усталости. Госпожа Хармана немногословно извинилась перед гостями, неловко поднялась с резного кресла, опрокинув на скатерть чару, полную душистого розового вина, и вышла вон на заплетающихся ногах.

«Приболела, что ли?» Встревоженный Герфегест хотел было проследовать за нею, но внезапно на другом конце стола поднялся в полный рост Тай-Кевр. Он хотел говорить.

– Хозяину Дома не пристало уходить, не выслушав слов равного себе, – шепнул Герфегесту один из Сильнейших, придерживая его за рукав.

Герфегест взглядом проводил Харману до дверей, снова сел и оглядел стол. Пустовало только два места. Место Харманы и место Элая.

Да, Элай ушел еще до первой здравицы. Сослался на нездоровье и улизнул под тихий ропот пирующих. Уходить, не дождавшись здравиц, по обычаям Алустрала было чем-то средним между верхом неприличия и слабоумной бравадой.

Впрочем, Элай имел право и на неприличие, и на браваду, ибо гостям из Сармонтазары в Синем Алустрале было позволено жить своими законами. Особенно когда гость этот – сын самого Элиена. Другие-то сармонтазарские гости на пиру еще как присутствовали – это Герфегест сразу заметил, а заметив – церемонно кивнул знакомой купеческой троице из Орина. Но тут внимание Герфегеста вновь привлек Хозяин Дома Пелнов.

– Я не ошибусь, – начал Тай-Кевр, – если скажу, что все мы, братья, сегодня видели много добрых зрелищ. За это – наша благодарность гостеприимному Дому Гамелинов. Я не ошибусь, если скажу, что из всех виденных нами зрелищ самым добрым зрелищем были бега – этот отменный дар сармонтазарского просвещения. И я не ошибусь трижды, если скажу, что лучшим из виденного нами в этом зрелище была…

Тай-Кевр обвел неистовым взглядом всех присутствующих.

– …кровь гамелинского отродья на Беговом Кольце! Так выпьем же за то, чтобы подобно тому, как наши кубки полнятся отменным вином, наши глаза преисполнились зрелищем крови Гамелинов!

Не изменившись в лице, Герфегест неодобрительно покачал головой, словно отец, недовольный своим несмышленым сыном. Быстрее, чем гости успели поднять негодующий шум, «крылатый нож», пущенный одним ловким росчерком кисти Герфегеста, вонзился в золотой кубок Тай-Кевра.

Сталь вошла в золото. Сокрушительная сила, вложенная Герфегестом в «крылатый нож», вырвала кубок из рук Хозяина Пелнов, обдав его расплескавшимся вином.

– Никто не выпьет за это! – сказал Герфегест, и его слова прозвучали смертным приговором для любого ослушника.

– А ты, Тай-Кевр, сын Шаль-Кевра, брат Глорамта, знай: я буду рубиться с тобой здесь и сейчас. И никто не посмеет сказать, что я нарушил законы гостеприимства.

Тай-Кевр медленно отер лицо и поднял свои окаянные глаза на Герфегеста.

– Нет, отродье Проклятого Дома Конгетларов. Не выйдет. Если я буду рубиться с тобой здесь и сейчас, ты убьешь меня, как убил многих. Мне нужно другое.

Все Пелны разом поднялись. Они вышли из-за стола и покинули пиршественный зал – надменные, провожаемые презрительными взглядами. Они уносили свой позор безмолвно.

Герфегест убрал ладонь с рукояти меча.

– Они не приняли вызов. Следовательно, они извинились, – сказал он гостям и улыбнулся.

10

«Молота Хуммера» не было больше, но об этом пока никто не знал. Огненная Трава сожрала его изнутри: выела днище и борта, сточила палубы и скамьи гребцов, слопав заодно и намертво принайтованные к этим скамьям весла.

