До края. Пролог

Эрик рванул руку. Кольт оказался в ладони. На мушке теперь темнела фигурка Декстера. Он убьёт его сейчас. Докажет себе, что он… что он слаб. Выбирает смерть, вместо искупления. Рука его обмякла. Он не может? «Спроси лучше, нужно ли?» – услышал голос Лизы он. «Нужно ли…»

Секундой ошеломлённый Декстер понял – он медлит. «Я жив! Я буду жить!» В страхе он схватил пистолет и выстрелил. Громкий хлопок разнёсся по полю. «Я умер?» – теряя равновесие, Эрик увидел небеса – серые, беспросветные. И где-то со стороны реки показалась высокая фигура. Она что-то кричала и ругалась.

– Брат!..

Глава IV

Стоящий при входе в церковь Деон видел это. Хотя он сам больше поверил бы, что он заснул второй раз. То, что сейчас произошло, было невероятно. Он поднёс руку с кольцом-глазом к лицу и произнёс: «Dęųs Eŗoŗ, ŗęliŋqm zę æx iŗ faŧųs’d õmaŧųŋ [Господин Ерор, оставь это на совесть судьбы]». Клинт Хартман стоял над телами рейнджеров и брезгливо смотрел на лужи крови, растекающиеся по траве. Он подошёл сначала к Далтону, вытащил у того из кобуры револьвер. Очень странно он взял пистолет – вверх ногами и пальцами за барабан – и, открыв его, перевернул. Все патроны с тихим звоном посыпались на землю. С такой же целью он переломил все ружья. Наблюдая этот необычный ритуал, начитанный Деон стал вспоминать – рыцари презирают огнестрельное оружие. Им запрещено его брать, пользоваться им и тем более убивать из него. И сейчас, перестраховываясь, Клинт разряжал всё, что могло стать причиной нарушения табу.

Рыцарь, накинув обратно свой плащ, поднялся по ступеням к ошарашенному монаху. Не замечая его состояния, смотря куда-то совсем в другую сторону, Клинт спросил:

– Здесь есть кони?

Деон боязливо посторонился рыцаря. Его вид, его лицо, рукоять его рапиры, выглядывающая из-под плаща – всё напоминало о жестокости этого человека. Монах был уверен, это – посланник Дьявола. Рыцари – в книгах то были благородные воины. Он даже восхищался их смелостью, их отвагой, но сейчас, вероятно, впервые усомнился в священных текстах.

– Ты меня слышишь, святоша, твою мать? – крикнул на него Клинт.

– Я? Д-да…

– Где лошадь? Мы едем сейчас.

– В-вы… – Деон собрал всю силу духа в кулак. – Вы убили всех этих людей. Если вы не боитесь закона, побойтесь Бога! Что вы натворили? Вы, видимо, убили не только невинного нага, – сколько ещё людей вы убили? Вы грешны!..

– Ты тупой что ли, святоша? – нахмурился Клинт. – Где лошадь?!

«И что я могу сделать? – думал Деон. – Что противопоставить грубой, глупой силе? Возможно, он просто однажды столкнулся с испытанием Бога и не справился. Его боль, – он заставляет других чувствовать её, чтобы не страдать самому. Не зря Ерор свёл меня с ним дважды! То вызов! Я должен исправить это, спасти его душу! Его грехи – их можно искупить, я знаю! Это воля Божья!»

– Лошади в стойле, господин Хартман, – неожиданно твёрдо сказал Деон.

– Правда что ли? – Клинт раздражённо сложил руки на груди. – Где стойло, умник?

Деон проводил его в стойло. Когда они вдвоём проходили мимо остальных, монах посмотрел на старика прощальным взглядом. «Я бы взял с собой все эти книги, но повозки у меня нет. Уеду я на неделю или больше, – рассуждал он. – Я скоро вернусь, Артур, Анна. Обещаю». Он аккуратно переступал трупы, стараясь не смотреть вниз и не думать, что там. Чувствовал себя он ужасно. Отдав в стойле коня Клинту на проверку, он помолился Ерору, и на сердце стало легче.

