Зов Пятиликого. Эхо грядущей бури

– Уверен, там сейчас не протолкнуться от охраны.

– Определенно. Однако я позабочусь о том, чтобы им стало немного не до тебя.

Вечерний Льхон гудел точно побеспокоенный осиный улей.

Дымы пожаров тянулись высоко в небо, отовсюду слышались крики и почти на каждой улице встречались безжизненно лежащие тела.

В темном плаще, с накинутым на голову капюшоном, я брел, стараясь не замечать происходящего. Несколько раз ко мне подходили крепкие парни с дубинками в руках, интересуясь кто я такой и куда направляюсь. Отвечал им просто, дескать, я с народом Льхона.

Первая сложность появилась на границе Льняного и Речного кварталов. Мост через один из множества мелких рукавов Априла, преграждала баррикада да с десяток вооруженных головорезов. Пробежался взглядом по их лицам и понял, что меня не пропустят, назовись я хоть королем Ормадара.

Двинулся в обход, но картина повторилась снова и снова. Лишь через час мне стало ясно, что часть Речного квартала фактически изолирована. Начал было размышлять над тем, как добраться до особняка Барки, миновав посты крышками домов, однако возле очередного увидел нечто любопытное. Около двадцати хорошо экипированных бойцов с желто-зелеными лентами на плечах и шлемах – знаком суурмаранской гвардии, шли плотным строем, прикрывая щитами сгорбленного человека.

От баррикады в них полетели стрелы да болты, но воины упрямо двигались вперед. Приблизились на расстояние в десяток метров, идущие в центре на мгновенье подняли щиты и сгорбленный вскинул руки. Ослепительная вспышка лизнула огнем головорезов у баррикады, отчего те попадали да принялись кататься по мостовой, с душераздирающими воплями пытаясь сбить с себя мертвенно-голубые языки пламени.

– Походно-ратный! – гаркнул один из гвардейцев, после чего за передним отрядом устремилось еще не меньше двух десятков воинов. Сгруппировавшись, они выставили щиты по флангам построения и так отправились дальше по улице.

Я подождал с минуту да пошел за ними следом, в полной уверенности, что вскоре окажусь возле особняка.

Сумерки меж тем сгущались все плотнее, окуная город в темноту, особенно раннюю, потому как фонари на улицах сегодня никто не зажигал.

Впереди показалась развилка. Добраться до цели, двигаясь по левой стороне, можно было быстрее, но оттуда слышались звуки боя. Я завернул вправо, да ускорил шаг.

– Открывай! Открывай, сука! – орал грузный мужик, ломясь в чью-то дверь с ножом в руках. Изнутри отвечали испуганно и неразборчиво. Вот он покрепче саданул плечом, сбив хлипкий замок и скрылся в помещении, откуда тут же донеслись крики ужаса и боли.

Остановился на мгновенье, однако продолжил путь. Как бы ни хотелось помочь, весь город не образумишь. Под шумок люди вечно начинают решать собственные проблемы по праву сильного, пользуясь бездействием закона. Те же, кто полагает, даже при самой дерьмовой власти, будто начисто лишены защиты, просто не пробовали пожить в безвластии.

Вскоре передо мной предстал родовой дом пана Барки. Величественный трехэтажный особняк с острыми шпилями декоративных башенок на крыше и изящным гребнем пик по фронтонам. Черный как ночь, он будто сошел с иллюстраций детских сказок о том, где полагается обитать главному злодею. Впрочем, если Тиара права, лидеры гильдии воров являются обычными марионетками в руках Ормадара, отличаясь от действующего короля лишь разными сферами свободы.

Из-за решетчатой кованой ограды высыпало несколько человек да бегом устремились прочь, вероятно туда, где с людьми Барки бились сейчас гвардейцы.

Я вздохнул, поражаясь собственной решительности, и двинулся прямиком к главному входу.

– Кто такой?! Куда?! – рявкнул плюгавый парень с козлиной бородкой, заметив мое приближение. Он держал на изготовку короткую саблю, но едва ли не дрожал от страха.

– Чего своим не помогаешь? – спросил я с улыбкой. Привычное спокойствие, как и прежде захлестнуло с головой. – Король выяснил, где укрывается твой хозяин. Весь гарнизон сюда отправил. Каждый клинок теперь на счету.

– Брешешь? – произнес он, однако по округлившимся глазам было ясно, что парень в шаге от паники.