Син и трое ее сопровождающих давно уже выбрались на берег Ледовой Бухты. Навстречу им по узкой дороге, которая вела вдоль берега, приближались шестеро воинов с алебардами. Шлемы с мощными масками, полированные нагрудники – гордость и краса Гамелинов.

– Прекрасная госпожа, мы видели, как вы подымались на «Молот Хуммера». Не поймите нас превратно, но нам хотелось бы знать, что вы искали там, в этом плавучем гробу? – учтиво осведомился начальник дозора, когда в его выпуклом нагруднике отразилось искаженное до неузнаваемости лицо Син.

Вместо Син им ответил Туман Фратана. Три дурманных облачка бордовой пыли, покинув разлетевшиеся вдребезги глиняные шарики, окутали маски стражей. Ни один из сопровождающих Син нагиров Дома Пелнов не промахнулся.

Бездыханные тела стражей еще не успели достичь земли, а тишину над Ледовой Бухтой уже сотрясал оглушительный треск.

Пустая скорлупа «Молота Хуммера» пошла ко дну, разваливаясь на глазах. А из неистово бурлящей грязнопенной воды к берегу шустрыми красными молниями метнулись побеги утолившей первый голод, но все еще далекой от насыщения Огненной Травы.

11

Пелны покинули пиршественный зал и вышли в коридор, где скучали праздные стражи Гамелинов.

Сорок вооруженных Пелнов против восьми зевающих в ожидании доброй чары с пиршественного стола Гамелинов. Неудивительно, что стражи нашли свою смерть раньше, чем улыбка покинула уста Герфегеста.

Воины умерли, не издав ни звука. Их ослабевшие руки выронили мечи, но падающие клинки не прозвенели в гулком коридоре, подхваченные их предусмотрительными убийцами. Безжизненные тела стражей также были заботливо приняты под руки и бесшумно опущены на пол.

Стараниями своего нового знакомца, судовладельца в желтом, который появился из ничего в день несостоявшейся казни Син и ушел в ничто спустя неделю, Тай-Кевр знал Наг-Нараон лучше, чем сами Гамелины. Поэтому Хозяин Пелнов ни мгновения не колебался относительно того, куда им идти и что делать. Не колебалась и Син.

Тай-Кевру требовались десять хороших воинов, чтобы пробиться ко входу в Лоно Игольчатой Башни. Син – и того меньше.

Тридцать Пелнов деловито погасили настенные светильники и расположились вдоль стен коридора, куда вел выход из пиршественного зала. Лица их были хмурыми, глаза – упрямыми.

Они, быть может, погибнут все до единого. Но, расплатившись жизнями, купят время, которое так необходимо Тай-Кевру и Син.

12

«Становой Хребет Наг-Нараона – Игольчатая Башня. Без нее не было бы могущества Харманы, без нее не случилось бы возвышение Герфегеста. Без нее, полагаю, не была бы написана эта книга.

Гавань Наг-Нараона вмещает в себя три бухты: Миноговую, Ледовую и Веселую. Про каждую из них есть что порассказать.

Когда в Синем Алустрале шла война между Хранящими Верность во главе с Ганфалой и мятежниками под началом Хозяев Гамелинов, в проливе Олк неподалеку от Наг-Нараона произошло большое сражение. Тогда могущество многих Благородных Домов пало в прах на долгие годы.

Но Пелны – подневольные союзники Гамелинов – избегли участия в этом сражении и пришли в пролив Олк лишь затем, чтобы полюбоваться на обгоревшие остовы неприятельских кораблей. Потом корабли Пелнов вошли в гавань Наг-Нараона – и их было больше, чем всех остальных мятежников вместе взятых.

Пелны уже тогда люто ненавидели Гамелинов, ибо за полгода до битвы в проливе Олк Стагевд, прежний Хозяин Гамелинов, муж и брат Харманы, с невиданной жестокостью сокрушил лорнуомские крепости Пелнов, чтобы принудить их к союзу.