Рыцарь приказал монаху сесть на любую лошадь. Его тона нельзя было ослушаться, хоть Деон и не собирался. Он не решался даже попросить Хартмана позволить взять ему свои вещи. Тот сказал монаху только одно:

– Ты теперь мой пёс, хоть и без поводка. Мне нужна вещь твоего отца, и ты пока залог за неё. Помни – убью, если что не так.

Затем он пришпорил коня и поехал. Монаху ничего не оставалось, как последовать за ним. Так он неожиданно пустился в неизвестно насколько длительное путешествие. Он и раньше покидал посёлок, ездил в город и к сестре отца тоже. Он сказал рыцарю, в какую сторону ехать, но тот, поняв, где это, выбрал свой, короткий путь. Деону он совершенно не нравился, ибо проходил маршрут по голым полям, касаясь всего одного-двух поселений. «Может быть, он и привык так путешествовать, – положусь на него», – наивно решил Деон.

Разглядывая грандиозные пейзажи, монах не упускал возможности поглядеть на рыцаря. В седле он держался, как истинный эквит – прямо и уверенно. С собой, как успел заметить монах, он нёс только рапиру, дорожный мешок незначительных размеров и ту самую кукурузу. Одежда его выглядела поношено, и ещё при близком контакте был легко уловим запах немытого тела.

«Нортфорт славится своим рыцарским орденом, но я, так получилось, ни разу ни одного рыцаря не видел. Оно и не мудрено – посёлок наш чуть ли не самый крайний. И что такое было у моего отца, что теперь преследует этот Хартман?» Всё же, хоть он этого и не признавал пока, Деона больше волновала загадка не свитка императора, а загадка этого бродяги. Что сделало его таким? И неужели все рыцари такие – жестокие, хладнокровные? Есть ли у него хоть какие-то понятия? Исключая рыцарские, конечно.

Однако за всю дорогу Деон не решился, не нашёл причины заговорить с мрачным рыцарем. Они молча пересекали луга. На горизонте иногда вставали столбы дыма соседних деревень. Монах всё время ёжился от ветра, ударявшего им то в спину, то в лицо. За несколько часов он совсем окоченел, – не чувствовал не только седла, но теперь уже и времени. Впервые он воочию наблюдал, как солнце движется. Видел, как оно потихоньку покидало зенит и сближалось с земным краем. И к вечеру внезапно для монаха Клинт остановился у реки под шатром ивы.

– Мы ночуем здесь, – он спешился и сразу направился в кустарник.

Уставший от всего Деон стал согревать затёкшее тело: пара наклонов, повороты, покрутил руками. Желудок его издал голодный всхлип, и Деон решил пока удовлетворить его речной водой. В реке здесь резвились бледные мальки, поглубже – большеглазые рыбёшки. Что было привлекательного в них? Монах, смотря на рыб, на иву, на траву чувствовал нечто прекрасное во всём этом. Возможно, потому что это было творение Бога, не извращённое, не присвоенное человеком. Самое натуральное, что есть в этом мире. И во всём этом была жизнь, но была ли душа?

«Есть ли жизнь и душа неразрывно связанные вещи? – рассуждал Деон, лёжа возле костра. Клинт вернулся не только с ветками для костра, но и с холодной тушкой селяка, который сейчас нежился в огне. – Кто-то признаёт душу только в человеке, кто-то видит её во всём вокруг. Ерор даровал душу только нам или и диким тварям тоже? Мы убиваем, едим их, не думая об этом. И они тоже. Может, у них свои понятия, и они, как и мы, думают: “У этих двуногих нет души, а у нас есть”. Интересно. А что растения? Они растут, они плодятся, возможно, даже общаются, но не так, как остальные».

Монах так думал и не замечал, как шепчет собственные слова себе под нос. Клинт всё это слышал и, переворачивая селяка, решил сказать.

– Нет, ни растения, ни животные, ни мы души не имеем, – внезапно ответил он монаху.

– Что? – Деон удивлённо посмотрел на него.

– Душу выдумали люди, дабы придать себе свойство, отличающее их от остальных. Мы просто умнее, но не более. Мы так же стремимся выживать и продолжать род.