Внезапно со стороны дома раздалось воронье карканье. Я взглянул на крышу и увидел, как десятки черных птиц вырываются из дымохода, а затем устремляются в ту сторону, где кипел бой с гвардейцами.

– Да хоть десять гарнизонов, – вмиг успокоившись, произнес охранник. – Сейчас мы им жару-то…

Договорить он не успел, потому как я выхватил меч и вонзил ему острие в лицо.

Осмотрелся по сторонам. Кажется, меня пока никто не заметил, стало быть, небольшое преимущество внезапности еще имелось.

Забрал с пояса парня ключи, открыл ворота, и двинулся к особняку. Все его окна были надежно защищены коваными решетками, стилизованными под корабельные снасти, а гладкие стены исключали возможность добраться до крыши. Да и зачем? Уверен, оттуда также не удастся проникнуть внутрь. Потому без затей подошел к центральному входу.

Двери оказались заперты.

Взялся за дверной молоток и постучал.

– Кто там?

– Открывай скорее, черт тебя дери, у меня здесь раненые!

– Назовись сперва!

– Я тебе сейчас по рыгальнику назовусь, шорот подгончарный! В край уже огоношился?! Свои это, свои!

Для верности несколько раз ударил кулаком по двери, радуясь неожиданно пригодившемуся словарному запасу Гурна.

В замке заскрежетал ключ.

Как только услышал щелчок, несколько раз рубанул мечом воздух, гася в помещении свет, а после ввалился внутрь. Безоружному слуге врезал с размаху в челюсть, выполняя недавнее обещание, а вот паре замешкавшихся охранников повезло меньше. Клинок тихо просвистел в полумраке большого гостиного зала сократив число верных людей пана Барки, и на этом первая, к сожалению, самая простая часть плана оказалась завершена.

Где именно в огромном доме находятся мои цели я не представлял, а бестолково слоняться из комнаты в комнату чревато излишним промедлением. Не исключено, что гвардейцы не выстоят и когда оставшиеся воины вернутся в особняк, никакие таланты пассажиров не спасут меня от расправы.

Погасив в остальной части комнаты свет, двинулся по широкой полукруглой лестнице наверх, размышляя о дальнейших действиях. То, что у Барки имелись под рукой телохранители, часть из которых непременно маги, я не сомневался, стало быть, лезть на рожон бессмысленно. Но как их выманить да перехитрить, не имел ни малейшего представления.

Войдя в широкую дверь на втором этаже, оказался в коридоре, обитом черно-голубым бархатом. По стенам здесь висели высокие узкие зеркала в изящной серебряной оправе, оформленной под морские волны. Несколько овальных арок впереди вели в другие помещения и, едва я двинулся вперед, из одной из них, как ошпаренный, выскочил седой одноглазый мужчина с медным кувшином в руках.

Увидев меня, он замер, да испуганно уставился на меч нильдхейма, слабо отливающий алыми рунами над гардой.

– Спокойно, я свой, – проговорил максимально дружелюбно, однако эффект это вызвало совершенно обратный желаемому.

– Я маг! Не подходи ко мне, чудовище! Заколдую!

– Скажи, где Барка и Ладмир, и я тебя не трону.

Мужчина протяжно завыл. В его глазах читался панический ужас.

– Я за твоей спиной! – вскинув руку, прокричал он отрывисто.

Резко обернулся и рубанул мечом, ожидая увидеть противника, однако сзади никого не оказалось, зато прямо по затылку мне прилетел увесистый медный кувшин.

Не столько больно, сколько обидно. Надо запомнить этот прием на будущее.

Обернувшись, увидел, как одноглазый со всех ног улепетывает по коридору. Догонять его не стал, но такое поведение показалось мне странным.

Вскоре удалось отыскать лестницу на третий этаж, и я понял, что в доме творится какая-то чертовщина.

В луже крови, прислоненные к стене, лежали три тела. Все в одеждах, по которым можно было опознать погибших как слуг – молодая женщина, да двое стариков. Их убили быстро, отточенными ударами в сердце и, судя по всему, именно здесь, специально отведя для расправы. Вот только кому это потребовалось и главное, зачем? Не мог же до меня пробраться в особняк еще один убийца? Но, даже если допустить столь невероятную мысль, оставалось неясно, для чего ему или им подобная жестокость.