Итак, Пелны пришли в Наг-Нараон под личиною друзей, хотя умные головы знали: этой дружбе не быть ни долгой, ни крепкой. Пелны пришли в Наг-Нараон, и их корабли бросили якоря в Веселой Бухте.

Спустя три дня случилось то, что не могло не случиться. Под покровом безлунной ночи лучники Пелнов в несколько залпов перебили стражу Гамелинов. Пелны сошли с кораблей на берег и устремились к воротам Наг-Нараона. Шаль-Кевр, тогдашний глава Дома Пелнов, не сомневался в победе. Гамелины должны были погибнуть все до последнего. И они погибли бы, не будь Лона Игольчатой Башни.

Лоно Игольчатой Башни – это комната, вход в которую открыт лишь посвященным.

О ней сказано так: «…неистовство кровосмесительной связи в Лоне Игольчатой Башни потрясет стены Наг-Нараона… соитие кровных родственников тронет с места безмолвные камни и недвижные утесы…» и что-то там еще – сейчас уже толком не помню.

Увы, Хармана и Герфегест не были кровными родственниками, только лишь любовниками. Вот почему они вскрыли себе вены и смешали кровь, а после предались любви в Лоне Игольчатой Башни.

Утесы над Веселой Бухтой отозвались их страсти. Огромные скалы обрушились на корабли Пелнов. Они были разбиты в щепу, а уцелевших и обезумевших от страха врагов пленили Лорчи – преданные Гамелинам воители с северных островов.

Вот почему я сказал, что без Игольчатой Башни было бы невозможно возвышение Герфегеста. Если бы не дивные колдовские свойства Башни, Пелны подняли бы самозванца на копья вместе с ненавистной им Харманой, сестрой жестокого Стагевда.

Но и это не вся правда об Игольчатой Башне.

За несколько лет до появления Герфегеста в Синем Алустрале вассалы Гамелинов подняли мятеж против своей малолетней Хозяйки Харманы – девчонки, еще не познавшей мужчину. Смерть грозила всем, кто был в Наг-Нараоне, – Хармане, ее опекуну и двоюродному брату Стагевду и горстке преданных бойцов.

Вассалы пошли на приступ. С ловкостью голодных крыс они взбирались по северным склонам Наг-Нараонской горы и некому было остановить их. Тогда Стагевд привел Харману в Лоно Игольчатой Башни и растлил ее там, дабы северные склоны обратились неотвратимым каменным ураганом.

Впоследствии неистовая Хармана собственной рукой убила Стагевда, дабы ничто не препятствовало ее браку с Герфегестом.

Но и это не вся правда об Игольчатой Башне.

Когда я пришел в Алустрал, чтобы пресечь деятельное безумие Октанга Урайна, третьего Звезднорожденного, я пленил Шета окс Лагина, в теле которого пребывала темная воля Урайна.

Я не мог убить Урайна, ибо его жизнь и его смерть были скованы «цепью теней» с жизнью моей возлюбленной жены Гаэт. Из этой роковой связи проистекли все беды Круга Земель, но об этом я поведаю после.

Я не мог уничтожить Урайна, но я мог изгнать его из тела Шета окс Лагина и переместить его источенную злом душу в другое тело. Молодой император Алустрала Торвент, пятнадцатилетний юноша с колдовской сметкой девяностолетнего старца, помог мне сотворить новое тело для Урайна – тело Сделанного Человека.

Все потребные магические приуготовления мы – я, Торвент, Герфегест и Хармана – совершили в Игольчатой Башне. Я никогда не забуду этот день. Из расколотого хрусталя небес на головы наши опадал прах вечности и никто не знал, сколько ударов сердца отмерено каждому из нас.

Наша смелость была вознаграждена.