– Человек способен творить, – заметил монах.

– Всего лишь очередная стадия развития мозга. Идеала нам не достичь.

– А кто же его достиг? Видно, Бог…

– Как будто Бога не мы же придумали, – хмыкнул рыцарь.

– Не мы – наши предки узнали о нём. Их мудрость, их достоинство позволили им…

– Откуда ты знаешь? – поднял голову Клинт.

– Моё ремесло – книги. В книгах мудрость народов, история и истина.

– Ты веришь каждой книге? Каждой книге, которую писали разные люди? У каждого своя мудрость, своя история, своя истина. Истина важна только собственная.

– Но это же бред, – возмутился монах. – Если каждый будет жить по-своему, будет хаос!

– А разве хаос – не есть идеал? Как-то раз я встретил удивительного человека. Он единственный, кого я хоть немного уважаю, помимо себя. Он сказал мне, что мир родился из хаоса, что мир должен быть хаосом, что мир стремится к хаосу. Мне нравится ход его мыслей, хоть мне и не важна судьба мира.

– Человек?

– Да, – Клинт посмотрел на Деона, а монах на него. В его глазах Деон видел неподдельный восторг, когда рыцарь говорил о Человеке. – Не знаю, что прошёл этот человек, не знаю, что его сделало таким. Я встретил его одного в чистом поле. Он, оказывается, искал меня. Риверланд огромен, и всё же он нашёл. Я хотел убить его, но не смог. Он стоял, улыбался, как безумец, и говорил о хаосе. Я понял его не до конца, но ясно почувствовал истину в его словах. Я бы встретился ещё с ним. Я бы убил его, – Клинт замолчал.

Деон внимательно слушал рыцаря. Что он за человек такой? Загадка Хартмана была очаровательна. Но что может быть очаровательнее личности, что стала загадкой для загадки? Это новый уровень. Вряд ли Деон когда-нибудь встретит Человека, но для начала стоит узнать Клинта Хартмана.

– И, – спустя недолгую паузу подал голос монах, – почему он вас искал?

– Мне это неведомо.

– Вы сейчас ищите Его?

– Нет.

– А что же?

– Я, кажется, ясно выразился – мне нужен свиток, – отрезал рыцарь.

– Полагаю бесполезно спрашивать, что т…

– Да! – прервал его Клинт.

Разговор был окончен. Тихая трапеза селяком удовлетворила желудок Деона, и он практически сразу уснул. Он не привык спать на траве, но дорога так вымотала, что под стрекотание сверчков уснул он легко и быстро.

Ночь была темна и звёздна. Хартман сидел перед тлеющим костром и точил свою рапиру. Он не торопился спать, даже не хотел. Его уже долгое время мучили кошмары. Вспоминая их, он отвергал всякую мысль о сне. Мешки под его глазами опускались всё ниже, восприятие стало заторможенным. Он не хотел сейчас, не здесь, не в чистом поле. Тут опасно, а если он уснёт, то, как минимум, на десяток часов. Он бы убил себя, лишь бы не видеть сны, но для смерти было рано, считал он.

– Нет-нет-нет… – шептал он, заваливаясь набок.

***

– Смотри внимательно, Клинт, смотри внимательно, – повторял ему дедушка.

Они сидели в дальней комнате их низенького дома, – худой подросток и сгорбленный старик. Окна закрыты, – свет проникал внутрь сквозь щёлки в стене. Снаружи был кагал и хаос. Звуки эти очень пугали, когда подросток представлял их причины. Дедушка, наклонившись к Клинту и строго подняв палец, говорил:

– Сиди тихо. Я выйду и вернусь. Всё хорошо будет. Слышишь? Понял?

Клинт кивнул. Он был достаточно взрослым, чтобы понять, что происходит, но недостаточно взрослым, чтобы поверить. Глаза его чуть намокли, и он поминутно вытирал их грязным рукавом.

– Вот, надень.