На третьем этаже обнаружил еще одно место казни, только здесь жертвами стали около пятнадцати слуг. Разобрать точнее не удалось, потому как палачи действовали гораздо более небрежно и жестоко, фактически расчленив несчастных размашистыми ударами.

На секунду даже подумал, не повернуть ли назад. Каков шанс, что мне удастся найти хоть кого-то, способного подсказать местонахождение Миаланы? Даже сам Барка может оказаться не слишком словоохотлив в этом отношении. Однако, решил, что уйти сейчас, подобравшись так близко к цели, просто нелепо. Да и сколько жизней еще оборвется в ближайшие дни, если Ладмир продолжит подбивать народ к мятежу?

Следующая комната была пуста, но что-то в ней показалось мне странным. Поискал глазами источник света и понял, что давно брожу в темноте, видя все как днем, лишь благодаря зачарованию меча. Решил проверить догадку, и верно, в комнате, где находились убитые слуги, все лампы были также погашены.

Из-за соседней стены вдруг услышал слабые звуки, напоминающие плачь. Отыскал дверь, ведущую в помещение, но она оказалась закрыта, благо ключ торчал в ней же, снаружи.

Отпер, готовый увидеть что угодно.

Взгляду открылась небольшая кладовка, в которой ютились несколько молоденьких служанок. Должно быть заметив свечение рун, девушки вжались в стену и застыли.

Заплаканные, распахнутые в ужасе глаза и немая покорность овец, ведомых на заклание. Да что здесь, черт побери, творится?!

– Я не причиню вреда, – сказал мягко и тихо. – Помогу вам выбраться. Главное, не шумите.

Ответом стало молчание.

– Этот меч не мой. Я отобрал его у врага. Помог бы зажечь вам свет, да нечем.

– Святая Иссия и все деяния твои, – еле слышно проговорила одна из девушек, дрожащими губами, неотрывно глядя на руны. – Убереги ото зла и избави от страха и боли.

Убрал меч в ножны.

– Ну все, молитва сработала, красотка. Уходите из дома, пока целы. Не знаю, что здесь творится, но считайте, что Иссия вас услышала.

Служанки все еще стояли в нерешительности, хотя в их взглядах появилась надежда. Ближняя ко мне медленно подняла руку, с зажатым в ладони огнивом.

Рядом на стене висела масляная лампа. Зажег ее и протянул девушке.

– Вы и впрямь не один из них, – произнесла она, вымученно улыбнувшись.

– Здесь орудовали нильдхеймы? Зачем они учинили побоище?

– Черное солнце, прими кровь за Исток, а смерть за подаяние. Так говорили люди в черных одеждах… когда… – она замолчала и прикрыла глаза.

Я помог им добраться до лестницы и проводил взглядом. Путь из особняка был свободен. Выберутся. А вот насчет меня – большой вопрос.

Достал меч из ножен и посмотрел на руны. А ведь и правда, горят едва ли не ярче, чем прежде. Неужто третье зачарование действительно позволяет каким-то образом черпать заряд из убитых людей? Стало быть, нильдхеймам потребовалось восполнить силу Истока, а этих девушек оставили на закуску.

Двинулся дальше по этажу, внимательно прислушиваясь. Откуда-то доносилось непринужденное мелодичное пение, а также тянуло горько-сладким запахом опиума. Через минуту отыскал нужную дверь, отметив, что между ней и порогом пробивается слабый свет.

– Кукла вскинула ручонки, завертелась как юла, и отрезала мальчонке, – промурлыкал неизвестный исполнитель, а затем обратился к кому-то с вопросом. – Совсем позабыл слова. Что она ему отрезала? Глаза? Складно, но не подходит по смыслу. Может быть…

Я толкнул дверь и ворвался в комнату, держа меч на изготовку.

Ладмир стоял, склонившись над окровавленным толстым мужчиной, привязанным к вычурному креслу. В руках он держал короткий кривой кинжал, какие обычно используют для свежевания туш.

– Погоди! – бросил он мне, а после прижал нож к горлу пленника и рывком вонзил лезвие в мягкую плоть. Человек затрепыхался да захрипел, а из раны обильно хлынула кровь.

Ладмир же улыбнулся и, продолжив наплевать недавнюю мелодию, начал пританцовывая ходить вокруг кресла.

Я замер, наблюдая за этой нелепой картиной.