Плененная душа Шета окс Лагина освободилась и вернула себе власть над собственным телом. А Октанг Урайн получил тело Сделанного Человека и остался жить, намертво прикованный к границе между сном и явью, бытием и небытием. И самая насущная правда об Игольчатой Башне заключается в том, что именно она долгие годы была высочайшим склепом Круга Земель. Высочайшей спальней Круга Земель. А заодно – высочайшим надгробием над погребенным заживо Октангом Урайном.

Итак, под Лоном Игольчатой Башни я определил место для Октанга Урайна и мы заточили его там на веки вечные. Каждый Звезднорожденный умеет это – заставить другого Звезднорожденного жить без движения, пищи и солнечного света. Воистину ужасна мать наша, Великая Мать Тайа-Ароан».

Элиен, сын Тремгора. «Исход Времен»13

Путь от Ледовой Бухты до Лебединых Ворот – единственных ворот, ведущих внутрь крепости Наг-Нараон – нелегок для злоумышленника. Но даже пройдя его, Син не добилась бы ничего. Ибо и в этом случае от Лона Игольчатой Башни ее отделяли бы крепкие ворота, многочисленная свирепая стража и путаная череда крепостных двориков, находящихся под обстрелом метких лучников.

Но черному делу Пелнов теперь служила Огненная Трава.

Четверо облеченных в доспехи Гамелинов быстрым шагом достигли юго-западной оконечности Ледовой Бухты. За ними, таясь под водой, тянулись отростки Огненной Травы. Под старыми масками, очищенными от дурманного Тумана Фратана, теперь скрывались новые лица. Это были Син и трое отчаянных нагиров Дома Пелнов.

Когда «Молот Хуммера» исчез под водой, стража Гамелинов всполошилась. Начальник караула тотчас же отправил полтора десятка воинов разобраться что к чему, а сам двинулся с донесением к Хозяину Дома. Увы, ему не суждено было свершить задуманное – у входа в пиршественный зал его встретила отравленная стрела Пелнов.

Син остановилась. Остановились и ее спутники.

– Кажется, здесь, – сказала Син. Она сняла маску и поглядела вверх.

Крутая серая скала, дерзко возносящаяся ввысь, к восточным бастионам Наг-Нараона, казалась воистину несокрушимой. Но Син знала: стоит вгрызться в камень на каких-то тридцать локтей, и упрешься в заброшенный отросток старого лаза. По этому лазу можно безнаказанно подняться выше. Туда, где проходит каменный ствол Игольчатой Башни.

Син заговорила и из-под воды показались десятки красных лоснящихся щупалец. Каждое толщиной в руку. Каждое силой в ураган.

Поначалу Огненная Трава ела камень очень неохотно – она уже успела привыкнуть к разносолам. Син то и дело приходилось понукать ее хлесткими заклинаниями. Но вскоре дело пошло на лад.

14

Четвертой перемены блюд все не было, но Герфегест не беспокоился.

«Хороший предлог погнать с кухни заезжих лентяев-поваров, „приуготовителей яств и закусок по предвечным харренским рецептам“. Лучше пусть свои, местные, всем заправляют. Они, конечно, только и умеют, что запекать в сыру молодых мидий да тунца на вертел сажать. Зато делают это быстро!»

Все, по мнению Герфегеста, шло к лучшему.

Тай-Кевр и его низколобые сродники с рожами мясников, отнюдь не служившие украшением пиршественного стола, нарвались на ссору и ретировались, трусливо поджав хвосты.

Грудастая распутница с замогильной улыбкой, утром сопровождавшая Тай-Кевра на ристалищах, не появлялась больше. «Небось изменяет сейчас своему шалому другу с каким-нибудь литым стражником или жадным до утех колесничим. И правильно делает… Жаль только сына Артагевда, погиб не за грош… Ну да завтра мы им устроим, Пелнам…»

Герфегест представил, как завтра на гребных состязаниях файеланты Гамелинов обгонят, а то и пощекочут таранами трухлявые корабли Пелнов к удовольствию всех любителей острых ощущений. Без мордобоя и поножовщины наверняка не обойдется…