Дед снял с головы меховую шапку со свисающими ушами и надел на рыжую голову парнишки. Размер был, конечно, не тот, и шапка упала Клинту на глаза. Старик выпрямился и пошёл к выходу. На каждый шаг его доски отзывались скрипом, усиливающемся с каждым разом. Последний скрип был дверной.

– Эй! Ųpfficęŗę! [Офицер!] – старик говорил на каком-то другом языке. К тому же из-за ветра, из-за всеобщего шума мальчик не мог расслышать всю его ломаную речь. – Ųpfficęŗę!

– Qųŧŧa zę vęŋęh võs? [Ты что за старик?] – спросил капитан с жёлтым погоном.

Зелёные мундиры сгрудились вокруг него, молча посмеиваясь над стариком. Тот со страхом поглядел на них, на их блестящие револьверы, на их заряженные карабины и вновь обратился к офицеру.

– Dęųs ųpfficęŗę, iŋ qsųŋ, iŋę ęŧfiłiųs… ŗæłizę haŋę! [Господин офицер, я прошу, мой внук… отпустите его!] – он умоляюще вскинул руки к капитану.

Тот обернулся к своим подчинённым. Прозвучала фраза на другом незнакомом языке. Следующими Клинт услышал выстрелы. Пули перебили старику колени, уронив бедолагу. Мальчик вздрогнул. Две пары тяжёлых сапог загремели по полу от двери. Клинт только и успел, что кинуться к зашторенному окну, как почувствовал взрослую руку на своём плече. Прозвучал голос, – слов он не мог разобрать, но тон был угрожающим и насмехающимся. Два солдата взяли мальчика за руки и выкинули на улицу, на холодный снег. Там же был старик. Захлёбывающийся в слезах, он повернул голову к внуку.

– Клинт! Ты должен бежать от них, Клинт!

– Qųŧŧa zę haŋ łųhųa? [Что он говорит?] – спросил капитан.

Один из солдат помотал головой, давая понять, что не знает. Капитан пожал плечами и сказал на неизвестном языке:

– Тогда неважно.

– Скорее, Клинт! – не утихал старик. – Не слушай их, никого не слушай, – беги!

– Hiłęi [Тихо], – офицер выхватил пистолет и спустил курок.

– А?.. – напуганный донельзя ребёнок не сразу понял, что произошло. Когда седовласая голова коснулась снега, он закричал.

Не заплакал – закричал. Его дедушка теперь лежал мёртвый, убитый ни за что. Но плакать перед лицом врага Клинт не мог. Он вскочил, но тут же сильная рука вдавила его лицом обратно в снег.

– А он нужен? – спросил солдат.

– Ну… – офицер задумчиво почесал свои роскошные усы. – Я правда не хочу убивать ребёнка. Неправильно это.

– Вставай, малёк! – солдат взял мальчика за шиворот и дёрнул вверх, ставя на ноги. – Пойдёшь с нами.

Клинт уставился в землю. Белый снег был кое-где окроплён кровью. Эта кровь текла и в его жилах. Сколько ему ждать, чтобы ещё и ему продырявили голову? «Я не буду ждать! Я сделаю это сам!»

Он звериным взглядом посмотрел в лицо офицеру, который уже и забыл о мальчике. Он развернулся и пошёл убивать дальше. Он жил этим, убивая людей. А эти солдаты вокруг него… Они такие же жестокие? Клинту не верилось. Однако жестокость они знают только с одной стороны. «Им неведома моя жестокость! Как и мне… Ну сейчас и узнаем!!!»

В ослабевшем солдатском захвате на его плече, Клинт дёрнулся. Его маленькие ручонки схватили пистолет из кобуры. Направляя револьвер двумя руками, он со всей силы нажал на спуск. Солдат не успел среагировать. С округлой раной в груди он свалился на землю, а мальчик уже стрелял во второго.

С ужасом уставившись на ствол, направленный на него, молодой солдат закрылся руками и проговорил со слезами в голосе:

– С-стой! Я не хотел этого! Я не собирался трогать тебя… старика!!! Это не я!

– Сдохни! – одновременно с выстрелом крикнул Клинт.