Когда пленник затих, Ладмир несколько раз хлопнул в ладоши и поклонился, словно завершив представление.

– Рад, что у меня появился зритель в столь важный, можно сказать, исторический момент, – он подошел к столу, поднял с него дымящуюся трубку и глубоко затянулся. – Барка полагал, что я его марионетка. Но как же это пронзительно символично – быть в итоге убитым тем, чьи руки ты направлял. А что же до тебя, Пятиликий? Пришел закончить начатое?

– Возможно, – кивнул я, сделав шаг вперед. – Но и еще кое-что. Барка велел похитить одну девушку. Стройная, светловолосая, зовут…

– Миалана? – Ладмир махнул рукой и тихо засмеялся, как мне показалось, совершенно искренне, если можно судить о таком в человеке под наркотическим дурманом.

– Что здесь смешного?

– Еще в мою собственную бытность бардом, эта сука вечно попадала в неприятности.

– Отпусти ее.

– Непременно. Но сделаю это вовсе не по твоей воле. Она еще пригодится мне живой. Одной из многих, кто вскоре примется воспевать славные деяния короля Ладмира. А вот что прикажешь делать с тобой?

Шелест вороньих крыльев вдруг наполнил дымоход и стремительно ворвался в комнату вместе с телами черных смоляных птиц. Они закружились вокруг меня яростным вихрем. Рубанул мечом раз, другой, рассекая созданий на части, но через мгновенье получил страшный удар в спину. Полетел вперед, готовясь упасть на пол, однако был подхвачен за руки да рывком поставлен на колени.

Четверо людей в темных одеяниях стояли слева и справа, с мечами наголо, мое же оружие лежало в стороне. Острие клинка больно уперлось в шею ниже затылка.

В этот момент я отчетливо понял, что проиграл, за секунду обратившись из охотника добычей. Быстро и неотвратимо. Словно отрезвляющая пощечина зарвавшемуся глупцу, возомнившему, что способен сунуть нос в дела сильных мира сего и после этого остаться невредимым.

Таков он мой финал.

– Я мог бы просто тебя прикончить, Пятиликий, – с усмешкой бросил Ладмир, сев за стол и затянувшись трубкой. – Но это слишком банально и милосердно. Ты ведь посмел дважды угрожать мне и заслужил иную участь. Более утонченную. Элегантную.

– Хочешь, чтобы я еще раз услыхал твое пение?

– Ты станешь моим слугой, – холодно бросил он, глядя мне в глаза. – Покорным и верным псом. Какая победа может быть слаще этой? Еще приползешь на коленях и примешься целовать мои сапоги. Вот увидишь. На Алых островах умеют перевоспитывать строптивцев.

Глава 8. Тернистые пути Истины

Темнота, затхлая сырость да усталость, граничащая с бессильем, оставались моими спутниками четвертый день пути. Узкие железные клетки, спать в которых приходилось сидя, стояли плотными рядами по левой стороне корабельного трюма, тогда как правая отводилась для ящиков с припасами.

При погрузке на корабль обыскали меня неважно, зато надели металлический ошейник с крупной, в фалангу большого пальца, каплей янтаря возле затейливой защелки. Гурну доводилось видеть подобные прежде. Зачарованные реагировать на растраченный поблизости Исток. Если маг в нем примется колдовать, механизм мигом затянется на горле с такой силой, что переломит носителю шейные позвонки. К сожалению, моему пассажиру пришлось наблюдать это воочию, причем тогда, в бессмысленной попытке побега, погиб не только сам колдун, но и несколько людей рядом, оттого что их ошейники почувствовали близкую магию да среагировали так же. Возможно, во избежание подобного все пленники на корабле располагались друг от друга через одну, а то и две клетки.

Опасаясь ненароком стать жертвой ошейника, я не решался выпить заряженного вина из припрятанного за поясом флакончика больше суток. Но после того как потерял контроль над телом, выпустив на волю одного из пассажиров, едва пришел в себя, плюнул, да сделал пару скупых глотков.

В полной мере проблемы с усталостью это не решило, но даже будь у меня при себе весь бочонок вина, я не представлял, что делать дальше. На пленника, с какой бы целью его ни волокли, аж на сами Алые острова, драгоценнейших напитков тратить никто не станет. Шанс того, что меня будут держать где-то неподалеку от Истока, тоже призрачно мал. Стало быть, почти опустевшим флакончиком мне отмерено время оставшейся жизни.

Корабль прибыл в порт Эсфахара ранним утром, пришвартовавшись к причалу. Прежде чем вывести пленников на берег, нас заставили помыться в большой лохани группами по четыре человека, давая на процедуру всего минуту. Затем связали за спиной руки и так поволокли к стоящим на пирсе экипажам с высокими кабинками без окон, выкрашенными в ярко-красный цвет.

Хотелось осмотреться, однако острова встречали нас плотным туманом, из-за которого даже сам город казался призрачным серым мороком, растворенным в белой мути. Чего уж говорить о знаменитых Кембрийских кряжах – величественных горах, пронзающих небо шпилями дворцовых башен. Они и вовсе не угадывались даже силуэтами.

Как только нас усадили в экипаж, один из пленников произнес:

– Хозяева дорог, мать их.

– Чего? – уточнил другой.

– Кибитки эти сраные. На похожих здесь благородных возят, только они еще выше. Двухэтажные, как дома. И что тем, что этим, полагается дорогу уступать, чтоб не задерживать, а если кто зазевается, так его непременно палками угостят. Оттого и название.

– Зато порядок, – хмуро подытожил третий.

Экипажи двинулись.

Мы и впрямь ехали без остановок, хотя и не быстро, но, когда звуки города начали стихать, а мостовая под колесами сменилась мощеной крупным камнем дорогой, возница погнал лошадей галопом. Держаться на узкой лавке, да еще и со связанными за спиной руками, стало непросто, к тому же мешала проклятая мистическая усталость, благо хоть успел допить остатки вина перед этапом. Лишь около часа спустя, темп движения снизился и, судя по наклону повозки, мы начали подниматься в горы.

До того, пока нас везли в корабельном трюме, постоянно слышались разговоры. Одни жаловались на судьбу, иные справлялись куда и для чего их тащат, строя самые невероятные догадки. Находились и те, кто убеждал, дескать, бояться не нужно, а, напротив, следует гордиться, что отобраны стать элитной стражей. С ними принимались спорить, но никто никого не мог переубедить.

Теперь же все сидели тихо. Лишь скрип колес да далекое завывание ветра провожали нас в неизвестность.

Из-за мистической усталости, которую тело безуспешно пыталось побороть, часа через два я начал задремывать. Уже сквозь сон послышался странный звук, напоминающий низкий ритмичный бой барабанов, отражающийся эхом от скалистых гор.

Открыл глаза и прислушался.

– Чего это? – проговорил один из пленников, прильнув ухом к стене кабинки.

– Встречают так, небось, – ответил ему другой.

Вскоре звук стал гораздо различимее и к нему добавился новый, тяжелый и мрачный – то ли утробное горловое пение, то ли похоже имитирующий его духовой инструмент.

Экипаж вдруг резко остановился. Раздались отрывистые выкрики. Через секунду отворились двери и нас начали грубо выпихивать наружу.

Мы находились на широком каменистом плато высоко в горах, где дымка тумана сменилась серостью низко висящих облаков. Всех пленников поставили на колени и велели прижаться головой к земле.

Бой барабанов, да горловое пение, напоминающее теперь исступленный хрип, звучали все отчетливее.

Наши конвоиры, между тем, вели себя беспокойно. Среди них было шестеро нильдхеймов и около дюжины обычных солдат в легких кожаных доспехах.

– Всем прижаться! Глаз не поднимать! – проорал один из солдат, и я склонил голову к серым камням вслед за остальными, однако постарался проследить за происходящим.

– Кто дернется, пристрелю из арбалета!

Вот к звукам неожиданно добавилось удивительно мелодичное женское пение. Нильдхеймы при этом попадали на колени, ухватились за головы и их тела забились от крупной дрожи.

– Глаз не поднимать, паскуда! – я получил удар дубинкой по спине и вжался лицом в камни.

Бом, бом, бом, бом – гремели барабаны, пение лилось подобно журчанию ручейка, по нелепой случайности оказавшемуся в недрах самых темных глубин царства мертвых.

Со стороны нильдхеймов послышался заливистый, будто у умалишенных, смех.

– Мара скельм Джаиле! – выкрикнул один из них и яростным ревом ему ответили полдюжины глоток:

– Эт тоед, мара!

На старом Ормадарском это означало: «Убивай врагов Истины! Не щадя, убивай»!