Он повернулся к ненавистному офицеру. «Умри-умри-умри!» Что-то толкнуло Клинта прямо в плечо, и ноги его подкосились.

– Я же не хотел тебя убивать, мелкий ублюдок, – офицер взводил курок для второго выстрела. Он был уже далеко, потому и промахнулся. Только теперь он целился спокойно и медленно.

Клинт, не чувствующий боли, яростно закричал и ударил по курку револьвера. Ещё раз и ещё! Он зажмурил глаза, готовясь принять свою смерть. Однако та не спешила. Раскрыв глаза, он увидел офицера с пустующей рукой. Из рваной раны на месте двух пальцев водопадом текла кровь, а сам он с раскрытым ртом уставился на ладонь, видимо, стараясь всё ещё нажать спусковой крючок.

Мальчик кинул пистолет в сторону и побежал. Перепрыгнул через извивающегося от боли солдата и кинулся прочь за ограду. Деревня оставалась позади, а он бежал по белой пустоте. Метель била в лицо ледяными колючками, а Клинт, сбивший дыхание, волочил ноги по снегу.

– Боль-но, боль… больно… – шептал он.

Из плеча тем временем хлестала кровь, обжигая замёрзшее тело. В голове у Клинта необъяснимо громко гудело так, что он даже не слышал собственных мыслей. Не знал куда идти. Уже и не мог идти. Ватные конечности не держали больше, и мальчик упал в глубокий снег.

– Боль-но…

Теперь ему было легче. Он мог отдохнуть от всего. Заснуть и посмотреть сны… в которых ещё, наверное, жив дедушка, – жива справедливость.

Когда последние мгновения сознания вот-вот покинули бы Клинта, он почувствовал лёгкую вибрацию. Кто-то подошёл. Конь. А сверху – было не видно – тень какого-то человека.

– Боль-но… – Клинт уснул, надеясь никогда не проснуться в этом мире.

Глава V

Когда он открыл глаза, увидел, что у постели сидит Ллойд. С каждым его приездом он всё больше изменялся в лице. Ещё менее в нём узнавался тот весёлый старший брат, что заменял Эрику отца большую часть времени. Он возмужал. Тело его стало крепче и шире. Лицо покрылось толстой щетиной – такой же золотистой, как волосы. Кожа огрубела, появилось множество мозолей на руках. Одежда пропахла порохом. Но его глаза, его зелёные глаза всё ещё улыбались. Иногда только по ним можно было узнать доброго, родного, всегда понимающего его брата.

– Привет, Эрик, – он добродушно потрепал его по голове. – Что снилось?

– Н-н… – Эрику внезапно трудно стало говорить. Вместе с сознанием к нему пришла боль, – левый бок ужасно ныл, будто его надели на раскалённый штырь. – Н-ничего.

– Ну ты молодец, скажу я тебе! Прошёл обряд посвящения! Держишься молодцом, – он улыбнулся пожелтевшими зубами. – За что воевал-то? За родину, надеюсь?

– Н-не совсем.

Память Эрика начала восстанавливаться. Элиза. Дуэль с Декстером. Потеря решимости. И боль сразу вернулась. Не та, что от раны. Хотя это тоже можно было назвать раной – душевным шрамом. И он рассказал всё брату. Мог рассказать только ему. У каждого человека должен быть собеседник. Неважно даже, поймёт он или нет. Главное, чтобы выслушал. Ллойд был лучше. Он выслушал, понял и ответил.

– Ясно. Мне жаль, что так получилось. Знаешь, могу тебе предложить кое-что. У всех нас бывают падения. Чтобы от них оправиться, нужно… сменить обстановку, попробовать что-нибудь новое.

– Что ты имеешь ввиду? – Эрик повернул голову набок и с интересом посмотрел на брата.

– Я бы предложил тебе одну вещь, пока я здесь. Иди в армию. Возраст у тебя подходящий. Там платят исправно, да и войн сейчас нету почти. Только на островах… Пообщаешься с разными людьми. Остепенишься.

– Ты серьёзно? – Эрик фыркнул. – Там же одни тупицы, которые ничего не умеют.

– Знаешь, я тоже так думал. Но оказывается – нет. Представь себе – там много людей, которые правда хорошо разбираются не только в искусстве убивать. Хотя неправильно. Извини. В армии не убивают. Армия страну защищает. Подумай о стране, подумай, что ты можешь для неё сделать!

– Я подумаю.

Эрик всегда прислушивался к брату. Ллойд был человеком опытным. Любой его совет шёл на пользу, если не в тот же момент, то в будущем. И Ллойд всё делал на благо семьи. Он был самым честным человеком, которого Эрик знал.

– Подумай. А я пойду, скажу матери, что ты очнулся, – Ллойд встал и собрался уже уйти.

– Слушай… – Эрик остановил его. – …Ты не знаешь, как там Декстер?

– Кто? – не понял Ллойд.

– Ну…

– Тот, кто тебя подстрелил!

– Надеюсь, ты не врезал ему? – немного волнуясь, спросил Эрик.

– Что? Ха-ха-ха! Нет! Гражданских не бью. Я их защищаю всё-таки, – ответил Ллойд.

– Так как он?

– Не знаю. Когда я прибежал к вам, он был напуган.

Эрик промолчал.

Он провёл недели две дома. Пуля прошла навылет, органы не задела. Мать постоянно вертелась возле него, ухаживала и стала очень нервной. Особенно это касалось Ллойда, которого она заставила выкинуть в реку его старый Кольт-Уолкер, дабы тот не валялся дома. Старший брат же на всё время лечения Эрика оставался с семьёй. Он отправил письмо в часть и продлил увольнение. Эрик был очень рад компании брата и не мог наговориться с ним о всяком. На пятнадцатый день Ллойд приволок домой дорогого пива. Вместе братья выпили по четыре бутылки пенного и отправились гулять в лес. Вернулись поздно ночью с убитым селяком наперевес. Селяк был зажарен и съеден в семейном кругу. Как раз за столом Эрик решил окончательно – он едет.

Через два дня Эрик собрался. Ему не надо было многого. Ллойд сказал, что знает часть, где его точно возьмут, и где всё тихо, как на дне моря. Мать с трудом сдерживала слёзы, ведь теперь оба сына покидали её. Чёрногривому тоже было грустно, правда он старался не подавать вида, – рыл землю копытом, фыркал и почти не брал еду.

Рано утром они с Ллойдом покинули деревню. Стоя на самом краю, они смотрели, как медленно встаёт солнце, освещая постепенно родные крыши, что не увидят они ещё долго. Эрик взглянул на свою любимую, самую высокую. Он увидел окно – то самое, у которого всегда рисовала Элиза. Только её сейчас не было там. «Лучше не забивать себе голову этим, – подумал Эрик. – Как раз, чтобы освободить мысли, я и уезжаю. Пора забыть».

***

Три года назад, когда северо-восточные окраины Кодиматриса накрыло непривычно толстым снежным покровом, Пекатум похолодел, но сердца его жителей были всё так же теплы. Эрика не пугали сильные морозы, – дома он жаждал свободы, а как только вырывался наружу, хотел ещё чего-то большего. Он не понимал это, но пытался всячески унять душевные порывы. Чистый сердцем и умом, невинный мальчик искал приключений в любой мелочи и находил вдохновение в любой мысли. На обочине дороги навален огромный сугроб, – разумеется, Эрик возомнит себя скалолазом, забравшись наверх, чтобы тут же рухнуть вниз, в снежную толщу. Изгородь покрылась зубастым слоем сосулек, – конечно, он представит их себе оружейным арсеналом и постарается поскорее проверить остроту меча на мимо проходящем сверстнике. Убегая изо всех сил от получившего по голове ледышкой Сэма, Эрик нёсся к полю, которое во все времена года могло утаить его от чужих глаз. После двух шагов, тело мальчика потонуло в снежной толще. Белое одеяло накрыло его с головой. Выпуская пар перед лицом, он замер, прислушиваясь к отдалённому хрусту снега. Он снова один, и это радостно. Конечно, юное сердце хотело бы чувствовать Её рядом, однако Элиза недолюбливала не только знойную жару, но и сильный холод, – она оставалась дома, чтобы долго-долго рисовать снегопад перед окном. Эрик знал: в такие моменты её лучше не тревожить. Именно поэтому в эти Морозы ему было суждено проводить большую часть времени с игривым уличным ветром. Но чем больше он чем-то упивался, тем более ему хотелось попробовать что-то новое. Дни вереницей шли из года в год, и каждый новый казался скучнее предыдущего, если был хоть немного похож.