Женское пение осталось единственным из далекой таинственной песни. Но через секунды стихло и оно.

– Все по местам! – гаркнул конвоир и нас принялись заталкивать обратно в экипажи.

– Что это сейчас было за дерьмо? – ошарашенно пробормотал пленник, сидящий рядом со мной.

– Либо, нильдхеймы под чарами магии разума, – ответил я. – Либо очень сильно любят эту песню.

Сосед нервно усмехнулся.

– Это что же выходит? Мы скоро так же будем корчиться как припадочные?

– Вы да. А я не доживу.

Экипажи продолжили путь.

Через несколько минут послышалось, как с тяжелым скрежетом отворяются массивные двери, после чего мы остановились снова.

– Все на выход, юродивые. Приехали.

Нас выволокли наружу и, подгоняя короткими копьями, повели вдоль высокой стены из темного камня.

Мы уже находились внутри крепости, не выглядящей в чем-либо примечательно. Разве что постройки казались донельзя мрачными из-за цвета местной породы, да висящих в воздухе рваных клочьев облаков.

Широкий внутренний двор уставлен тренировочными чучелами, возле которых упражняются люди, пара небольших ристалищ у приземистого здания, стоящего особняком от остальных, да высокая цитадель, с острыми шпилями башен.

Нас отвели в постройку, как и прочие, примыкающую к замковой стене. Здесь за небольшим столом сидел лысый морщинистый старик, меланхолично выводящий вороньим пером какие-то записи в ветхой книге.

Один из конвоиров подошел к нему и что-то проговорил.

– Сколько? – кивнув, произнес старик на имперском.

– Двадцать три человека.

– Черт тебя дери! Барак на двадцатерых рассчитан. Снабжение опять же, амуниция, расписание. Тебе здесь что, дом милосердия?

– Думали помрет кто в пути, – пожал плечами конвоир. – С запасом брали.

– С запасом, я смотрю, тебя родили, – недовольно пробурчал старик, посидел немного, размышляя, затем поднялся и кряхтя удалился в соседнее помещение. Его собеседник тем временем обернулся да взглянул на нас недобро. Как бы не додумался сократить число пленников до необходимого прямо здесь и сейчас.

Через несколько минут старик вернулся в сопровождении крепкого мужчины в черном, подшитом мехом, дублете.

– Капитан Лорак, – почтительно кивнул конвоир, вытянувшись по стойке смирно, но вошедший не удостоил его вниманием.

– Опытные есть? – зычно бросил капитан.

Нас выстроили вдоль стены, и другой конвоир принялся рассказывать, сверяясь с мятым листом бумаги, о боевом опыте наиболее важных по его мнению пленников.

Меня в списке не оказалось, но на это было наплевать. Усталость давила уже столь непосильной ношей, что единственное, о чем мог думать – как удержаться на ногах. По всему выходило, что жить мне отмерено от силы еще несколько часов.

– Забираю двоих последних. Направляй их сперва к Отцу, затем сразу в арсенал за снаряжением. Оттуда ко мне, на дневную тренировку. Остальных после Отца в барак, их еще погоняем по физчасти с полгода.

– Сделаю. Только троих возьми, – проскрежетал старик. – Один все равно лишний.

Капитан недовольно пожевал губами.

– Ты, ко мне, – властно бросил он, указав пальцем на одного из самых молодых пленников.

Парень несмело приблизился, после чего Лорак коснулся перстнем, в виде вороньей головы, навершия меча, висящего на поясе.

Раздался звонкий щелчок, а следом за ним приглушенный хруст костей. Голова пленника неестественно вывернулась, он захрипел и повалился на пол, подергиваясь в агонии.

– Теперь лишних нет, – холодно произнес Лорак и уже повернулся к выходу, тогда как меня, словно молния, ударила в голову невероятная догадка.

Так вот для чего нильдхеймам столь хитрое зачарование мечей! Вовсе не для собственного заряда, как я решил недавно. С их помощью восполняются силы других зачарованных предметов. Именно за этим нильдхеймы перебили слуг в родовом доме Барки, чтобы дружно вылететь воронами навстречу гвардейцам и угостить тех еще какой-нибудь магией, а после, вернувшись, они расправились бы со служанками, загодя запертыми в чулане.

Но может ли заряд Истока передаться не предмету, а человеку? Если да, то мой единственный, призрачный шанс на спасение вот-вот ускользнет сквозь пальцы.