Эрик помнил, как ещё раньше отец оставался на Морозы дома. Мальчику тогда не разрешали слоняться по улице одному. Он лежал у печи, что тужилась изо всех сил, источала жар, но даже так не могла прогреть весь дом. Место недалеко от заслонки было у Эрика любимым. И порой уставший отец тоже приходил туда и садился рядом. Тогда сынишка, такой счастливый от каждой секунды времяпрепровождения с отцом, просил купца что-нибудь рассказать. И тот рассказывал. Отец был хорошим рассказчиком, – его истории никогда не повторялись. Каждая новая была интереснее и познавательнее предыдущей. И на всю жизнь Эрик запомнил историю про далёкий северный континент.

Когда сын спросил его, где бы отец хотел побывать больше всего, тот сильно задумался, а потом сказал слово совсем не знакомое ребёнку. «Фригус». По словам отца, это далёкая земля, которая лежит на другой стороне Инсмутского океана. Он даже сказал, сколько морских миль плыть дотуда, но мальчик был ещё слишком мал, чтобы запоминать такие большие числа. Этот континент намного меньше, чем Риверланд, где располагаются Кодиматрис и Нортфорт, однако там тоже живут люди. Они не впутываются в войны, они не захватывают чужие земли. Они мирно существуют, развиваясь независимо от остальных. Климат Фригуса, ещё более суровый, чем в Нортфорте, закаляет тамошних людей. Они сильны и телом, и разумом. Наверняка, худший человек Фригуса не так зол и беспощаден, нежели вместе взятые плохие люди Риверланда.

Сто пятьдесят лет назад их корабли прибыли к северным границам Кодиматриса. Чужеземные люди не хотели воевать или наживаться на этих землях. Они даже не подозревали о существовании огромного Риверланда. Но удивительнее всего был тот факт, что они переплыли весь океан. Их флот выглядел куда лучше имперских кораблей того времени. Их технологии явно превосходили и до сих пор превосходят технологии в Риверланде. Только встретив кодиматрисцев, они начали пытаться понять их язык. Они смогли адаптировать под себя и улучшить существовавший тогда альтиор. Фригуские мореплаватели предложили местным свои товары: самоцветы, шкуры иноземных животных, а также зёрна неизвестного металла, который моряки называли «платинум». Не обошлось и без книг на непонятном языке, в которых кодиматрисцам оставалось только рассматривать картинки.

И вслушиваясь в истории отца, Эрик сам всё сильнее и сильнее желал когда-нибудь сесть на корабль и доплыть до далёкого Фригуса, встретить его добрых жителей и подняться на его высокие горы, чтобы увидеть весь океан от одного горизонта до другого. Он не мог дождаться, когда же он вырастет, чтобы пойти во флот. Однако он не мог догадываться, что через пару лет он уже и не будет помнить о своей мечте. Он отдалится от отца, станет больше времени проводить с братом, а ещё больше с Элизой. Но сейчас он был мал, как и всегда до этого. Воображая вокруг себя бескрайний Инсмутский океан, Эрик резко выпрыгнул из-под снежного покрывала, разбрасывая хлопья по сторонам. Блондин оглянулся к пшеничному полю и побежал вперёд, подальше от города. Чем быстрее он бежал, чем сильнее он уставал, тем больше он чувствовал: жизнь кипела в маленьком теле, словно лава в вулкане. Он сам не заметил, как покинул поле, – всё вокруг было белое-белое. И не успел он оглянуться, как вдруг нога зависла в воздухе, и, не найдя, куда наступить, мальчик покатился вниз по снежному склону. Как только